Длинная цепь

Глава 25 Жители

Странное дело, но за Последней Тенью дорога их стала как будто бы лучше. Им, конечно же, не стало ни комфортно, ни легко, и все они продолжали быть бесконечно уставшими, едва волочили ноги, пока одна половина из них все так же не могла согреться, а вторая неизменно изнывала от жары. В конце каждого дневного перехода они едва были способны сражаться, однако сражаться теперь не нужно было вовсе.

Никаких чудовищ, никаких ловушек или причудливой, жестокой магии — ничего. Всё так же не видно никаких руин или следов хоть какой-то жизни, пусть даже дикой, и не было вокруг ни травинки, ни деревца. Как исчезли чудовища и ловушки — дорога стала совсем монотонной, изматывающей душу. Запасы древесины подошли к концу, им не с чего было разводить костры, так что скудная еда оставалась холодной и жёсткой. В отсутствии угрозы каждый дозор казался бессмыслицей, сводил с ума: хотелось кричать в ночную тьму, бросать в неё камни, но камней вокруг тоже не было.

— Напоминает Бирдкост, — сказал Бартл своему брату во время очередного привала, тщательно пережёвывая маленький кусочек мяса, твёрдого как дерево.

Финн проворчал что-то себе под нос, смачно сплюнул в сторону и сделал жадный глоток из полупустой фляги. Вода у них заканчивалась слишком быстро, но сколько землю вокруг не копай — воды не сыщешь.

— Не напоминай мне, — проворчал он в итоге. — Видал я поганые места в этой жизни, но этот городок как вспомню, так сразу чувствую привкус гнили во рту. Мерзкая дрянь.

— Было хуже, чем здесь? — спросил Риг. Его не то чтобы сильно интересовал какой-то неизвестный город, расположенный лишь боги знают где, но разговором можно отвлечься от холода и пустоты вокруг.

— Нигде не хуже, чем здесь, — ухмыльнулся Финн. — Но чтобы проникнуться тем, насколько паршиво какое-то место, нужно оставить его позади. С нетерпением жду, когда начну ненавидеть этот проклятый континент на всю силу моего сердца.

— Но этот Бирдкост все же был плох, верно? Чем он вам насолил?

— Да уж скорее это мы насолили ему. Держали в нём оборону всю зиму, с первого снега и до первого дождя. Не уверен даже, что город в итоге сохранился на карте после того, как мы столь доблестно его защитили.

— Мы использовали тактику выжженной земли, — пояснил Бартл. — Сам город был не готов к осаде совершенно, у нас не было никаких запасов еды и воды, мало стрел, мало людей, и дрова заканчивались втрое быстрее, чем мы могли себе это позволить. Местные тоже были нам не рады. Но у нас было немного времени на подготовку.

— И Король потратил его с огромной, мать его, пользой, — далее Финн сказал пару слов, которых Риг не знал, по всей видимости, отборные ругательства на эриндальском, не слишком лестные для Браудера Четвёртого. — Мы почти не могли сделать наше положение лучше, но мы смогли сделать жизнь для наших врагов гораздо, гораздо хуже.

— Выжгли все окрестные леса, отравили все источники воды, перебили всю скотину на окрестных фермах, — загибал пальцы Бартл. — И далее в том же духе. Себе, понятное дело, всем этим тоже лучше не сделали.

Финн хмыкнул, соглашаясь.

— Идея была в том, что вражеская армия посмотрит на всё это пепелище и просто развернётся назад.

— Но они предпочли держать долгую зимнюю осаду, — сложил два и два Риг.

— Ага, злые и голодные, — Финн яростно откусил свой кусочек мяса, поморщился. — Мы ещё несколько небольших отрядов оставили у них в тылу, чтобы сделать их дни интереснее, а зима в тот год как нарочно была особенно сурова. Наша ситуация, впрочем, была даже хуже, чисто крысы в каменном мешке.

— Но мы усиленно претворялись, что это не так, и время от времени швырялись в них объедками, хотя сами готовы были убивать за голую кость или огрызок. Весёлое было время. Не скучное.

— И ты думаешь, что тут та же тактика, что вы использовали в том городе? Выжженная земля вокруг нас?

