Я краем глаза заметил: если ещё минуту назад Милена и Злата сияли довольством, а Ольга тревожно мрачнела, то теперь всё обернулось. Милена со Златой ощутимо погасли, их Эхо дрогнуло лёгким разочарованием. А Ольга, наоборот, вспыхнула радостью — не только Эхо, но и она сама, вся, до кончиков пальцев. Сияла так искренне, что даже сквозь гул зала её восторг чувствовался почти осязаемо.
Но расслабляться было рано. Барон Исаков не пал. Капля крови так и не коснулась арены. Он зажал нос ладонями, удерживая её внутри, и в то же мгновение в его Эхо проступили линии плетения. Я не сразу понял, что это за магия, но когда он убрал руки, стало ясно: нос сросся, дыхание сбилось на рот. Значит — исцеление. Он не вылечился, он просто заклеил сосуды и носовые каналы, перекрыв поток.
В тот миг я понял: если сейчас начну требовать окончания боя, это будет выглядеть жалко. Моё достоинство рухнет. А раз арбитры молчат — значит, формально дуэль продолжается. Видящие Эхо заметили плетение, но не вмешались.
И тут Петров, как всегда, поднял голос, словно актёр на сцене:
— У нас первый удар! Прекрасный удар! Но поскольку ограничение касалось только боевых заклинаний, а не магии исцеления, поединок продолжается. Дуэль завершится лишь тогда, когда кровь коснётся арены!
В подтверждение его слов арена под ногами вспыхнула алым светом, обозначая условие: первая кровь должна пролиться на пол.
Я стиснул зубы. Теперь бой затянется. Нос ему не разбить повторно — плетение держит. Значит, придётся идти по другим точкам: губы, брови, уши. Выбивать кровь так, чтобы она коснулась камня. А лучше всего — прижать его лицом к полу.
Герцог выдержал паузу и, наслаждаясь моментом, добавил:
— Но не спешите радоваться, господа! Кодекс дуэлей позволяет использовать усиливающую или лечащую магию лишь единожды за бой, если иное не оговорено заранее.
Я усмехнулся про себя. Всё верно. Просто я сам не удосужился уточнить этот нюанс — был уверен, что Исаков боевой маг. Ошибся. Он оказался магом поддержки. И поступил умно: не стал тратить силу на всё тело — срастил только нос, чтобы перекрыть кровь. Но это решение тоже временное. Теперь он вынужден дышать через рот, и также глотать кровь, которая идет из носа. Не уверен, что он успел залечить сосуды. А значит, вымотается быстрее.
Победа всё равно за мной. Только теперь она потребует больше времени.
Я выдохнул, погасил остатки боевого режима и позволил себе несколько секунд тишины. Всё вокруг будто застыло, а внутри головы заработал привычный механизм — холодный, точный расчёт. Я видел перед собой не просто противника, а карту из мышц, костей и сосудов, где каждая линия Эхо подсвечивала слабое место.
Кровь должна пролиться наружу. Никаких касаний, никаких «почти». Губы — вот где хрупкость. Кожа тонкая, сосуды под поверхностью. Даже лёгкий порез даст струю, а прямой удар раскроет рот кровью, как гранат — зерно. Но чтобы пробить туда, нужно вынудить его выставить голову. Лоб он закроет плечом, корпус — локтем. Подбородок упрячет. А губы… они открываются только в момент ошибки.
Я перебрал варианты один за другим. Если пойти прямо — подставлюсь под блок. Удар в живот — он уйдёт назад, и цель поднимется слишком высоко, угол потеряю. Бросок сразу — риск: он крепок, поймает и утащит за собой. Значит, нужен шаг, который заставит его самому шагнуть ко мне. Чтобы он рванул вперёд, выставил лицо, сам подставился под удар.
Я видел, как его Эхо гуляет по ногам и плечам. Он готов держать удар корпусом, но голову бережёт. Значит, именно туда и бить. Снизу-вверх, резким клинком, в верхнюю губу. Прямо, жёстко, без вариантов. Даже если зуб вылетит — не беда, маг жизни себе поставит новый. Мне же нужна кровь. Первая, настоящая, та, что упадёт на пол и засветит арену алым.
