Длинная цепь

Глава 7 За чужие интересы

К тому моменту, как Риг и Кнут вышли из города и неспешно зашагали по направлению к своему дому, уже начинало смеркаться, но улицы по-прежнему были полны народа. На окраине цивилизованного мира не так часто происходит что-то интересное, так что все, от мала до велика, кружились по узким улочкам, перенося до смешного нелепые слухи от одного скопления людей к другому. Судачили и про отряд наёмников Короля, про появление Кэриты, и про суд над Кнутом, его подвиг на испытании, и про корабль отшельников. И хоть до начала лета и оставалось больше месяца, погода была тёплой, безветренной, а потому крайне заманчивой для людей, за долгую зиму уставших сидеть в четырёх стенах.

Единственной неприятностью мог бы стать мокрый снег, неспешно падающий с неба тяжёлыми хлопьями, но для стаек безумной от детства ребятни это был настоящий подарок. Стены каждого второго дома носили следы их сражений снежками, не умолкали с заходом солнца их задорные вопли, и в любом дворе можно было наткнуться на грозного снеговика, несущего свой дозор с мотыгой и ведром на голове.

И если взрослые провожали Рига и его брата взглядами, а старики приветствовали сдержанным кивком, то дети на них внимания не обращали вовсе. Одна из групп при этом с большим драматизмом разыгрывала утренний межевой суд: мальчишки мужественно пытались преодолеть пешком всю главную улицу, пока девчонки висли у них на шеях, имитируя то ли цепи, то ли хватку Мореборода.

Один из мальчишек, крепкого вида паренёк лет двенадцати, захотел доказать свою удаль, и взял на свою шею сразу двух девок примерно такого же возраста. Начал он хорошо, пустился чуть ли не бегом, пока обе его подруги визжали от восторга, но быстро выдохся и в итоге все трое неуклюже плюхнулись в грязь, чем вызвали волну злобного детского хохота и град насмешек. Одна из девчонок заплакала и убежала, другая дала в глаз ближайшему мальчишке, после чего запрыгнула на спину своего незадачливого кавалера, едва успевшего подняться, и скомандовала продолжать испытание.

Отдельная группа детей, из тех, что обладают природным любопытством и склонны искать приключения на свою голову, не принимала участия в общем веселье. Они были заняты тем, что окружили сидящего на голой земле шаура и всячески шумели да галдели вокруг него. Изредка самые смелые швырялись в шаура снежками, а один, у которого, видимо, запасная жизнь была в кармане, швырнул в мертвецки бледного чужеземца камнем. Шаур ожидаемо не реагировал и продолжал сидеть, низко склонив свою голову в широкополой шляпе.

Три года он жил в Бринхейме, три года дети донимали его во время этих странных неподвижных посиделок, что случались раз или два в неделю, и ни разу он не отреагировал. Кроме одного единственного случая, когда одна дерзкая соплячка сорвала повязку с его глаз. Другие дети говорят, что в одно мгновение шаур вскочил на ноги и свернул девчушке голову так, как хозяйка сворачивает головы курицам — легко и быстро. После чего, скрывая от всех лицо за широкими полями своей шляпы, вновь повязал на глаза повязку и вернулся к своему занятию. Родители девочки пробовали истребовать справедливости у Торлейфа, но остались ни с чем и сочли за лучшее уехать из города.

И хоть после этого шаур всегда сохранял в такие минуты полную неподвижность и спокойствие, а все жители города усвоили урок и более не тянули руки к его повязке, Риг невольно начал нервничать, проходя мимо чужеземца. Шаур даже головы в их стороны не повернул, но каким-то образом Риг всё равно чувствовал его внимание на себе.

Последним был дом великана Ингварра по прозванию Пешеход, что тоже проводил их взглядом, ненадолго оторвавшись от своего плотнического ремесла. Риг в его сторону демонстративно не смотрел — помнил лживые слова гиганта на суде против Кнута, хотя сам Кнут приветливо махнул рукой. С точки зрения плотника братья шли обычной дорогой до своего дома, так что Ингварр ничего им не сказал, и более того, виновато отвернул голову. Жалости к нему Риг не испытывал — сам был дурак, на суде лжесвидетельствовал, и цепь свою потерял заслужено.