В этот момент к их беседе присоединился Безземельный Король, до того вальяжно беседовавший с Эйриком. На первый взгляд легендарный наёмник будто бы и не страдал особо, не прошёл с ними бок о бок через все те же ужасы, что и они, не умирал по очереди то от голода, то от жажды. Нужно было смотреть действительно пристально, чтобы заметить, что Браудер Четвёртый переживал происходящее должно быть хуже, чем кто-либо другой.

— Вы мыслите в правильном направлении, но стесняетесь вообразить масштаб, — Король сел рядом с Финном, взял из его рук флягу, присоединился к трапезе. — Весь этот континент, от самой береговой линии — всё это и есть выжженная земля. А то, что мы преодолеваем сейчас — это уже стены.

Риг посмотрел на него со смутным беспокойством, спросил прямо:

— Теперь вы тоже желаете достигнуть центра? Верите в великое богатство, спрятанное в сердце Мёртвой Земли, прямо под этим ослепляющим столбом света?

— Там определённо есть что-то, и это что-то определённо ценное, раз уж ради него выжгли целую цивилизацию и превратили в смертельную ловушку весь континент. В конечном счёте, что-то же создаёт весь этот свет. Очень много света, и уже не первое столетие подряд.

Он улыбнулся, усталой и вымученной улыбкой.

— Нет смысла врать, мне интересно, что мы найдём за этим поворотом. Любому человеку, наделённому хоть каплей воображения и хоть какими-то, пусть даже самыми грубыми и простыми амбициями, стало бы интересно.

Легко было Королю рассуждать без бледной метки на своём теле. С каждым днём Ригу становилось интересно лишь то, будет ли проклятие работать за пределами Мёртвой Земли. И доживёт ли он до того момента, когда сможет это проверить. Любопытно ему. Пусть в Край пойдёт со своим любопытством.

— А вы теперь, стало быть, любой человек?

Король насмешливо фыркнул.

— Моя цель — победить империю, вернуть себе трон Эйриндаля. Не разгадать загадку Мёртвой Земли, не найти в её центре оружие великой силы, и не победить Эйрика Весового. Всё это может помочь, но это — не цель, лишь возможные ступени к этой цели. В понимании этого и заключена основная разница между мной и молодым Эйриком.

— Едва ли Эйрик пришёл сюда просто ради решения загадки. Большая цель есть и у него.

— У всех есть. Генерал, что осадил Бирдкост после того, как мы выжгли все вокруг, тоже имел большую цель. Но он хотел захватить город, а мы хотели выиграть сражение. В итоге мы оба достигли наших целей, и генерала зарубили его же собственные люди.

— Вы в итоге не удержали город?

Финн и Бартл злорадно посмеялись. Ответил Финн:

— Сдали его под конец, прорвали ночью осаду в слабом месте и ушли через леса. Ну а вражеские солдаты на рассвете ворвались в город точно стая голодных собак, только чтобы обнаружить, что мы уже разграбили его дочиста. Тут-то они и взбунтовались.

— Вся вражеская армия в итоге сточилась об этот небольшой городок, — улыбнулся Король. — Мы забрали его обратно через неделю без малейшего сопротивления.

— Как будто так изначально и планировали, — добавил Финн. — Ту войну в итоге все равно, кстати, проиграли. Видимо, у врагов была цель не победить в сражении, но победить в войне.

Риг усмехнулся, а Браудер бросил на Финна усмиряющий взгляд.

Только в этот момент Риг понял, что все вокруг смотрят на них. На него. Возможно, общаться с чужеземцами на языке, который почти никто вокруг не понимает — не самая лучшая идея.

Первым порывом Рига было объясниться, но он сдержал себя: говорить о чём-то на железном языке с группой наёмников это ход, и его он уже сделал, тут не повернёшь обратно. Но объяснить свой поступок, раскрыть, что в беседе не было ничего страшного — это уже другой ход, и был смысл подумать о том, стоит ли так поступать. В том, что окружающее будут думать, будто они здесь плетут заговор, самый дурацкий и очевидный заговор на свете — это не обязательно плохо. Это способ сохранить нейтралитет, но при этом показать свои предпочтения. И это может быть выгодно.

