Егерь. Системный зверолов

Глава 6

Староста остановился в трех шагах, опёрся на трость и посмотрел на меня с такой показной жалостью, будто я медленно умирал прямо на его глазах. Его улыбка была широкой, почти добродушной, но в ней сквозило притворство — это я считать мог.

— Максим, Максим, — начал он, и голос его был сладким, как мед. — Я же просил тебя, сынок, не ходить в деревню. Ты же болен, а у нас тут люди, дети, старики. Зачем рисковать здоровьем всех? Я ведь за деревню в ответе, мне думать о каждом приходится.

Я выдержал взгляд, но чувствовал себя неловко. Болен? Нет, здоров, как бык! Но Ефим смотрел на меня с такой заботой, что любой бы поверил, будто он и правда переживает за деревню.

Ирма шагнула вперед, загораживая меня.

— Хватит петь эти песни, староста. Макс не болен, я за это ручаюсь. И не прячься за свою заботу о жителях.

Старик поднял брови взглянул на Стёпу, будто удивившись:

— Молодой человек, вы ещё здесь?

Тот мгновенно опустил взгляд, промямлил что-то про помощь отцу на огороде и мигом исчез.

Уголки губ Ефима дрогнули в усмешке. Он развел руками, словно показывая, как ему тяжело нести своё бремя.

— Ирма, ты же знаешь, я только о благе людей думаю. А если Макс заразит кого? Ты ведь не хочешь, чтобы на тебя потом пальцем показывали? — он повернулся ко мне, и его голос стал грустным. — Еще раз увижу тебя в деревне, парень — придётся изгнать. Думаю, твоя хворь действует со временем, не сразу. Если твоя мать готова брать на себя этот риск, то жители деревни — нет. Так что дождись лекаря! Ведь попросил… Ирма, ты только хуже мальчику делаешь. Подумай о его будущем.

Я стиснул зубы так, что челюсть заныла. Изгнать? Меня? За что? Чувствовал, как злость вскипает в груди, как кипяток в котелке. Не мои чувства, всего лишь подростковые эмоции парнишки. Захотелось крикнуть, что староста врет, что я здоров, что он просто ищет повод избавиться от меня. Но легко удержал эти чувства. Бросаться на волка с голыми руками — не про меня. Выжду, выберу момент.

— Кхм, послушай-ка, Ефим… — Ирма шагнула вперёд, но тут скрипнула дверь, и на пороге появился Ганус. Лицо было усталым, но спокойным.

— Барут поправится, — сказал он сухо. — Через некоторое время будет на ногах. Семья точно будет признательна тебе, Ирма.

Староста кивнул алхимику, но его глаза остались холодными. Тот так же кивнул в ответ и скрылся у себя в избе.

Я же выдохнул, чувствуя, как тяжесть в груди чуть отпустила.

Ирма посмотрела на Ефима и скрестила руки на груди.

— Слушай, Ефим, ты староста, согласна, но ты же не один у нас, да? Вот Барут-то ранен смертельно был, да ещё и в дуэли с Виолой. Может мы не будем говорить о наших внуках? Боюсь предположить, что только могла бы сделать его семья, которая в совете старейшин деревни, и какие были бы проблемы, умри парнишка.

А ведь правда, Ефим наверняка рад. Ему нужно было, чтобы Барут выжил — из-за внучки, Виолы, которая участвовала в дуэли. Вот почему он здесь. Интересно, когда парень очнётся, что будет дальше?

Староста улыбнулся, но улыбка была тонкой, как паутина. Он кивнул, будто соглашаясь, но я заметил, как его пальцы сжали пояс.

— Ирма, ты полезный человек в нашей деревне, но тебе бы следовало следить за языком, не правда ли? — его улыбка стала ещё шире. — В конце концов, Барут оскорбил её честь и получил вызов. И его ранила его же кошка, с которой он абсолютно не был готов управляться. Эго, знаешь ли. Вот прямо как у твоего Максима.

