Он шел, низко опустив голову. Пациент знал, что если на его лице заметят печаль или страдание, тут же придет сестра и вколет успокоительное. Но ему не хотелось забываться. Он хотел чувствовать эту боль. Она была, словно его прощание… прощание с единственным другом… Это было его право…
— А вот и Вы! — окликнула его приближающаяся Вера. — Мне сказали ввести Вам успокоительное.
Семен внутренне сжался, но в ответ кивнул и послушно посеменил к своей палате.
Когда они оказались внутри, Вера извиняющимся тоном прошептала:
— Мне почему-то всегда неловко делать Вам уколы… Но это мой долг…
— Это ничего… Я вас понимаю… только… — он внимательно посмотрел в глаза девушки, — …у меня есть право скорбеть… Я был его другом… а теперь он ушел…
Вера замотала головой и, сглотнув подступающий комок, прошептала:
— Не говорите так! Он еще может поправиться…
— Давайте не будем себя обманывать… — прошептал больной. — Его уже нет с нами… Я надеюсь, что его душа нашла покой на небесах… И только тело осталось на этой бренной земле…
Вера всхлипнула.
— Иногда мне кажется, Вы гораздо умнее и сильнее меня… Но почему Вы здесь?!
В ее глазах промелькнул скорее не вопрос, а возмущение и… что-то еще. Пациенту 414 это показалось очень знакомым.
— Вера… — прошептал он. — Не расстраивайтесь. Я уже привык.
Девушка запальчиво ответила:
— Нет, Вы замечательный! Вы должны бороться! Вы такой…
Пациент 414 печально усмехнулся.
— Самое сложное — бороться самим с собой! И, похоже… я проиграл в этой схватке…
Вера вздохнула и занесла шприц.
— Я должна, — прошептала она, но потом остановилась и прыснула содержимым в раковину. — В ближайшие несколько часов не забывайте, что Вы под сильным успокоительным! — быстро проговорила девушка и порывисто вышла в коридор.
Сеня впервые за несколько месяцев счастливо улыбнулся и вдруг понял, что у него уже слишком давно не было женщины!
А в палате витал тонкий аромат ее духов.
«Девочка, нежная, хрупкая, славная девочка!» — подумал пациент 414 о Вере и вдохнул трепещущими ноздрями ее запах.
Следующие несколько часов он провел в палате лёжа на койке и прислушиваясь к тому, что творится в клинике. Профессора он больше не чувствовал. Вернее ощущал некое присутствие, которое никак не подходило под определение «человек». А через несколько часов пропало и это.
Еще он чувствовал Веру. Как трепетно она вспоминает их диалог, как волнуется… Он это знал и улыбался в темноте своей палаты.
Поздно ночью дверь тихо открылась, и что-то скользнуло к нему на кровать.
— Вера?! — удивленно выдохнул пациент 414, не видя её лица в темноте.
И тут же почувствовал, как девушка смущенно кивнула.
Её присутствие ночью, на его кровати… подействовало, как разряд молнии. Ему захотелось её схватить, повалить на постель, и долго и страстно ласкать в объятиях…
Но он улавливал, что она пришла не только за этим.
— Зачем вы здесь? — тихо поинтересовался он.
Девушка нерешительно поежилась.
— Наверное, я странная…
Пациент хмыкнул и прошептал:
— Не Вам говорить мне о странностях. Не волнуйтесь, говорите, как есть…
— Я… — девушка запнулась, — я с Вами сегодня днем говорила… И мне показалось… что Вы самый близкий мне человек на всем белом свете… Странно?
414-ый покачал головой.
— У Вас еще в раннем детстве ушли родители… Вас воспитывала бабушка, которая несколько лет назад тоже… Всю жизнь Вы были загнанным волчонком… И потому решили помочь избежать этого другим, решили посвятить свою жизнь служению… Здесь Вы можете быть собой… А в жизни Вы одиноки… Очень одиноки… Потому что боитесь снова потерять…
— Откуда Вы все знаете?! — пробормотала Вера.
А 414-ый почувствовал, как у него начинает кружиться от возбуждения голова.
— Потому что я сумасшедший, — выдохнул он и поспешно добавил. — Вам лучше уйти!
— Но… — Вера шмыгнула носом, — почему Вы меня прогоняете?! В отделении до утра никого не будет. А охрана с лестницы не придет, если я сама их не позову!
Пациент порывисто вскочил с кровати и заходил по темной комнате взад-вперед.