Тем более что Риг пока точно не знал, какие у него предпочтения. Он готов был душу свою продать любому гнилому богу, уйти в изгнание на Белый Край или же дать обе руки на отсечение, чтобы только выбраться из этого места. Но что потом? Холодная, рациональная часть его разума не прекращала меланхолично прокручивать в голове этот вопрос. Они выживут, они вернутся домой, они даже смогут продать часть своей добычи и на какое-то время быть при деньгах. Наверняка получат три-четыре новых звена, что тоже хорошо, хотя Рига теперь не особо заботили вещи вроде веса на его шее.

А потом? В чем его цель?

Как только он ступит на землю Бринхейма, то сразу же почувствует сапог Торлейфа на своём горле. Медленное, но верное удушение. Смерть, растянутая на годы, приправленная бессильной злобой и отчаянием. Всё вернётся к тому же, с чего начали, только сестра Рига всё так же будет мертва, за просто так, без причины. Она уже не говорит с ним в кошмарах; приходит, но не говорит.

И даже если получится убедить Эйрика развернуться здесь и сейчас, не стоит рассчитывать более на его покровительство. Он думает, что это Риг убил Кэриту, что пусть и не правда, и пусть даже у Эйрика нет доказательств, но создает меж ними непреодолимую пропасть. Риг может назвать убийцами Короля и Робина Предпоследнего, но если он каким-то чудом сможет это доказать и Эйрик поверит, что Риг никак к этому не причастен, пропасть всё равно останется.

«Почему ты не сказал раньше?». «Почему не занял мою сторону до того, как это случилось?». «Почему выступил против меня, хотя я не делал тебе никакого зла за всю свою жизнь?».

Риг не убивал Кэриту, но в каком-то смысле он был виновен. Повязан с убийцами, как укрывавший их преступление.

Чего он хочет? Король говорит, что любому с толикой фантазии и амбиций будет интересно узнать, что лежит в сердце Мёртвых Земель. Ригу не интересно. Ни с фантазией, ни с амбициями у него проблем никогда не было, однако ему вот совершенно безразлично, что спрятано за всем этим светом впереди. Другое дело, что и цели у него тоже нет.

Король, впрочем, истолковал его молчание по-своему. Улыбнулся.

Риг улыбнулся ему в ответ:

— Все эти разговоры про цели нужны для того, чтобы убедить меня поддержать вашу идею? Согласиться на обратный путь?

— Не думаю, что сейчас подходящее время для таких разговоров, мальчик с севера. Не в твоём положении.

О чём он говорил с Эйриком несколькими минутами ранее?

— Значит, вам просто нечего мне предложить.

С этим Риг поднялся на ноги, отошёл в сторону. Пусть те, кто смотрит со стороны, сами истолковывают этот жест как им угодно, сейчас это не важно. Быть разменной монетой на весах между Королём и Эйриком — это путь в никуда. Монета не выигрывает в спорах, она лишь инструмент, переходящий из рук в руки при обмене и торговле. Если он хочет быть игроком, ему нужно предложить третий вариант. Но до тех пор оставалось лишь идти дальше.

Спустя четыре дня местность вокруг понемногу стала оживать, вновь появились иссохшие деревья и проклятый чернослёз, по которому Риг чуть было не начал скучать. Воду теперь не надо было копать из земли, она была повсюду — болота раскинулись, насколько хватало глаз, и приходилось идти медленно, нащупывая тропинки в трясине, и иногда осторожно пробираясь по колено в мутной воде. Вода, конечно же, оказалась отравленной, но если долго кипятить, несколько раз, пить маленькими быстрыми глотками — не так уж и плохо. А ещё через пару дней в пути мир вокруг даже стал напоминать что-то похожее на природу.

Всё вокруг по-прежнему пыталось их убить. Но если раньше это были разрозненные, порождённые магией, твари разных размеров, да причудливые магические конструкты, то теперь мир вокруг напоминал пусть и скудную, но всё же настоящую дикую жизнь. Трава вдоль болот была ядовита, а её стебли были острыми, как бритва, но эти стебли ело какое-то странное существо безо рта и без глаз, с одиннадцатью лапами. Это существо на глазах у Рига было схвачено чем-то, живущим в воде — так быстро, что никто не увидел даже очертаний хищника. Одни существа пожирали других, чтобы их потом, в свою очередь, пожрал кто-то третий и позднее стал добычей для четвёртого. Цикл жизни. Жизнь сама по себе, в Мёртвых Землях.

