Егерь. Системный зверолов

Глава 11

Я замер, чувствуя, как кровь стучит в висках, а пальцы невольно сжимаются в кулаки.

Горностай внутри царапал стебли «телесника», издавая резкий, почти визжащий звук, будто пилой по дереву.

Виола стояла в паре шагов, её надменная ухмылка резала глаза, как солнечный блик на ржавом лезвии. А рядом с ней стоял Звёздный Волк, с интересом поглядывая на горностая. Слова девчонки всё ещё звенели в ушах.

Ну Стёпка, как так-то? Дружки у меня в последнее время как на подбор. Кстати, а его самого нет. Как и Веры с охранниками. Она одна? Хитрая девчонка Виола, глупо не признать.

Мой разум лихорадочно перебирал варианты. Если она донесёт до старосты, быть беде. Ефим ясно дал понять, что мне нельзя охотиться. «Ты не у дел», — так он сказал, а ещё грозился выгнать из деревни. Но дело даже не в изгнании — в лесу я выживу, это не вопрос. Я знаю, как найти еду, как укрыться от угрозы, как не стать добычей. Да, возможно здесь будет тяжело первое время, но это совершенно не пугало.

Но вот Ольга… Это не очень хорошо. Если староста решит выгнать меня, она останется одна. А Ирма, эта старуха с языком острым, как мой серп, просила не подставляться. Чёрт, нельзя это так оставить.

Я стиснул зубы, ощущая, как пот холодит шею, стекая под ворот рубахи. Виола развернулась, её светлая коса качнулась, как маятник, а сапоги мягко зашуршали по траве. Она, будто не дождавшись моей реакции, бросила через плечо, с ядовитой насмешкой:

— Отлично, дедушка будет рад услышать такие новости.

И шагнула прочь. Внутри меня всё сжалось, будто кто-то затянул узел на кишках.

Нельзя отпускать! Я шагнул вперёд, игнорируя ноющую усталость в ногах, и схватил её за руку. Кожа её запястья была прохладной, чуть влажной, но она тут же дёрнулась, будто я ткнул её раскалённым прутом. Рука выскользнула из моей хватки, и Виола развернулась, её глаза расширились, а губы искривились в гримасе отвращения.

— Ты что творишь, больной⁈ — прошипела она, отступая на шаг. — Не смей меня трогать!

Ситуация накалилась.

Звёздный Волк Виолы напрягся, его янтарные глаза сверкнули, а низкий рык прокатился по поляне, как далёкий раскат грома. Шерсть на загривке встала дыбом, когти вдавились в мягкую землю, оставляя мелкие борозды.

Его взгляд буравит меня, будто зверь решал, броситься или выжидать. Мои пальцы, всё ещё сжимавшие ловушку с горностаем, слегка дрогнули, но я заставил себя дышать ровно.

Так…

Я медленно опустил ловушку на землю, чтобы руки были свободны, и повернулся к волку, держа плечи расслабленными, но спину ровно. Прямой взгляд в глаза мог спровоцировать, поэтому я смотрел чуть ниже, на его морду, улавливая движение ушей. Мои ладони раскрылись, пальцы чуть разведены, показывая, что я не держу оружия. Сердце стучало, но я подавил желание отступить — это только разожгло бы его инстинкты.

— Тише, большой, — сказал я тихо, почти шёпотом, мой голос был низким, твёрдым, но без угрозы. — Всё спокойно.

Я чуть наклонил голову, не отводя взгляда, и сделал медленный выдох. Волк прищурился, его уши дёрнулись, а рык стал тише, больше похож на утробное ворчание. Его бока всё ещё вздымались, но когти перестали скрести землю. Татуировки на моих запястьях вдруг запульсировали, словно горячая кровь пробежала по венам, и я почувствовал лёгкое тепло, как от нагретого солнцем камня. Это было что-то мягкое, как невидимая нить, потянувшаяся к зверю.

Волк мотнул головой, его шерсть слегка опала, а глаза, хоть и не потеряли настороженности, уже не горели так яростно. Он сделал полшага назад, ближе к Виоле, но не оскалился. Я держал руки неподвижно и выждал ещё пару секунд, пока его дыхание не стало ровнее.

— Вот так, — прошептал я, едва шевеля губами, чтобы не спугнуть этот хрупкий момент. Волк фыркнул, будто соглашаясь, и отвернулся, его хвост лениво качнулся, задев траву.

— Это?.. Это?.. — Виола чуть не задохнулась, выпучив глаза. — Как ты это сделал⁈ Что это?

Горностай в ловушке снова заскрёб, его когти царапали прутья, издавая неприятный скрежет, как нож по тарелке. Я выдохнул, стараясь держать голос ровным, хоть внутри чувствовалось лёгкое раздражение от её высокомерия.

— Никакой болезни нет, Виола, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Так что не надо раздувать.

