Эхо 13 Род, Которого Нет. Том 3

Деревня призрак — Глава 4 — Катенька

Сегодняшний день начинался так же, как и все остальные. Нужно идти в поле. Вчера мужчины снова ходили к зоне Разлома, отгонять тварей. Двое не вернулись. За последние десять лет деревня потеряла почти семьдесят процентов мужиков. И как иначе? Когда ещё были живы наши господа, была дружина, была небольшая армия. Они держали Разлом. А теперь зона всё ближе.

Я помню, когда была маленькой, до Разлома было километров двадцать. Сейчас — пять. Каждый день мужчины идут туда, чтобы не дать тварям пролезть. А мы пишем прошения в имперские службы: о защите простолюдинов, о передаче нас под крыло какого-нибудь рода. Но ничего не меняется. Всё из-за Иннокентия — нашего старого дворецкого. Он до сих пор шлёт письма вместе с нашими, только в них утверждает: род Белозёрских жив. Пока он не отказался, нас никто не примет к другим аристократам. Бюрократия. Все давно махнули рукой на Белозёрских, а он всё ждёт. Ходит в своём костюме, работает в полях, помогает женщинам. В бой, конечно, не лезет — силы нет. Но верит, что господа вернутся.

А мы знаем: жива лишь маленькая госпожа, Ольга. Её забрали в интернат. И хоть Иннокентий и твердит, что род восстановится, мы понимаем — какая из девочки из интерната хозяйка? Откуда у неё деньги на восстановление поместья и содержание двухсот человек? Всё, что зарабатывает дворецкий своим трудом, он вкладывает в поместье. Мы же — в деревню. Что-то удалось поднять, но всё равно беднота.

Еду в основном вымениваем на урожай. Мужики иногда приносят мясо — охотятся на тварей возле зоны. Но парня я здесь не найду. Всех молодых давно пожрали. Что мне теперь, девкой сидеть? А ехать в город за социальным жильём — и для чего? Чтобы в трущобах стать шлюхой? Подруга моя уехала так. Стала шлюхой. Жива ли сейчас — не знаю. Может, перебралась в город, а может, уже в земле. Она без принципов была. А у меня мать старая, отец старый. Я единственная дочка. Не могу их бросить.

Так и живём. Без электричества, с водой из колодца. Библиотека ещё сохранилась, монстрам там делать нечего было. Я читала книги про рыцарей, принцесс, про времена, когда люди махали мечами и драконов били. Вот и мы живём, будто в том веке. Хотя стоит пройти двадцать километров — и начинается нормальная жизнь. Но нам туда дороги нет.

Я вышла из избы. Деревянный дом, старый, весь в трещинах. Говорят, в других деревнях уже начали ставить каменные, перестраивать, делать по-новому. А мы всё ещё живём в брёвнах.

Шла по дороге — и вдруг навстречу парень. Молодой, симпатичный, видно сразу — не наш. На мне платье, ещё материнское: хлопок крепкий, но старое, в заплатках. А он — в джинсах, в футболке, чистых, почти новых. Я даже рот приоткрыла: будто принц из книжки.

Из-за поворота выскочил второй:

— Косой! Подожди меня, я, это, поссал наконец!

Тоже молодой, но уже не такой… с виду простак, да ещё и мерзковатый. Тот первый — высокий, черноволосый, статный, почти моего возраста. Лицо — красивое, хоть и со шрамом. Сердце ухнуло: неужели, это он?

Он идёт прямо ко мне, улыбается:

— Слышь, девчонка… Меня Витя зовут. Мы тут потерялись немного. Из трущоб ушли. Хотим, может, тут обосноваться. Как бы нам со старостой поговорить?

Я стою, заикаюсь:

— Меня… Катя. Староста… дальше, он сейчас, наверное, на поле. Давайте я покажу дорогу.

А сама думаю: неужели судьба? Неужели он — тот, кто вытащит меня из этой жизни?

И тут подлетает его дружок, чешет грязными ногтями яйца и бросает:

— Да чего ты с этой шлюхой разговариваешь? Идём старосту искать! Нам староста нужен.

Фу… Отвращение передёрнуло меня. Но Витя лишь усмехнулся и остался рядом.

— Слышь, завали хлебало, — бросил он своему дружку, — не видишь, прекрасная леди согласилась показать нам дорогу к старосте.

Тот заржал громко, хрипло, будто свинья хрюкнула, а Витя засмеялся мелодично. Его смех звучал иначе — мягко, почти благородно. На миг даже показалось: неужели он аристократ, скрывается под личиной простого парня, а того держит при себе для маскировки?

