Заметка автора
Эта глава имеет пометку 18+. Здесь встречаются эротические и откровенные сцены.
Важно понимать: всё происходящее в этой главе не отражает прямых чувств между персонажами. Участники сцены не испытывают романтической привязанности друг к другу — они действуют ради главного героя.
Сюжетное значение этой главы минимально. Основной акцент сделан на эмоциях и ощущениях героев в конкретной ситуации.
Если подобный контент вам не интересен, главу можно пропустить. В следующей главе начало будет содержать краткий пересказ этих событий (2–6 абзацев) без 18+, и сюжет продолжится без потери смысла.
Конец заметки
Он обмяк, веки сомкнулись, дыхание стало глубоким и ровным. Я осталась рядом, смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Лицо казалось таким спокойным, будто он просто уснул после долгого дня. И всё же сердце сжималось: вдруг это не сон? Вдруг он больше не откроет глаза?
Я сжала его руку крепче, словно боялась отпустить, и только тогда заметила, как силы покидают и меня саму. Голова закружилась, тело налилось свинцом. Хотела ещё хоть минуту, ещё хоть мгновение смотреть на него, удерживать рядом… но веки сами сомкнулись, и я провалилась во тьму.
…
Проснулась я уже в тишине. Комната утонула в мягком полумраке, лишь дыхание рядом напоминало — он жив.
Я ещё какое-то время лежала, глядя, как он спит. Его дыхание было ровным, спокойным, и это успокаивало сильнее любых слов. Я и сама не заметила, как глаза начали закрываться. Силы будто покинули меня, тело обмякло, и я провалилась в сон.
Очнулась в полудрёме. Воздух в комнате был тяжёлым, но рядом всё так же дышал он. Живой. От этого внутри разлилось тепло, и всё же оставаться здесь я больше не могла.
Тихо, стараясь не разбудить его, я поднялась и босыми ступнями прошла к двери. Мир плыл, движения были словно во сне. Я не думала ни о чём, только о том, что хочу смыть с себя эту усталость.
Дверь в душевую закрылась за мной, и лишь тогда я позволила себе глубоко выдохнуть.
Я заметила, что на мне легкий пеньюар розового цвета. Точно Ольга одевала. Сбросила его — и только тогда поняла: под ним ничего. Ольга… точно она. Скорее всего это она следила, чтобы служанки обмывали меня все эти дни. Вроде и соперница, а всё же… как подруга.
Кожа ощущалась чистой, свежей, только лёгкая испарина напоминала о последних часах. Я повернула кран, и только тогда в комнате зашумела вода, ударяясь о кафель. Капли брызнули на ладони — тёплые, живые. Я шагнула под поток, закрыла глаза, позволила струям стекать по лицу, по груди, смывать усталость.
Мысли снова возвращались к нему. К тому, что он лежит там, в соседней комнате, едва дышит. К тому, как он снова оказался рядом, снова спас. От этих мыслей внутри поднималось странное тепло — смесь благодарности, страха и чего-то другого, чего я боялась назвать.
Я провела рукой по животу, по бёдрам, задержалась на талии. Вода текла вниз, и казалось, будто не капли, а его ладони. Сердце пропустило удар, дыхание сбилось. Я опёрлась рукой о стену и позволила себе чуть задержаться в этом ощущении.
Я взяла флакон геля и выдавила немного в ладонь. Пена лёгким облачком легла на кожу, скользнула по животу и груди. Хоть за мной и ухаживали все эти дни, но собственный запах чистоты и свежести был нужен мне самой. Я хотела лечь к нему не просто так — я хотела, чтобы, когда он проснётся, первым делом почувствовал меня. Мою кожу. Моё тепло.
Провела ладонями по талии, по бёдрам, скользнула вниз. Мягкая пена обволакивала каждый изгиб, стекала по внутренней стороне ног, и я медленно вела пальцами, словно прорисовывала линии тела заново. Чуть задержала ладонь на изгибе ягодицы, затем — на второй, тщательно омывая каждую.