Но одного удара мало. Герцог ясно сказал: кровь должна коснуться арены. Если он успеет зажать рот ладонью или проглотить, считай, всё впустую. Значит, нужен не просто удар, а связка. Пробить губу, а следом — подсечка или бросок. Вынудить его полететь лицом вниз, чтобы капля гарантированно сорвалась и упала на камень. Удар — и сразу перевод. Руки у него пойдут к лицу, а значит, корпус останется открытым. В этот момент я заберу центр тяжести, проверну бедро, и вся его масса сама впечатает его лицом в пол.
Я ещё раз прокрутил всё в голове. Нога как упор. Бедро — пружина. Корпус — рычаг. Кулак идёт снизу, вглубь, с полной массой тела. Это не лёгкий удар, а пробой, чтобы разорвать мягкое мясо до сосуда. Дальше — движение без паузы: шаг в сторону, разворот корпуса, подсечка, и он летит вниз. Его голова встречает арену, а кровь остаётся там, где должна быть.
У меня семьдесят пять секунд боевого режима, но настоящих — пятьдесят пять, не больше. Дальше связки порвутся, мышцы треснут, и я проиграю. Значит, всё должно лечь в эту короткую схему. Одно дыхание, один план, один рывок.
Я усмехнулся про себя. Ольгу я терять не собираюсь. Она стала мне родной. Может, даже больше. И если ради неё нужно выбить чужие зубы о каменный пол — так тому и быть.
Я позволил Эхо снова загудеть по мышцам, медленно подняться по спине, плечам, в ноги и кулаки. Мир вокруг потяжелел, но в голове всё было ясно и прозрачно.
На обдумывание всего этого мне хватило одного мига. Одного вдоха. Двух ударов сердца.
— Ну что ж… продолжим, — выдохнул я и шагнул вперёд.
Первые секунды ушли на пробу. Мы двигались кругами, будто хищники, каждый ждал ошибки. Я бросил обманку в корпус, но он не клюнул — шаг назад, плечо прикрыл, голову не поднял. Упрямый.
Десятая секунда. Он держит дистанцию, руки готовы, взгляд цепкий. Я дёрнул корпусом, проверяя реакцию. В ответ — короткий удар в бок. Я успел закрыться, но почувствовал тяжесть. Не щадит.
Пятнадцатая. Внезапно — два быстрых удара в голову. Не через Эхо, чистая физика. Первый скользнул по щеке, второй прошёл рядом с виском. Я специально увёл голову, чтобы не поймать в нос, и пропустил по челюсти. Зубы зазвенели, во рту вкус металла. В зале — сдержанный вздох, будто десятки людей разом представили, что всё могло закончиться здесь. Но нет. Я стою. Щека горит, но крови нет.
Он усмехнулся. Я тоже. Слишком уж явно я читаю его движения. Если продолжу в том же духе — начнут шептаться. Будет выглядеть так, будто я не дерусь, а предсказываю. Представил себя в роли деревенской гадалки и невольно усмехнулся. Даже в бою мозг умудряется нести чушь.
Я отвечаю. Резкий шаг вперёд — и кулак в корпус. Он принимает, сгибается, но голову держит закрытой, словно приклеил руки к лицу. Правильно думает. Я бью ещё раз, ниже рёбер, чувствую, как он подался назад, но глаза всё те же — внимательные, сосредоточенные.
Двадцатая секунда. Я давлю, он отступает, и мы уже почти в клинче. Мелькает мысль: сбить, ухватить за плечо, бросить в партер. Там прижать, бить, пока не польётся кровь. Но отгоняю. На земле слишком велик шанс задеть нос или бровь — случайно. Тогда не я, а он окажется победителем. Нет, в этом бою нельзя рисковать.
Мы снова вырываемся друг из друга. Он идёт в корпус — я тоже. Удары обмениваются, как молоты. В живот, в бок, по рёбрам. Толпа тихо шумит, кто-то приглушённо охает, когда кулаки находят цель. Но лица мы бережём оба. Он не подставляется, и я тоже.
Тридцатая секунда. Он пробует колено — я ухожу, отвечаю хуком в печень. Он проглатывает, но сразу же бьёт плечом, отталкивая меня. Воздух из лёгких вышибает, но я остаюсь на ногах. Я тоже умею терпеть.
