Эпикриз с переводом

Глава 26

На следующий день я узнала — нет у пантов никаких ценностей. Во всяком случае у Хирана. Он не просто ответил сыну категоричным отказом, так ещё послал ко мне Экса, который пол-утра промывал мне мозги. И вновь из уст эксанкара я услышала, какой его суреш замечательный, добрый и терпеливый. Который и в этот раз решил меня не наказывать.

Вечером пришел расстроенный Лакхан, несмотря на строгий запрет отца. Спрашивать у будущего суреша я ничего не стала. Достала из шкафа оставленную им вчера коробку лилы, и мы проиграли почти весь вечер. Нам даже ужин на двоих принесли в мою комнату.

Когда мы отужинали и сыграли ещё одну партию, Лакхан решил отправиться к себе. Его явно беспокоил разговор с отцом. И мне было искренне жаль мальчишку — он старался помочь. Добрый, отзывчивый мальчик… Надеюсь, из него не вырастет такой властный пант, как его отец.

На пороге, уже держась за ручку открытой двери, Лакхан сказал:

— Простите меня… И предложение насчет моего гарема остаётся в силе. Обещаю вам, Аллаита.

— Шанкар, шер Лакхан, — поблагодарила я с искренней улыбкой.

Ночью массун разбушевался не на шутку. Я всерьез беспокоилась, что порывы ветра и большие капли косого дождя разобьют стекла моего зарешетчатого окна. Сбежать через него я все равно не смогу, а вот в комнате осколки и такая непогода мне ни к чему… Интересно, по всей Пантерии гуляет такая непогода? В сурешиате черныша она тоже бушует?

С нашего расставания с Кишаном прошло четыре дня. Он, должно быть, уже отгулял на свадьбе брата и может ехать обратно, ко мне… А может и не ехать. Он вполне мог принять решение остаться там, в своем дворце. Ракшас! Неужели?

Нет, нет, нет! Он обещал вернуться. Кто, как ни он, сможет меня спасти из этого гаремного рабства? Только… Как он узнает, что я здесь?

Медальон! Кишан, наверно, уже попытался связаться со мной через него. А не получив ответа, что он подумал?

— Что бы подумала я? Что меня не хотят слышать. Видеть. Находиться рядом… В голову бы пришло это. Но никак не то, что произошло на самом деле.

Жалость к себе усугублялась. Потому как я не находила решения. Не видела выхода… Есть ещё Аэлита, которая тоже может меня искать. Но не раньше чем через несколько дней после того, как она не получит от меня еженедельного сообщения на телефон. Она может переместиться в Пантерию… Но ведь, где именно меня следует искать, Аэлита не знает. А я не знаю, насколько сильны ее ведьминские чары.

Однако я ей нужна. Не менее чем она мне сейчас. Ведьма-панта обязана будет что-то предпринять.

Мама… Вот кто будет жутко переживать, если я не выйду на связь… А я не выйду. Не отвечу на звонок, телефон, небось, уже разрядился… Мама… Я и так много боли и переживаний ей доставила. Сколько слез она пролила, сколько нервных клеток убила.

Воспоминания о прошлом сдавили грудь, руки заледенели, а на шею кто-то словно надавил — воздуха не хватает… Страшно. Холодно…

Так, ещё немного, и у меня начнется паническая атака.

Нельзя.

Нельзя поддаваться панике.

Надо просто подождать. Все равно больше ничего не остаётся.

Я подошла к окну. Долго наблюдала за тем, как дождь заливает парк дворца, превращая лужайку в самое настоящее болото. Наблюдение за этим немного успокаивало. Природа властвует. Ее не победить. Всегда найдется тот и то, что сильнее, могущественней. И понимаешь — ты всего лишь крупица в мире, причем в любом мире, которую подхватят потоки бурной воды и унесут далеко-далеко, так, играючи.

Спать не хотелось, но я все же отошла от окна и собралась прилечь на кровать. И тут за дверью послышались быстрые шаги, затем громкие голоса. В основном, женские. Что они там говорили, я не понимала, голоса перемешивались, превращаясь в один, звонкий и тревожный.

— Мне надо спросить разрешения у шера Хирана! — вдруг громко гаркнул Экс, и женские голоса тут же стихли.

— Но за это время он может задохнуться! — ответил юный голос, по которому я узнала Лакхана.

— А дворцовый лекарь где? — спросил Экс.

