Что удивительно, никто к нам не подошёл и даже не попытался заявить права на победу. Вертушки развернулись и ушли в сторону, машины так же молча развернули обратно. Ни приветствия, ни требований, ни даже намёка: «Смотрите, это сделали мы». А ведь только что в воздухе сгорело шесть миллионов рублей.
Я почесал затылок.
Интересно… это помощь от моих врагов, чтобы потом выставить счёт? Или же кто-то другой — богатый местный род, решивший помочь начинающему роду Романовых? Если есть враги, должны быть и союзники. Или нет? Иногда мне кажется, что судьба щедра именно на врагов. Может, это и правда помощь от герцога Петрова, графа Корнеева и барона Румянцева?
— Максим, — повернулся я к нему. — Так точно? Шесть миллионов?
— Ну да, — кивнул он. — Каждая ракета по двести пятьдесят тысяч. Вы же сами видели, какой всплеск Эхо был? Это боеголовки, усиленные чистой материей Эхо. Их делают из крайне редких монстров. Одна штука — четверть миллиона. Обычно такие применяют только против девяток, десяток или, не дай Эхо, одиннадцатых.
Он сделал паузу и добавил:
— А одиннадцатые ранги вообще легенда. Их в истории всего около десяти было. Последний, появившийся в Сибири, снес пол-границы России и Китая. Тогда погибло с сотню магов десятого и одиннадцатого ранга… да что там, целая тысяча магов полегла. Именно после этого и начали делать такие ракеты. Другого способа остановить того монстра просто не было.
Я присвистнул. Вот тебе и цена вопроса: сражения, в которых сама земля трещит, и стоимость залпа равна состоянию мелкого городка.
— Что теперь? — спросил я.
— Ждём, пока эпицентр остынет, — ответил Максим. — Имперские маги потушат пожары, негоже жечь тайгу. А вы можете возвращаться в поместье. После смерти девятки мелочь сама разбежится. Дальше тут будет беготня по лесу за остатками. В принципе, это уже наша работа.
Он усмехнулся, но я уловил в его голосе усталость.
— Но если хотите, можете пройтись по лесу, добить тех, кто ещё шевелится. Это и силы пополнит, и к следующему рангу приблизит.
Я так и сделал. Ещё около часа ходил между деревьями, протыкая недобитков клинком и чувствуя, как Эхо снова наполняет меня. Клинок тоже требовал подпитки — я до конца не понимал зачем, но нутром ощущал: так надо.
Возле поверженного монстра задержался дольше. Это был чёрный, как уголь, волк — шерсть блестела влажным жирным блеском, а клыки тянулись до самой нижней челюсти. Лапы ему перебило, он хрипел и только скрежетал зубами. Я вогнал клинок в его грудь и попытался проследить за потоком. Эхо скользнуло по лезвию, достигло рукояти — и просто исчезло. Ни накопителя, ни всплеска силы, будто меч проглотил её и вычеркнул из мира.
Я нахмурился. Вырвал клинок и, для проверки, метнул его в другую тварь. Та напоминала лису, но с вытянутым телом и раздвоенной пастью, из которой вырывался сиплый свист. Лезвие вошло точно в бок, но Эхо осталось внутри. Клинок стоял, не втягивая ничего. Я подошёл, обхватил рукоять — и только тогда поток рванул в металл. Значит, без меня он был всего лишь сталью. Работал только в связке со мной.
Снова отметил странность. Если находиться в разломе на пределе возможностей своего ранга — сила растёт. Стоит переступить дальше — она начинает уходить. Эхо словно живёт своей жизнью, дышит, ставит правила. И чем больше я с ним сталкиваюсь, тем яснее понимаю: это не просто энергия или материя. В Эхо есть свой разум.
Я вернулся к стоянке, которая уже организовалась прямо на месте боя. Мы с дружинниками решили далеко не разъезжаться и остались там же, где всё и началось. Одна из машин уже грузилась частями монстров — их отправляли в поместье. Имперские выкупщики не любили приезжать на место и брать товар сразу: можно было, конечно, но тогда с нас снимали пятнадцать процентов за сбор и транспортировку.
