Я шёл в обеденный зал и чувствовал, как желудок сам жалуется на пустоту. Боевой режим выжег всё подчистую. Пятьдесят с лишним секунд — а организм будто сутки пахал на каменоломне. Калории уходили так, что любая фитоняшка из моего прошлого мира сдохла бы от зависти: у них часами беговые дорожки и диеты, а тут — минута работы, и тело требует мяса, хлеба, жира.
Тётя Марина в этот раз постаралась. На длинном столе уже ждали блюда — и пахло так, что слюна выступала мгновенно. Запечённая утка с яблоками и корицей, рядом говядина в вине с густым соусом, тарелки с запечёнными овощами, жареные грибы, пара больших мисок свежих салатов: один с огурцами и брынзой, почти греческий, другой — с тёплыми овощами и зерном. Соусов было несколько — грибной, чесночный, пряный со сладкой ноткой. Всё это выглядело так, как в дорогом ресторане, только порции были не «аристократическая ложечка», а добротные, на живых и голодных людей.
Я позволил себе улыбнуться. Такую порцию и такую подачу ещё можно было назвать «праздничной», но это был именно домашний праздник.
Невесты устроились рядом со мной: Милена справа, Ольга прижалась ближе, Злата — слева. Максим и Филипп, как обычно, хотели отойти, но я жестом остановил:
— Нет. Сегодня оставайтесь. Вечер начали вместе — и закончим вместе.
Они переглянулись, сели чуть в стороне, но за тем же столом.
Мы ели молча, с жадностью. Милена и Ольга не стеснялись — сразу взялись за мясо, отрезали щедрые куски, поливали соусом. Злата сперва тянулась к салатам, по привычке, но потом расслабилась — поняла, что здесь можно быть собой. Слуги покинули зал, оставив нас в одиночестве, и за столом не осталось никого постороннего. Только свои.
В какой-то момент я поставил чашку с чаем и взглянул на Максима:
— Кстати, объясни. Почему вместо двадцати голосов я услышал «ура» от всех двухсот?
Максим чуть съёжился, будто стал меньше ростом, и пробормотал:
— Ну… я подумал, что так лучше.
Я усмехнулся:
— Мог бы так и сказать. Но ты же знал: я не откажу никому.
Он опустил глаза в тарелку, и только уголки губ выдали его довольную ухмылку.
И тут — скрипучий голос за спиной:
— Вечер добрый.
Мы вздрогнули. Марк стоял у двери, будто вырос из воздуха. Никто не понял, как он вошёл. Голос звучал по-прежнему хрипло, но уже лучше, чем раньше.
— Садись, — кивнул я.
Он уселся рядом с Филиппом, взял кусок хлеба, зачерпнул соус и ел спокойно, будто всегда здесь сидел.
Злата оглядела стол, потом посмотрела на меня и сказала уже прямо:
— Ну так расскажите. В чём смысл ритуала? И зачем после него обязательно спать?
Она говорила уверенно, не стесняясь ни Максима, ни Филиппа, ни Марка. Понимала: эти люди будут с нами до конца. Для неё, дочери Императора, это был странный момент — но и важный. Она видела, как Максим относится ко мне, как я к нему и к Марку, и поняла: это уже семья.
Милена пожала плечами. Ольга отвела взгляд. Я ответил спокойно:
— Смысл никто толком не знает. Сам ритуал нам дал Яков.
Злата вскинула брови:
— Яков? Это тот, что приходил к моему отцу?
— Наверное. Про него мало кто знает. Но когда нужно — он всегда рядом. Помогает.
В этот момент дверь снова открылась, и вошёл дружинник:
— Господин барон. У ворот пожилой мужчина. Просит госпожу Ольгу Кирилловну Белозерскую. Говорит, что он старый слуга её рода. Очень умоляет, дело срочное.
Я отложил вилку:
— Не гоже ни моей невесте, ни пожилому человеку стоять на улице. Введите его сюда, в обеденную. Здесь и поговорим.
Дружинник кивнул и исчез.
Мы продолжили ужин, но мысли унесли меня в сторону.
Я слишком хорошо знал историю Белозерских. Знал и то, что сама Ольга до сих пор не в курсе о Филиппе. Яков тогда дал ему прямой приказ молчать, пока не станет ясно, что предпримут церковники. С тех пор как они приезжали проверять мой уровень и саму магию, которую я пробудил, о них нет ни слуху ни духу. Они затихли. И эта тишина казалась подозрительнее любой активности.
Когда-то давно Яков рассказывал, что их деревню серьёзно разрушило. Имперские охотники вовремя отогнали монстров, соседние рода тоже подоспели, так что люди в основном выжили. Но само поместье Белозерских и значительная часть деревни тогда обратились в руины. Главы рода погибли. Ольгу забрали в интернат. Слуги и дружина разошлись кто куда — так считалось. Род был признан мёртвым.