— Нет, Вы сами понимаете, что творите?! — наконец выпалил он. — А если бы на моем месте был Кто-то другой?! Он бы уже успел Вас изнасиловать десять раз, связать и сбежать!
Девушка сделала нерешительную попытку привстать.
— Но я Вам… поверила… — нерешительно сказала она. — Вы такой особенный…
— Не забывайте, что я псих! — жестко бросил 414-ый. — И не вздумайте совать нос к кому-нибудь еще! Для Вас это может очень плохо кончиться!
Девушка виновато опустила руки.
— Но Вы же не сбежали… — пролепетала она. — И Вы рассказали обо мне то, что никто не знает… Откуда Вы всё знаете?
— Я даже знаю, что пара охранников на лестнице храпит сейчас и видит десятый сон. Так что Вы могли бы тут обкричаться, и никто бы Вас не услышал!
— У меня есть кнопка тревоги… — жалобно проговорила девушка.
414-ый порывисто подошел к ней и, прежде чем девушка успела пикнуть, перехватил ей запястье.
— А теперь у Вас нет кнопки тревоги, — проговорил он. — И прошу Вас, никогда не шутите с психами! Вы молодая, замечательная, но это опасно! А теперь уходите!
Он держал её руку и чувствовал, что судорога желания поглощает все больше. Эта нежная кожа, шелковистые локоны, забранные в тугой пучок… Ему хотелось распустить её волосы, гладить их волнистый шелк, трогать губами губы…
Вера покачала головой.
— Я не уйду… Я не за этим пришла… — проговорила она и посмотрела на его силуэт в темноте. Её глаза блеснули. — Ты знаешь обо мне больше, чем я сама… Я не знаю, как… Но я чувствую… Ты самый… Ты… Мне бы хотелось побыть с тобой…
— Не пойму, кто из нас больше сумасшедший?! — прошептал 414 и повалил её на кровать.
Она не сопротивлялась. А только отдавалась его страсти. Дикой и необузданной. Он не брал, он терзал её тело, тут же дрожа от нового желания. И он чувствовал её восторг и трепет, боль и страх, жажду и мучение. Это кружило его голову. На грани сознания они балансировали на пике блаженства. На грани безумия отдавались друг другу…
Его вздымающаяся плоть отыскивала каждую её впадинку и наполняла жизнью. Они потеряли счет времени. Они сливались вновь и вновь.
414-ый снова, жестоко сжимая её в объятиях, придерживал за волосы и вторгался в тайный источник наслаждения. Девушка стонала и наслаждалась… страстью, болью и подчинением…
А пациент сумасшедшего дома неистовствовал, заставляя изнемогающую жертву дарить все большие наслаждения. И она покорялась… На сосках и груди оставались следы от его укусов, но она продолжала…
С силой заломив девушке руки за спину, свободной рукой он принялся бить её по ягодицам.
По её щекам побежали слезы боли. А 414-ый бил с еще большей силой. И только когда она попросила пощады, пациент развернул её к себе и с силой ударил по лицу. Девушка сладострастно вскрикнула и припала губами к его вздымающемуся фаллосу. По разбитым губам струилась кровь, но это только придавало больше вкуса её наслаждению.
Она чувствовала, как властными руками он сжимает его голову и проникает в самое горло. Девушка чувствовала его так глубоко, что начала задыхаться. Но это его не остановило…
Она поняла, что балансирует на грани сознания, и что его плоть удовлетворенно вздрагивает и заполняет ее гортань.
— Откуда ты знал, что я?.. — наконец прошептала она после нескольких минут блаженного бездействия.
Пациент 414 усмехнулся.
— И ты ненавидишь себя такую? Думаешь, ты тоже… не совсем нормальна… Оттого, пришла ко мне…
Вера осторожно потрогала разбитую губу и улыбнулась.
— А разве нет? — отозвалась она.
414-ый уставился в потолок. Долго пристально смотрел, а потом бросил:
— Я знаю каждого пациента в каждой палате этого сумасшедшего дома. Многих я ни разу не видел. Но я знаю, какие сны им снятся… Чего они хотят, чего бояться, от кого убегают… Знаю, что у одного охранника сегодня болит рука, потому что вчера он подрался в баре… Все это я каким-то образом знаю… Я много думал. Природа — странная штука. Она создала такое разнообразие. Чего-то больше, чего-то меньше… И ты её творение… Разве нам судить?
Вера зябко поежилась.
— Значит, они поэтому тебя держат? Ты слишком много знаешь?