Я решил сесть в кузов чтобы подтвердить свои теории и подумать. Не хотелось ехать духоте в закрытой кабине. По дороге начал думать о том, что произошло. Как так вышло, что в бою мне почти не приходилось использовать плетения? Это было странно. Я попробовал несколько раз во время поездки сделать то же самое, но ничего не вышло. Да, я мог собрать плетение в воздухе, но через тридцать–сорок сантиметров сила ослабевала, и оно рассыпалось. Даже маленькая струя огня не могла оторваться дальше, чем на полметра от моей руки.
Из учебников я знал: на втором–третьем ранге заклинания и должны держаться близко к телу — в пределах пяти–двадцати пяти сантиметров. Лишь после пятого ранга маги начинали выносить плетения дальше, и это ускоряло применение. Как тогда, когда на меня накладывали щит: маг не собирал его возле себя и не «бросал» в мою сторону, он сразу выстраивал защиту вокруг меня. И это экономило время.
За этими мыслями мы добрались до дома. Я чувствовал, что у меня осталось достаточно сил, чтобы попробовать восстановить Милену. Но в голову пришла ещё одна, странная и, возможно, самоубийственная идея. Я вспомнил о своём клинке. Он поглощает энергию. А что если не выпускать силу в воздух, а направить её в клинок? Вдруг он сможет принять её? Идея была рискованной, но день уже клонился к вечеру.
Когда мы вернулись к поместью, картина получилась почти будничной. Машины разгружались у складов, туда же сгружали туши монстров — их ждали мастера и хранители, чтобы рассортировать добычу по ячейкам и хранилищам. Дружинники без лишних слов взялись за работу: кто тянул обугленные шкуры, кто поднимал ящики с костями, кто проверял целостность артефактных частей. Я задерживаться там не стал — всё равно моё участие в этом было символическим.
Сошёл с кузова и направился в сторону поместья. Мысль была простая: поесть. Голод пробрал сильнее усталости, и на ноги толкал именно он. В обеденном зале меня встретила одна из служанок — я даже имени её не знал, не успел за эти дни со всеми познакомиться. Она поклонилась и спросила:
— Что будете желать, господин?
— Что-нибудь быстрое, — ответил я, садясь за стол.
— Сейчас есть окрошка, — предложила она.
— Отлично. Тогда окрошку и что-нибудь на второе.
Через несколько минут передо мной стояла глубокая тарелка. Казалось бы, не сезон, но холодная окрошка на кефире зашла идеально. Тётя Марина уже знала, что я люблю именно так, но её сегодня не было, и служанка постаралась ничуть не хуже. Запил всё терпким ягодным морсом — холодным, чуть кисловатым, он отлично резал вкус кефира.
На второе принесли жаркое из утки — с мягким мясом, впитавшим густой соус, и румяными кусочками картофеля. Рядом — пара хрустящих перепелят, жаренных до золотистой корочки. Молодая картошка слегка удивила: осень, а на столе блюдо, будто из начала лета. Но я не стал задумываться — ел медленно, с удовольствием, смакуя каждый кусок. А в финале попросил кофе: не потому что клонило в сон, усталости я почти не чувствовал, но лишняя бодрость перед тем, что собирался сделать, не помешает.
Только после этого поднялся к себе. Решил действовать «неправильно»: сначала поесть, а уж потом в душ. Голод оказался сильнее желания смыть с себя гарь и пот.
Когда начал раздеваться, понял, что идея поесть в таком виде была, мягко говоря, сомнительной. На мне засохшая кровь, грязь, пот, разодранная в нескольких местах одежда — выглядел я скорее как загнанный дружинник, чем как господин аристократ. Усмехнулся: никто даже не подал виду. Все прекрасно понимали, откуда мы вернулись. Если я сидел за столом и ел — значит, прорыв отбит, а значит, поместье и деревни в безопасности.
Я принял душ, переоделся, натянув на себя чистую одежду стандартную для меня: темная рубашка и черные брюки.
Взял клинок.
Теперь — к Милене.
В доме было тихо. Никого рядом. Даже Злата, похоже, где-то пряталась, обиженная. На расстоянии я уловил лишь присутствие Марка — он держался настороже. Это было кстати. Если я сейчас попробую выжечь энергию Милены в клинок и потеряю сознание, ничего страшного. Зато от ритуалов можно будет сегодня отговориться.