Когда дома наконец-то закончились, Риг испытал облегчение, словно утром он сунул голову в капкан, просидел так весь день в ожидании мучительной смерти, а теперь ему было дозволено прекратить это безумство. Вот только передышка вышла короткой. Как только они отошли от города достаточно далеко и убедились, что никто не следит за ними, то свернули с протоптанной тропы, и быстрым шагом направились к Дозорным Холмам.

Шли молча, в тягостном напряжении, и дошли до самого подножья, до маленькой, аккуратной тропинки, расчищенной от снега и грязи, уходящей прямо вверх. Лишь в этот момент Кнут решил высказаться:

— У тебя и раньше бывали рискованные идеи, но это… — старший брат могучей ладонью помял собственный затылок, вздохнул. — Это настоящее безумие.

— Люди возвращаются с Мёртвой Земли.

— Люди приплывают обратно живыми с Мёртвой Земли. Но ты их видел? Никто из них по-настоящему не вернулся.

Своими глазами Риг ни одного вернувшегося не видел, кроме разве что Торлейфа Золотого. Но жирный боров выглядел вполне нормально.

— Боишься? — Риг и сам боялся до такой степени, что все его внутренности сжимались в плотный комок лишь об одной мысли о Мёртвых Землях, но удержаться от того, чтобы поддеть брата, не смог.

Кнут же на мгновение выглядел не столько напуганным, сколько удивлённым.

— Я разумен, — сказал он в итоге. — Мы можем умереть, Риг, или даже чего похуже. Но в Край и Короля, и Мёртвые Земли, сейчас я говорю про это.

Кивком Кнут указал на вершину холма, но Риг головы демонстративно не поднял. Помедлил мгновение, а после первым ступил на узкую тропу, пошёл вверх и с облегчением услышал, как скрипят по снегу за его спиной шаги брата. А потом и его ворчание:

— За поход на Оставленные берега не вешают, это не нарушает закон. А вот за попытку приблизиться к обители бессмертной мы рады будем, если для нас ничего страшнее верёвки не станут выдумывать.

— Закон Севера не выточен в камне.

— Но он есть. И ты не отбрехаешься от него в этот раз. Это даже при условии, что Кэрита не убьёт нас на месте сама.

— Щепке мы нравимся.

— Риг, за то только, что ты её Щепкой называл, она тебя первого и раздавит. А не она, так точно повесят потом, если Торлейф будет милостив.

Забавно, что из них двоих теперь Кнут был голосом осторожности. Риг и сам понимал, что правда в словах брата есть, вот только это была правда обычной жизни, а не правда человека с ножом возле горла.

— Если мы будем сидеть сложа руки, то и следующей зимы не увидим, всё к этому идёт. Я предпочитаю попробовать сделать хоть что-то сейчас, даже если шансов у нас немного, и проще будет затопленную башню со дна морского вытянуть.

— Мы можем сражаться честно.

— Ага, честно, — Риг усмехнулся. — Как во время твоего испытания на меже. Ты знаешь, что ваша лодка уже за горизонтом скрылась, но Торлейф не давал Эйрику подать сигнал?

Кнут промолчал.

— Честный бой, да. С тем же успехом можно сразу колено преклонить, и заодно, чтобы два раза не садиться, ещё и голову на плаху положить.

— А то, что мы делаем сейчас, это не то же самое?

— Только если нас поймают.

Старший брат издал недовольное ворчание, но шаги его все так же отдавались за спиной. Не просто было Белому Кнуту преступать закон, всё ж второе имя ему дали весьма удачное, так как в душе он действительно был белым, точно первый снег. И снег этот, конечно, лежит всегда красиво да ровно, блестит аки сокровища Бессердечной, залюбуешься. Но вот только если ты куда дойти хочешь, то придётся эту белую ровность ногами то немного потоптать.

