Эпикриз с переводом

Глава 11

Появлению блудного тендуа я была рада. Честно, искренне, даже безумно. Рада, что Кишан жив и что пришел ко мне. Увидев эти жёлтые глаза, я захотела броситься к чернышу и обнять его. Прижаться и погладить кошака по бархатной холке… А потом как следует отругать. И за то, что давно не появлялся, и за то, что влез в такие неприятности.

Открыв входную дверь, я вежливо пригласила гостя. Черныш неуклюже поднялся по ступенькам и первым зашёл в дом. Я тут же закрыла дверь на замок и потянулась к выключателю, чтобы включить в прихожей свет.

— Я рада, что ты пришел, — произнесла я. Обернулась, одновременно снимая с лица маску, а с головы ткань, и при этом излучая довольную улыбку… Но вдруг резко нахмурилась.

Первым, что я заметила, была большая холщовая сумка, висевшая на груди Кишана. Сумка сдавливала толстую шею, отчего пант стоял, немного наклонившись вперед от тяжести такой ноши.

Вторым я заметила изменения на некогда красивой кошачьей морде: глаза измученные, потухшие, усы не такие длинные и пушистые, на носу и подбородке местами подпалины…

Неужели эту черную мордаху пытали огнем?!

— Помоги мне, — вдруг жалобно попросил черныш, плюхаясь на пятую точку.

— Конечно, чем?

— Для начала, сними сумку.

Я сразу же потянулась руками и принялась снимать тяжесть с шеи панта…

И тут заметила третье.

Между передними и задними лапами Кишана на полу образовалась небольшая красная лужица. Которая стекала вместе с водой с мокрого тела кошака. Кровь… Я подняла взгляд чуть выше и обнаружила причину — рана на правом боку Кишана. Она начиналась от ребер и шла вниз, в пах.

— Ракшас! — рявкнула я, пристраивая снятую сумку в углу. — Кто это тебя?

Пант не ответил. Точнее, вместо ответа он вдруг протяжно простонал. Я мысленно простонала вместе с ним, а затем быстро собралась и спросила:

— Дойти да кабинета сможешь?

Кишан попробовал подняться. Встал. Медленно пошел, периодически постанывая и сшибая все немногочисленные углы на своем пути. Я распахнула кабинет, пант прошел и уселся на пол рядом с кушеткой.

— Как ты вообще до меня добрался? — поинтересовалась я, разматывая с тела кападу. Она была мокрая насквозь, липла к коже и разматывалась с трудом.

— Не знаю, — хрипло ответил тендуа. — Я бегом. Добрался и ждал тебя.

— Долго?

— Не знаю…

— Очень больно?

— Сильно больно стало только сейчас. И слабость… Хочется спать.

— Ты, видимо, много крови потерял. Потерпи, Кишан…

Я бросила взгляд на кушетку и мысленно чертыхнулась. Нет, на нее кошака не положишь. Даже боком.

— Жди, я сейчас! — бросила я и вприпрыжку заспешила в комнату. Сняла с себя наконец кападу, швырнула ее на стул. Накинула на плечи хирургическую рубашку и, достав из шкафа одеяло, поспешила обратно.

Одеяло я расстелила на полу, с полки взяла одноразовую простыню, покрыла ею одеяло. Кишан, догадавшись, что все это я делала для него, лег на застреленный пол на левый бок.

Присев на колени перед большим и мохнатым телом, я принялась изучать рану. Ровная, продольная, довольно длинная. Однозначно полученная не от когтей. Скорее всего, от какого-то холодного оружия с довольно толстым лезвием. Я прислушалась, пытаясь распознать пневмоторакс, но характерного свиста не услышала. Рана неглубокая, поверхностная. Порезана только мышечная ткань. Это хорошо, точнее, не самое страшное. Однако рана продолжала сочиться. Н-да, крови много.