И я наконец признался себе честно: причина, по которой я избегаю ритуалов, вовсе не в лени и не в страхе. Дело в другом. Эти обряды слишком уж односторонние. Те, кто проходят их, отдают свою жизнь за мою. А меня это формально ни к чему не обязывает. Они становятся привязанными ко мне навсегда. И часть меня — та, что пришла из прошлого мира, — называет это рабством.
Да, здесь это считается нормой. Но во мне всё равно сидит ощущение, что так неправильно. Значит, остаётся только одно: если я всё же буду связывать с собой людей через ритуал, то буду вести себя с ними не как хозяин, а как человек. И буду отдавать им столько же, сколько они будут отдавать мне. Не использовать их, а защищать.
По пути к комнате Милены я вдруг поймал другую мысль: а что, если попробовать вернуть Марку человеческий облик? Рано или поздно придётся делать ему документы, а с его внешностью сложить два и два сможет любой. Если он должен стать дружинником нашего рода, то и выглядеть должен как человек, а не как продукт мутаций. Мысль засела в голове, но я отложил её на потом.
Зайдя к Милене, первым делом ощутил: давление чужого Эхо стало слабее. Оно стабилизировалось, хотя ещё не до конца. Но я понимал — Милена выкарабкается. Более того, её сила подбиралась к грани: она готова была шагнуть на седьмой ранг по магии.
Я взял клинок. Попробовал соединиться с ним через Эхо — и у меня получилось. Плетения отозвались, и самое главное: клинок не оттолкнул меня, а принял. Словно признал хозяином. Вновь мелькнула мысль: Эхо — это не просто материя. Оно живое, системное, в нём есть воля.
Клинок тоже будто понял, что я собираюсь делать, и дал согласие. Я сел на пол, положил его на колени, одной рукой удерживал рукоять, другой дотянулся до Милены. В тот миг в голове всплыла нелепая ассоциация: подключение принтера к компьютеру по кабелю. Хотелось усмехнуться: когда-нибудь мы дойдём до беспроводного Wi-Fi, и прикосновение станет не нужно. Пока же без него — никак.
Я прикоснулся к Милене. Схема плетений открылась передо мной, как разложенный чертёж. Я сразу понял, за какие узлы нужно тянуть, чтобы снизить напряжение её Эхо. Я не менял её силу напрямую, но подталкивал родовое Эхо Милены работать в нужном направлении. Излишки уходили в клинок, и тот принимал их без сопротивления.
Но вскоре я заметил странное: моя рука словно приросла к Милене. Плетения связали нас так крепко, что я не мог отдёрнуть ладонь. Внутри поднялась волна паники — я не понимал, что именно происходит.
Не за себя — умирать я уже умел. Страх бил в сердце потому, что рядом была она. Милена. Я не хотел стать причиной её гибели. Но паника быстро уступила место холодному расчёту: я заставил себя смотреть, что делает Эхо.
Клинок втягивал потоки чужой энергии — ровно, жадно, не оставляя во мне ни капли. Я видел, как линии плетений дрожат, как струны переливаются, как символы складываются в узор. Родовое Эхо Милены синхронизировалось с клинком, и они будто работали вместе, отдавая всё внутрь металла.
Она слабела. Я чувствовал, как её уровень падает. Сначала шестой ранг, потом пятый. Я сжал зубы, глядя, как её дыхание становится всё более тяжёлым. Чужая сила девятого ранга ещё тлела в ней, но клинок вытягивал и остатки других монстров, накопленные ею раньше. Всё уходило в меч, и я не видел конца.
Я дёрнул рукой — без толку. Плетения держали железной хваткой, и попытка вмешаться отозвалась острой болью в висках. Голова будто раскалывалась, но я не остановился. Я заставил себя всмотреться глубже.
Перед глазами хаос начал складываться в систему. Узлы стали символами, линии — струнами, всё это сливалось в схему, которую я мог читать. Я видел, какие нити держат поток, какие можно ослабить. Но пока я разбирался, Милена рухнула ещё ниже. Четвёртый ранг… третий… Я чувствовал, как сердце сжимается: если не успею — она просто рассыплется.