Сороковая. Я всё считаю. Осталось пятнадцать секунд. Эхо гудит в мышцах, связки ноют. Ещё чуть-чуть — и тело пойдёт в разнос. Он тоже чувствует. Дышит ртом, носом не может, и это играет против него. Но время утекает.
Я снова лезу в корпус, вгоняю кулак прямо в солнечное сплетение. Он принимает удар, сжимается, но голову опять бережёт, знает: именно она — мой трофей. Толпа вздыхает, когда его кулак пролетает рядом с моим носом — ещё миг, и всё могло бы закончиться.
Сорок пятая секунда. Всё сходится. Его нога пошла чуть дальше, чем надо, плечо просело. Щель. Маленькая, но достаточная. Я вижу её так же ясно, как предсказывают расклады старухи на картах. И усмехаюсь: ну вот и моя «гадалка».
Рывок. Опора в пол, кулак снизу-вверх. Прямо в губы, с полной массой. Хруст. Он дёргает руки к лицу, но поздно — кровь уже пошла.
Я не даю ему времени. Подхват, разворот, подсечка — и он падает. Выставляет руки, однако это не помогает. Я давлю его голову вниз всем телом. Лицо встречает арену, и алый след расцветает на камне.
Толпа вздыхает разом, но уже без ужаса — с восхищением. Девушки — все трое — не скрывают больше тревоги: их Эхо дрожит от облегчения.
Победа.
***
В лимузине было тихо. Водитель за перегородкой, и мы остались вчетвером. Ольга уселась прямо на колени, обнимала, целовала, прижималась щекой к груди и не думала сдерживаться. Милена и Злата сидели рядом — каждая в своей роли: одна сдержанно ровная, другая вся в полупрозрачной улыбке. Я не отбивался. Сил после боя просто не осталось. Пятьдесят четыре секунды — а тело будто отработало сутки.
И именно в этой усталости память сама выдала весь вечер.
После дуэли всё пошло по правилам. Подходили аристократы, протягивали визитки, говорили правильные слова: «достойно», «блестяще», «молодой, но уже уверенный». Я кивал, принимал. Отмечал только одно: взгляды представителей Тринадцати родов стали другими. Держали их дольше, пристальнее, чем раньше. Словно сами себе отмечали: не просто мальчишка с пустым гербом, а тот, кто сумел увести дуэль до сражения насмерть. Если бы дело шло до конца, я бы всё равно победил. Но я сделал то, что требовал этикет: не убил наследника.
Запомнился один граф — или барон, я даже не удержал в памяти, кто он там. Весь в золоте, будто боялся, что без него его сочтут бедным. На груди висели тяжёлые подвески, как у древних королей на барельефах моего прошлого мира. Представился, но я имя тут же выкинул из головы. Не стоило тратить память. Он заговорил мягко, но с нажимом:
— …Вы уж не сердитесь, барон. Молодая кровь, горячая, сами понимаете. У вашего рода всё ещё впереди, нюансы придут со временем.
Я отмахнулся и ответил спокойно:
— Всё хорошо. Я понимаю. Мне самому было интересно. Первая дуэль — вот и всё.
Он кивнул с видом человека, получившего нужные слова, и ушёл, оставив за собой тяжесть золота и запах наживы. Я даже не стал разбирать, покровитель он Исаковых или просто связанный с ними по делам.
Чуть позже подошёл и сам Исаков. Нос уже в порядке, лицо побледнело, но держался он прямо. Подошёл, пожал руку и сказал.
— Я признаю своё поражение. Вы отличный боец. Если будет возможность, я хотел бы провести с вами тренировочный спарринг. Не дуэль — просто бой, как с равным. Было честью встретиться с вами на арене.
Я кивнул. В этот момент он выглядел не соперником, а именно бойцом. И в его словах не было ни тени злости — только уважение.
Дальше пошла программа. Герцог Петров решил разгуляться на полную. Сначала — танцы и вино, потом вывели монстров из Раскола. В саду была оборудована арена, и специально обученные дружинники показали бойню, как будто вживую. Аристократы смотрели спокойно, с интересом, будто на обычное зрелище. Следом — фаер-шоу: маги восьмых рангов разгоняли Эхо в воздух, взрывали его в виде салютов, переплетали огонь и искры в узоры. Красиво, но слишком вычурно.
