Эпикриз с переводом

Глава 20

— Зачем к тебе приходил суреш? — поинтересовался черныш, заходя в комнату.

— За ягодами, малиной, что растет в саду, помнишь? — ответила я и огляделась в поиске предмета, который можно использовать в качестве вазы. Остановила выбор на прозрачном кувшине. Налила в него воды и поставила подаренный Кишаном букет. — А ты их видел?

— Да, я уже шел к тебе и тут увидел карету на дороге, приближавшуюся к ведьминому дому. Пришлось спрятаться и переждать… — черный кошак недоверчиво фыркнул. — Только за ягодой приходил? Странно как-то.

— Его сыну понравилось, — ответила я и, вспомнив, что Кишан не в курсе, рассказала ему историю про малину и пантов, владельцев лавки сладостей. А закончив, заботливо спросила: — Ты голоден? — чёрная морда кивнула. — Курицу с рисом будешь?

За эту неделю я приучила себя к готовке. Причем не только полуфабрикатов. Я умела готовить, мама меня научила, и для Кишана я делала это с удовольствием.

— Разогрей, — согласился пант, неуклюже почесал себя за ухом и смущённо попросил: — Выйдешь на минуту?

— Зачем?

— Я перекинусь обратно.

— А может… Можно я посмотрю? Никогда не видела.

— Не стоит, — качнул он головой. — Пожалуйста.

Я не стала настаивать и молча вышла за дверь.

Тогда я ещё просто не знала, что хоть этот процесс и быстрый, но довольно болезненный. Потом видела один раз, да, подглядывала, совсем немного, но достаточно, чтобы понять… Ощущая при этом такую ломоту в костях, как будто я сама только что перекинулась… Сколько бы раз ты в жизни этого не делал, всего минуту, но такую болезненную, и она все равно будет всегда казаться вечностью.

Дни сменялись днями. Я мысленно перечёркивали их в своей голове, как в календаре, оставляя после каждого на сердце зарубки. Ощущение счастья таяло. Ощущение неизбежности, наоборот, подогревалось. Но я была благодарна и времени, и Кишану за все, что было.

Время вообще коварная вещь: иногда его слишком мало, иногда слишком много, а иногда его хочется остановить. Чтобы запечатлеть навсегда то, желательно хорошее, что происходит здесь и сейчас. Но это невозможно. И тогда остаётся верить, что подобное просто повторится.

Вот так прошла ещё одна неделя. Прошла так же, как и предыдущая, но при этом она совсем другая. Страсть стала сильней, эмоции ярче… Поцелуи слаще, прикосновения ощутимей, удовольствие острее. Наверное, наша связь с Кишаном крепчает, эмоции и ощущения перекликаются и переплетаются. Мы — как одно целое. Которое разделить уже нельзя. Но!

Завтра день рождения брата Кишана. Он его так ждал, ведь после — многое изменится. Титул суреша наконец-то достанется Рейтану, и вся их семья может жить спокойно… Но не я.

Нет, я, честно, рада! Сурешиат попадет в хорошие руки, панты вдохнут и выдохнут с облегчением. Кишана перестанут искать, он сможет спокойно ходить по Пантерии, не боясь быть пойманным и убитым. Но он должен уехать. К родным. И я не знаю насколько. Он же может не вернуться…

Зачем ему самка ману?

А зачем мне самец пант?

Ведь я тоже должна вернуться в свой мир… К прежней жизни, к которой так стремилась.

Не стоило мне влюбляться. Не стоило отдаваться чернышу… Или всё-таки стоило? Стоит ли любовь того, что я испытываю сейчас? Ведь знала же, что будет больно. Знала, что будет тяжело… Но чтобы так, как будто от моего сердца отрезают кусок и зашивают все на живую, без анестезии. Жалею? Ракшас два! Никогда я об этом не пожалею. Независимо от того, что будет дальше.