— Нас точно поймают, Риг, не воины так сама Кэрита. Она чтит закон. И ты видел, что она сделала с ярлом и его малой дружиной? Посмотрела только, а их всех к земле придавило, точно небо им на плечи рухнуло.

— Сегодня утром я видел, как она подлечила тебя, практически вернула к жизни с другой стороны, после того как ты приплыл от горизонта со своей цепью на шее.

— Она славная, и у неё большое сердце. Но она чтит закон.

— А ещё сегодня утром я понял, что случиться может всякое.

Кнут тяжело вздохнул.

— Куда ты, туда и я, ты же знаешь.

— И твоё ворчание вместе с нами?

— Слушай, вокруг нас дураков с горячими головами живёт порядочно, но ни один из них не пытался пробраться сюда. И на то есть причины.

— Никто из этих дураков не заключал сделку с безземельным Королём.

— Всё или ничего, я понял, — Кнут сплюнул на левую сторону, где сквозь снег виднелись очертания города. — То есть, теперь мы наёмники? Отец, должно быть, сейчас рвёт и мечет на другой стороне, не иначе как большой шторм грядёт на наши головы.

— То-то отец никогда не сражался, и чужие приказы не слушал.

— Он желал видеть тебя во главе длинного стола, а не готовым лить кровь за чужие деньги. И уж точно не спящим на дне моря за чужие интересы. Он бы не одобрил.

— Отец мёртв, — сказал Риг, и сам удивился, как резко прозвучали эти простые слова. — Его желания — это очень большой топор, которым мне никогда не хватит сил замахнуться, и который он отдал мне, не спросив.

— Слова иноземца.

— Мои слова. Я, именно я, уже до смерти устал таскать этот топор на себе.

Дальше какое-то время шли молча, скрипели снегом. Странно, что вот вроде детство уже позади, а всё равно когда снег такой талый да липкий, на душе немного светлее становится. Ну, пока не вспомнишь куда ты по этому снегу идёшь, конечно.

— Так давай уедем! — Кнут внезапно нарушил молчание. — Хочешь всё бросить? Давай! В Край иноземца-короля, в Край отца и все, чего он добился. В Край наш дом, наш народ, наше наследие — мы просто уедем, коли на это у тебя душа лежит.

В голосе Кнута слышалось явное раздражение — то были не его желания, просто злость. Северянину место на севере, а Кнут был самым северным человеком из возможных. Но Риг знал, что если он скажет уезжать, то брат скрипнёт зубами, но поедет. Просто меч, а не человек — прямой, тяжёлый и сделанный из металла. Меч его отца.

— Мы не можем уехать. Торлейф не даст нам дороги, не рискнёт беспокойно спать по ночам в ожидании нашего возвращения.

Шаги за спиной прекратились. Риг тоже остановился.

— Значит, ты действительно думал об этом?

— Я думал о многих вещах, — сказал Риг, не оборачиваясь. — Это то, в чем я должен быть хорош, верно? Именно так все и говорили, и теперь это то, что я делаю.

Подняв голову, Риг посмотрел наверх. Середина пути.

— Сначала я думал, что нам нужно пережить зиму, состричь золото с наших овец и им подкрепить наши справедливые притязания. А когда она умерла от голода, я думал броситься вниз с Позорной скалы. После я думал, что если сделаю это, то её смерть не будет иметь смысла, и в итоге увидел, как ты поднимаешься на Ступени, а потом идёшь тонуть под тяжестью своей цепи.

Риг пошёл дальше.

— Думал я очень много. Но полагаю, в конечном счёте, я просто не так уж и умён.

— Это не твоя вина, что так вышло… Она хотела… — за спиной заскрипели шаги. — Ты не мог знать, что так будет. Никто не знает будущего.

— Но предположить было не сложно. Зима была суровой, мы жили впроголодь, и я не знаю чего ещё, на самом деле, здесь можно было ожидать. Я пробовал винить в этом Торлейфа, но правда в том, что последнее слово было за мной.

Тяжёлая рука старшего брата легла Ригу на плечо.

— Последнее решение было за ней. Не бери на себя слишком много, маленький выскочка, каждый из нас сам решил держаться до последнего. И Всеотец знает, она была самая упрямая среди нас.