Ближе к концу подошёл князь Оболенский. Пожал руку, поздравил сухо и ровно, сказал, что вынужден откланяться. Повёл себя по всем канонам аристократии: спокойно, сдержанно, с достоинством. Как и должно быть.
После этого я отсидел положенные часы и тоже позволил себе уйти.
Максим с Филиппом садились в машину сопровождения оба — довольные. Они ещё и выиграли по пять рублей на ставках, поставив на меня, хотя почти все в зале держали против. «Надо было дать им больше денег», — подумал я и сам усмехнулся. Но тут же отогнал мысль: нехорошо забирать лишнее у простых людей, даже если через ставки.
…И вот теперь — лимузин. Ольга виснет на мне, целует и смеётся, не сдерживая радости. Милена и Злата спокойнее, но я видел их Эхо. Оно сияло облегчением, но в глубине — едва заметная искра. Да, они переживали за меня. Но если бы я проиграл и пролилась кровь, одна соперница исчезла бы сама собой. И они бы приняли это без лишних слов. Но сейчас они рады. Рады, что я победил.
Я откинулся на сиденье, закрыл глаза. Мысли вернулись к бою. Пятьдесят четыре секунды. Всего. Но теперь я знаю: к моей минуте прибавилось ещё несколько. В следующий раз смогу держаться чуть дольше. Но для этого придётся тренироваться каждый день.
Я улыбнулся устало и позволил Ольге ещё один поцелуй. Пусть так. Сегодня можно.
Первой не выдержала Злата.
— Так, слезай с него, — нахмурилась она, глядя на Ольгу. — Ему сегодня ещё со мной ритуал проводить.
Вот ведь. Напомнила про ритуал. А я-то надеялся, что сегодня меня оставят в покое. Всё-таки дуэль провёл, победил, дрался с равным противником — и дуэль была непростая.
— Ну, меня ж побили, — сказал я, стараясь выглядеть максимально усталым.
— Ой, не придуривайся, — отмахнулась Злата. — Я видела, как тебя «побили». Пару ушибов и синяков. Максим с Марком тебя сегодня днём сильнее мутузили.
Ну тут не поспоришь. Максим с Марком били меня не прямо, но после их «тренировочек» падал я куда чаще, и синяков тогда насобирал больше.
— Вот видишь, — пожал я плечами. — Тем более. У меня сегодня и с Максимом, и с Марком была тренировка.
— Так, не отмазывайся, — Злата скрестила руки. — Ты мне обещал, что после ужина мы проведем ритуал. Ольга всё рассказала. Я уже выучила клятву.
Я повернул голову к Ольге.
— Прям всё рассказала? — прищурился я.
Ольга вспыхнула, и Злата тоже залилась краской.
— А что, — Злата тут же насторожилась. — Они мне чего-то не рассказали?
Я усмехнулся.
— Ну, так что вы молчите? — продолжила она, уже подозрительно косясь на обеих. — А что после ритуала?
Я смотрел на них и невольно усмехнулся. Все эти аристократические сказки про «вечно благородных наследников» в такие моменты рассыпаются в пыль. Вот сидит рядом дочь Императора — и разговаривает самым обычным языком, даже с жаргончиком. В такие минуты понимаешь: аристократы мы только тогда, когда надо. А в семье каждый ведёт себя так, как удобно. И сейчас это было особенно видно: Ольга, несмотря на слова Златы, так и не слезла с меня. Краснела, смущалась, но обнимать не перестала.
Я заметил, как в Эхо Милены и Ольги мелькнула ревность, тонкая искорка злости. Им было неприятно, что речь зашла о ритуале со Златой. Ведь они знали: после ритуала мы должны заняться любовью. А это уже прямое покушение на объект их соперничества.
Я решил расставить точки:
— Ну, вообще-то, после ритуала мы с тобой должны переспать.
Злата вытаращила глаза:
— Что?! Почему ты мне об этом не сказала?
Ольга тут же покраснела до ушей.
— Я… ну… — замялась она. — Мне было неловко такое вслух говорить. Особенно тебе. Ты же Императорская дочка…
— Неловко?! — Злата вспыхнула. — Ты же уверяла, что там только клятва, надрезы и всё!