И вдруг — какой-то старый слуга? Как он жил всё это время? На какие деньги? И главное — почему объявился именно сейчас? Это было любопытно куда больше, чем страшно. Здесь, в обеденной, рядом со мной сидели Максим и Марк. Чтобы сунуться сюда, нужно быть полным психом: ни один убийца или наёмник не успеет сработать быстрее, чем эти двое.
По законам Империи, кстати, род продолжает существовать, пока есть хоть один слуга, который признаёт его живым и готов ждать возвращения главы и есть наследник. А у Белозерских глава рода всегда была женщина. Значит, формально Ольга и есть глава своего рода. Интересный вопрос: если её род жив и признаётся, то как будет считаться после свадьбы? Она глава своего рода, я — своего. Мы будем соправителями? Или я автоматически стану общим главой обоих родов? Придётся копнуть бумаги. Всё-таки через три недели у нас церемония свадьбы. Надеюсь, к тому времени у меня не появится четвёртая невеста, — я даже усмехнулся про себя.
Во дворе загудела машина, колёса зашуршали по гравию. Дружинник восьмого ранга вёл старика. Я машинально скользнул по нему взглядом: крепкий, но без особых дарований. А вот Эхо пожилого человека зацепило сразу: простое, тусклое, без силы. Ни пути силы, ни магии. Максимум первый ранг в зачатке. Обычный человек. Но в этом-то и крылась странность.
Двери обеденной распахнулись. На пороге показался мужчина лет пятидесяти-пяти на вид: седина, морщины, прямая походка. Но Эхо тут же подсказало — его настоящий возраст куда глубже. Минимум восемьдесят, а может, и ближе к девяносто. Он держался так, будто прошёл уже почти век. Старик встал перед нами и поклонился. Не так, как здесь принято — уважительный кивок с лёгким наклоном головы. А именно старой школой: почти под девяносто градусов, будто ещё чуть-чуть, и он рухнет на колени. Я невольно усмехнулся. Человек, которому по виду лет под шестьдесят, а по Эхо тянет к девяносто, гнётся так, будто у него нет ни артрита, ни радикулита. Этот мир продолжал меня удивлять.
— Здравствуйте, ваше благородие. Меня зовут Иннокентий Валеревич Гришнов. Я главный дворецкий рода Белозерских. Пришёл просить помощи у будущего жениха и у главы рода Белозерских, госпожи Ольги…
— Иннокентий, — перебил я сразу. — Всё понял. Вы дворецкий, фамилия, имя услышал. Давайте ближе к делу. Здесь все свои, можно без длинных реверансов. Что случилось?
Он на миг замялся, будто готовил речь, но всё-таки кивнул.
— Все эти годы мы держались за счёт земли. Она у нас плодородная. Люди выращивали овощи, фрукты, зерно. Продавали немного, денег хватало только на то, чтобы по чуть-чуть восстанавливать поместье и несколько домов. Род был беден, а так как Белозерские давно не пробуждали Эхо, нас не считали…
— Иннокентий, — я второй раз перебил. — Всё это потом расскажете. Я вижу, что вы сейчас сильно переживаете. Давайте к сути. Что произошло такого, что заставило вас в час ночи прийти ко мне?
Он выдохнул, лицо стало жёстче.
— На нашу деревню напали мародёры. Банда из трущоб, около двухсот человек. Они захватили центр, заняли дома. Полиция не реагирует, жандармерия тоже. Кому нужны сто восемьдесят четыре человека, из них девяносто шесть женщин и тридцать пять детей? Они пришли сегодня с каким-то праздником, уже пьют и беснуются. Боюсь, начнут насиловать женщин и убивать детей.
Кулаки у Максима сжались до белых костяшек, зубы скрипнули. Марка будто колотило изнутри: глаза горели, пальцы вцепились в стол так, что тот жалобно треснул. Он сжал его слишком сильно, и край стола не выдержал.
— Понял, — кивнул я. — Значит, вы пришли за помощью.
— Да, господин, — подтвердил он.
— И как узнали, что мы здесь? Как поняли, что именно Ольга — ваша глава?
— Новости, — спокойно ответил он. — Мы слушаем радио. Слухи уже дошли: ваша невеста из древнего рода. Белозерские всегда были женским родом, глава — женщина. Так что сомнений не осталось.
Я хлопнул себя мысленно по лбу. Ну конечно, радио. Глупо было надеяться, что информация не разлетится. Сегодня первый раз публично было произнесено полное имя моей невесты.
Кстати я еще должен узнать полное имя своей первой невесты. Про Ольгу я знал до этого момента, а вот про Милену до сих пор ничего не известно, кроме ее двух имен.
Дворецкий продолжил.
— Я прошу помощи. Сегодня у них пир, они все собрались. Пока я добирался, там уже могло начаться самое худшее.
Под Марком снова хрустнуло дерево. Он сидел, как пружина.
— Марк, — бросил я, — если так прёт, можешь быть первым. Всё равно поедем спасать.
— #%@#%!этих @#%!.. — прохрипел он, и это было даже не злость, а чистое нетерпение.
— Тогда уточняем маршрут, — сказал я и посмотрел на Иннокентия.