— Голова кружится, — сообщил мне Кишан. Я тут же поднялась и шагнула к полкам с препаратами. Нашла новокаин и физраствор. С другой полки достала антисептик, шприцы, капельницу с катетером и хирургическую иглу с ниткой из кенгута.

— Я тебя сейчас обколю обезболивающим, чтобы промыть и зашить рану, — предупредила я. Вряд ли пант понял несколько слов из моего предложения, но, что я имела в виду под словами "промыть и зашить", догадался точно. А также услышал мою просьбу: — Потерпи и не дёргайся, — на которую хрипло ответил:

— Хорошо, постараюсь.

Процедуру обкалывания новокаином кошак выдержал стойко. Не дернулся. Лишь изящный хвост тендуа извивался по полу… Хотя ему было больно. Очень. Я видела, как он едва сдерживается, чувствовала напряжение и даже боль. Мне было так по-настоящему больно вместе с чернышом. И я старалась закончить болезненную процедуру как можно быстрей.

Потом, тщательно промыв рану, установила капельницу на штатив. Кишан лежал, не двигаясь, при этом наблюдая за мной с лёгкими непониманием в глазах.

— Крови ты много потерял. Надо восполнить, — объяснила я. Пант ничего не ответил. Соглашаясь, моргнул в ожидании моих дальнейших действий.

И вот тут я немного расстерялась. Ставить катетер людям я умела. А кошкам, пусть и таким большим, нет. Как я найду вену под покрытой шерстью кожей? А перекинуться в привычное для меня тело Кишан не мог. Солнца нет. И когда появится, не ясно.

— Я ж не ветеринар… — тихо пробубнила я, но черный кошак меня услышал.

— Кто? — не понял он.

— В нашем мире так называют тех, кто лечит животных.

— Животных, — обиженно фыркнул Кишан. — Я для тебя животное?

— Ну… Прости… — стушевалась я. — На вид ты сейчас животное… И я боюсь сделать что-то не так…

— Ты справишься, Алла. Справишься…

Придется… Придется справляться. Пробовать, учиться.

Я велела чернышу вытянуть переднюю лапу, положить ее максимально удобно, чтобы потом не шевелить. Исследовала мохнатую конечность. И тут гениальная догадка пришла ко мне — побрить. Не думаю что кошак будет против. Да и шерсть отрастает быстро.

Сбегала до ванны, нашла новый станок и, прибежав обратно, принялась спешно брить кошачью лапу. Да, неаккуратно, оставляя проплешины. Эта бритва не рассчитана на такую густую волосатость.

За мной удивлённо наблюдали два жёлтых глаза, но из пасти кошки не вырвалось ни единого звука.

Сбрив ненужное, я попыталась попасть иглой в вену. Однако дважды промахнулась. Чертыхалась, злилась. И на себя, и на этот проклятый дождь, из-за которого я вынуждена лечить панта в кошачьем теле.

Кишан лежал смирно, бросая на меня уже слегка рассеянный взгляд мутных глаз. Он не спорил, не боялся. Доверял и покорно слушался. И от такого доверия хладнокровное спокойствие возвращалось.

Оно всегда срабатывало вовремя. Как будто в теле переключался тумблер. Раз — и все. Без лишних эмоций, голова соображает, а руки делают.

И катетер уже стоит. По прозрачному проводку капельницы стекает жидкость. Попадая в тело, постепенно восстанавливает необходимый баланс… Ведь заражение и воспаление вылечить можно, рану зашить, но… чаще всего живые существа умирают от другого — от потери крови.

А я не имею право позволить Кишану этого сделать! Так легко не отделается. Будет жить. Обязательно расскажет мне, где, а главное, с кем его носило все это время.

Я принялась зашивать рану. Скрупулёзно, аккуратно, старательно оставляя на теле черной кошки ровные швы. Кишан лежал практически неподвижно.

— Ты где был все это время? — спросила я, заодно проверив, в сознании ли мой кошачий пациент.

— Я уезжал из сурешиата, — отзвался Кишан.

— Знаешь, а я тебя ждала, — призналась я.