От такого нового поворота мысли пациент 414 вздрогнул.
— Может быть… Может быть… — зашептал он и принялся натягивать голубой балахон.
— Я приду еще? — робко поинтересовалась Вера.
— Такие, кто тебе нужен, есть не только в психушках, — улыбаясь, заметил 414-ый.
— Но никто не знает, почему я такая. А ты…
— Не вини себя в смерти родителей, та автокатастрофа не твоя вина…
Девушка, и веря и не веря одновременно, пристально посмотрела на молодого мужчину. Это была её самая большая тайна. И она впервые встретила человека, который все понимал без слов.
— В том мире нет того, кто бы меня понял… — прошептала она, наконец.
— Ну а здесь…один сумасшедший точно есть, — весело отозвался пациент 414. — Приходи, я буду ждать!
«Боль — она, как огонь… кого-то сжигает, а кого-то закаляет…» — размышлял больной палаты номер 414, лежа и глядя в потолок.
Так получилось и у него. Жизнь в сумасшедшем доме в определенном смысле наладилась. Голоса в голове стали намного тише — после упорных тренировок ему наконец-то это удалось! Врачи несколько успокоились со своими нескончаемыми расспросами… Да… Это началось, наверное, после случая с профессором. Весь вышестоящий персонал в одночасье стал как будто любезнее и осторожнее. И уже прошел месяц, а ни одного дня не выпало из его сознания… Одним словом, дела пациента 414 шли на поправку.
И эти странные встречи…
Пациент 414 потянулся и уставился в наполненное чернотой ночи окно. Никогда и ни с кем прежде у него не было таких странных отношений. Он был зависим в этом здании от каждого врача, любой медсестры и в то же время… безраздельно властвовал над Верой… Она подчинялась ему полностью и готова была выполнить любое пожелание, вплоть до побега… Но ему не хотелось бежать. Вернее, в своем лице он боялся подвергать опасности других… А его абсолютная власть над молоденькой медсестрой? Да пьянила, бодрила… но с оттенком горечи. Этой властью он не был вправе воспользоваться до конца.
Сейчас на площадке, как всегда, дежурила пара охранников. Пациент 414 это знал. Знал и то, что один отошел, а второй едва держит глаза открытыми после вчерашнего дня рождения жены. Знал, что в любой момент может получить ключ и незамеченным пройти мимо. Знал, что в одном месте, около кабинета Лябаха забор практически не просматривается, а пост охраны рядом иногда позволяет себе засидеться за картишками. У него было много информации, детально точной, доскональной… Но он сидел в своей палате и спокойно смотрел в зарешеченное окно.
Дверь осторожно открылась, и в комнату проскользнула Вера. Пациент протянул руку, чтобы зажечь маленький ночничок. Его восприятие выросло настолько, что он мог почувствовать приближение человека. Так что слабый луч света в ночные часы стал его маленькой приятной шалостью, которую никто не мог заметить без позволения хозяина.
Но Вера его остановила.
— Не надо, — тихо прошептала она.
Пациент 414 удивленно поднял брови и, все же включил свет.
Вера поспешно отвернулась, но он перехватил ее миниатюрно заостренный подбородок, нежно повернул к себе и отвел от лица прядь золотисто-каштановых волос.
Девушка посмотрела на него взглядом, полным стыда и раскаянья.
— Это был не тот парень, — прошептала она и попыталась прикрыть волосами огромный, во всю щеку, фиолетовый синяк.
Пациент 414 осторожно погладил кончиками пальцев ее шею и начал медленно расстегивать белый халат.
Вера попыталась отстраниться. Но его руки продолжали настойчиво раздевать. Вскоре он увидел то, что и предполагал. По плечу спускалось несколько глубоких уродливых рубцов. На груди виднелись ожоги от сигареты, а все тело покрывали многочисленные синяки и ссадины.
— Кто он? — едва сдерживая гнев, прошептал 414-ый.
Девушка всхлипнула и закрыла лицо ладонями.
— Я сама, сама виновата, — едва слышно ответила она. — У меня есть ты, а я…
— Он не смел тебя так обижать, девочка! — нежно прошептал пациент и прижал маленькое всхлипывающее тельце к себе. — Все заживет, главное не расстраивайся, все заживет… — повторял он, нежно поглаживая ее по вздрагивающей спине.
Девушка прижалась к нему еще плотнее и крепко обняла.
— Прости, прости меня! — забормотала она страстно.
414-ый улыбнулся.
