Мастер и ученик выбрались из узкого переулка и растворились в плотной, гулкой реке улицы.
Для Елены Тихой прогулка по Новоалтайску была чем-то новым — обычно она передвигалась от точки к точке без задержек, не обращая внимания на яркую уличную жизнь. Но сегодня всё было иначе: ряды лотков манили запахами жареного беляшей, спелых дынь и лёгким ароматом дешёвых духов, смешиваясь в хаотичную, но странно уютную смесь.
— Интерфейсные парики! Мгновенная смена цвета! Дорогая красавица, не хотите примерить? — звенел голос торговца, перебивая ритм шагов прохожих.
— Голограмма Ослепительной Красавицы 3.0! Новейшая версия, разлетается быстрее горячих пирожков! Успей купить, пока не разобрали! — выкрикнул другой, шевеля голограммой, мерцающей на краю лотка.
Елена не обратила внимания — её взгляд был прикован к высоченным небоскрёбам и плавным голографическим проекциям, разливавшимся над центром Новоалтайска, словно живые миражи.
— Елена, ты меня слышишь? — раздался в её ушах голос Ильи Синицына.
Он шёл впереди, не оглядываясь, окружённый уличным шумом — призывами зазывал, звоном музыкальных автоматов, редким шипением открываемых бутылок Императорского шустовского коньяка. И всё же голос мастера звучал предельно чётко, будто кто-то говорил прямо под кожей.
— Да, Мастер, всё в порядке, — откликнулась она, не разжимая губ.
Она ещё не до конца привыкла к такому способу — говорить не словами, а через едва ощутимые импульсы, проходящие по внутренним энергоканалам.
— Держись рядом и не отставай, — голос Ильи звучал спокойно, но с лёгкой стальной нотой. — Эти лавочники хороши, чтобы поглазеть, но, если установишь что-нибудь из их товаров, вместе с ним получишь вирусы и тонну вредной рекламы. И ещё — не ходи прямо рядом со мной, держи дистанцию.
Пройдя четыре или пять улиц сквозь неоновый шум Новоалтайска, Елена Тихая наконец увидела, как Мастер остановился у массивного бара на углу.
Над входом пульсировала вывеска с надписью — "Сумрачный закат". По обе стороны голографические девушки в крошечных купальниках танцевали так убедительно, что казалось — вот-вот шагнут наружу.
Чуть ниже по фасаду бежала строка рекламы, повторяющаяся без устали:
"Чувственные спутники Дзюпосле — совершенствуйтесь вместе. Гармония слияния, самые яркие сумерки".
— Я войду первым, — сказал Илья. — Ты заходи через две минуты.
Безумная Елена: Так вот это его место, да?
Елена замерла, наблюдая, как Мастер скользнул внутрь "Сумрачного заката", не дав никаких объяснений.
Безумная Елена: Ты серьёзно собираешься туда идти? Ты же даже не знаешь, что ждёт внутри и чего он от тебя добивается.
Холодная Елена: Он делает это специально. Как тогда, когда заставил меня поклясться доверять ему безоговорочно.
Безумная Елена: И?
Холодная Елена: Я рискну. Он упомянул набор для совершенствования. Если окажется, что это ловушка — я позабочусь о том, чтобы он за неё заплатил.
Елена взглянула на таймер, глубоко вздохнула и шагнула внутрь бара.
Дверь, будто шлюз, впустила её в мир оглушительного баса и многоцветного хаоса. Под ярким, но выверенным светом расстилалась танцплощадка, где красивые мужчины и женщины — живые и искусственные — двигались в ритме, как запрограммированные на бесконечный танец.
Вокруг сияли барные стойки из хрусталя, отражающие неон, словно сотни разбросанных по полу лезвий. За ними сидели посетители, многие из которых носили мантии совершенствования — настоящие очистители Росы, ищущие вдохновение в этой кибернетической вакханалии.
Едва Елена вошла, голос Ильи прорезал шум — ровный, ясный, будто он стоял рядом:
— Я, честно, думал, что ты сбежишь. Молодец. Теперь иди помой руки в туалете и вернись. Без усилия — веди себя естественно.