— Да уж, — постарался улыбнуться Риг. — Торлейфу знатно повезло, что это не я поцеловал дно раньше всех, а то бы с неё сталось спихнуть его массивную тушу ещё до начала весны.

— Он всегда был везучим. Ему пришлось жить в доме с толпой Лердвингов, пока мы жили в доме, где буйствовала наша сестра.

— Везучий мерзавец.

Они слегка посмеялись этой их старой, затёртой до дыр, шутке, ведь именно так и поступают настоящие ворлинги: смеются в лицо смерти, проклинают собственных жадных богов, сражаются до последнего. И не оборачиваются, не показывают брату лицо и глаза.

Кнут поравнялся с младшим братом, хлопнул его по спине.

— Куда ты, туда и я, Риг. Как обычно.

— Прямо к победе, стало быть.

— Прямо к победе, — улыбнулся Кнут. — Вот только давай все же убавим голоса и притворимся, что у нас и правда есть шанс победить. Мы уже почти добрались до вершины.

— И при этом не встретили ни одного охранника.

— Кому вообще придёт в голову, что Кэрите нужна охрана?

Первого охранника они встретили буквально через десяток шагов, едва не споткнувшись об его неподвижное тело. Старик, что ещё утром нёс знамя бессмертной. Теперь он лежал с лицом бледным да глазами закрытыми, и выглядел так, будто заснул на посту и не заметил, как его укутало снегом. Вот только любой и с первого взгляда смог бы сказать, что старик вовсе не спит. Есть что-то такое у каждого мертвеца, что-то неестественное и даже чужое в выражении лица, в его позе, в абсолютной неподвижности, что никогда не даст спутать его со спящими. Мёртвые — первое доказательство существования души, так как по ним сразу видно её отсутствие.

Кнут сразу же вытащил из ножен меч, после чего присел на корточки и расчистил тело от снега. Белая одежда старика была покрыта красными пятнами, одно из которых, самое большое и тёмное, было в области живота. Копьё стражника было аккуратно прикопано в снег поблизости.

— Удар кинжала или ножа, весьма умелый — сказал Кнут шёпотом.

Трупное окоченение наступает через час после смерти.

Преодолевая брезгливость, Риг осторожно подвигал руку мертвеца. Она была какой-то удивительно тяжёлой, но двигалась свободно.

— Тело остывшее, но смертью не скованное. Умер он не так давно.

Лицо старика было такое же, как и утром, разве что очень бледное, но при этом совершенно другое, жуткое. Он был мёртв, и был совсем рядом с ними. Мёртвый.

— Риг, нам стоит уходить обратно, и уходить быстро. Кто бы ни измыслил поднять руку на блаженного, едва ли он остановился на этом и решил после подобного возвращаться домой. Он ждёт нас на вершине.

Однако несмотря на свои слова, Кнут продолжал сидеть возле мёртвого стражника. В какой-то момент Риг поймал себя на том, что в задумчивости постукивает ладонями по своим ногам и это показалось ему неуместным, чем-то непочтительным по отношению к покойному, так что он прекратил.

— Уходим, Риг, прямо сейчас. Ты придумаешь что-нибудь ещё, в другой раз.

— Нет, не придумаю. Это, — Риг кивком указал на мертвеца. — Ничего не меняет. Мы поднимаемся на вершину, и если там будет кто-то ещё, то мы разберёмся и с этой проблемой. Ты со мной?

Риг протянул брату руку, и тот без колебаний схватил её за предплечье, поднялся, вздохнул тяжело. Но все же кивнул, соглашаясь.

— Оружие держи наготове, — посоветовал шёпотом Кнут, в этот раз поднимаясь первым.

— Не уверен, что от меня с ним будет много толку. Предполагалось, что я буду орудовать пером и бумагой, помнишь?

— Это топор, Риг. Держи за рукоять, бей лезвием, и будет тебе толк. Ничего сложного, верно?

— Да, точно — Риг неуверенно вытащил отцовский топор из петли на поясе. — Ничего сложного.