Вода смывала следы пены, открывая свежесть кожи. Я провела по ней ещё раз, уже без спешки, наслаждаясь тем, как гладко и упруго тело откликалось на прикосновения. И чем дольше я намыливала себя, тем сильнее внутри поднималось чувство ожидания: скоро я вернусь в спальню. К нему.
Дверь тихо приоткрылась, и в душевую шагнула Ольга. Волосы растрёпанные, глаза ещё сонные, но голос спокойный:
— Ты как себя чувствуешь? — голос Ольги прозвучал мягко, почти заботливо. — Ничего не болит?
Я обернулась, вода стекала по плечам.
— Всё в порядке. Он… он вытащил меня. Сама не знаю как. Я уже почти потеряла силы, а потом просто очнулась рядом с ним. Сама понимаю не больше тебя. Вот только пришла в себя — решила смыть всё.
Ольга кивнула, скрестив руки на груди. Взгляд у неё был внимательный, чуть прищуренный.
— Для Ария моешься?
Я хмыкнула, опуская взгляд.
— А для кого же ещё? Не хочу, чтобы он почувствовал рядом грязь и пот. Хочу лечь к нему чистой.
Она усмехнулась уголком губ.
— Тогда я тоже. — Она потянулась к завязкам шелковой ночной рубашки. — Всё равно уже проснулась. Ты не против, если присоединюсь?
— Не против, — сказала я и снова повернулась к воде. — Места хватит.
Ольга шагнула под душ, прикрыла глаза, позволила струям смывать остатки сна. На её лице мелькнула тень улыбки.
— На кресле затекла так, что, наверное, ещё час и меня пришлось бы откачивать. Лучше уж рядом с вами.
Я улыбнулась и пожала плечами.
— Ну, место в кровати есть.
— Вот и отлично, — ответила она и взяла флакон с гелем для душа. — Поможешь мне спинку намылить?
Я на миг замерла, потом взяла гель и выдавила немного на ладонь.
— Давай.
Она повернулась, и я провела руками по её спине, натирая ее мылом. Движения были обычными, но напряжение уже появлялось — в воздухе, в тишине между фразами.
— Знаешь, — вдруг сказала Ольга, — я в последнее время очень часто думаю о нём именно в душе.
Я застыла.
— Ты тоже? — сорвалось у меня прежде, чем успела подумать. — Один раз… да.
Ольга чуть повернула голову, взглянула на меня через плечо. В её глазах блеснула ирония, но в голосе слышалась искренность:
— Ты не против, если я сброшу напряжение прямо сейчас? Оно копится, и… невыносимо.
Я глубоко вздохнула, омывая руки струями воды.
— Нет, не против. Я бы тоже сама… сбросила напряжение.
Ольга усмехнулась и, наклонив голову, встряхнула волосы.
— Вот именно. Ты-то пять дней валялась без сознания с ним, а я одна бегала, на нервах, с вами обоими. Хоть мы и соперницы, и обе его невесты… но подругой ты мне всё равно стала. — Она взглянула на меня мягче. — Я за тебя переживала, знаешь?
Меня кольнуло неожиданное тепло. Я отвела глаза, чувствуя, как щеки начинают наливаться жаром.
— Спасибо.
Она шагнула ближе, так что струи душа упали и на её плечи, и на мои.
— Слушай, а давай сделаем ему подарок? — голос у неё стал тише, почти заговорщицкий. — Если он проснётся, мы будем обе готовы. Как тогда, в замке у Императора… Поможем друг другу. Я тебя помою, а ты потом меня. Так вроде бы не так стыдно.
Я усмехнулась.
— Ну… так действительно проще. Когда сама себя трогаешь — словно что-то запретное. А если подруга помогает… почти что безобидно.
Ольга улыбнулась в ответ и подняла руку, выдавив каплю геля.
— Тогда позволь начать.
Она подошла ближе, положила ладони мне на плечи и мягко провела вниз, вдоль рук, а затем вернулась к шее. Пальцы скользнули по ключицам, задержались там на миг, и только потом опустились ниже, к груди. Я вздрогнула — не от её прикосновений, а от того, что это происходило по-настоящему.