Безумная Елена: Хм, это уже похоже на тренировку на открытой сцене.
Холодная Елена: "Естественно"? Значит, он хочет, чтобы я кому-то показала, на что способна.
Не до конца понимая смысл задания, она сняла плащ и направилась к туалету, отмечая взглядом, что у барной стойки неподалёку сидит мужчина, который всё время поглядывал в её сторону.
Вода текла холодная, пахла хлоркой и металлом, когда голос Ильи снова раздался в ухе:
— А теперь подойди к ближайшей барной стойке и купи три бутылки Mica Qilin Herb на вынос. Если кто-то заговорит — отвечай спокойно.
Елена поняла, что это та самая стойка, рядом с которой сидит наблюдатель.
Холодная Елена: Напитки — мелочь. Настоящая цель — этот мужчина.
Подавив желание рассмотреть его внимательнее, она прошла к бару и сказала:
— Три бутылки Mica Qilin Herb, с собой.
— Понял, красавица. Минуточку.
И тут мужчина, который до этого просто поглядывал, буквально впился в неё взглядом, не моргая.
Мягкие сине-зелёные отблески скользили по лицу Елены, когда она неторопливо оглядывала бар. Холодная отрешённость в её взгляде ясно давала понять — весёлое неоновое безумие вокруг её не касалось. И эта отчуждённость лишь подчёркивала её неприступность, делая фигуру под плащом ещё загадочнее.
Мужчина за стойкой, не выдержав тишины, наклонился вперёд, улыбаясь приторно:
— Привет, красавица. Ты новенькая? Как насчёт устроить маленькое шоу?
Елена повернула голову и смерила его взглядом. Перед ней был крепко сбитый тип с зализанными назад светлыми волосами, в безвкусной фиолетовой мантии совершенствующегося. Правую руку заменял протез из розового золота, поблёскивающий в свете неоновых ламп. Лицо, широкое и слегка пухлое, растянуто в маслянистой улыбке.
Елена нахмурилась и холодно ответила:
— Нет, спасибо. Не интересно.
— Эх, не будь такой холодной, — протянул он, не теряя самодовольства. — Mica Qilin Herb, да? Значит, душу совершенствуешь. У меня много ресурсов для этого. Может, я смогу помочь.
Кирк, запиши её заказ на мой счёт. И принеси бокал фирменного коктейля — "Судьба Дзюпосле Ночи"."
— Есть, босс, — отозвался бармен.
Очистители Душ нередко принимали траву "Слюда цапли", чтобы впасть в лёгкий сон перед погружением в виртуальные миры для тренировок. Напиток этот был чем-то средним между слабым алкоголем и снотворным.
Через минуту перед Еленой оказался коктейль, розоватый и слегка дымящийся, будто дразня запахом сладких трав.
— Меня зовут Сангин Фёдоров, — произнёс мужчина, подвигая бокал ближе. — Владелец "Nightfall". Как насчёт познакомиться поближе, красавица?
Елена хотела было спросить Илью Синицына, что делать, но понимала — любое слово выдаст их связь. Уйти сразу значило бы испортить всю затею.
Холодная Елена: Что ты, чёрт возьми, задумал, Синицын?!
Не успела она принять решение, как в ухе прозвучал его голос:
— Не пей. Просто коснись губами.
Она слегка выдохнула, касаясь бокала лишь символически, а затем тихо произнесла:
— Хорошо. Я запомню.
— И как мне тебя звать? — ухмыльнулся владелец.
— Скажу, когда встретимся в другой раз.
— Лёд и сталь, — пробормотал Сангин, прищурившись. — Но я уверен, под этой маской у тебя дикое сердце. Иначе зачем носить такой вызывающий наряд под пальто?
Он кивнул на матросскую форму с кружевным воротником, выглядывающую из-под её плаща.
— Это… задание от твоего наставника?
Елена резко запахнула плащ, глаза её сверкнули гневом.
Сангин поднял ладони, изображая безобидность:
— Ладно, расслабься, просто шутка. Кирк, где трава для этой дамы?