И они продолжили свой подъем на Дозорные Холмы, ступая медленно и прислушиваясь к каждому шороху. Но даже так оказались на вершине довольно быстро, и обитель бессмертных уже была видна даже сквозь густо падающий снег, вызывая своим видом разочарование. Обычный деревянный дом, разве что этажей два, что тоже не такая уж и редкость. Подробнее рассмотреть дом времени не было.

Эйрик был первым, кого Риг заприметил на вершине. Укутанный в дорогой красный плащ с густым белым мехом, старший сын ярла грелся возле трепещущего костерка, и было видно, что тепла ему не хватает. Пухлые щеки его порозовели, кудрявые рыжие волосы были мокры от талого снега, а ноги вытянуты в направлении огня. Выглядел этот неуклюжий юноша с лицом ребёнка настолько не угрожающе, что Риг рассмеялся бы от облегчения, кабы не сидели у того огня ещё двое.

Дэгни Плетунья сидела по левую руку от него, точно рысь в засаде, пока смуглокожий раб Трёшка сидел по правую, и задумчиво игрался с золотыми кольцами на своём лице. Чуть поодаль от них и от огня сидел, завёрнутый в свои поношенные шкуры, возвращённый по имени Бешеный Нос. Риг мог бы порадоваться тому, что утром, во время суда, верно заподозрил в дикаре с Белого Края шпиона, вот только шпион теперь держал в руках длинный лук, собранный из массивных костей неизвестного существа, а в снег перед ним было воткнуто короткое копьё и четыре стрелы с черным оперением. Да уж, приятно быть правым.

Бешеный Нос был единственным, кто приветствовал подошедших братьев, пусть даже и коротким кивком, и Риг кивнул ему в ответ, больше инстинктивно, чем с какими-то осознанными целями. На вершине холма были и другие люди — трое, все в белых одеждах, что носят люди блаженные и бессмертным прислуживающие. И все как один мёртвые.

Один из них, мужчина с непропорционально маленькой головой, лежал ближе всего к Ригу, так что даже под корочкой засохшей крови у него на лице тот все ещё мог рассмотреть безмерное удивление, оставшееся с блаженным навечно. Второе тело лежало прямо возле костра и, судя по всему, ещё совсем недавно это была женщина, а теперь лишь пустая оболочка под ногами Дэгни Плетуньи. Третий погибший был и вовсе мальчишкой, лет восьми не более, и Риг даже когда-то знал его по имени, но имя это затерялось на задворках его памяти.

Но Риг помнил его. Странный мальчик, очень шумный, за пять лет жизни так и не научился говорить и лишь лепетал что-то бессвязное, пока люди в белых одеждах уводили его на Дозорные Холмы. А теперь Риг будет помнить, как маленькое щуплое тело лежало до жути неподвижно всего в нескольких шагах от сигнального колокола, и будет помнить стрелу с черным оперением, что торчала у мальчика из спины. Всего пара шагов оставалась храброму мальчику, и он успел бы ударить в колокол, поднять тревогу, и виновные не ушли бы от наказания.

— Семья, — сказал Эйрик, поднимаясь на ноги. — По правилам, у сигнального колокола должен был быть лишь один дозорный, взрослый мужчина. Но была и женщина, что принесла мужчине хлеба и сыра, и был мальчик, что пришёл с двумя грубо вырезанными из дерева игрушками — большим воином и маленьким воином.

Пусть болтает. Риг неспешно, стараясь не выдать своей паники, покрутил головой по сторонам, но Ондмара Стародуба нигде не увидел. Странно, что Торлейф послал старшего сына с двумя дворнягами, да выдал непутёвого шпиона в придачу, но не послал своего защитника. Впрочем, четверо против двоих это тоже совсем не хорошее сочетание.

— Эти люди, отвергнутые нами, хотели найти семью среди себе подобных. И теперь они мертвы. Вот что с нами делают семейные узы, Кнут Белый — тянут на дно.