Это ещё не последняя наша ночь. Впереди ещё как минимум одна. Но от этого не легче.

Разбудил нас медальон Кишана. Он ярко заискрился и громко завибрировал на столе. Я даже сперва решила, что это мой телефон. Кишан резко вскочил, взял медальон в руки и прижал его к груди, закрывая глаза. Замер в такое позе и пробыл в ней несколько минут. Я не мешала, ведь с каждой секундой улыбка на лице черныша становилась все шире.

— Алла, — открыв глаза, произнес Кишан. — Свершилось! Рейтан достиг необходимого возраста, и первое, что он сделал, — отменил приказ дяди. Меня больше не ищут. А дядя в темнице.

— Поздравляю, — улыбнулась я. Кишан залез на кровать и лег, положив голову мне на живот.

— Все теперь будет хорошо, — сказал он, поглаживая мои бедра.

Конечно, будет. По-другому и не должно… Но…

— А что будет с нами? — аккуратно спросила я.

— Завтра я уеду, — тихо ответил Кишан. — Так надо. Торжество, свадьба брата. Я должен присутствовать, должен произнести клятву верности, показав всем, что не против передачи титула брату… А потом я вернусь. К тебе.

У меня не было поводов не верить Кишану. Однако нехорошие мысли все равно посещали. Избавиться от них помогало одно — работа.

И сегодня она была. При строительстве дома пострадали несколько рабочих. И все они пришли ко мне. Трое пантов с разными травмами: у одного разбита голова, у другого сломана рука, у третьего резаная рана голени. Травмы, по сути, несерьезные, но с ними я провозилась почти полдня.

Вторую половину дня я принимала роды. Слава Чаарити, роженица и плод без патологий. Панта разродилась быстро, явив Пантерии нового мальчика, которому я дала имя Степан.

Вечером я решила устроить прощальный ужин. Пока Кишан прогуливался по округе, я накрыла стол. Приготовила жаркое из свинины, овощной салат и закуску из помидоров с сыром. Даже достала бутылку сухого красного вина из своих запасов. Аэлита советовала не пить с горя. Значит, будем отмечать день рождения Рейтана.

Надела кападу. Жёлтую, подаренную мне семьёй Ешана на рождение их дочери. Накрасилась: нарисовала стрелки, удлинилась ресницы и слегка подкрасила губы. И села ждать своего панта.

Он успел прийти за полчаса до захода солнца. Перекинулся в прихожей, оделся в оставленную там одежду и зашёл в комнату. Увидев меня и накрытый стол, Кишан довольно заулыбался.

— Как приятно, — произнес он. — Как приятно, когда тебя так встречает любимая самка.

Он… Оговорился? Любимая?

Сказал, не подумав? Или всерьез?

Что это было, ракшас побери?!

Но я не показала своего смятения. Сделала вид, что Кишан сказал что-то обыденное. Обыденное и приятное.

Он сел за стол. Я положила ему еды в тарелку, откупорила бутылку вина, разлила напиток по бокалам.

— Дерга, — напомнил Кишан, кивая на вино.

— Это сухое вино, — ответила я, присаживаясь обратно. Пант непонимающе на меня посмотрел. — Как абхай, но в нем нет сахара. Даже на вкус — кислое. Попробуй.

Кишан взял бокал и немного пригубил. По выражению его лица было непонятно: понравилось или нет? Однако пант продолжал попивать вино.

— Пьянит сильно, — заметил он, налив себе второй бокал. — Необычно, но приятно на вкус.

— Это ты ещё полусладкое вино не пробовал. Или шампанское. Это тоже вино, игристое. С шипучими пузырьками. У нас его традиционно пьют на Новый год и свадьбы.

— Обязательно попробую. Попроси Аэлиту, пусть передаст в следующий раз. Как пост закончится, — я кивнула. — А когда вы отмечаете Новый год?

— Зимой.

— Это когда с небес вместо дождя сыплются белые хлопья?