— Уже несу!
Получив три бутылки, явно приготовленные заранее, Елена молча вышла из бара.
На улице её брови сошлись в раздражённую складку:
— Что вы вообще пытаетесь провернуть?
— Не объяснить в двух словах, — спокойно ответил Илья. — Но сначала скажи — всё ли в порядке?
— Я не пила… Хм? Подожди. Голова чуть кружится. У них что, фирменное пиво такое крепкое?
— Крепко, как по затылку. В напиток точно что-то добавили. Он сейчас выйдет — ищет тебя. Поверни направо и иди. Не дай ему догнать, пока я не скажу. Не переживай — я рядом.
Холодная Елена: Так значит, я — приманка?!
Безумная Елена: Молчи. Я начинаю скучать по камере.
Фиолетовый неон бара дрожал в дождливом воздухе, пока Фёдоров, лениво улыбаясь, смотрел, как стройная фигура Елены растворяется в переулке.
— Лекарство внутри? — спросил он, не оборачиваясь, бармена.
— Да, сэр, — отозвался Кирк, — но кажется, она его не пила.
— Хех, не обязательно. Эта партия индийской смеси — высший сорт. Достаточно одного касания, и яд впитается. Всё, что ниже версии 5.0 "Духа очищения внутренней тверди", его не вытянет. Я получу удовольствие… а потом вернусь за товаром".
Он провёл пальцами по розовому протезу, ощущая, как на коже руки, куда попала "Слюда цапли", остаётся тёплый след. Облизал губы, позволив улыбке вытянуться в почти звериный оскал.
— Ну что, малышка… посмотрим, сможешь ли ты оставаться такой сдержанной дальше.
Сангин шагнул за дверь, повернул направо, неспешно идя по улице, следуя красной точке на тактическом дисплее. Он не торопился догонять — яд ещё не набрал полную силу. К тому же, сама игра в охотника приносила удовольствие.
Он не заметил, что за ним, чуть в тени, скользила ещё одна фигура.
Елена, тем временем, ощущала, как перемены внутри становятся всё сильнее. Вены будто наполнились огнём, лихорадка ударила в виски, мысли рассыпались на хаотичные осколки. В теле просыпалось нечто древнее, голодное, первобытное.
Она попыталась связаться с Ильёй Синицыным, но эфир молчал. Пришлось бежать дальше.
На выходе из бара она споткнулась, но выпрямилась. Несколько гуляк, заметив её шаткость, потянулись к ней, но встретились с её холодным, колющим взглядом — и тут же отступили.
Безумная Елена: Ну что, продержишься? Или мне взять управление?
Холодная Елена: Тебе? С твоим-то самообладанием? Да ты бы уже лезла целоваться с первым встречным!
Безумная Елена: Тогда представь, что улица полна самок горилл. Хочешь их?
Холодная Елена: Заткнись!
Стиснув зубы, Елена выбежала к перекрёстку, где людей становилось меньше. Обернулась — Сангин шёл всего в двадцати метрах.
Паника пронзила её, но она заставила себя ускориться. В крайнем случае — придётся звать на помощь. Или снова попасть за решётку.
Сангин, видя, что добыча вот-вот сорвётся, тоже перешёл на быстрый шаг. Камеры на улицах уже были отключены — его люди позаботились. Ему оставалось лишь дотянуться.
И вдруг — мимо скользнула тень.
Сначала он не придал значения, но затем взгляд зацепил знакомое лицо. Изогнутые брови. Яркая улыбка. Наряд другой, но спутать было невозможно.
Илья Синицын.
Инстинкт взревел, мышцы напряглись. Но прежде чем он двинулся, правая сторона тела — та, что с протезом, — стала невыносимо тяжёлой.
Вирус? Взлом? Кибератака?
Сангин упал на колено. Рядом с ним рухнули ещё двое прохожих — словно подкошенные той же невидимой волной.
Но Синицын даже лежа не прекращал говорить. Его губы двигались, отдавая чёткий приказ:
— Сейчас!
Бум!