— Моё эго в полном порядке, староста, не переживайте, — я кивнул и улыбнулся в ответ. — Вы знаете, мы неплохо помогли Баруту и спасли ему жизнь. Бабушка даже пожертвовала ради этого огнежар.

— Максим, постарайся, чтобы в деревне я тебя больше не видел. Предупреждаю в последний раз. Не переживай, как только лекарь объявится, дам тебе знать, — проигнорировал мои слова староста, развернулся и неторопливо пошёл прочь.

Когда он скрылся за углом, я повернулся к Ирме. Очень хотелось обсудить эту ситуацию.

— Почему Ефим так хочет меня из деревни выгнать? Неужели он не видит, что болезнь если и была, то сейчас её нет?

Ирма вздохнула, глядя куда-то вдаль. Ее лицо смягчилось, но в глазах мелькнула тень тревоги.

— Чёрт знает что, мне-то откуда точно знать, чего там эти богатеи думают! Вижу просто, что в норме ты, не хвораешь! — она покачала головой. — Ох, не знаю, Максим. Ефим — хитрый лис, всегда был таким. Думаю, он прекрасно знает, что ты не болен, но что-то его гложет. Слишком уж он серьёзен, и это мне не нравится. Давай-ка ты пока в деревне не появляйся… А там… Зверолову, да ещё и старосте, доверие жителей огромное, не будем усугублять, понял? Сиди пока тихо!

Я кивнул и развернулся, намереваясь пойти домой. Тело жутко ныло и хотелось просто лечь в кровать.

— Максим! — окликнула меня бабка. — Подойди-ка, кой-чего расскажу.

— Да?

Старуха взяла меня под руку и повела в сторону моего же дома. Она улыбнулась, но в улыбке было что-то грустное.

— Тебе восемнадцать лет скоро, да и все эти дела со старостой… Расскажу тебе кое-что важное. Твой отец, он был… особенным. Моим сыном! С характером. Ух, как со мной огрызался, сорванец. Но сильный, стойкий!

Я почувствовал себя неловко. В груди росло теплое чувство, смешанное с гордостью. Отец Макса был хорош, и ему это явно нравилось. Тем временем голос бабки чуть дрогнул, но она продолжила:

— Он не просто зверей ловил — он их понимал. Знаешь, как быстро приручал диких тварей? У-у-у-у. А каких! Он быстро развивался. Однажды привёл к вам домой Клювожора! Представляешь?

— А? — недоумённо вымолвил я. — Что-то такого не помню.

— Вот тебе и «А»! Ты мелкий тогда был совсем, не помнишь. Но старосте не нравился потенциал твоего отца. Все боялись дышать, когда на Клювожора смотрели, зверюга была третьей ступени. А отец твой подходил, что-то шептал, и тот лежал у его ног, как собака.

— Староста завидовал? — удивился я.

— Он тогда и старостой-то не был, Максим. Просто опытный Зверолов, которого твой папа обогнал по мастерству! Это сейчас Ефим третьей ступени, а тогда до твоего отца далеко ему было. Я это к тому говорю, что не лезь-ка ты к этой дряблой лисе, понял? Вот лекарь прибудет со своим специальным питомцем, всё наладится.

Я кивнул, но тут же пришла другая мысль: если Ефим знает, чей я сын, может, он боится, что стану таким же? Не хочет, чтобы сын конкурента занимался этим ремеслом? Подмечать детали и тонкости — моя профессия, так что сразу вспомнил его взгляд на мои татуировки.

— А неплохой у тебя тайник, — сказал я, меняя тему. — Двойное дно. Могла бы и сказать.

Ирма нахмурилась, но потом махнула рукой.

— Нашёл и молодец. Если б не нашёл, я была бы разочарована. И нечего старуху учить что ей делать. Может проверить тебя хотела? — она замолчала, глядя на горизонт. — Ладно, Макс, это потом. Иди домой, день и так вымотал.