— Ты, малышка, моя маленькая пташка. Как я могу тебя ревновать?! Для этого я чувствую себя слишком старым. Одновременно я проживаю слишком много жизней, чтобы видеть только половину… Моя маленькая, беззащитная девочка… Я бы хотел отгородить тебя от всего этого… но не могу…
Вера тяжело вздохнула и зарылась ему подмышку.
— Я тебя люблю! Я тебя обожаю! — страстно прошептала она.
Пациент засмеялся и нежно поцеловал девушку в губы.
— Не ошибайся… — тихо отозвался он. — Просто я тебя понимаю…
— Ты говоришь так потому, что у нас ничего не получится? — всхлипнула она. — Ты навсегда останешься пациентом больницы, а я всегда буду твоей медсестрой? Но я хочу любить тебя, и мне не важно! Я люблю, люблю!
— Почему ты так сказала? — сосредоточенно проговорил 414.
Вера непонимающе моргнула.
— Навсегда пациентом больницы… — пояснил 414-ый.
Девушка нервно дернулась и застыла. В комнате повисла тишина. Зажужжал комар…
Долгие минуты она хранила молчание, а потом, широко раскрыв глаза, забормотала:
— Прости, я не сообразила. Это слишком резко прозвучало… Но я недавно подслушала разговор главврача с твоими родными, а потом просмотрела историю болезни… Они… Они предлагают им перевести тебя на содержание больницы… Говорят… Ты неизлечим и опасен…
Протараторив это, Вера боязливо поежилась и, поджав ноги, забилась в противоположный угол кровати.
414-ый внимательно посмотрел на девушку. Потом печально опустил голову на руки.
— Значит, говорят, неизлечим и опасен?
Вера нерешительно кивнула.
Пациент посмотрел в окно и тоскливо усмехнулся.
— И до конца дней эта больница станет мне домом родным! Ты меня не боишься? — задумчиво добавил он.
Вера отрицательно покачало головой.
— Почему же они меня так бояться? Чем же я их так напугал?
Девушка нерешительно пошевелилась и вытащила из кармана несколько фотографий.
— Это то, что ты просил, — осторожно проговорила она.
Пациент 414 порывисто взял снимки.
— Каждая фотография пронумерована, и в конверте под этим номером написана их история? — спросил он.
Вера кивнула и вытащила из другого кармана конверт.
— Что ж приступим! — энергично воскликнул 414-ый. — Проверим, насколько мои ощущения близки к реальности!
Несколько секунд он смотрел на лица людей с фотографий, а потом начал рассказ:
— Это твоя подруга и соседка. Ей уже почти тридцать. Училась хорошо, но в институт бесплатно так поступить и не смогла. Работает продавщицей в продуктовом магазине. Переживает, что не может устроить личную жизнь. Отца нет. Мать — инвалид второй группы… А это… школьная учительница, ты с ней общаешься, но не слишком любишь. У нее муж и маленькая дочка… А не нравится она тебе, потому что… любит приврать… Говорит, что у нее всё лучше всех, а на самом деле муж гуляет, денег не приносит, по дому не помогает, а ребёнка совсем забыл… Только ты на нее не сердись. Врет она не потому, что плохая, а потому что и сама не может признать правды…
Он оторвался от фотографии и посмотрел на девушку.
— А это твоя мама, — тихо продолжал он. — Веселая, жизнерадостная девушка, которой не было еще и двадцати восьми… Со школьной скамьи любила твоего отца, рано выскочила замуж, появилась ты… Они были очень счастливы…
Вера тихо заплакала. Пациент 414 покачал головой и напряженно спросил:
— Ну что?
Девушка посмотрела на него, и на её лице заиграла едва заметная улыбка. Вытирая слезы, она достала конверт и протянула ему.
Пациент 414 впился глазами в его содержимое. Он не ошибся ни в чем! Каждое сказанное слово было действительностью!
Словно в оцепенении 414-ый лег на постель и уставился невидящим взглядом в потолок. Его мысли витали не здесь, а очень далеко.
Собрав фотографии, Вера тихо привела себя в порядок и выскользнула за дверь.
А пациент лежал и размышлял… Уже больше года он был абсолютно уверен в своем сумасшествии, но последние события натолкнули его на то, что и у сумасшествия бывают свои пределы. Эти снимки были тому доказательством.
Теперь больной готовился к новому этапу — он должен был изведать своё сумасшествие до конца, заглянуть в глаза собственному страху и вернуться…