— Это называется снег. Замершая вода. Зимой очень холодно, — ответила я и добавила: — Не люблю зиму.

Я отвела взгляд и посмотрела на календарь. В моем мире сейчас ещё лето. Но вряд ли оно теплее пантерианский осени.

— С тобой это случилось зимой? — неожиданно прозвучал вопрос.

Я не ответила. Да и не нужно было. Чувствительный Кишан и так все понял.

Пант с аппетитом съел все, что я ему положила в тарелку. Жаркого даже добавки попросил. Мы выпили всю бутылку вина. Сидели друг напротив друга, слегка захмелевшие и расслабленные.

— Иди ко мне, — позвал вдруг черныш, отодвигаясь от стола и похлопав себя по коленям. И я пошла. Села на его колени, прижимаясь к широкой груди.

Ракшас! Если бы не вино, я бы сейчас разревелась. И, возможно, стало бы легче.

— Ты очень красивая, — прошептал Кишан. — Тебе идёт наша одежда. Не она тебя, а ты ее украшаешь.

Я улыбнулась и потянулась к губам панта за поцелуем. На призыв ответили. Кишан долго терзал мои губы, и я в долгу не осталась, с напором, капризно и дразняще целовала, словно пытаясь забрать всю его энергию. И наполнить ею себя. Забрать себе частичку.

Сексом мы занимались долго. Буквально мучили друг друга, нарочно оттягивая пиковый момент удовольствия. Хотелось продлить ощущения, насладиться друг другом сполна. Наесться досыта, чтобы потом долго не чувствовать голод. Мое тело привыкло к Кишану: к губам, ласкам, прикосновения. Привыкло, когда он во мне. И не хочет отвыкать.

Ночью я проснулась. Аккуратно убрала с себя горячую руку Кишана и поднялась с кровати. Накинув на плечи халат, я подошла к окну. Долго стояла и смотрела на небо. Луна была так близко, казалось, я могу до нее дотянуться. В Пантерии всегда так: звёзды и другие небесные светила крупней и ярче. Я зажмурилась, подставляя лицо под холодный лунный свет. В комнате тихо. Настолько, что я слышу биение моего тревожного сердца.

Как бесцельно я трачу эту нашу последнюю ночь!

Последнюю?

Ракшас! Как я не люблю это слово. В нем столько безысходности…

— Ты чего не спишь? — тихо спросил Кишан. Я обернулась. Пант лежал спиной на кровати, слегка приподнявшись на локтях.

— Не могу.

— Почему?

— Грущу, — ответила я честно. Кишан отбросил край одеяла, под которым он лежал совершенно голым, поднялся и подошёл ко мне. И чем ближе он подходил, тем взволнованней мне становилось. От его тела шла волна, захлестывая мои эмоции, выпуская желания. Но и тоска начинала давить сильней.

— Я вернусь к тебе, — он обнял меня сзади за плечи. — Постараюсь уложиться в неделю. До Вамасбати добираться два дня, считай четыре дня в пути. И я должен побыть с братом какое-то время.

— Я понимаю.

— Алла, — Кишан прижал меня сильней. — Я люблю тебя, — мое сердце совершило кульбит, потом тройной тулуп и замерло в невесомом состоянии. Любит? Любит! И я люблю! — Ни к кому и никогда я не испытывал ничего подобного. Я целиком и полностью принадлежу тебе.

От его слов закружилась голова. Бабочки порхали во всем теле… А ещё мне захотелось плакать. То ли от радости, то ли от горя. Вот почему все так? Я должна быть счастлива сейчас, после его признания. А меня переполняет боль и эгоистичная обида. Да, я не хочу, чтобы он уезжал. Боясь, что он не вернётся.

Что ж, вот такая я мнительная. Пессимистка. Да, искренне надеюсь на лучшее, но заранее готовлюсь к худшему.