И как говорил когда-то давно маленькому Ригу скучающий Вэндаль Златовласый: там, где есть порядок, человек всегда сможет выжить. Выжить и подчинить этот порядок своей воле. Говорил учитель тогда про кланы изгнанников, что поколениями жили на Белом Крае в ожидании, когда закончится срок их сурового приговора, но глядя вокруг, Риг легко теперь мог наложить эти слова и на этот ужасный край.

И всё равно удивился, когда на одном из холмов увидел две человеческие фигуры.

Первым незнакомцев заметил Стрик, указавший в их сторону скрюченным пальцем и сопроводив это движение ёмкой фразой «дерьмо на лопате». Все остальные же не сказали ничего, и лишь заворожённо уставились на две явственно человеческие фигуры вдалеке. Лишь Мёртвый Дикарь Синдри неистово махал чужакам тряпкой на посохе и издавал какие-то животноподобные звуки, по всей видимости должные показывать его радость.

Эйрик вытащил свой рог, облизнул пересохшие губы и выдал приветственный сигнал, но он остался без ответа. После второго сигнала две фигуры внезапно повернулись и исчезли, а когда отряд подошёл к этому месту, то даже лучшие их следопыты ничего не смогли там найти.

— Это были люди? — спросил Элоф Солёный. — Или же ещё одно порождение местных кошмаров?

— Не напали на нас, но развернулись, ушли и растаяли в воздухе, точно не было никого, — забормотал Синдри, рывками ползая вокруг. — Задели лишь наше любопытство, задели лишь гордость тех, кто склонился перед их величием в поисках следов, в поисках ответов. В поиске вопросов, да. Существа — нападают, но люди ждут, даже если приходится ждать вечность.

— Я предпочту кошмарное чудище любому человеку, кто может тут жить, — сказал Кнут. — И особенно тем, кто выживал тут сотни лет в ожидании нас.

— Никто бы тут не выжил, — Йоран Младший покачал головой. — Сюда и дойти-то дураков с трудом найдёшь, что уж говорить про жить. Да и те твари, что мы возле Последней Тени положили, тоже на людей были похожи, разговаривали даже, а по сути морок и грязь.

Послышались одиночные голоса одобрения. Неуверенные голоса. Сам Риг не мог для себя понять, пугают ли его эти неизвестные люди, живущие в худшем месте во всем известном мире, или же они дают ему надежду. Пожалуй… всё вместе?

На тот момент настоящий страх у него вызывал только Эйрик. Странное дело, что даже постоянный голод и лишения не убрали его пухлые щёчки, а тяжесть меча не заставила эти ручки, больше подходящие младенцу, нежели взрослому мужчине, выглядеть угрожающе. Но сам Эйрик переменился разительно, его присутствие ощущалось нависающей, тяжёлой скалой, и сам он стал будто высечен из камня. И этот человек был уверен, что Риг убил его сестру.

Следующей ночь им выпало нести дозор над спящими вместе, пусть даже никто, кроме Безземельного Короля, Стрика и Дэгни не планировал ложиться спать. Но пока ночь медленно ползла в сторону рассвета, большинство всё же смыкало глаза, просто чтобы скоротать время. Долгая, тяжёлая ночь, и тягучая тишина между Ригом и его бывшим другом, лишь делала её длиннее. Как ни странно, первым нарушил молчание сам Эйрик:

— Я не стану тебя убивать, — сказал он внезапно. — Ни в открытом бою, ни ударом во сне или в спину.

— Почему? — не самый лучший ответ для невиновного, но оно будто само соскочило у Рига с языка.

— Ты единственный здесь, кто этого не понимает. Никогда Север не пойдёт за крысой, что крадётся в ночи, или за тем, кто своей властью решает творить беззаконие. Мы воины, а над воинами не может быть власти короля, только лишь слово предводителя. Слово, подкреплённое весом.

— Кто-то же следует за твоим отцом, — пожал плечами Риг. — Следует его приказам, когда он командует морить голодом нашу семью. И когда пытался моего брата на Ступени поднять, и когда хотел его на меже утопить.