— Расслабься, — прошептала она, — мы же просто моемся.
Её ладони легли на мои груди, тёплые, мыльные. Она проводила кругами, массируя их так, будто и вправду пыталась смыть всё до чистоты. Но движения становились всё медленнее, ощутимее. Я почувствовала, как соски напряглись под её пальцами, и прикусила губу.
— Видишь? — Ольга тихо усмехнулась. — Так вроде бы не стыдно.
Я не удержалась и прикрыла глаза, позволяя ей продолжать.
Я почувствовала, как её ладони становятся смелее, и неожиданно поняла: Ольга права. Не то чтобы мне нравились её прикосновения сами по себе, но в них я могла вообразить его руки. Представить, что это он скользит по моей коже, что это он доводит меня до дрожи. Когда трогаешь себя сама — воображение работает хуже, а тут… всё иначе.
Я глубоко вдохнула, набрала гель в ладони и шагнула ближе.
— Хорошо… Тогда теперь моя очередь.
Ольга чуть приподняла подбородок и усмехнулась, позволяя мне коснуться её. Я провела ладонями по её плечам, медленно обводя изгибы ключиц, потом спустилась ниже, к груди. Кожа была гладкой, скользкой от мыла и воды. Я мягко сжала её грудь, стараясь не задерживаться, но пальцы сами чуть соскользнули на соски.
Она едва заметно вздрогнула, но не отстранилась. Наоборот — придвинулась ближе, так что наши тела соприкоснулись.
— Не останавливайся? — прошептала она.
Её ладони в этот момент начали скользить ниже, к животу, а затем и дальше. Я замерла, сердце забилось чаще. Ольга уже не просто мыла — она будто прижималась ко мне всем телом, то ли случайно, то ли намеренно.
Струи воды текли по нам обеим, запах геля смешивался с теплом кожи, и я вдруг ощутила — напряжение растёт. Всё это мы делаем не ради себя. Ради него. Чтобы, когда он проснётся, мы были горячими, готовыми… и он видел, что мы обе принадлежим ему.
— Слушай… — Ольга замялась, будто не решалась сказать, но всё-таки выдохнула. — Ты ведь… целовалась с ним?
Я удивлённо покачала головой:
— Нет. Даже этого не было.
Она чуть усмехнулась, но тоже смутилась:
— Значит, я не одна. Я тоже — нет.
Мы обе замолчали. Только шум воды заполнял паузу. Я уже хотела перевести тему, но Ольга вдруг тихо добавила:
— Знаешь, я читала где-то… девчонки учатся целоваться на помидорах. Или на яблоках. — Она улыбнулась неловко. — Но мне кажется, лучше пробовать не на овощах. А… друг на друге.
Я почувствовала, как заливаюсь краской:
— Ты что… это же…
— Да знаю, — перебила она поспешно. — Но мы же подруги. А вдруг он проснётся, и мы обе окажемся… неумелыми? Неловко же будет.
Я прикусила губу, сама не веря, что отвечаю:
— Ну… может быть, ты права.
Мы переглянулись — и обе засмеялись, слишком нервно, слишком громко.
— Попробуем? — спросила она шёпотом.
Я глубоко вдохнула.
— Давай… только это останется между нами.
Мы придвинулись ближе, и я первой дрожащей рукой коснулась её плеча. Горячо. Мыло стекало вниз по коже, и пальцы будто прилипли.
Наши губы встретились осторожно — словно случайно. Касание короткое, невинное. Но сердце тут же ухнуло вниз.
Я закрыла глаза — и на миг забыла, кто передо мной. В голове вспыхнул образ: это он. Его дыхание, его ладонь на талии, его губы. От этой мысли жар вспыхнул сильнее, и я потянулась ещё раз, уже смелее.
Ольга вздрогнула, но не отстранилась. Её пальцы легли мне на талию, скользнули чуть ниже. Она тоже закрыла глаза, будто убегала в ту же иллюзию. Наверное, и ей казалось, что это он, а не я.
