Я открыл глаза — и сразу понял: не могу двигаться.
Впервые такое со мной после использования силы.
Потолок… вроде мой. Те же доски, те же узоры в древесине. Всё то же самое. Звуков нет. Нет, не так: я не оглох — я слышал, но вокруг стояла глухая, непривычная тишина.
По прикосновениям я чувствовал тело полностью. Всё было в порядке. Даже сумел провести быструю диагностику через Эхо. Значит, Эхо есть. Значит, я всё ещё в мире, где оно существует. Уже хорошо.
По ощущениям в теле тоже ничего не изменилось. Почти.
Кроме одного.
Ранг. Я стал третьим.
Но это невозможно. Вся та сила, что я пропускал через себя, не могла поднять меня так быстро. Что же произошло?
Я чувствовал внутри ещё одну странность — дополнительный, чужой источник. Тьма. Мой прежний сосуд Эхо не был таким. Теперь он казался грязнее, тяжелее. И ещё… что-то изменилось в самом строении Эхо. Но глубже залезть я не решился. Боялся, что снова потеряю сознание.
Это было неправильно. Почему я не мог даже работать со своим источником? Почему он вдруг стал таким сложным? Почему я не мог использовать собственную силу, чтобы изучить и понять своё состояние?
И ещё одно. Если я в том же мире, где и был — почему рядом никого нет? Никто не караулит у постели? Неужели меня бросили? Глупость. Я же господин. Или всё-таки кто-то есть?
Попробовал повернуться — но куда там. Тело меня не слушалось, хотя каждую его клетку я ощущал ясно.
То, что Милена использовала в бою с монстром, было её родовое Эхо.
До этого, на тренировках, всё выглядело иначе. Там она пользовалась обычной магией — огнём, вплетённым в воздух. Смесь вышла сильная: пламя разгорается ярче, когда его подхватывает ветер, а воздух, наоборот, становится резче, когда в нём вспыхивает огонь. Хорошее сочетание, понятное и предсказуемое. Но это было лишь плетение стихии.
А сейчас — другое. Родовое Эхо. Настоящее. То, чего я раньше в ней видел только в источнике.
И именно оно помогло ей пробить монстра.
И тут я понял главное: мне нельзя больше оставаться в неведении. Я обязан знать все возможности тех, кто рядом со мной. Милены, Ольги, Златы — каждой. Любой их сюрприз может оказаться фатальным. Родовое Эхо — слишком серьёзная сила, чтобы она всплывала внезапно, в бою.
Я начал разбирать её плетение мысленно. На монстре это сработало так: часть энергии она смогла усвоить, а то, что не поддалось, уходило в мутацию. Поэтому в её силе и появилась эта странная отметина. Значит, у неё действительно шестой ранг магии. Сила усваивается — и она становится её. Не усваивается — превращает сосуд, искажает тело. Вот откуда эта мутация.
И если родовое Эхо действует не только на чудищ, но и на людей?.. Тогда всё куда опаснее. На мне оно могло бы сработать так, что я просто не пережил бы.
Эта мысль заставила меня сжать зубы…
Хех, ничего не вышло… Мышцы челюсти тоже еще не пришли в чувство…
Значит, правда: если бы Милена хоть раз использовала своё родовое Эхо на мне — я бы уже сдох.
Сама суть её дара страшна. По сути — это поглощение чужого Эхо. Вытягивание сил, что принадлежат другому. И при этом она их не разрушала, а забирала в себя, переплетала с собственным сосудом.
Может ли она делать это постоянно? Насколько быстро иссякнет? И как сама после этого чувствует себя? Вот что действительно важно.
И ещё одно.
Почему никто до сих пор не заметил, что я очнулся?
Да где все.
Я пить хочу.
На дворе ведь вроде бы день. По крайней мере, глазам кажется светло. Или это вовсе не солнце, а просто чёртов светильник?
Ладно, продолжаем думать. Делать все равно больше нечего.