Она фыркнула, скрестив руки на груди. Её пальцы нервно теребили край кожаной сумки на поясе, а губы скривились в презрительной усмешке.

— Не болен, говоришь? Ага, конечно. Думаешь, я поверю? Ты два года валялся, как дохлая рыба, а теперь встал и вдруг в лес потащился, да ещё и зверя поймал? — Она кивнула на ловушку, и я заметил, как её взгляд задержался на конструкции.

Брови девчонки чуть дёрнулись, а пальцы на сумке замерли, будто она пыталась скрыть удивление. Она явно не ожидала, что я способен на такое. Её можно понять.

Но тут же её лицо снова стало надменным.

— Дедушка узнает, и тебе конец. Без разрешения короля ловить питомцев? Ха! Ты хоть понимаешь, что тебя из деревни вышвырнут, как шелудивого пса?

Чувствовалось, как её слова пытаются вгрызться в меня, но не поддавался. Её тон был как уксус, пролитый на открытую рану, но она не знает, что я не поведусь на детские провокации — не тот возраст. За жизнь уж повидал достаточно таких, как она — тех, кто думает, что власть и связи делают их непобедимыми. Я стоял ровно, плечи расправлены, дыхание спокойное, несмотря на то, что горностай снова зашуршал в ловушке, будто напоминая о себе.

— Не рассказывай никому, Виола, — сказал я твёрдо, но без угрозы.

В моей голове мысли скакали от одной к другой — что можно предложить ей за молчание?

Она прищурилась, её глаза блеснули, как у кошки, почуявшей добычу. Девушка шагнула ближе, её сапоги мягко впечатались в траву, а волк за её спиной чуть шевельнул ушами, но остался на месте.

— Ого, как мы заговорили, — протянула Виола, её голос сочился ядом, но в нём появилась новая нотка заинтересованности. — А с чего мне молчать, а, Зверолов-неудачник? Ты мне никто. Думаешь, я буду покрывать какого-то доходягу, который возомнил себя приручителем?

Она ткнула пальцем в мою сторону.

— Ты не пройдёшь обряд, твоё будущее — это огород и тяпка. Или, может, кузнецу в подмастерье пойдёшь, будешь угли ворошить? Если, конечно, дедушка не решит, что ты слишком опасен для деревни. А он решит, поверь. Один намёк от меня, и ты будешь гнить в этом лесу, пока твоя мамаша будет плакать.

Ого, а это достаточно жёстко. Её слова были как пощёчина, но я не дрогнул. Мои пальцы сжали ловушку чуть сильнее, грубые прутья впились в кожу, но я не позволил эмоциям Макса взять верх.

Она рисовала мрачную картину, и, чёрт возьми, знала, как бить по больному. Но я заметил, что она не уходит. Просто стояла, смотрела на меня, её глаза бегали по моему лицу, по ловушке, по горностаю, который снова зацарапал внутри, издавая высокий, раздражённый писк. Она ждала моей реакции, и это был шанс. Хорошо, я тебе подыграю, пигалица. Правда едва сдержал улыбку — настолько мне было очевидно, что она просто что-то хочет от меня получить. И это только на руку.

— Кхе-кхе, — кашлянул я, слегка наклонив голову, но не отводя взгляда. — Что ты хочешь?

Её губы дёрнулись в кривой улыбке, но в глазах мелькнула искра. Девушка шагнула ещё ближе, её запах — смесь травяного настоя и какого-то резкого цветочного масла — ударил в нос.

— Будешь мне должен! — протянула она, голос стал тише. — О, я найду, как с тебя взять. Ты думаешь, мне интересно возиться с тобой? Но раз ты так хочешь сохранить свой ма-а-а-а-а-а-аленький секрет…

Она сделала паузу, её пальцы снова теребили сумку, а волк за её спиной чуть повернул голову, его янтарные глаза следили за мной.

— Я приду. И ты сделаешь, что я скажу. Без вопросов. Иначе дедушка узнает всё, и твоя жизнь станет ещё хуже, чем сейчас.

Ого! Во даёт! Пришлось показательно нахмуриться, будто размышляю. Она думала, что держит меня за горло, но я видел в этом возможность. Виола — внучка старосты, не последний человек в деревне. Если получится наладить контакт в будущем, это может обернуться выгодой. Не сейчас, но позже. Она согласилась прийти, несмотря на все её россказни про мою «хворь». Это о многом говорило. Странно, ведь только что одёрнула руку. Поверила мне? Нет, вряд ли. Играет какую-то роль? В любом случае, она не так проста, как кажется.

— В рамках разумного — согласен, — сказал я, держа голос ровным. — Приходи, договоримся.

Виола фыркнула, её глаза сверкнули торжеством. Она развернулась, её коса качнулась, а волк лениво последовал за ней. Она бросила через плечо:

— Не обольщайся, Макс. Я вернусь, и ты отработаешь свой долг. Готовься.