Я же решил, что где-то в глубине души бабка просто надеялась, что я не найду огнежар. Но спорить не стал — тело гудело.

Когда добрался домой, в нос ударил запах еды — тёплый и густой. Мама хлопотала у печи, ее движения были быстрыми, но выверенными, как у человека, который знает каждый угол своего хозяйства, как собственные ладони.

На столе уже дымилась миска с гречневой кашей, правда мяса было едва ли. Эх… непорядок.

Рядом стояла плошка с пахнущей квашеной капустой и пара ломтей ржаного хлеба. Я сел за стол, чувствуя, как желудок урчит, а мышцы ноют, будто весь день рубил дрова.

Ольга посмотрела на меня, ставя передо мной кружку с липовым чаем, от которого шёл пар, пахнущий медом. Её усталые глаза заметили больше, чем хотелось показать — и мою сутулую спину, и то, как я вымотался.

Она посмотрела на меня, и в её взгляде мелькнула тревога.

— Все нормально, сынок? Что вы там делали? Что с Барутом?

Я отхлебнул чай и ответил, стараясь говорить ровно:

— Уже знаешь? Всё в порядке, живой, пойдёт на поправку. Алхимик вылечил.

Не хотелось рассказывать про Ефима — зачем заставлять её нервничать? Она и так волновалась за меня больше, чем за своё хозяйство. Жалко её — женщина и без того вымоталась. Поэтому решил сменить тему.

— А тебе отец рассказывал что-нибудь про своё ремесло? — спросил я, глядя в тарелку. — Про то, как он их приручал?

Ольга замерла — её пальцы сжали край стола. Она покачала головой, будто отгоняя мой вопрос.

— Макс, не начинай, — сказала она тихо. — Отец твой был хорошим человеком, но этот путь… опасный. И я не хочу, чтобы ты по его стопам пошёл. Найдём тебе дело поспокойнее, сынок. То, что у тебя татуировки, ещё не значит, что ты обязан всё это делать.

Я медленно кивнул, но в голове уже назрел план. Спорить с ней бесполезно. Лучше показать делом. Докажу, что могу быть Звероловом, и Ольге придется с этим смириться — Ирма поможет. Но пока — молчок.

Сейчас в голове крутился вопрос, который я не мог отогнать — как назойливая муха. Я откусил кусок хлеба, жуя медленно, и решил спросить.

— А почему мы живем здесь, в этой части деревни? — начал я, глядя в кружку, в которой плавали травинки. — Разве Звероловы, вроде отца, не могли заработать столько, чтобы жить иначе?

Не то, чтобы мне было это важно. Скорее хотелось больше знать о том, как здесь всё устроено. Макс такими вопросами не заморачивался, а после смерти отца было поздно.

Ольга замерла, и её пальцы, загрубевшие от работы, сжали полотенце, которым она вытирала стол. Она посмотрела на меня, и в ее глазах что-то мелькнуло — то ли грусть, то ли воспоминание. Потом она улыбнулась.

— Ты думаешь про «богатый» район, да? — начала она, садясь напротив и пододвигая миску с капустой. — Да, там всё иначе. Богачи живут отдельно. У них дома из камня, с резными ставнями, которые стоят дороже, чем наш дом целиком, ха-ха. У родителей Барута, к примеру, есть лошади — не простые клячи, а породистые, с гривами. Вроде бы одна даже магическая… Но это не просто так. Там Мастера все живут, питомцы всех видов лучших ступеней развития, а значит и польза деревне больше, и торговлей промышляют. Старейшины тоже там… Да и Звероловы вроде Григория и старосты.

Я слушал, жуя кашу, и перед глазами вставали картины этого «богатого» квартала. Макс видел его раньше. И вправду, Мастера в «обычной» части деревни не жили.