— Уходи на рассвете, — прошептала я. — Я хочу проснуться, и чтобы тебя уже рядом не было.

— Но… — он дернулся, напрягся.

— Пожалуйста, — жалобно попросила я, поворачиваясь к Кишану и уставившись в его глаза. — Мне так будет легче.

Он не стал спорить. Отошёл от меня, достала из шкафа свою сумку и молча собрал в нее все свои вещи. Нет, не все — на столе лежал его медальон. И Кишан взяв его в руки, шагнул ко мне:

— Вот, возьми.

— Зачем?

— Теперь он твой. Если вдруг что-то случится, ты сможешь связаться с моим братом. А когда я доберусь до дворца, то и со мной, — Кишан разжал мою ладонь и положил в нее медальон. — Достаточно зажать его в руках, искренне попросить и прижать руки к груди. Тебя услышат и ответят.

— Шанкар, — поблагодарила я с улыбкой.

— А теперь — спать. Я хочу уснуть в твоих объятиях, — тихо сказал черныш, зарываясь лицом в мои волосы. Потом он взял меня на руки и уложил в постель. Обнял так крепко-крепко, властно и требовательно прижимаясь. И прошептал, прежде чем мы заснули:

— Я люблю тебя…

Проснулась я одна. Кишан исполнил мою просьбу — ушел рано. И так пусто без него стало… Нет! Это я, я себя так настраиваю! Все хорошо. Хорошо.

Небо затянуло серыми облаками. Собирался дождь. И, судя по всему, продолжительный. Я нехотя встала, умылась, переоделась. Впихнула в себя остатки вчерашнего салата, запивая его кофе… Который очень хотелось заменить на вино. У меня ещё есть оно. Целых три бутылки.

Выпив кофе, я вышла на улицу. Села на крыльцо и курила. Много. Выкурила за раз три сигареты. Голову повело, а потом стало чуть легче. Я вернулась в дом. На автопилоте подготовила кабинет к приему пациентов. И села ждать.

Через час в дверь наконец постучали. Я шагнула к выходу, повернула замок. На пороге стояло двое пантов. Ранбиров. Один из которых был тем суеверным, кто исследовал не так давно ведьмин дом в поисках Кишана.

— Джохар, Аллаита, — поздоровался он.

— Джохар, — кивнула я.

— Вам письмо из дворца, — мне всучили красный конверт с большой печатью.

— Из дворца? — удивилась я, вертя в руках конверт.

— И что в письме?

Находясь в Пантерии, я научилась понимать и говорить на иномирном языке. Но вот читать на пантерианском — нет.

Ранбиры переглянулись. И все тот же мне ответил:

— Суреш шер Хиран приглашает вас завтра на виджай в свой дворец.

Здесь я удивилась ещё больше. Присмотрелась к конверту, точнее к печати. Она представляла собой витиеватый круг, с растительным орнаментом, в центре которого изображен профиль, точно такой же, как и на монетах. Профиль Хирана.

— Увы, но я не смогу принять приглашение суреша, — как можно вежливей ответила я, возвращая конверт.

— Как? — растерянно возмутился ранбир. Видимо, сурешам в Пантерии редко кто отказывает.

— Вот так, я не могу надолго покидать дом, — пожала я плечами. — Передайте шер Хирану большой шанкар и мои извинения, — я спиной зашла в дом и захлопнула дверь.

Кишан только уехал, и тут такое. Нет, я правильно сделала, отказавшись. Правильно. Не хочу. Да и не стоит. Но сердце вдруг забилось в груди, как от ожидания чего-то нехорошего.

Ракшас! Вот она — тревога. Это ужасное чувство. Гнетущее, нарастающее. Это за Кишана или из-за приглашения?

Так, закрыть глаза, расслабиться, успокоиться. Ранбиры ушли, но легче совсем не стало. Очень захотелось спрятаться.

Сделать вид, что меня здесь больше нет…