Позади взорвалась старая машина, расплескав на улицу клубы густого дыма. Сангин попытался подняться, но протез дрожал, не слушался. Он отступил назад, пытаясь запустить ручную перезагрузку.
Но кто-то уже был рядом.
Резкий захват за шею. Укол.
Нейротоксин прошёл по нервам, соединяясь с вирусом в протезе. Сангин даже не успел вскрикнуть — тело оцепенело.
Он хотел хотя бы глазами найти нападавшего, но всё плыло, исчезало. Последнее, что он увидел — Синицын, уже стоящий среди дыма, будто и не падал вовсе, и холодная, почти весёлая улыбка на его лице.
— Хорошо. Никаких сбоев. Чуть не по плану, но терпимо, — пробормотал Синицин, чувствуя, как адреналин гулко стучит в висках.
Позади Елены раздался взрыв — короткий, резкий, с запахом гари и металла. Воздух содрогнулся, подняв облако чёрного дыма. Она вздрогнула, будто её пронзили током.
— Мас… Илья Синицын? — вырвалось у неё.
Ответа не последовало. Пустота в канале связи тянулась мёртвой тишиной. Неясно — он ли устроил это или кто-то другой. Но времени на размышления не было. Яд уже полыхал по энергоканалам, будто расплавленный металл, прожигая нервы, а разум плавился, захлёбываясь лихорадкой.
Толпа вокруг шумела, толкалась, кто-то кричал, кто-то кашлял от дыма. Запах жжёной резины и дешёвого топлива забивал лёгкие. Елена, потеряв равновесие, врезалась в чью-то грудь.
Сердце ухнуло вниз. "Сангин!" — мелькнуло в голове. Она дёрнулась, но рука незнакомца схватила её за запястье, холодно и крепко, как стальной обруч.
Рефлекс — удар ногой. Но мышцы предательски ослабли, и вместо удара вышел жалкий толчок. Её тело едва не рухнуло на асфальт, но руки незнакомца удержали её — легко, почти бережно.
"Холодная Елена: Ладно, сдаюсь. Веди сама!"
В этот миг она ощутила запах знакомого парфюма — лёгкий, с примесью холодного металла и старого виски.
Это был не Сангин. Это был тот, кого она только что мысленно прокляла сотню раз. Её Учитель. Илья Синицын.
— О? Вот это нрав, — усмехнулся он, поднимая её на руки.
— Где, чёрт возьми, ты был?! — выдохнула она, почти рыча, забыв о почтении.
— Тсс. Потом. Держись. Можешь идти сама? — он говорил тихо, почти шёпотом, но в голосе звучала сталь — холодная, как лезвие, заточенное на камне под лунным светом. Каждое слово — будто удар кузнечного молота по наковальне, чёткое, неумолимое, лишённое сомнений.
Елена отрицательно качнула головой, и прядь её тёмных, пахнущих дымом и жасмином волос упала на влажное от пота лицо. Она прижалась к нему крепче, будто он был последним берегом в бушующем океане боли. Под пальцами она чувствовала упругость его мышц — напряжённых, как тетива перед выстрелом, — каждое движение отдавалось в её теле вибрацией, будто сердце его билось не только в груди, но и в её собственных жилах. Тело Ильи было горячим, как раскалённая печь, но от него веяло странным, почти магическим спокойствием — таким, какое бывает в тишине перед рассветом, когда ночь уже сдаёт свои позиции, но день ещё не набрал силы. Словно буря бушевала только в ней, разрывая изнутри, оставляя после себя пепел и дрожь.
Он нёс её сквозь хаос улицы, лавируя между людьми, которые бежали, словно призраки из кошмара — с расширенными зрачками, с криками, застрявшими в горле. Дым полз по земле, как живой, окутывая ноги прохожих серыми щупальцами. Визг сигнализаций резал слух, будто стекло по стеклу, а гул сирен наводил на мысль о древних рогах, возвещающих о конце света. Запах горячего металла, мокрого асфальта и чьего-то испуганного пота смешивались в головокружительный коктейль — горький, острый, с оттенком озона и гари, будто сам воздух сгорал от напряжения.