Там даже запах был другой — не дров и земли, как у нас, а какого-то дорогого масла и цветов. У нас тут все проще. Дома из брёвен, крыши латаные соломой, во дворах у многих — куры, свиньи, да козы. Кто-то варит мыло, пахнущее дёгтем, кто-то плетёт сети для рыбаков. Торговля — рынок, где торгуют овощами, рыбой и травами, что собирают в лесу. А вот богачи торговали по всему королевству. Богатый тут лес, ничего не скажешь.

Но мне наш квартал ближе.

— Да, но ты не ответила на мой вопрос, — уточнил я.

Мама вздохнула и снова улыбнулась, но теперь в улыбке было что-то теплое.

— А ты взрослеешь. Послушай, Максим, твой отец не хотел жить там, — сказала она, и голос ее был тихим. — Он всегда говорил, что ему лучше на отшибе, подальше от людей. У него был дар. Настоящий. Он заходил в лес глубже, чем другие Звероловы. Он ловил таких тварей, от которых местные шарахались, и зарабатывал он хорошо, уж поверь. Всё откладывал деньги на своё же ремесло, хотел расшириться… Но заигрался.

Она замолчала, и слово «заигрался» упало, как камень в воду, оставив круги в моих мыслях. Я увидел, как её пальцы сжали полотенце сильнее.

— А что случилось потом?

— Ты что это столько вопросов сегодня задаёшь⁈ — удивилась Ольга.

— Так ведь долго болел, вот и хочу всё узнать, — я пожал плечами. — Расскажи, это ведь не секрет?

Женщина пристально и довольно долго смотрела на меня, потом кивнула.

— Налог на эту землю достаточно дорогой для меня, сынок. Барон приезжает раз в полгода и забирает дань. Я бы давно обменяла её, но кому нужно разрушенное хозяйство Зверолова на отшибе? Да и, если честно… — она замялась.

— Что? — мягко, но настойчиво надавил я.

— Эх, старуха эта отговорила, Ирма. Теперь жалею, — Ольга тяжело вздохнула.

— А почему ты не стала Мастером?

— А что, должна была? — женщина горько усмехнулась. — Мне и так хватало зверей вокруг, отцу же нужно было помогать. Да и никогда не лежала к этому душой. Кто же знал, что всё так обернётся.

Я замолчал не зная, что сказать, а она вдруг продолжила.

— Староста и Григорий теперь на охоту ходят с отрядами воинов и Мастеров, сынок. Они платят за эти услуги, ловят зверей и продают. А у нас денег на такое нет, да и ты совсем ничего об этом ремесле не знаешь. Не думаю, что Ефим согласится провести обряд, пока считает, что ты болен. Поэтому я сильно переживаю, понимаешь? Твоя уверенность быть Звероловом меня пугает. Мы живем честно, своим трудом. Как окрепнешь, пойдёшь в подмастерье кузнецу, я договорюсь.

Что ж, спорить не хотелось, но вот семечко сомнения зародить можно.

— Меня не обязательно постигнет участь отца. Ведь это был очень редкий случай, да?

— Я просто переживаю, сынок, — она покачала головой и начала убирать со стола. — Завтра весь день на работе. Вернусь поздно. Что будешь делать?

— Тренироваться. Не переживай, в лес не пойду, — ответил я, чувствуя, как усталость накрывает, будто теплым одеялом. После беготни по деревне и ужина я мечтал упасть на кровать, но прежде хотел сделать ещё кое-что.

Завтра мышцам будет несладко, нужно постараться сделать хотя бы минимум. После того как помог Ольге вымыть посуду в тазу, вышел во двор и направился в мастерскую.

Оставив дверь открытой, чтобы внутрь проникал свет, я взял серп. Повертел его в руках, ощущая, как деревянная рукоять слегка скользит в ладони, отдавая запахом старого дерева и ржавчины.

Лезвие было тупым и выглядело усталым, как и всё в этой мастерской, но я видел в нём потенциал — острый серп мог бы пригодиться во многом. Бросил взгляд на точильный камень, лежавший в углу. Он был выщербленным, с неровными краями, но всё ещё крепким, с грубой поверхностью, которая обещала справиться с задачей.