Несколько секунд задумчиво смотрел, как она уходит в сопровождении своего агрессивного зверя, пока горностай в ловушке снова не заскрёб — его когти царапали прутья, но я не обращал внимания. Мои мысли крутились вокруг того, что произошло. Не видел ничего страшного в том, чтобы помочь ей с чем-то, если это сохранит мой секрет. К тому же, иметь что-то общее с внучкой старосты — это не так уж плохо. Это может открыть двери, которые иначе останутся заперты, а я должен использовать все доступные возможности. А ещё, в следующий раз при мне не будет живого доказательства моего нарушения. Эх, дитё, даже не понимает, где прокололась.

Но её поведение… Обращать внимания на эти детские попытки задеть за живое? Нет, это прошло мимо меня, не вызвав никаких эмоций, разве что недоумение.

Вот только…

Она слишком легко согласилась, несмотря на тяжесть моего «нарушения». Хотя, вспоминая тот зависший на ловушке взгляд… Девчушка-то явно знаниями должна обладать, раз дед Зверолов? Или подобный способ поимки она всё же видит впервые?

Так, чёрт с ней, я сделал что хотел. Теперь, когда прямая угроза сошла на нет, нужно быстро сделать так, чтобы обезопасить себя. «Звериный кодекс» изучу позже, когда смогу уделить этому должное внимание, сейчас точно не до этого.

Я опустился на корточки перед ловушкой.

Горностай внутри был в ярости: его маленькое тело металось, когти скребли по прутьям, а глаза с алыми искрами горели, как раскалённые угли. Он шипел, обнажая мелкие, но острые зубы, а его мерцающий хвост хлестал по стенкам, будто молния в клетке. Я смотрел на него, стараясь не делать резких движений.

Зверь был напуган, и это делало его опасным, несмотря на размер. Я знал, что с агрессивным животным нельзя суетиться — любое лишнее движение или звук может спровоцировать его ещё больше.

— Спокойно, дружок, — сказал я тихо, опуская голос до мягкого, почти шёпотного тона. Мои ладони легли на землю рядом с ловушкой, чувствуя влажную прохладу почвы. — Никто тебя не тронет.

Горностай замер на миг, его уши дёрнулись, но потом он снова зашипел, вцепившись когтями в стебли «телесника». Я не двигался, давая ему привыкнуть к моему голосу. Мои пальцы почему-то слегка дрожали, но я держал руки расслабленными, чтобы не спровоцировать зверя. Нужно было показать, что человек перед ним не угроза, но и не слабак. Животные чувствуют страх, а я не собирался давать ему этот козырь.

Медленно протянул руку к ловушке, но не слишком близко, чтобы не спровоцировать укус. Горностай следил за мной, его глаза не отрывались от моих пальцев. Я заметил, как его бока вздымаются быстрее — он был на взводе, но уже не так яростно царапал прутья. Мой голос продолжал звучать ровно, как журчание ручья:

— Всё, всё, малец. Пора домой.

Я осторожно подхватил ловушку за верхний прут, стараясь не трясти её. Горностай снова зашипел, но уже тише, будто его силы начинали иссякать. Вес ловушки был невелик, но шершавые прутья царапали ладони, а стебли «телесника» оставляли липкий след на коже. Я встал, чувствуя, как ноют мышцы ног после долгого сидения в засаде. Солнце уже почти село, небо окрасилось в багрово-фиолетовые тона, а воздух стал прохладным, с лёгким привкусом сырости.

Путь домой нужно было выбрать осторожно. Хозяйство наше стояло на отшибе, у самого леса, и это было моим спасением — меньше шансов нарваться на любопытные глаза. Я двинулся по тропе, держа ловушку в левой руке, а ведро в правой. Шаги мои были мягкими, ступал по траве, избегая хрустящих веток и камней, чтобы не привлекать внимания. По пути запоминал дорогу и явные ориентиры безопасной зоны леса — благо опыта хватало и в мозгу формировалась карта. Ориентиров, а также удивительных, незнакомых мне мест, было слишком много. И когда всё это изучать?

— Ну что, дружок, — сказал я горностаю, держа ловушку на уровне груди. — Веди себя прилично, и всё будет хорошо.

Зверь ответил коротким шипением, но уже без прежней ярости. Его глаза всё ещё горели, но он притих, свернувшись в комок в углу ловушки. Я чувствовал, как его взгляд следит за мной, но это уже был не страх, а настороженное любопытство. Мой голос, похоже, действовал — животные всегда реагируют на спокойный тон, если он не несёт угрозы.