— Говоришь складно, — ответил Кнут, поглядывая попеременно то на Дэгни, все ещё сидящую возле тела мёртвой женщины, то на Трёшку, поднявшегося на ноги рядом с хозяином. — Вот только кровь их стынет на твоих руках, сын Торлейфа, и красивыми словами её не отмоешь. Ты и твои люди убили их, а вовсе не семья, не боги и не злой рок. Просто люди и сталь.

Эйрик грустно улыбнулся.

— Женщина и ребёнок пришли, чтобы играть в семью с этим мужчиной. Ты пришёл, потому что брат указал тебе направление. И я пришёл, чтобы защитить мою сестру. Я знаю, куда собирается безземельный Король, и я скорее умру, чем позволю вам забрать Кэриту с собой.

— Убийство есть убийство. Не надо красивых слов и оправданий.

— Эти холмы зовутся Запретными не просто так, и нас бы казнили, успей они подать сигнал тревоги. Их смерть — вынужденная мера.

— Всё ещё убийство.

— Пусть так. Но если бы вы поднялись на эти холмы впереди нас, и первыми встретили стражников в белых одеждах, то что тогда? Смог бы ты после называть себя Белым?

— Мы не собирались никого убивать, — вступил Риг, крепко сжимая рукоять отцовского топора. — Особенно блаженных. У меня был план.

Эрик погладил свой лысый подбородок, другой рукой расшевеливая затухающие угли в костре.

— Правда в том, что и мы не замышляли убийства, тем более женщин и детей. Но планы — это очень хрупкая вещь, и с некоторых дорог так просто не свернёшь. Не сомневаюсь, что твой новый друг уже научил тебя этому.

Трёшка сделал шаг вперёд, поднял топор, но Эйрик взмахом руки остановил цепного пса.

— Знаешь, Риг, когда я увидел тебя на пристани, подле корабля отшельников, я удивился. Когда мне рассказали, что ты сел подле него, что ты пил вино из одного с ним бокала и слушал его речи, я не поверил. Продать нас всех наёмникам Безземельного Короля, позволить им грабить наши дома и насиловать наших женщин только для того чтобы ты мог сесть во главе длинного стола? — Эйрик грустно улыбнулся, покачал головой. — Мне нужно было увидеть тебя здесь, на этом холме, прежде чем я смог поверить.

— Ты придумал оправдание, чтобы убивать блаженных, а теперь ищешь оправдания, чтобы убить нас?

Риг чувствовал, что злится. Эйрик нарочно выводил его из себя, это было ясно, но ничего не мог с собой поделать. В один короткий момент он хотел броситься на круглолицего мерзавца, топором вырвать эту доброжелательную улыбку с его лица, которая раздражала его ещё когда они детьми стукались локтями за длинным столом. Но достаточно было одного взгляда на Плетунью, вставшую позади Эйрика со своими ножами, чтобы рассудок вновь вернулся к нему.

— Я говорил с главарём наёмников, я признаю это, и не буду отрицать, что ударил с ним по рукам. Но я продал лишь то, чем владею сейчас, и получу лишь то, что смогу унести. Если твой отец прислал тебя на Дозорные Холмы вперёд нас, то, стало быть, и он догадался, что Браудер и его наёмники ищут на нашей земле. Он не сказал тебе?

— Никто не присылал меня, Риг, я пришёл сам. Не только у вас с моим отцом есть голова на плечах, и не только ты можешь принимать плохие решения, — Эйрик бросил короткий взгляд на мёртвого мальчика, все так же лежащего возле сигнального колокола. — Хотя полагаю, теперь твои решения принадлежат Безземельному Королю.

— Мои решения были приняты уже очень давно. И если они привели меня в это место и в это время, то так тому и быть, я никуда не уйду. С некоторых дорог так просто не свернёшь.

— Это не обязательно должна быть одна из таких дорог.

— Четверо блаженных были убиты, — сказал Кнут. — Есть закон.

— И закон говорит, что виновный должен ответить. А я скажу, что видел Йорана Младшего, лишённого цепи этим утром, и который на деле доказал, что сердце его черно и не болит от лжи на Ступенях. Йоран Младший резал ваших овец от злобы и зависти, он же потом говорил против Кнута и едва не привёл его к гибели, и он же заплатил за ложь своей цепью. Удивительно ли, что после этого я видел, как Йоран поднялся на Дозорные Холмы?