— Эй, нам нужен пикап, — бросил Илья в коммуникатор, голос его дрожал не от усталости, а от сдержанного гнева — как у хищника, чьё терпение на исходе.
— Ты говорил, что ездить вместе опасно, — прошептала Елена, уткнувшись лицом ему в грудь. Её губы касались ткани его куртки, и каждый выдох был тёплым, как шёпот в темноте. — Ты сам говорил… что мы не должны…
— Случай особый, — перебил он, и в голосе его прозвучало что-то тёплое, почти нежное, но тут же замаскированное лёдком. — К тому же просто не могу нейтрализовать яд в теле своего ученика. Не сейчас.
— Тсс. Пикап на следующем перекрёстке, — откликнулся кто-то на другом конце связи, голос был приглушён, как будто говоривший стоял за толстой стеной изо льда.
Илья выдохнул — коротко, с облегчением, будто сбросил с плеч мешок с камнями. Но расслабиться не успел. Елена дрогнула в его руках, как лист на ветру, и вся её воля, державшаяся на честном слове и последних остатках разума, лопнула, как струна, перетянутая слишком туго. Яд выжег остатки самообладания, оставив после себя пустоту, наполненную жаром и безумием. Её пальцы скользнули по его спине, цепляясь за ткань, будто искали опору в рухнувшем мире. Затем — по груди, медленно, почти ласково, но с такой силой, что под кожей проступили красные полосы. Дыхание её стало горячим, сладким, как испарения сирени в июньскую ночь, и касалось его шеи, оставляя мурашки. Пронзительный взгляд, полный боли и гнева, сменился томным, почти животным блеском — глаза потемнели, стали глубокими, как провалы в ночи, и опасно влажными, будто в них отражался дождь, который так и не пролился.
— Чёрт… что за адскую смесь ей вкололи? — мысленно ругался он, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Держись, Синицын. Если узнает — снесёт всё к чёрту, включая меня. И, чёрт возьми, будет права.
Они почти достигли угла, когда Елена резко потянулась к его губам — рывок, как у раненой птицы, которая в последний миг пытается улететь. Илья успел отвернуться, но не уклонился полностью — подставил шею. Острая боль вспыхнула на коже, как удар раскалённой иглы. Она впилась в него, не целуя, а кусая — как зверёк, теряющий разум от страха и тоски.
— Хнннгх! — он стиснул зубы, но не оттолкнул. Только сжал её крепче, будто боялся, что она рассыплется в его руках. — Малышка, если не умеешь ставить засосы — не грызи, как мясник! Я не свинина на рынке, чёрт тебя дери….
В этот момент раздался короткий, настойчивый сигнал — бип-бип! — грузовой фургон.
Илья рванул к машине, прижимая Елену к себе так, будто боялся, что ветер унесёт её. Он открыл дверцу, закинул её внутрь с ловкостью, привычной к чрезвычайным ситуациям, сам скользнул следом, будто тень, сливающаяся с ночью. Двери захлопнулись с глухим тхук — и уличный хаос остался за бортом, будто за стеклом аквариума. Хорошо хоть — уличные зеваки не увидели этого спектакля, где боль и страсть танцевали один безумный вальс.
Внутри пахло озоном, старым кожзамом и чем-то металлическим — кровью или боеприпасами. Свет тусклой лампочки под потолком дрожал, окрашивая кожу Елены в болезненно-жёлтый оттенок. Она, не теряя времени, оседлала его талию, прижалась всем телом, будто пыталась влиться в него, раствориться. Её дыхание обжигало шею, пальцы впились в его плечи, а губы, всё ещё влажные от его крови, приблизились к уху.
— Ты проклятый аферист, — прошипел он, глядя на неё снизу-вверх, и в её глазах вспыхнул огонь — не любви, не страсти, а чего-то древнего, зыбкого, как отражение в треснувшем зеркале. — Чудовище в человеческом обличье. Даже на ученицу руку поднял….
Голос её был слишком мягок, слишком тёпл, слишком дрожащ — чтобы звучать угрожающе. Скорее, как признание. Как мольба. Как приговор, который она не могла произнести вслух.