Поцелуй стал глубже. Я уже не стеснялась открыть губы, позволить языку коснуться её. Мы обе задыхались от этого жара и сами же пытались спрятать смущение в этой близости.
Руки сами нашли путь: я прижала её к себе, обхватила за спину, чувствуя упругую влажную кожу. Она ответила тем же, прижимая сильнее, позволяя телам соприкоснуться полностью.
Мы обе дрожали — не от холода, а от того, что внутри клокотало. Я слышала, как её дыхание сбивается, как с губ срываются тихие стоны, и понимала: это не для меня, это для него. Но в этом и была правда момента — мы обе делали это ради него.
Её ладони уже блуждали ниже талии, мои — сильнее сжимали её талию, и через поцелуй мы делились одним и тем же жаром, одной и той же иллюзией.
Поцелуи становились всё горячее. Я ловила её дыхание, её вкус, и не могла остановиться. Сердце билось в висках, и внизу всё горело сильнее с каждым касанием.
Её ладонь скользнула по моему животу, задержалась на бёдрах — и я вздрогнула, когда пальцы осторожно коснулись лепестков. Горячо, влажно… слишком откровенно, но я не оттолкнула её. Наоборот, прижалась ближе, будто сама просила продолжать.
Я ответила тем же. Мои пальцы нашли её изгибы, скользнули вниз, нащупывая ту самую жемчужину, о которой мы обе боялись даже подумать вслух. Когда я коснулась её — лёгко, почти невинно, — она застонала мне в губы. Звук этот пронзил меня, и я поняла: мы обе уже потеряли контроль.
Мы стояли лицом к лицу, прижимаясь телами. Её грудь тёрлась о мою, соски напряглись и дрожали от каждого движения. Она дышала тяжело, срываясь на стон, а я сама тонула в этих ощущениях.
Каждый наш поцелуй становился глубже, каждый вздох — горячее. Её пальцы уже уверенно ласкали мои лепестки, скользили по влажной коже, иногда дразнили бусинку так, что я выгибалась всем телом. В ответ я делала то же самое, чувствуя, как её цветок раскрывается под моими движениями, как влага скользит по моим пальцам.
Мы обе знали — это не между нами. Это ради него. Чтобы лечь рядом горячими, пульсирующими, готовыми. Чтобы, когда он проснётся, отдать ему всё это без остатка.
Ольга первая решилась — отстранилась от моих губ, скользнула по щеке и шее, оставляя влажные поцелуи, и опустилась ниже. Я затаила дыхание, когда её губы коснулись груди, а язык дразняще провёл по соску. Тело выгнулось само собой, руки вцепились ей в плечи.
В душевой оказалось сиденье — каменное, широкое, удобное. Мы опустились на него вдвоём, тесно прижимаясь. Я села сбоку, она устроилась напротив, и теперь её ладони свободно скользили по моим бёдрам. Я чувствовала, как пальцы идут всё ниже, как задерживаются на самом краю, и сердце билось так сильно, что казалось — оно вырвется наружу.
В ответ я тоже решилась. Провела ладонью вдоль её живота, коснулась влажной кожи ниже пупка и, дрожа, нырнула пальцами туда, где её тело уже горячо отзывалось на каждое движение. Она вздрогнула и прикусила губу, но не остановила. Наоборот, пальцы её вошли в меня в тот же миг.
Это было слишком… но я не могла оторваться. Наши руки двигались синхронно, то медленно и дразняще, то глубже, быстрее. Губы снова встретились, слились в поцелуе, глуша стоны. Влага текла всё сильнее, пальцы легко скользили, заполняли, дарили то напряжение, от которого кружилась голова.
В какой-то миг я почувствовала странное: будто внутри меня дрогнули струны Эхо. Тепло, лёгкий толчок — и вдруг связь. Та самая, что я ощущала, когда я была той ночью с ним. Я замерла, осознавая: выходит, Яков был прав. Это работает не только с ним. Мы обе — невесты, и в момент, когда полностью открываемся, Эхо откликается.