— Мы и сами узнали об этом не сразу, — вмешалась Милена. — Я, например, прошла ритуал ещё в тринадцать… но закончила только недавно. Тогда мне тоже никто не сказал. Но поверь, после финала ты увидишь большие изменения.
— Подождите! — Злата замотала головой. — Меня никто не предупреждал, что нужно будет… ну… спать.
Я посмотрел прямо ей в глаза:
— Значит, ты отказываешься от ритуала?
Она вспыхнула ещё сильнее, но упрямо ответила:
— Нет. Не отказываюсь. Я просто хочу понять — это обязательно?
— Обязательно, — сказал я серьёзно.
Ольга с Миленой закивали в знак «нет», но в унисон произнесли «да».
В машине повисла тишина.
— Ладно, — сказал я после паузы. — Давай так. Доедем до особняка, и ты решишь сама. Если откажешься — проведу сегодня ритуал только с дружинниками.
Злата прищурилась:
— С ними тебе тоже спать надо?
Я усмехнулся:
— Нет. С ними другой ритуал. Не такой, как с вами, невестами.
— А я могу такой пройти? — спросила она с вызовом.
— Если хочешь быть моим бойцом — да. А если невестой… то нет.
— А ты сам-то разобрался в этих ритуалах? — буркнула Злата.
— Честно? Не до конца, — признался я. — Так что у тебя есть двадцать минут дороги. Приедем — скажешь своё решение.
После этого в салоне окончательно воцарилась тишина. Даже Ольга, не слезая с меня, лишь уткнулась лбом в моё плечо. Я опустошил голову, позволил усталости разлиться по телу и подумал: «Ладно. Проведу сегодня ритуал со всеми. Кто согласится».
Через двадцать минут лимузин свернул к особняку. Ворота распахнулись, колёса мягко зашуршали по гравию, и мы въехали во двор. Я выбрался наружу — и на мгновение остолбенел.
Вся дружина стояла перед входом. Не десяток человек, не рота — весь состав. Больше двух сотен. И в один голос, мощно, гулко, разнеслось:
— ПО-ЗДРА-ВЛЯ-ЕМ!
Грудь будто сдавило. Я сразу понял, чьих это рук дело: Максим с Филиппом уже успели растрезвонить. Первая дуэль барона Романова. И сразу победа.
Я шагнул вперёд, поднял руку и, усилив голос Эхо, заговорил:
— Эта победа не только моя. Она ваша. Тех, кто бил меня на тренировках, ронял, поднимал, снова гнал вперёд. Без вас я бы не справился. Это не мой личный триумф — это первая победа нашего Рода. Маленький кирпичик, маленький шаг на большом пути наверх.
Слова прозвучали, но я сам почувствовал, как внутри скребануло. Да перед кем я тут пафос изображаю? Эти люди держали наш Род, когда в нём не было ни гроша. Кормили семьи, вытягивали себя без всяких речей. Им нужно не красноречие, а простое человеческое слово.
Я усмехнулся, махнул рукой и сказал уже по-человечески:
— Да ладно, мужики, перед кем я выпендриваюсь…
Взгляд зацепился за первую шеренгу: там рядом с парнями стояла девушка-дружинница, прямая, серьёзная. Я поправился:
— И дамы. Просто вам большое человеческое спасибо за службу.
Смех и гул одобрения прокатились по рядам. Смех был живой, настоящий, и в нём не было пафоса — только радость.
— А теперь слушайте, — продолжил я. — Все, кто хочет пройти ритуал верности и дать клятву, жду сегодня. Проведём.
Я ожидал, что крикнут два десятка голосов. Но когда двор разнёсся гулом «Ура-а-а!», я понял: закричали все. Двести глоток, может, больше. Двор вздрогнул от этого звука, и я сам едва не качнулся от масштаба.
— Но сначала, — поднял я палец, — я поем нормальной еды. Сами знаете, как у этих аристократов кормят…
Толпа дружно засмеялась, даже кто-то начал свистеть в одобрение.
И в этот момент Злата тихо шагнула ближе. Под общий шум она склонилась ко мне и шепнула прямо в ухо:
— Я согласна. Только помни: я первая. А уж потом со всеми остальными постарайся побыстрее разобраться.
Я чуть не рассмеялся вслух, но сдержался.
Ну что ж… эта ночь будет долгой. К утру меня высушат. Если не дружинники, то Злата точно.