— Ты замышлял мятеж против него, а в ответ лишь потерял горстку овец. Это было справедливо, иные даже могут сказать — слишком мягко. Кнут убил несколько человек при защите своего дома, не желая принимать ваше наказание, и в ответ должен был лишь потерять свою цепь — это тоже справедливо.

— Тоже, скажешь, слишком мягко?

— Слишком мягко, если спросить меня. Но каждый раз вы оба не желаете стоять смирно, не желаете выплатить свою часть и идти дальше.

— И поэтому нас нужно медленно душить до смерти? Тихая смерть от ножа посреди ночи — это недостойно, но годами затягивать узел на нашей шее — правильно и благородно?

Риг чувствовал, что злится, что из тлеющих углей в его душе разгорается пламя. Понимал, что напрасно давал волю своим эмоциям, но не желал останавливаться.

Эйрик же оставался спокойным внешне, но по глазам видно — он тоже в бешенстве.

— Дикий жеребец, которого нельзя объездить — мясо. И чем раньше его забьют, тем лучше, иначе он успеет затоптать невинных людей. Ты был моим другом, я был готов умереть за тебя, я вступился за вас за длинным столом. И теперь Кэрита мертва.

Тишина. Большая, чёрная тишина.

— Я не убивал её, — сказал Риг тихо, немного подумал, а после добавил. — Но я знаю, кто это сделал.

— Предатель, чудовище или эта бледная метка на коже — не важно. Это случилось здесь, Риг, в этих проклятых землях. И она оказалась здесь из-за тебя.

Предательский холодок пробежал по всему телу Рига. Это было правдой, в каком-то смысле. Король не мог убедить Кэриту, и по совету своего провидца доверил эту работу Ригу — и он справился, Щепка дала согласие. Но это было не место для неё, совсем нет. Риг убил её, пусть даже и чужими руками, пусть даже и без злого умысла, но своими деяниями, их последствиями.

Но страшно Ригу было не поэтому. Ему стало страшно от того, что эта мысль сама по себе не вызвала у него ни страха, ни раскаяния.

Да, Риг привёл Кэриту на корабль, и на этом корабле она прибыла в Мёртвые Земли. Но он не принуждал её силой, лишь предложил выбор. И не его вина, что взрослая девушка нашла его предложение хорошим. Так размышляя, можно сказать и что Торлейф убил свою дочь. Или пойти дальше — виновен в том был Бъёрг Солнце Севера, что уже который год спит на дне моря. Впрочем, едва ли получится объяснить это Эйрику.

— И теперь ты убьёшь меня? — спокойно спросил Риг, стараясь не выдать своего страха.

— Я не могу убить тебя по той же самой причине, по которой ты не можешь убить меня. Мы люди севера, мы не крадёмся в ночи. Любой, кто совершит нечто подобное, станет изгоем, будет казнён на месте без права голоса, медленной и жестокой смертью. Никто даже не подумает за него вступиться. Закон Севера суров, но справедлив.

Невольно Риг усмехнулся. Если Эйрик так переживал за сестру, то мог вырезать всех врагов ещё первой ночью, развернуть корабль, вернуть Кэриту в её покои на холме. Король и его братья-наёмники, Риг, Кнут — всего пять человек против дюжины преданных лично Эйрику воинов. Исход был бы предрешён даже в открытом бою.

Но Эйрик этого не сделал. Потому что убивать людей ночью, во сне — это подлый поступок, недостойный ярла, а Эйрик Весовой хотел быть достойным, хорошим человеком для своего народа. Скорее всего, именно таким он и будет. Он уже такой.

— А ты сейчас, стало быть, убиваешь всех нас? Ведёшь на смерть, чтобы доказать отцу своё право на существование.

— Ты ничего не понимаешь.

— Я как раз понимаю это лучше многих других.

— И думаешь, что справился бы лучше меня? Стал бы лучшим ярлом чем я или мой отец?

— Нет, не стал бы, — Риг покачал головой, чувствуя необычайное спокойствие и ясность мысли. — Ты действительно хороший ярл, пожалуй даже лучше, чем Торлейф. И уж точно лучше, чем Бъёрг.