Я шёл вдоль опушки, где тени от деревьев сливались с сумерками, делая меня почти невидимым. Ветер шуршал в листве, донося запах сырой земли и далёкого дыма из деревенских труб. Где-то вдали залаяла собака, но звук был приглушённым, не близким. Я напряг слух, но шагов или голосов не услышал — путь был свободен.

И тут горностай взбесился. Он вдруг рванулся в ловушке, его когти заскребли по прутьям с такой силой, что стебли «телесника» затрещали, а ловушка задрожала в моей руке. Его шипение перешло в высокий, почти визжащий звук, а мерцающий хвост хлестал по стенкам, будто искры сыпались из костра. Я остановился, мышцы напряглись, а сердце стукнуло быстрее.

— Да что с тобой такое? — пробормотал, опуская ловушку на землю. Мои пальцы сжали прутья крепче, чтобы зверь не вырвался. Он был в ярости, его глаза пылали, а зубы клацали, пытаясь вцепиться в стебли.

Я выдохнул, стараясь успокоиться. Нельзя паниковать — это только хуже сделает. Поэтому присел на корточки и посмотрел на горностая. Его агрессия была не просто страхом — что-то его взбудоражило.

Может, запах? Или звук? Я прислушался, но ничего, кроме ветра и далёкого лая, не услышал.

Аххх…

Татуировки на запястьях вдруг запульсировали, будто кто-то провёл по коже горячей иглой. Жар разлился по рукам, а в груди возникло странное ощущение, как будто внутри меня проснулась какая-то сила, древняя и тяжёлая, как раскалённый металл в кузнечном горне. Я не успел осознать, что происходит, и рявкнул:

— ТИХО!

Мой голос прогремел, как удар молнии, и татуировки вспыхнули ярким красным светом, будто вены наполнились расплавленным огнём. По коже пробежали узоры, закручиваясь, как живые змеи, и я почувствовал, как эта сила хлынула из меня, словно поток горячего ветра.

Горностай замер.

Его глаза расширились, алые искры в них потухли, а тело обмякло, будто кто-то выдернул из него всю ярость. Он смотрел на меня, его уши прижались к голове, а хвост бессильно повис. Ловушка перестала дрожать, и наступила тишина, такая густая, что я слышал собственное дыхание.

Я моргнул, чувствуя, как жар в руках медленно угасает, а татуировки тускнеют, возвращаясь к своему обычному, едва заметному красному оттенку. Горностай не шевелился, только его бока слабо вздымались, как будто он боялся даже дышать громко. Я тихо выдохнул:

— Вот так-то лучше.

Что это было? Эта сила… Великолепно! Я успокоил зверя всего лишь одним словом, ха-ха-ха! Как же было здорово. Раньше о таком и помыслить было нельзя.

Невероятный мир! Невероятные возможности!

И эта сила теперь моя? Она часть этого мира, и я только начал её понимать. Приручил ли я горностая? Вроде нет, скорее усмирил. Вон он, сидит и ест рыбу, будто не он только что рвал и металл. Интересно, вцепись он с такой яростью в лицо… Да, искромсал бы напрочь.

Но сейчас не время размышлять. Надо двигаться.

Я подхватил ловушку и двинулся дальше. В голове крутилась мысль: зверюгу нужно спрятать. В мастерской его держать нельзя — там кошка, а две хищные твари в одном помещении — это верный способ устроить бойню. Но я видел несколько старых клеток разных размеров в другом помещении, где находились различные непонятные устройства. Лишь теперь я начинал понимать из назначение. Разломанные устройства в том здании очень подходили под что-то подобное тренировке. Буду звать то здание «Тренировочный полигон», пусть он и далёк от прямого назначения в текущей ситуации.

Там была клетка подходящего размера, если её почистить, горностай сможет там сидеть, пока не приручу его.

Сумерки сгущались, небо стало тёмно-фиолетовым, с редкими проблесками звёзд. Я ускорил шаг, стараясь не шуметь. Хозяйство уже виднелось впереди — покосившийся забор, тёмный силуэт сарая, низкая крыша дома. Ведро в правой руке слегка позвякивало, напоминая мне о кошке в мастерской.

Добравшись до дома, опустил ловушку с горностаем под кучу досок у забора. Прутья скрипнули, когда я прижал их к земле, мох и тени скрыли конструкцию, словно проглотили. Горностай внутри шевельнулся, его когти царапнули стебли, издав резкий звук, как нож по глиняной плошке.

Странно, Ольги в доме нет. Где она?

Я выглянул за угол и…

…Тут же замер, чувствуя, как волосы встали дыбом.

Во дворе, прямо перед дверью мастерской, она и стояла. Стояла спиной ко мне, её рука уже лежала на дверном засове. Чёрт, она же никогда туда не ходила!

НИКОГДА!

Почему сейчас⁈

Она же вот-вот откроет!

Если вам понравилась работа — ставьте лайк, пишите комментарии! Автор всё видит и всё ценит. Спасибо вам!