— Да-да, я отведу вас, — слова сами сорвались с моих губ. — Тут недалеко, минут пять–семь ходу. Следуйте за мной.

— Бл*дь, опять ходить… — недовольно проворчал его друг.

Я передёрнулась ещё сильнее. Ненавижу маты. Они уродуют речь, словно у человека слов больше нет. Можно же сказать «блин» или хоть «чёрт»… а он всё одно и то же.

Витя сразу отвесил ему подзатыльник:

— Слышь, хватит! Ещё и запугаешь девочку. Она тогда вовсе нас никуда не поведёт.

Он повернулся ко мне, глянул с улыбкой, и у меня сердце пропустило удар от этого:

— Правда ведь, Катя? Покажешь нам дорогу?

— Да, да, Витя… покажу, — торопливо ответила я, чувствуя, как горят щёки.

Я пошла впереди, а они позади. И тут я услышала, как его друг заговорил:

— Слышь, а не чё такая Катька? Бидоны ничё такие.. Я б ей вдул. Если чё, я после тебя.

Я вся сжалась, щеки загорелись. Но Витя повернулся к нему и резко бросил:

— Завали хлебальник.

Ох, как красиво он это сказал. Даже такие грязные слова — и то прозвучали у него так… будто специально, чтобы заткнуть этого придурка. Голос уверенный, твёрдый, совсем как у благородного.

— Сейчас попалишь нас. Что потом, блядь, боссу скажем?

Босс… Я даже остановилась на секунду. Босс? Ага, точно. Наверное, какой-то аристократ. Вот оно что! Наверное, босс — это не какой-то их главарь из трущоб, а настоящий господин, который хочет помочь нашей деревне скрытно. А Витю и его друга он просто отправил как бы в роли беспризорников, чтобы никто не догадался.

Да-да! Именно так в книжках было: благородный аристократ и его верные дружинники, которые под видом простых странников помогают таким, как мы.

— Да ладно, забей, Косой, — ухмыльнулся тот. — Чё ты паришься? Всё равно же знаешь, чем закончится.

— Я сказал, хлебало завали! Если она услышит и поймёт, нам жопа. Потом сам будешь с боссом разбираться.

Я украдкой улыбнулась. Вот, вот же оно! Видите? Даже ругается он так, потому что вынужден играть роль. Ему приходится прикидываться грубым, чтобы не выдать себя. Но на самом деле он… Благородный. Настоящий. Прекрасный.

А я? Я просто шла и молилась, чтобы они остались у нас в деревне. Чтобы именно Витя остался. Ведь он же явно не простой. Это судьба. Это как в книгах.

Мы подошли к дому старосты, и я заметила, что Геннадий Петрович уже стоял во дворе, собирался идти на проверку — то ли к полю, то ли по хозяйственным делам. Я поспешила первой:

— Доброе утро, Геннадий Петрович!

Он прищурился, улыбнулся краешком губ, кивнул мне в ответ:

— И тебе доброе утро, Катенька. Чего так рано бегаешь?

Я смутилась и шагнула в сторону, пропуская Витю и его друга:

— Да вот… это Витя и его товарищ. Хотят с вами поговорить.

— Понятно, — староста перевёл взгляд на них и слегка нахмурился. — Ну что ж, давайте, молодые люди, отойдём, обсудим. По какому вопросу?

— Знаете, Геннадий, — начал Витя, уверенно, будто репетировал, — мы хотели бы у вас пожить…

А я уже не слушала.

— Я пойду на поле, — торопливо сказала я, будто оправдываясь.

— Иди, Катенька, иди, — кивнул староста. — А если по дороге заглянешь к Маргарите, она с утра овощи собрала. Кажется, и яйца варёные остались. Перекуси, пока силы есть.

— Спасибо, Геннадий Петрович, — улыбнулась я. — А то дома даже не успела позавтракать, сразу побежала.

И пошла дальше, сердце гулко стучало, будто я только что бежала. О чём они говорили — я уже не слышала. Всё, о чём могла думать, — лишь бы Геннадий Петрович не прогнал их. Его друга, конечно, можно бы и выгнать, но вот Витя… Витя должен остаться.

***

Прошло пару дней. Сегодня утром я проснулась с особым волнением — ведь обещала Вите, что после работы на поле мы пойдём туда, где храним семена для скота. Там всегда мягко, тепло от соломы и почти нет людей. Отличное место, чтобы уединиться.