— Его нет во дворце, отпросился, — ответил женский голосок. — За ним послали, но сколько он будет добираться…

Повисла пауза. А я замерла на месте в ожидании. И вдруг будущий суреш злобно крикнул:

— Я приказываю тебе — открой дверь!

Тут же замок повернулся, дверь широко распахнулась, и в комнату вбежали сразу несколько пант. Самая первая держала на руках маленького мальчика, на вид трёх человеческих лет. За самками в помещение зашли Лакхан и Экс. Последний запер дверь на ключ, а сын суреша подошёл ко мне и просяще произнес:

— Помогите, Аллаита!

— Помогите!

— Беда!

— Спасите!

— Чаарити ради! — поочередно причитали испуганные самки. Я растерянно оглядела незваных гостей, которые продолжали причитать, превращая слова в хоровой галдеж.

— Так, без паники! — повысила я голос. — Что случилось?

— Все было хорошо, но вдруг Леван проснулся среди ночи и кашляет не переставая, — сказала панта с ребенком на руках, а я подошла ближе и присмотрелась к ребенку. Лицо красное, испуганное. Коснулась рукой его лба — температура нормальная. Но ребенок, действительно, словно задыхался. Кашлял без остановки. Звук его дыхания был похож на петушиный крик на вдохе и лай на выдохе.

Уже поставив диагноз, я выхватила ребенка из рук самки под изумлённый "ох" всех остальных. Панты попытались приблизиться ко мне, но я резво шагнула с мальчиком к кровати и крикнула Эксу:

— Открой ванную!

— Но…

— Открой, тебе говорят!

Эксанкар подбежал к двери ванной комнаты, открыл ее и зашёл. Я тоже зашла и, вслед за мной бросились возмущающиеся самки.

— Оставайтесь здесь, — сказала я им, закрывая дверь, а потом обратилась к Эксу: — Включи горячую воду.

Пант меня послушал и открутил вентиль горячей воды. Она хлынула в ванну потоком, одновременно наполняя помещение паром. Вот он нам как раз и нужен. Я подошла к краю ванны и присела.

Ребенок испуганно смотрел на меня, продолжая кашлять и старательно пытаясь вырваться из моих объятий. Понятное дело — он боялся меня и был сильно напуган тем, что с ним происходит. Я улыбнулась очаровательному малышу и, чтобы успокоить его, обняла, слегка раскачиваясь, наклоняя маленького панта к пару. А потом тихо запела:

— Стоит на кухне недопитый горячий шоколад,

А он уже себе сопит, мой маленький солдат.

Ему приснятся как всегда далекие миры,

Планеты, пальмы, города, воздушные шары.

Ночная фея прилетит как бабочка на свет,

И дверь тихонько отворит в мир сказок и конфет,

Возьмет с собой на карнавал таинственный султан,

И встать позволит за штурвал суровый капитан… — не знаю, почему я вспомнила именно эту песню, да и пела я ее на своем языке. Голос у меня так себе, но вот слух есть. Если верить моей учительнице по музыке в школе. Но мальчику нравилось, он уже не вырывался, слушал внимательно, при этом успокаиваясь, даже пытаясь улыбаться.

Кашель становился реже, а ручки мальчика уже вовсю обнимали меня за шею. Я закончила петь песню, и ребенок попросил:

— Ещё…

И я спела ещё одну песню.

Потом ещё одну.

Мне было жарко, платье липло к вспотевшему телу, над губой испарина, петь трудно от уже густого пара. Но я старалась… И вскоре ребенок задышал нормально, без посторонних звуков.

— Как вы это сделали? — подал голос Экс, который все это время находился вместе с нами в ванной. — Вы напели ему какое-то заклинание?

— Нет. Это просто песни из моего мира, — ответила я. — Ребенку надо было подышать паром и успокоиться. Это обычный круп, ничего страшного. У маленьких детей не совершенные органы дыхания.

Эксанкар непонимающе нахмурился, услышав непонятные ему слова. Но у меня не было ни сил, ни желания что-то ему пояснять. Я молча встала и направилась к выходу.

Как только я вошла в комнату, меня окружили панты. Они смотрели то на ребенка, то на меня с сомнением, но, не услышав кашля, радостно выдохнули и переглянулись, тихо перешептываясь.

Я отдала уже дремлющего ребенка одной из пант. И буквально через минуту все самки покинули мою комнату.