— Ну вот, я и пришел.

— За помощью…

— Мне больше некуда было идти, — ответил он, начиная медленно растягивать гласные.

— Почему?

— Я тебе потом все объясню… Потом, — черныш плавно проваливался в сон. И я, наложив последний шов, оставила свои вопросы.

Глубоко вздохнув, я поднялась с пола. Села на кушетку и вытянула затекшие ноги. И только сейчас заметила, что одета… Точнее сказать, я совсем не одета. На мне короткая, как топик, майка, поверх распахнутая рубашка, а на нижней части тела лишь трусы. Даже перчатки надеть я не удосужилась. Руки и вся моя немногочисленная одежда испачканы в иномирной крови. Я слезла с кушетки и подошла к раковине, чтобы вымыть руки. Невольно подняла лицо и посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на меня смотрело довольное и даже румяное лицо…

Стоп! А что это? По позвоночнику скатилась капля холодного пота… Ракшас! Что это? На правой щеке. С тревогой я посмотрела внимательней и провела рукой… Фух, всего лишь кровавый след. Наверное, я коснулась лица, когда зашивала Кишана.

Тут же перевела взгляд на пациента. Он, прикрыв глаза, уже посапывал. Прислушалась. Дыхание ровное, спокойное.

Я опять с облегчением выдохнула.

Справилась.

Пусть спит.

Ничего, панты сильные, выносливые. Заживление должно быть быстрым. Хорошо бы, чтобы дождь прекратился. Ну хотя бы на час. Пусть выглянет солнце и придаст чернышу сил.

Наложив на зашитую рану септическую повязку, я шагнула к двери и покинула кабинет.

Чувствовала я себя очень уставшей. Не столько физически, сколько эмоционально. Всегда трудно и страшно лечить тех, к кому ты неравнодушен… Так! Я неравнодушна к Кишану? С чего бы это? Как он успел стать мне так быстро небезразличным?

"Об этом я подумаю завтра", — вспомнилось мне, и я решительно зашагала в сторону ванной. Там стянула испорченную одежду. Ее теперь только на помойку. Вряд ли отстирается.

Но долго печалиться об этой утрате не стала. Что эта одежда? Лишь ткань, защищающая тело. И все. В конце концов любой вещи приходит свой срок годности.

Распустив волосы, я залезла под прохладный душ. Стараясь смыть с его помощью этот трудный день. Вода всегда успокаивает, расслабляет. Лишние мысли я прогнала из головы и просто наслаждалась тихим шумом стекающей из душа воды.

Из ванны выходила с абсолютным понимание того, что сон мне сейчас просто необходим. Накинула халат и, завязывая на ходу поясом узел на талии, приблизилась к кабинету. Но вдруг остановилась в прихожей, заметив на полу у входной двери лужу крови. Надо убрать. Да и в кабинете прибраться не помешает.

Кишан спал, фыркая во сне и дергая задними лапами. Я подошла к уже пустой капельнице, вытащила из кошачьей лапы катетер и отодвинула штатив в угол. Наклонилась над спящим и, не удержавшись, погладила черныша по голове. Пант поводил в воздухе остатками своих усов…

Вот изверги! Те, кто пытался подпалить черныша… Неужели это мой вчерашний пациент с братьями? Драка дракой, но тут ножевое ранение и ожоги на морде. Бесчестно это, как сказал Ешан… Ну ничего, главное, чтобы тендуа поправился.

Гладкая шерсть кошака не отпускала, я погладила Кишана ещё раз. Потом выпрямилась и тихо, стараясь издавать как можно меньше шума, прибралась в помещении.

Кровь у входной двери тоже убрала и, посетив ещё раз ванную, направилась в свою комнату.