Я не успела ничего сказать — Ольга, видно, тоже ощутила. Её движения стали резче, смелее, дыхание сбилось, губы скользнули ниже. Она целовала меня по животу, по внутренней стороне бедра, и в следующий миг горячее дыхание коснулось там, где я уже горела вся.
— Ольга… — сорвалось с губ, но голос дрожал не от протеста, а от накатившего жара.
— Не останавливайся, — сама прошептала я, вцепившись пальцами в её волосы.
Я выгнулась, когда её язык коснулся лепестков, раздвигая их, дразня жемчужину. Каждое движение отзывалось искрами по всему телу. Я застонала громче, чем хотела, прижимая её голову ближе, а она только усмехнулась, будто ждала этого.
Вспышки накатывали волнами. Я уже не знала — то ли я сама двигаюсь навстречу её губам, то ли это Эхо толкает нас сильнее. Между нами тянулась связь, оголённая до предела. И я понимала: да, это не любовь. Это не страсть к ней самой. Это желание быть ближе к нему — через всё, даже через это.
Я чуть отстранилась, глядя в её глаза, и вдруг поняла — так нечестно. Всё время я только принимаю. А она… она ведь тоже вся горит.
Я мягко подтянула Ольгу к себе, уложила её на пол рядом с душевой скамьёй. Сама легла на спину, закинула ногу на её бедро и шепнула:
— Давай… вместе.
Она сначала удивлённо вскинула брови, потом усмехнулась и, скользнув ко мне, прильнула губами. Мы целовались, наши пальцы сами находили дорогу к влажным лепесткам друг друга. В каждом движении было смущение, но и что-то большее — азарт, желание подарить не только себе, но и ей.
— Ты хочешь… так? — прошептала Ольга, когда поняла мой замысел.
Я только кивнула, и мы поменялись. Я легла на скамью, потянула её выше, и вот уже её бедра оказались над моим лицом, а мои — над её губами. Поза сблизила нас сильнее любого поцелуя.
Первое прикосновение — и мы обе едва не вскрикнули. Язык находил жемчужину, пальцы раздвигали лепестки, дыхание сбивалось. Каждое движение откликалось вдвое сильнее, потому что я чувствовала её жар — и знала, что в этот миг она чувствует мой.
Язык нашёл её жемчужину в тот же миг, когда её губы накрыли мою. Мы двигались в одном ритме, словно отражения друг друга, и чем дальше, тем сильнее накатывала волна. Лепестки дрожали, бёдра сами прижимались ближе, дыхание становилось резким и рваным.
Я чувствовала, как её тело напряглось надо мной, и поняла: она близко. А вместе с ней — и я. Одновременно.
— Ещё… не останавливайся… — вырвалось у меня сквозь стоны, и в этот же миг мир вспыхнул белым.
Жар пронзил изнутри, всё сжалось и разжалось разом, в груди вырвался крик, и в ту же секунду я услышала её голос, дрожащий в унисон. Мы получили удовольствие одновременно, трясясь и задыхаясь, цепляясь друг за друга, пока волна не схлынула.
Несколько мгновений мы лежали неподвижно, тяжело дыша, пока вода душа смывала остатки жара. Потом мы переглянулись — в глазах было смущение, но и понимание.
— Пойдём… — первой прошептала Ольга.
Мы ещё раз сполоснулись, молча, без слов. Просто смыли следы, будто и не было этого. Но внутри я знала: было. И это стало чем-то больше, чем просто стыдной минутной слабостью. Это — часть нас.
Мы вернулись в комнату. Он всё так же спал, дышал ровно, спокойно. Мы тихо скользнули под одеяло, по разные его стороны. Чистые, расслабленные, но с сердцами, всё ещё бьющимися быстрее обычного.
Я закрыла глаза, чувствуя его рядом. Всё это было не ради нас. Ради него. Чтобы, когда он проснётся, мы были готовы.