И надеяться, что всё-таки весь мой род не перебили подчистую, а я не остался здесь один. Может, меня просто решили не добивать. Я, наверное, и правда выглядел как труп. Хотя… меня же не ранили. Значит, и не должен был выглядеть так уж безнадёжно. Возможно, решили, что я в коме и не приду в себя без ухода. Логично, в общем.
Сколько мой организм сможет протянуть? Три дня? Пять? Десять без еды и воды? Хотя нет… тело, усиленное Эхо, способно вырабатывать ресурсы из самой магии. В таком режиме я, может, и двадцать дней выдержу. А может, и полгода. Или даже год. Но проверять это на практике совершенно не хочется. И главное — что со мной будет через эти полгода? Смогу ли я вообще восстановиться?
Хорошо. Продолжаем думать дальше.
Нападение. Шесть сотен элитных наёмников. И это действительно элита. Судя по словам Максима Романовича, среди них были даже маги десятого ранга. А это безумно дорого.
Для сравнения: если взять весь мой род за время правления барона, он бы вряд ли смог наскрести разве что на одного такого мага — и то, чтобы нанять его на пару часов боя. Не больше. Потому что, как я понимаю, десятый ранг обойдётся в пятьдесят, а то и шестьдесят тысяч за один выход. Это колоссальная сумма.
Но вот вопрос. Как вообще получилось так, что мы сумели отбиться? Да ещё и с минимальными потерями?
Я понимал: у Максима теперь двенадцатый ранг. Но как он его получил?
Когда я смотрел на его Эхо раньше — ему было ещё далеко до перехода. После того дня, когда в меня попали, я заметил, что в его структуре действительно что-то изменилось. Но не настолько, чтобы сразу эволюционировать в двенадцатый. Там появились новые плетения, более строгие, более сложные, чем прежде, но я не верил, что они так быстро выведут его на новый уровень.
А теперь — факт. Максим двенадцатый.
Хорошо. Дальше. Убийца номер один. Его ранг я тоже видел — одиннадцатый. Но модификаций в нём столько, что казалось, у него вообще не осталось собственного Эхо. Целиком чужой, искусственно собранный сосуд. И всё же — сильный боец.
Кирилл Евгеньевич… вот тут всё сложнее. Когда он сбросил щиты и остался почти без сил, я впервые увидел его настоящий запас. Огромный. Внутри него явно была какая-то модификация, способная включаться в нужный момент. Но даже с этим — как он выдержал бой? Да, сорок человек погибло… Больно признавать. Но сорок тел — это не ответ на вопрос, как можно было сдержать шесть сотен элитных, среди которых десяток магов десятого ранга.
И в этот момент я вдруг почувствовал: пальцы.
Правой руки.
Я могу ими шевелить. Значит, не всё потеряно.
Но вместе с этим пришло и другое осознание: мой источник Эхо изменился. Он уже не тот, что был до комы. Сосуд другой, структура другая. Чужая, незнакомая, словно с примесью тьмы.
И тут во мне пронеслась мысль:
А вдруг я и правда умер?
А вдруг это уже не мой прежний мир?
В голове отозвались слова Якова, его голос — ровный, усталый:
— Давайте договоримся, молодой господин. Не убивайте себя. Каждый раз вытаскивать вас мне слишком дорого обходится.
Если он сумел перетащить меня сюда однажды — почему не мог сделать то же самое ещё раз? Может быть, это уже новый мир Эхо. А я… опять умер.
Если вспомнить моё же предположение о параллельных мирах… то всё складывается логично. Где-то сейчас может существовать ещё один Аристарх Николаевич. Или, может быть, вовсе не Аристарх — но барон, такой же, каким я был когда-то.
Тогда усталость Якова и его слова становятся понятнее. Возможно, он снова переродил меня.
Теперь ясно и другое: почему тьма показалась знакомой. В прошлый раз в моей голове были только мои собственные образы. А теперь во мне живёт память сразу трёх существ.