Бездумно, скорее на автомате, я подошла к окну и выглянула на улицу. Дождь шел глухой стеной, я с трудом могла рассмотреть очертания деревьев и кустов, которые росли у дома, ливень превращал их в одно большое зелёное пятно. Стекло окна отразило мое лицо. Оно сливалось с тем месивом, что я видела сквозь дождь… И мне стало так страшно… Увиденное напомнило мне моё лицо… То, обезображенное, страшное, когда я увидела его таким в первый раз… Мне тогда было плевать на переломанные кости. Я знала — они срастутся, заживут. А вот лицо… Да, я никогда не считала себя красавицей. Однако, побыв какое-то время уродиной, я поняла, как же ошибалась…

Я резко отвернулась от окна, прогоняя жуткие воспоминания. Мой взгляд метнулся по комнате и замер на телефоне, лежащем на столе поверх бумаги со списком. Точно! Надо отправить Аэлите сообщение. Возможно она сможет прислать мне что-то из списка уже завтра. Обычно Аэлита не задерживает с передачами.

Пальцы слушались плохо, но я напечатала необходимый текст и нажала кнопку "отправить". Отчет о доставке пришел тут же. И я, положив телефон на стол, залезла под одеяло, не снимая халата. Вальяжно устроилась на подушках, закрывая уставшие глаза.

Спать хотелось ужасно. Но сон, подлец, так и не шел. Я все ворочалась, то раскрывалась, то накрывалась одеялом. Считала бедных овец, прислушивалась к монотонному шуму дождя… Но никак. Организм упорно отказывал в дозе мелатонина…

И вдруг я так четко и громко услышала протяжный стон, а затем грохот за стенкой. Тут же подорвалась и поспешила в соседнюю комнату.

Открыв дверь, я увидела как Кишан лежит на том же месте, но нервно дёргается, вытягивая лапы. А еще протяжно поскуливает во сне. Рядом валяется этажерка со всем содержимым, которую черныш, видимо, и уронил. Я прошла, подняла уроненное, отодвинула этажерку ближе к окну и, вернувшись к панту, склонилась над черной мордой.

Ракшас! От черного мохнатого тела просто пышет жаром! Мне даже не надо было касаться кожаного носа кошака, чтобы понять — у панта поднялась температура, а его тело бьёт сильный озноб.

А я дура! Надо было сразу уколоть бедолаге антибиотик. Вот как я могла забыть?

Недолго думая, с верхней полки достала упаковку шприца, на нижней, порывшись, нашла ампулу с антибиотиком широкого спектра действия и, практически не глядя, на ощупь, наполнила шприц препаратом. Вернулась к продолжающему поскуливать Кишану.

Ну? И вот куда вводить? В бедро? Было дело, я пару раз ставила уколы собаке брата… И как раз антибиотик. Надо вспомнить… под холку! Да! Там быстрее всасывание.

Оттянув довольно толстую шкуру панта, я быстрым движением проколола иглой холку и начала вводить препарат. Но тут Кишан неожиданно приподнял морду. Широко раскрыл пасть, простонал и… Подняв переднюю лапу, резко замахнулся в мою сторону. Я хоть и успела среагировать и отстраниться, но острые коготки черныша все равно задели бедро. Оставляя на коже четыре ровные полосы, которые сразу же засаднили… Ракшас! Как больно!

Антибиотик я все таки ввела. С трудом вытащила из шкуры иглу. Выбросив все в мусор, я впервые за свое время пребывания в Пантерии начала оказывать первую помощь самой себе. И искренне посочувствовала всем моим пациентам с похожими царапинами. Мои хоть не такие глубокие.

Но вот состояние Кишана меня беспокоило гораздо больше. Его продолжал бить озноб, глаза под веками бешено вращались, пасть открыта, дышит часто и постанывает. И я, не решаясь оставить сейчас черныша одного, сходила в свою комнату за подушкой с одеялом и устроилась на кушетке. Спать, если получится, сегодня буду здесь.

Через какое-то время озноб Кишана стих, но на смену ему пант начал бредить, повторяя одни и те же слова с мольбой в голосе:

— Рейтан… Потерпи… Не покидай дворец, ни в коем случае… Там смерть. Смерть… Рейтан…