Дом им пока не выделили, поселили рядом с другими мужиками. За это время они уже дважды ходили вместе со всеми к зоне Разлома. Возвращались живые, целые, никого не подвели. Мужики говорили: «Ребята хорошие, стараются». Да, друг у него ругается матом без конца, но разве это страшно?

А вот Витя… мой Витя. Он всегда рядом, всегда улыбается мне. Я встречаю его, лелею, и он меня любит — я в этом уверена. Сегодня мы договорились, что я наконец-то стану женщиной рядом с ним.

С поля я вернулась пораньше. Первым делом набрала вёдро воды — побольше, чтобы вымыться с головы до ног. Хотелось быть чистой, красивой, готовой для него. Он сказал, что зайдёт чуть позже, но я, наверное, сама пойду ждать его на улице. Не хочу, чтобы мама с папой его видели — это меня смущает.

Хотя, что скрывать, в деревне все и так знают, что мы с ним теперь вместе. Я сразу сказала об этом, когда Витя объявил, что я его девушка. Но всё равно щёки горят — как-то неловко.

Другие девки только и шепчутся за спиной: «Да он тебя просто выебать хочет». Фу, даже выражаются мерзко, некрасиво. «Ты что, не видишь, они бандюки, да на нём написано, что людей убивал». Дуры! Они ничего не понимают. Они не знают Витю. Только я одна вижу его настоящего. Мой Витя — не такой.

Я начала умываться, тщательно, как никогда. Интересно, стоит ли ещё и побриться? Мама говорила, что это гигиеничнее, но я делала это редко — лезвие одно, жалко тупить его по пустякам. Мы не так часто меняем еду на такие мелочи, как принадлежности для гигиены. Но сегодня особенный день. Сегодня я должна быть идеальной.

Решилась. Побреюсь начисто. И подмышки тоже — наверняка это некрасиво, если оставить. Я ведь видела Витю без футболки: он всегда гладкий, выбритый, ухоженный. Настоящий мужчина, хоть на теле у него и немало шрамов. Наверное, это всё от тренировок — ведь он дружинник аристократа, я теперь это знаю. Он сам признался мне и попросил хранить тайну. Я никому не сказала, даже подругам. Пусть все думают, что он бандит, а я знаю правду: он доверился мне. Аристократ вот-вот приедет, со дня на день, и тогда всё изменится. Деревня заживёт иначе.

Лезвие скользнуло — ой! Порезалась. Ничего страшного. Приложу кусок старой газеты, папа так всегда делает после бритья. Глупость, конечно, но помогает. Немного пощипывает, зато кровь остановилась. Я улыбнулась самой себе: неопытная, а туда же — красавицей готовлюсь стать. Но ради Вити стоит.

Ну вот, всё. Чисто. Готово. Осталось только надеть платье. То самое мамино, которое она хранила «на особый случай». Сегодня именно такой. Ткань лёгкая, простая, но красивая. Да и снять легко, если вдруг… Не хочу, чтобы между нами стояли лишние завязки или пуговицы, когда мы решим быть близки по-настоящему.

И тут за окном я услышала гул машин. Сердце дрогнуло: неужели аристократ приехал? Витя ведь говорил — «со дня на день». Значит, сегодня! Сегодня праздник двойной: и наша деревня заживёт по-новому, и я наконец стану с Витей по-настоящему близка.

Но к радостному звуку моторов примешались крики. Грубые, злые.

— Стой, сука, стрелять буду!

— На колени, мать вашу, на колени!

Громыхнула очередь, потом одиночный выстрел.

— Геннадий Петрович! Уводите женщин! Это банда из трущоб! Они хотят нас ограбить! Мы их… — голос Аркадия оборвался хрипом, словно его кто-то перерезал.

Я замерла. Бандиты?.. Но как? Ведь Витя обещал, что аристократ уже близко! Наверное, это просто недоразумение, хаос, который он сейчас разрулит. Витя же всё знает, он не может ошибаться.

Я выбежала на улицу. Воздух был полон гари и паники: люди кричали, кто-то плакал, с грохотом падали двери, кто-то бежал, спотыкаясь. Но стоило мне увидеть Витю — и всё остальное будто потонуло в тумане. Он стоял прямо, высокий, красивый, как и всегда. В моих глазах он был светом среди этого хаоса.

— Витя! Что происходит?! — крикнула я, цепляясь за надежду.

Он обернулся. Его взгляд был холоден, совсем не тот, что раньше. И всё же сердце моё продолжало твердить: «Нет, это маска. Он просто играет роль. Он защищает меня, защищает всех нас».

Но его голос обрушился, как удар:

— Завали е***о, сука. За мной иди.

Наверно так надо...