Первая — моя собственная.
Вторая — того барона, чьё место я занял в этом мире.
Третья — Морока, которого я поглотил через кристалл, вместе с его накопленной памятью и обрывками души.
Выходит, пока шёл переход между мирами, все эти воспоминания наслаивались друг на друга, смешивались, перекручивались. Поэтому в голове и царил хаос.
Но тогда возникает новый вопрос.
Почему я не чувствую свежих воспоминаний? Почему во мне не появилось ещё одно сознание?
Значит ли это, что я всё-таки остался в своём мире?
Или же три прежних памяти — моя, барона и Морока — просто поглотили, сожрали и убили ту личность, в чьё тело я попал?
И тогда становится понятно, почему до сих пор никто не зашёл и не проверил меня.
Может быть, здесь этот «барон» уже давно считается овощем, пустой оболочкой, почти трупом.
А может, он вообще не барон. Простолюдин.
Именно поэтому никто и не приходит. Никто не следит. Для них я уже не существую.
Меня по-настоящему обнадёжило: двигаться снова можно. Сначала пальцы, потом — вся кисть. Значит, не всё потеряно.
Я сосредоточился, попробовал направить в руку и силу, и магию одновременно. Пусть пути переплетутся — вдруг так восстановление пойдёт быстрее. И правда: через несколько секунд локоть послушался, сустав мягко дёрнулся, а затем рука чуть согнулась. Трудно, будто каждое движение стоило целого боя, но результат был.
Постепенно контроль возвращался. Ладно, руки ожили. Теперь — дальше. Челюсть, язык, горло. Нужно хотя бы звук выдавить. Хоть один. Если кто-то рядом — услышит.
Я поднял руку, ждал реакции… тишина. Никто не подошёл. Никто не заметил.
Значит, действительно — рядом никого нет.
Пара минут — и я уже ощущал язык. Он ворочался тяжело, словно чужой, но хотя бы двигался. Следующим шагом стала челюсть. Я знал, какие именно мышцы отвечают за речь: жевательные, подъязычные, щёчные, те тонкие пучки, что тянут уголки рта и помогают выталкивать воздух сквозь связки. Всё это я начал напитывать Эхо, словно вручную подгонял каждую клетку к жизни.
Оказалось мучительно сложно. Во рту десятки мелких мышц и нервов, и заставить их работать синхронно — почти невозможная задача. Я понимал: руки ещё можно сдвинуть усилием, они завязаны на спину, крупные нервы, привычное управление. Но язык и гортань — куда сложнее. Чтобы подарить себе голос, мне нужно было буквально залить мышцы энергией, протолкнуть её в каждую связку, в каждое волокно.
И я вдруг поймал себя на мысли: возможно, сейчас ими двигает не столько анатомия, сколько моё Эхо. Оно берёт на себя роль нервов, заменяет их.
Значит, шанс есть. Если я сумею напитать горло, язык, гортанные мышцы — я смогу выдавить звук. Слово. Крик. Что угодно.
И я осознал: могу говорить.
Внутри всё сработало по тому самому шаблону, которого я ждал ещё при первом пробуждении. В этом мире. Или в том…
Я прохрипел. Хотел выдавить хоть что-то — «помогите», «я жив», любое слово. Но вместо этого из горла вырвался лишь набор хрипящих, сиплых, шипящих звуков. Значит, не до конца проработал мышцы. Одно дело знать анатомию, и совсем другое — суметь ею правильно пользоваться.
И вдруг совсем рядом прорезался голос:
— Он очнулся!
Женский. Значит, кто-то всё это время сидел рядом, но задремал и не заметил, как я шевелил руками.
Звук долетел до меня глухо, словно сквозь толщу воды. Уши ещё не слушались, нервы и перепонки едва справлялись со своей задачей. Но одно я уловил точно: это был голос женщины. И он казался до боли знакомым.
По-моему… это была Ольга.
А может — я просто хочу верить, что это Ольга.