Риг всмотрелся в яркий столб света впереди. Он чувствовал, что всё его тело напряжено, словно в ожидании битвы, хотя ни Эйрик, ни кто-либо ещё не демонстрировал никаких признаков открытой враждебности.

— Я просто считаю, что на севере не нужен ещё один хороший ярл, их у нас достаточно. Нам нужен король.

Это странная мысль, сам Риг это тоже понимал. Странная и непривычная. Северу не нужен король, они веками прекрасно обходились без правителей как таковых, и даже ярл это скорее нейтральный судья в клановых делах, во всяком случае, так оно изначально задумывалось.

Северу не нужен король, чтобы продолжать существовать, но им давно пора признать, что больше они не корона мира. Что позади остались времена, когда их народ создавал и разрушал целые королевства, превращая пьяных от храбрости мужей в королей и герцогов по обе стороны Великого океана. Даже семья Железного Императора корнями уходит в холодные северные земли. Теперь пришло время для детей севера выбрать короля и для себя, чтобы они могли быть частью этого мира с его высокими стенами, богатыми городами и огромными армиями. Потому что сейчас они все живут в изгнании за Белым Краем, и даже не заметили этого. Северу нужен король.

Хочет ли Риг быть этим королём?

Нет, определённо нет. Недостаточно глуп и недостаточно умён для этого. Не говоря уже о том, что в этом для него нет вообще никакой реальной выгоды, или же эта выгода сильно меньше возможных рисков. Не его желание.

Все эти мысли промелькнули в голове Рига за одно мгновение. И не мысли даже, а чувства, ощущения. Словно он впервые в жизни оказался перед зеркалом и посмотрел на своё отражение, увидел самого себя.

И может быть только потому, что он отвлёкся на эти мысли, отвлёкся от разговора с Эйриком, он и успел среагировать.

Ему бы хотелось сказать, что он успел выхватить оружие, отвести удар, поразить врага своей проворностью и даже успеть ранить негодяя. В реальности же он едва смог прикрыть голову руками. По ощущениям, будто штормовая волна резко врезалась в его тело, если бы волна эта была сделана из железа и камня. Рига швырнуло в сторону, и летел он столь долго, что успел даже подумать о том, что очень долго летит, прежде чем врезался плечом, покатился, переворачиваясь, и в итоге приземлился лицом в сухую землю.

«Как будто одного уродливого шрама на половину лица было не достаточно». Странно в такие моменты думать о внешности.

Все тело болело, кружилась голова, накатила жуткая тошнота. Двигать правой рукой было чертовски больно, малейшее движение — острая вспышка.

Дышать!

Невозможно сделать вздох, все тело как будто сжалось в единый болезненный ком. В отчаянии Риг стал бить левой рукой себя в грудь. Сильно, часто. Отпустило — с громким чавканием его лёгкие взялись за работу, нехотя наполняя жизнью скрюченные мышцы. Риг жадно глотал воздух. Больно. Заставлял себя двигаться, заставил себя встать, осмотреться.

Шла битва. Кто-то напал на них, но не разобрать кто, глаза отказываются работать как должно, голова всё ещё кружится. Чёрные тени между воинов, пять быстрых и смертоносных теней.

Топор?

Риг не увидел своего оружия на поясе, стал искать, быстро шарить в ночной темноте дрожащими пальцами левой руки. Старался при этом не давать даже крошечного беспокойства для правой, старался не делать глубоких вдохов. Ушиб? Или сломаны рёбра?

Нашёл щит. Топора нигде видно не было.

Поднялся.

Три группы.

Король и его наёмники построились кольцом, защищают лежащего Мёртвого Дикаря Синдри, пока Бешеный Нос делал с ним что-то. Старик безумно смеётся, удерживая два обломка своего посоха точно младенцев. Финн поёт песни на эриндальском.

Другая группа: Эйрик сражается, и Ондмар Стародуб, что защищает его от ударов, помогает держать темп — они нападают. Дэгни Плетунья помогает, набрасывается на врага диким зверем. Рядом Кнут, но он держится скованно, двигается медленно. Ранен.

Третья группа. Йоран Младший и Стрик…

Риг не стал всматриваться в последнюю группу. Побежал, крепко сжав зубы — его брат нуждался в помощи.