— Вы всё-таки волшебница, — с довольной улыбкой сказал Лакхан и вдруг обнял меня, прижимаясь к животу. — Шанкар!

Объяснять, что тут нет никакого волшебства, я не стала. Проводила Лакхана взглядом до двери и тяжело вздохнула. Экс, наблюдавший за нами, почему-то усмехнулся.

— Я не знаю, как вы это делаете, но обязательно узнаю, — заявил он.

— Что делаю?

— Располагаете к себе. Джите понравились, шер Лакхан от вас без ума. Про суреша я вообще молчу… — пант опять усмехнулся. — Но, запомните, я вижу вас насквозь.

Я фыркнула:

— И что ты видишь?

— Вы не волшебница, вы грязная ману и ведьма, — со злостью бросил он. Но меня этим совсем не обидел. Не может обидеть тот, кто вызывает жалость и кто сам по жизни обижен. Хотя в этом и не виноват.

— Тогда тебе стоит меня бояться, — с усмешкой сказала я. — Вдруг и тебя расположу.

Морду бесполого панта перекосило от ещё большей злобы. Но выплескивать ее Экс не стал. Отвернулся и шагнул к двери.

— Эксанкар, — по слогам позвала я, он обернулся. — Зря ты так. Ревность — плохой советчик.

Пант провел прожигающим взглядом по моему лицу, но, ничего не ответив, вышел, не забыв запереть меня на ключ.

А я дошла до кровати, легла на постель. Зарылась под одеяло и вскоре уснула.

Спала без сновидений, но беспокойно. Тревога накатывала, в груди стоял комок страха. "Безысходность, безысходность. Будущего нет, а прошлое сотрётся", — кричало подсознание.

Но сознание вмешивалось в подсознание и шептало ему в ответ: спи, не просыпайся… Проснувшись, лучше не будет… Вокруг золотая пантерианская клетка, в которой насильно заперли ведьму-медика.

Я вспомнила про Кишана, и воспоминания о нем затмили тревогу. Копна темных волосы, черные пронзительные глаза, нежные руки и трепетные губы… Мне было хорошо с ним… Было… А будет?

Будет что-то между нами ещё?

— Доброе утро, — влез в мои воспоминания посторонний мужской голос.

Я открыла глаза.

На моей постели сидел шер Хиран, по-хозяйский положив свою руку мне на бедро. Нитья волнительно заныла, будто бы напоминая моему телу, что его касается не тот пант. Нелюбимый. Противный. И я резко перевернулась, а потом села на постели, подтянув ноги к животу. Суреш усмехнулся, покрутил пальцами свои усы.

— Что вам нужно? — процедила я.

— Да не пугайся, — хохотнул Хиран. — За твоим телом я приду после Дерги. А сейчас пришел с благодарностью.

Он поднялся, чем открыл мне вид на стол, на котором стояло несколько коробок.

— Лучшие решми, — произнес шер, открыл одну коробку и продемонстрировал мне ткань бежевого цвета в черную полоску. — Лучшее золото, — продолжил Хиран, доставая из другой коробки ожерелье в виде клыков. — Лучшие фрукты, — добавил он, открывая третью коробку, в которой лежали эти самые фрукты. — Все для тебя. В благодарность за сына.

— Не за что, — произнесла я, качая головой. — Я не могла не помочь.

— Могла, — настойчиво ответил суреш. — Но помогла. За это и подарки.

Спорить и отказываться я не стала. Но и показывать радость от даров тоже. И этим, видимо, задела Хирана.

— Не нравится? — нахмурился он.

— Почему, красиво. Просто чуждо это для меня.

— Может, ты хочешь что-то из своего мира? — предложил он. — Только скажи, все будет.

Я покачала головой.

Суреш нахмурился еще больше.

— Не отказывайся, подумай, — предложил он, а потом громко позвал: — Экс! — бесполый пант тут же вошёл в комнату. — Помоги даасе Аллаите переодеться. Сегодня она завтракает с нами.

Хмурость резко перекочевала с лица Хирана на лицо Экса. Но возмущаться верный эксанкар не осмелился. Проводил своего суреша до двери, запер ее и вернулся ко мне.

— Собирайтесь, завтрак через десять минут, — попытался сказать он как можно равнодушней.

И я стала собираться. Умылась, как всегда под присмотром эксанкара, надела первую попавшуюся кападу, и мы покинули спальню.