— От вашего поместья двадцать километров по трассе, потом поворот на просёлочную дорогу. Там ещё немного — и деревня.
По сути, мы соседи — двадцать километров от трассы в сторону Красноярска. А я даже не удосужился глянуть карту, где именно находился род Ольги.
Я кивнул.
— Хорошо. Но сначала, Иннокентий, присядьте и поешьте. Я вижу по вам, что вы исхудали. Не принято у нас, чтобы человек, особенно старый дворецкий, стоял голодный и смотрел, как другие едят. Хотите — садитесь за наш стол, хотите — распорядимся, чтобы вам подали в зале дружины. Но голодным вы отсюда не уйдёте, а мы начнем выдвигаться.
Он на миг смутился, но всё-таки сел на край. Двигался аккуратно, начал есть медленно, будто экономя каждое движение. По нему было видно: выживали на последних крошках.
Я отметил это про себя и сказал уже своим:
— Максим, собирай восьмые и девятые ранги, седьмых — во второй эшелон. Филипп — перевязка и медики. Марк — разведка и «часовые».
— Есть, — ответили все трое.
Злата сидела с каменным лицом, но я видел — её злость пылала так, что будь у неё выбор, она бы сама пошла резать этих двухсот ублюдков. Ольга побледнела, но держалась. Милена выглядела спокойной, хотя пальцы на вилке выдали её напряжение.
— Девушки остаются дома, — сказал я. — Очаг хранить — тоже работа.
Злата прикусила губу, но промолчала. Я добавил:
— Ритуал отложим. Вернусь — посмотрим, будет ли он сегодня, или всё-таки завтра.
Она только кивнула, но по глазам было видно — внутри она готова рвануть в бой вместе с нами.
Максим посмотрел прямо на меня:
— Аристарх Николаевич, может, вы всё-таки останетесь? Проведёте ритуал, а мы справимся сами.
— Ага, — усмехнулся я. — Я уже восстановился, поел, силы вернулись. И хочу ровно то же самое, что сказал Марк. Повторять не буду, но с ним полностью согласен. Там женщины и дети — значит, я тоже еду.
Злата подалась вперёд, глаза блестели:
— А можно я?...
— Нет, — оборвал я твёрдо. — Ты остаёшься дома с девочками.
Я повернулся к Иннокентию:
— У вас транспорт есть?
— Да, господин, — кивнул он. — У нас три старых пикапа, на них овощи возим. У банды свои машины: три внедорожника, один пикап и две легковушки.
— Значит так, — сказал я. — Нам нужны все машины. Но этого всё равно мало, чтобы вывезти сто восемьдесят четыре человека. Максим, готовь наши машины. Как ты слышал, у Иннокентия есть пара, у покойников тоже. Но людей слишком много, так что будем собирать всё, что можно.
Максим попытался меня снова отговорить.
— Может все таки не поедете, господин?
— Нет уж, — парировал я. — Поеду первым с тобой. А Марк… — я оглянулся, но его уже не было в комнате. — Впрочем, неудивительно. Не удивлюсь, если приедем и найдём только покойников.
— Там есть один сильный, — вставил Иннокентий. — Их главарь. Он и запугал нашего старосту. Поэтому, когда приезжала полиция, тот всем твердил, что это пустяки, люди хорошие.
Мы вышли во двор, и я удивился: дружина уже стояла наготове, как будто все заранее знали, что происходит.
— В этом доме вообще может что-то случиться так, чтобы никто не услышал? — спросил я вполголоса. Толпа дружно рассмеялась:
— Мы готовы!
— В лучшем случае приедем к трупам, — усмехнулся один из бойцов. — Марк уже ушёл. Надеемся, нам хоть что-то достанется, чтобы размяться.
Девушки поднялись в комнаты. Злата — вся надутая обидой, но злость в глазах пылала так, будто она готова сама перерезать всю банду. Ольга побледнела, словно потеряла почву под ногами: её подданные всё это время жили, а она об этом даже не знала. Милена тоже порывалась идти, но один взгляд Максима остановил её. Она формально уже была его госпожой, но время, проведенное в дружине под его командованием не прошло незамеченным.
Она поняла: будет неправильно, если хоть одна из невест отправится в бой.
— Готовьте машины, — сказал я. — Там будут раненные. Мы должны их привезти сюда, перевязать, накормить, напоить. А вы, кто остаётесь, готовьте казармы и места минимум на двести человек. Лучше на двести пятьдесят. Будут дети — сладости не жалейте. Тётя Марина, доставай свои запасы печенья и варенья.
Как я сказал, так все и зашевелились. Дружина уже ждала на улице. Мы сели в машины и выехали. Я только надеялся, что Марк не успеет перебить всех до нашего приезда. Хотелось, чтобы хоть что-то осталось и нам. Меня самого распирало от злости, хотя раньше я за собой такой кровожадности не замечал. Может, это из-за той сущности, что живёт во мне. Может, просто усталость. Но одно я знал точно — эта ночь будет долгой.