Такое чувство, будто каждый шаг левой ноги он делал на гвоздь, вбитый ему в стопу до самого колена. И в груди словно насыпали острых камней и мелкой колючей гальки.

Встал возле брата, прикрыл его щитом в левой руке. Они не смотрели друг на друга, но двигались вместе, осторожно зажимая противника, обрезая ему пространство для манёвра, чтобы другие могли подловить проклятое нечто, сотканное из подвижной тьмы. Они держались вместе.

Дважды Риг принял удар на щит, защищая себя и Кнута. После первого раза рука онемела, покалывание тысячей иголочек накрыло всё, от кончиков пальцев и до шеи. После второго удара щит треснул, дерево с хрустом прогнулось, но всё же устояло. Сильный рывок со стороны противника едва не выдернул эту оставшуюся защиту из рук, но он вцепился отчаянно, рычал точно раненый зверь, не желал отпускать, хоть даже в один момент ему и показалось, что неизвестный зверь сейчас оторвёт ему руку. В следующее мгновение Кнут извернулся и нанёс удар мечом сверху вниз.

Звук был подобен скрежету острого ножа по стеклу, и непонятно было, то ли так кричит существо, то ли с таким звуком расходится под лезвием его плоть. Но тем не менее, ничто более не пыталось вырвать щит из рук Рига. Что-то плюхнулось ему под ноги, и он невольно опустил взгляд, всего на мгновение. Рука, маслянисто чёрного цвета, жилистая, пять пальцев. Как у человека.

Ондмар Стародуб воспользовался моментом, насел на раненную тварь, атакуя одновременно и взмахами меча и щитом с невероятной скоростью. Никто не поддержал его атаку.

Эйрик закричал от боли, но Риг не повернул головы — был сосредоточен на движениях твари, держал оборону. Ондмар же резко перестал быть осторожным, бросился в почти безрассудную атаку, и Риг, при том, что не сводил взгляда, не успел даже разобрать то, что увидел.

Просто раз, и сам Ондмар, уже без щита, его левая рука висит плетью, в крови, а в тусклом свете уходящего в небо столпа видна поразительно белая кость, торчащая наружу. Сам Ондмар всем весом давит на рукоять своего меча, и лезвие с визгом входит в грудь его противника, погружаясь медленно, можно даже сказать неспешно. Нападавший изо всех сил старался удержать клинок оставшейся рукой, но в какой-то момент отпустил, резко, вместо этого погрузил своя длинные, узловатые пальцы в череп Ондмара. В его глазницу, глубоко. Северный воин зарычал, но не ослабил хватки, повернул меч в ране врага, и тот затих, обмяк безжизненной тушей.

Их можно убить.

Но настоящих людей убить было проще.

Эйрик сильно ранен, лежал на земле. На него напало то существо, что ранее пыталось добраться до Синдри. Риг бросил быстрый взгляд в сторону: Король и его наёмники были всё ещё на ногах, без серьёзных ранений, готовые к бою. Всё ещё держали глухую оборону и явно не планировали никому помогать.

Против чудовища — одна Дэгни Плетунья. Точно дикая кошка она, вся в крови, вцепилась в высокое, тощее тело врага, ножом нанося удар за ударом, взгрызаясь в эту упругую, скрипящую плоть. Сама она была бледна, с безумным и сосредоточенным лицом цеплялась за своего противника, упрямо сжав зубы. Живот её был разорван, а левая нога держалась лишь на каких-то лоскутах кожи и натянутых жилах. Она уже была мертва, но отказывалась с этим соглашаться.

Но даже такому упрямству есть предел. Существо извернулось, рывком скинуло с себя истерзанное тело Дэгни так же, как скидывают изорванный плащ. Она не двигалась.

Чужак огляделся, и Ригу стало физически плохо. Не от страха или отвращения, но будто бы от самого взгляда, словно даже просто посмотрев в твою сторону, это существо могло тебя ранить. Когда же враг повернулся к лежащему без сил Эйрику, когда пошёл в его сторону, Риг невольно испытал облегчение. Подумал, взмолился, чтобы Эйрик Весовой ушёл ко Всеотцу этой ночью. Так бы всё и закончилось, они смогли бы вернуться домой.