Подошёл к точильному камню, присел на корточки и положил его на верстак. Камень был тяжёлым, холодным, с тёмными пятнами от старых заточек. Его поверхность была шершавой, но местами гладкой, словно кто-то когда-то старательно работал им.

Я сделал несколько шагов к выходу, поднёс серп к свету и внимательно осмотрел лезвие. Ржавчина въелась неглубоко, и металл под ней казался прочным. Если снять верхний слой и заточить кромку, серп снова станет острым.

— Ну, давай, дружок, — пробормотал себе под нос. — Долго не упорствуй.

Хорошо, что дед учил меня в деревне всему, и умел я многое.

Взял пустое ведро, набрал чистой воды из колодца, поставил у верстака и плеснул немного на камень, чтобы смочить его. Вода стекала по поверхности, оставляй тёмные дорожки.

Мокрый камень лучше справляется с металлом. Устроился на табурете, его шаткие ножки заскрипели, и крепко сжал рукоять серпа в левой руке. Правой я прижал лезвие к камню, стараясь держать угол наклона, чтобы не испортить кромку.

Первый проход был медленным, осторожным. Я провёл лезвием по камню — металл скрипит, сопротивляясь. Ржавчина начала осыпаться мелкими рыжими хлопьями, падая на верстак. Я надавил чуть сильнее, и серп издал низкий, скрежещущий звук, будто жаловался на пробуждение. Пальцы уже через несколько движений начали ныть — рукоять была неудобной, грубой, а усилие требовало напряжения. Я остановился, вытер пот со лба рукавом и осмотрел лезвие. Ржавчина начала сходить, но кромка всё ещё была тупой.

Сделал ещё несколько движений, снова прижав лезвие к камню. Звук металла о камень стал громче. Я сделал паузу, чтобы перевести дыхание, ощущая, как усталость накатывает, но дело надо довести до конца.

— Чёрт, — пробормотал с лёгким раздражением, глядя на серп. — Тупой, как пень. Надо ещё разок пройтись.

Настойчиво смочил камень ещё раз, плеснув на него воды, чтобы уменьшить трение. Лезвие начало блестеть, открывая чистый металл под ржавчиной. Провёл пальцем по кромке — она всё ещё была неровной, но уже чувствовалась острота. Мои движения стали быстрее, увереннее, но старался не спешить, чтобы не снять слишком много металла. Каждый проход сопровождался лёгким скрипом — серп оживал в моих руках на глазах.

Наконец остановился, чтобы проверить лезвие, проведя большим пальцем по кромке. Оно было острым, но не идеальным.

Я вытер руки о штаны. Отличная работа! Лезвие блестело, отражая свет, пробивавшийся через щели в стенах мастерской.

— Хорош, — пробормотал, поднимая серп и чувствуя неимоверную усталость. — Чёрт с ним, не идеально, но для дела хватит.

Спустя несколько минут, после того как тщательно вымыл руки, зашёл домой. Ольга уже спала в свой комнате.

Улёгся в кровати и закрыл глаза. За окном ветер шуршал в ветвях, словно шептал. Усталость навалилась на меня, как тяжелый плащ, пропитанный дождем. В голове бурлили мысли и каждая тянула за собой другую, словно нитка за иглой.

Чёртов староста. Теперь мне нельзя в деревню, даже Ирма начала переживать — но меня этот запрет не заботил. Хотелось туда, в лес, где водятся магические звери. Изучить его, сделать своим. Проявить все свои навыки.

Много ограничений указал Ефим, даже ловить питомцев было нельзя, но, если сделать всё аккуратно… Должно сработать.

Сидеть на печи и плевать в потолок не собираюсь, тем более, когда обещанный «Звериный кодекс» заблокирован. Завтра можно подумать, как всё провернуть. Уже есть план и даже серп готов.

Я перевернулся на бок, кровать скрипнула, закрыл глаза и провалился в сон, чувствуя, как лес за окном приятно убаюкивает.