Клинок продолжал высасывать. В нём не появлялось ни света, ни огня. Он был как чёрная яма, поглощавшая всё, что попадало внутрь. Милена бледнела, и я ловил себя на мысли: ещё мгновение — и она умрёт, а я так и не пойму, как это остановить.
Я вцепился в плетения, перебирал струны, искал правильный узел. Каждое неверное движение отдавало болью, но я не отпускал. В голове мелькали формулы, схемы, будто я решал задачу по физике с ножом у горла. Секунда за секундой я складывал символы, сдвигал их, и наконец почувствовал: вот эта нить, если дёрнуть — связь ослабнет.
Я потянул. Узел начал расползаться. Клинок ещё втягивал силу, но уже не так яростно. Милена осела до второго ранга — и только тогда связь оборвалась.
Я рухнул на пол, задыхаясь. Милена дышала — медленно, но ровно. Чужой силы в ней не осталось. Ни капли. Всё ушло в клинок, растворилось, как будто никогда и не существовало.
Я поднял взгляд на оружие. Оно выглядело так же. Не светилось, не пульсировало. Но я знал: оно хранит в себе то, что забрало. Где-то внутри, в глубине металла, исчезли силы девятого ранга и следы всех монстров, что кормили Милену раньше.
И это было открытие. Я нашёл способ использовать родовое Эхо Милены так, чтобы очищать её, а не губить. Но цена оказалась жестокой: её собственная сила обнулилась до ее родного ранга.
Я почувствовал, как слабость подкрадывается сначала в колени, потом во весь корпус — будто кто-то тихо вытягивает из меня силу. «Нет опять… тьма?» — мелькнуло в голове. Но будто бы держусь. Милена открыла глаза и заплакала — не от боли, а от облегчения.
— Ари, ты жив? — её голос дрожал. — Я думала, ты умер…
Я улыбнулся, хотя во рту горчил привкус крови. Видимо прикусил губу, когда пытался распутать плетение.
— Ну, фактически один раз я уже умер, — сказал я, нарочно легко. — Но второй пока не планирую.
Она фыркнула :
— Дурак, — прошептала она. — Я видела, как ты бросился ко мне. Я думала, тебя разорвут. Я хотела тебя спасти, а в итоге — ты спас меня.
Всхлип, и в слове «дурак» было больше любви, чем упрёка.
— Вот так и живём, — ответил я, подмигнув. — Ты меня спасёшь, когда буду стар и бестолков, а я — пока что спасаю тебя в рассрочку.
— Я тебе так должна… — прошептала она, вздыхая.
— Мы же помолвлены, да? Скоро ты будешь моей женой, а какой я муж, если не могу защитить жену?
Она попыталась встать, с силой подтянула себя, но лицо исказилось от усилия.
Я встал. Рванулся подхватить её — и мир вдруг покачнулся. Нога подогнулась, голова закружилась, и я вместо героического подъёма рухнул на кровать рядом. Неудачно, нелепо — и оба мы засмеялись, смех был хриплым, но искренним. Нелепо вышло — вместо того чтобы поддержать её, я сам рухнул к ней на подушки, уперевшись лбом о её плечо.
Она потянулась ко мне, стараясь обнять, но силы её подвели. Я чувствовал, как её ладонь легко скользнула по моей руке, и запах — чистый, мыльный, тёплый — ударил в нос. Наверное, Ольга следит со служанками за ее телом и гигиеной. Это был запах дома: свежесть белья, чуть сладкая парфюмерия и память о кухне.
— Милена, не вставай, — прошептал я, хватая её за руку, чтобы удержать.
— Ты пахнешь домом, — пробормотала она и улыбнулась.
— Это пампушки — хмыкнул я.
Она уткнулась мне в ладонь и сжала сильнее, в её голосе — и забота, и упрёк:
— Ты идиот. Не умирай без меня, договорились?
— Договорились.
Я попытался улыбнуться, но ответ был тихим силы уходили:
— Сейчас… только чуть-чуть полежу, и пойдём дела делать.
Пульс замедлялся, мир сгущался по краям; последние образы — её ресницы, капля слёзы, свет в комнате — плавно разбегались. Я слышал, как она шепчет моё имя, и в голове промелькнула мысль совсем простая и человеческая: «Ещё чуть-чуть… и я попаду во тьму».
Тьма пришла ровно и спокойно.