На самом деле, это должно сработать. Без цепи слово Йорана Младшего не весит ничего, а уж против старшего сына ярла и его знаменосца так и подавно.

— Я видел, как он спустился немногим позже, со следами крови на руках и одежде. Есть два свидетеля, что подтвердят мои слова, — Эйрик обернулся на мгновение, чтобы увидеть как Дэгни Плетунья коротко кивнула ему, а согласие Трёшки он не заметил, но в нём не сомневался. — А может быть даже и четверо. Может быть и так, что другой свидетель против Кнута, Свейн Принеси тоже был замечен рядом с Йораном, и они оба могут быть подняты на Ступени по страшному обвинению.

И Эйрик вновь посмотрел Ригу в глаза, с хитростью на своём детском лице.

— Есть Закон, — упрямо повторил Кнут и скинул на землю свой плащ. — И он говорит о справедливости. Йоран Младший солгал, и он потерял свою цепь. Все его слышали утром, все знают его вечером, и этого довольно.

Риг согласно кивнул. Как бы ему ни хотелось увидеть Йорана, пляшущего в петле да с растянутой шеей, доверять сыну Торлейфа он не собирался. Равно как и отказываться от всего ради мелочной мести.

Всё или ничего.

Эйрик вздохнул, опустил голову и сделал шаг назад. Дэгни и Трёшка вышли вперёд, стали медленно приближаться, в то время как Бешеный Нос лишь встал на одно колено, но стрелы пока не трогал.

— Возьми, — сказал Риг и протянул Кнуту топор. — Держи за рукоять, бей лезвием. И постарайся больше не умирать.

Кнут не стал спорить, меч свой переложив в левую руку, топор крепко взяв в правую. Быстро переводя взгляд с девушки на невольника, что осторожно обходили их с двух сторон, он вышел вперёд, закрыв Рига своей спиной.

— Обещать не стану, всякое может случиться.

— Всякое уже случилось. Ты, главное, разберись с этими двумя, а я разберусь со всем остальным. Не беспокойся, у меня есть план.

Кнут улыбнулся.

— Вот теперь я начинаю беспокоиться.

Риг не успел ответить, не успел даже толком испугаться и уж тем более отреагировать, а смог только заметить стремительно приближающуюся Дэгни и её ножи. Кнут толкнул его в сторону, мечом отвёл второй нож, рубанул топором. И двигался он вроде и быстро, но в сравнении с хмурой девушкой как будто увяз в патоке. Она же легко и будто бы даже лениво увернулась от его топора, в то же самое время плавно перетекая в нападение. Постоянно в движении, короткими шагами и резкими прыжками, градом коротких ударов вынуждая противника отступить на один шаг, на два шага, на три шага. Вся она была точно дикий зверь, набрасывалась на Кнута резким прыжком, и так же резко отступала, чтобы через мгновение снова напасть, а ножи в её руках были её когтями и зубами.

Проворная, стремительная, она держалась слишком близко для хорошего удара топором или мечом, достаточно близко для хорошего удара ножом. Это могло быть игрой света или воображения, но Ригу почудилась её улыбка. В следующее мгновение Дэгни получила сильный удар ногой по голени, и вскрикнув, больше с удивлением, чем от боли, неловко завалилась на одно колено. Кнут замахнулся топором.

— Сзади! — крикнул Риг.

Трёшка зашёл со спины, ударил резко, без замаха — всего один удар, но в настолько неудачное для Кнута время, что тот едва не простился с жизнью. Лишь в последний момент он успел развернуться, мечом отвёл удар, после чего сделал неловкий шаг в сторону. Трешка не спешил нападать вновь. Поглядывая на старшего из братьев поверх своего щита, он ступал осторожно, а вот Дэгни же была вновь диким вихрем с железными когтями, и вдвоём они загоняли Кнута, вынуждая того постоянно двигаться, обороняться.