За дверью дежурил багх, я пока не научилась различать пантов в кошачьем обличии, но мне почему-то показалось, что это не Бейран. Другой тигр, полоски на морде более узкие, что ли.

Мы зашагали по коридору второго этажа, спустились на первый и направлялись, судя по всему, в гостиный зал.

За большим столом сидели Хиран, Лакхан, маленький Леван, рядом с ним панта, принесшая его вчера на руках в мою комнату, и две совсем молодые панты, одной на вид лет восемь, другой — пять. Человеческих лет, разумеется. Я почему-то сразу подумала, что это дочки Хирана.

Жены суреша не было. Странно. Не стали звать? Или она сама не пришла?

— Аллаита, — заулыбался Лакхан. — Джохар!

— Джохар, — улыбнулась я старшему сыну суреша. Подошла ближе к столу, села напротив сыновей шера. Маленький Леван, разглядев меня, капризно потянул ручки. Я подмигнула, и тот заливисто засмеялся.

Завтрак уже был на столе. Жареные яйца, различные пирожки, фрукты. Все лежало на красивых позолоченных блюдах. Я положила себе то, что уже пробовала: яйцо и оранжевый фрукт. Налила из фарфорового чайника напиток, пахнущий мятой. Тарелки пантов тоже наполнились едой, и все приступили к завтраку. Младшего сына суреша панта кормила с рук, что меня удивило — ребенок уже вполне большой, мог бы кушать сам.

Где-то в середине трапезы двери гостиного зала громко распахнулись, и в помещение вошла Джита. За секунду преодолела расстояние от двери до стола. Увидев меня, она лишь дернула бровью.

— Джита, дорогая, ты вернулась раньше? — вполне искренне, но не без ехидства поинтересовался суреш.

— Мне сообщили, что Левану ночью было плохо, — ответила она, подошла к младшему сыну и взяла его на руки. Маленький пант обнял маму.

— Да, и шанкар надо сказать моей новой даасе. Она хороший лекарь, — сказал Хиран, кивая в мою сторону. Джита перевела взгляд с мужа на меня и едва заметно кивнула. Во взгляде — намек на благодарность.

— Шанкар, Аллаита, — сказала шера. Поцеловала Левана и вернула его панте. Видимо, она няня мальчика. Или как здесь говорят — нене.

Потом суренша села за стол, как и в прошлый раз напротив супруга.

Ели мы молча. Если не считать капризов Левана, он просил дать ему попробовать все, что есть на столе. Но он хотя бы разряжал обстановку, ведь между супругами словно искры летали. Я чувствовала напряжение, оно давило и угнетало. Все плохо в этой семье, Хирана и Джиту, судя по всему, связывают только дети.

Как только моя тарелка опустела, я попросилась обратно в комнату. Экс молча сопроводил меня до спальни.

Где-то через полчаса дверь комнаты начала открываться, и в спальне в гордом одиночестве появилась Джита.

— Шанкар тебе, Аллаита. Мне рассказали все, что было ночью, — начала она с улыбкой, подошла и легонько коснулась руками моих плеч, словно собираясь обнять. Но не стала. — Я так благодарна, я буду молиться Чаарити за тебя. Чтоб даровала тебе здоровье и счастье… Проси у меня все, что хочешь. Хочу отблагодарить тебя.

Я уставилась в лицо суренши, понимая — это мой шанс, возможно, единственный. В долгу панты оставаться не любят и не могут.

И я поспешила воспользоваться своим шансом:

— Вы знаете, чего я хочу.

Джита шагнула назад, задумчиво прошлась по комнате.

— Я догадываюсь, чего ты хочешь, — кивнула шера. — Но помогать сбегать тебе из дворца не стану. Гнев суреша мне ни к чему. У нас и так сейчас… — договаривать она не решилась, резко обернулась. — Проси что-нибудь другое: монеты, одежду, украшения. Могу купить тебе, что необходимо. Даже достать что-то из мира ману.

Я печально вздохнула. Да, я понимала, что она, скорее всего, откажет… не станет она из-за меня идти наперекор властному мужу…

Но… Что она говорила? Может купить или достать то, что мне необходимо?

Точно! Очень необходимо. Очень.

— Можете принести мне то, что осталось в ведьмином доме на горе Пахаад? — заискивающе спросила я.