Риг с трудом отвёл взгляд от их грубого танца, посмотрел сначала на Эйрика, стоящего, как и он сам, без оружия, а после на дикаря с Края, что уже наложил одну из своих стрел на тетиву. Кнут старался всегда держать кого-то из двух своих противников на линии между собой и лучником, но как долго у него это получится?

И тогда Риг выдохнул и побежал, как мог быстро, изо всех своих сил, прямо на дикаря. Эйрик, должно быть, удивился немало, но Риг не смотрел на него. Бешеный Нос вот удивился точно и, глядя на бегущего точно к нему безоружного безумца, растеряно опустил лук.

— Останови, — скомандовал Эйрик. — Не убивай.

Дикарь кивнул, убрал лук, поднял воткнутое в землю копьё и в этот самый момент Риг неожиданно свернул в сторону, к сигнальному колоколу. Эйрик сообразил в то же мгновение.

— Останови его! Быстро!

Задние лапы зайцев ассиметричны, поэтому, убегая от преследования, заяц петляет, выписывая зигзаги. Это делает зайца сложной мишенью для охотника.

Риг прыгнул в сторону. Приземлился, сразу же прыгнул в другую, и увидел, как в шаге от него в снег вонзилась стрела.

«Быстрая» — подумал он. — «Не летит, а падает вперёд. Не увернёшься, не отобьёшь».

Он побежал дальше, лёгкий и пьяный от страха, и смотрел только на колокол.

Тот был близко, можно было увидеть царапины на нем.

Совсем близко, можно было даже увидеть мутное отражение.

Рядом, всего несколько шагов. Сразу после мёртвого паренька, что был ещё ближе, а теперь лежал со стрелой в спине.

Когда стрела пронзила его бедро, Риг вскрикнул не столько от боли, сколько от неожиданности, и неловко упал. Он ожидал боли, и она была, но куда меньше, чем можно было подумать — словно кто-то бросил в него очень острый камешек. Если не двигаться, то было не так уж и плохо, но вот не двигаться было нельзя.

Риг пытался подняться, и ему казалось, что он чувствует, как при малейшем движении острый наконечник царапает кость, и как рвутся волокна его плоти. Он взвизгнул самым не героическим образом, но все же смог подняться на четвереньки, неуклюже двинуться вперёд, волоча раненную ногу за собой. Тёплая кровь вытекала ровно, кровотечение усиливалось при каждом рывке. Довольно тёмная.

Если кровь имеет ярко-алый цвет и вытекает из раны пульсирующей струёй, то это является признаком артериального кровотечения. При венозном кровотечении кровь будет вытекать ровно, без пульсации, а её цвет будет тёмно-бордовым.

Не думай об этом.

Тело мёртвого мальчика показалось серьёзным препятствием, и Риг утратил к нему всякую жалость, проклял его именем каждого из дюжины. Но в итоге справился, дотянулся до деревянного столбика, подтянул под себя здоровую ногу, поднялся рывком, качнул холодный металл.

Ничего. Тишина.

Эйрик и его люди срезали колоколу язык. Предусмотрительно.

— Останови его!

Венозное кровотечение — серьёзное состояние, при котором пострадавший теряет большое количество крови. Является серьёзной угрозой для жизни и здоровья, требуется немедленная помощь.

Вторую стрелу Риг почувствовал сразу. Резкая, острая боль, сзади, под правой лопаткой. Он хотел закричать, но не смог даже вздохнуть и тяжело привалился к колоколу, обнял его точно пьяный. Задыхаясь, остро чувствуя запах собственной крови и холод металла под руками, потянул руку к груди, к единственному своему звену и, сжав дрожащими пальцами, ударил металлом о металл что было силы.

Зазвенело, и он ударил ещё раз.

И ещё, и ещё, бил сколько хватало духу, прежде чем свалиться на землю.

— Уходим! Без брата не уйдёт, а с ним вместе и подавно.

А потом была тишина, а потом женский голос совсем рядом сказал:

— Риг, ты слышишь меня? Риг? Слушай меня, оставайся здесь, слушай, что я тебе говорю. Все будет хорошо, слышишь? Все будет хорошо.

А потом было холодно.

Холодно и темно.