— Мы должны ему помочь.

Кнут, естественно. Некоторые люди просто не умеют правильно бояться.

— Мы никому и ничего не должны. А ему меньше прочих.

Кнут не спорил, пошёл один, медленно хромая и явно не имея возможности успеть. Это, впрочем, не остановило его попытки.

Однако Эйрик всё же не встретил свою смерть, так как между ним и чужаком встал Стрик Бездомный, прямой и спокойный, как стрела. Собранный. В руках лишь меч, одежда изодрана и вся в крови, но сам по себе он будто и не замечал этого, взглядом вцепившись в противника. Кажется, это был первый раз, когда Риг видел Стрика в боевой стойке.

Три удара сердца они разглядывали друг друга, молча, без единого движения. Потом миг, скрипучий визг — и всё закончилось. Стрик лишился левого уха, едва не потерял глаз, в то время как чужак дёрнулся, но не как человек, а скорее как поверхность тихого пруда, когда в него бросишь камень. Ещё мгновение, и неизвестное существо упало — меч Стрика торчал у него из бедра, на половину клинка.

Третьей твари нигде не было видно. Риг обернулся, стал оглядываться, но первым маслянисто-чёрное существо в ночной темноте заметил Бешеный Нос:

— Там, — сказал он, указывая в никуда. — С нашими припасами. Один мешок.

Риг стремительно обернулся на их разворошённый, точно бурей, лагерь, пересчитал мешки. Один, два, три. Четвёртого нет.

Один, два, три.

Один-два-три.

Четвёртого нет. Одного мешка нет, четверти их припасов.

Они разумны, они украли провиант. Не смогли победить в открытом бою даже с преимуществом внезапности, и теперь рассчитывают заморить их голодом? Никакое существо, виденное ими на этих проклятых землях, или тех, что описывались в книгах и свитках, не было способно на что-то подобное. Это тактика. Ночные гости действовали так, как на их месте действовали бы обычные люди.

Кто они, во имя всех богов, такие?

Что они такое?

— Не убивайте последнего, — Эйрик с трудом поднялся, тяжело опираясь на Йорана Младшего. — Они разумны, и они могут умирать. А значит, могут и рассказать нам что-нибудь.

Только тут Риг заметил, что чужак, сражённый Стриком, был всё ещё жив. Его плечи медленно опускались и поднимались, словно существо тяжело дышало и страдало от боли, и сам он будто бы пытался уползти прочь. Словно ему было страшно.

Теперь Риг мог рассмотреть его получше, и заметил, что голова существа немного вытянута, и сам чужак был болезненно-худой, как если бы в нем не было никаких мышц и маслянисто-чёрная кожа была натянута прямо на скелет. По всему телу виднелись узкие прорехи, по первому взгляду напоминающие щёлочки для глаз. Впечатление это усиливалось тем, что эти щёлочки периодически «моргали», каждая в своём темпе, и Ригу казалось, что все эти десятки глаз смотрят именно на него. Когда же голова существа повернулась в его сторону, Риг увидел нормальное человеческое лицо, но будто бы вылепленное из воска не самым умелым мастером. Очень молодое лицо.

А потом на него навалилось странное чувство, или вернее последовательность чувств. Сначала это было ощущение чего-то гигантского, подавляющего прямо рядом с собой, причём настолько сильное, что Риг невольно вжал голову в плечи, затаил дыхание. Проявился глубинный страх, который запрещал двигаться или даже поднимать голову, просто из опасения, что тебя заметит это несравненно большее.

Это чувство не ушло, но отступило на дальний план, задало своеобразные рамки, как крепостная стена ограничивает размеры города. Внутреннее пространство же наполнилось чувством стали: прочность, долговечность, единение, защита. Металл стянулся в одно маленькое, несокрушимое ядро, тяжёлое и неподвижное. Внутри был свет, и внутри света была тьма.

За пределами же «стены» была голодная и жадная темнота, большая и неразумная, страшная и заманчивая, разная, сплетённая из бесчисленного множества теней. И огромная «стена» внезапно стала очень маленькой, не была более вокруг шара, но оказалась внутри него, стала хрупкой и ветхой. Удивительно, как одновременно уживались рядом, как переплетались ощущения уязвимости с чувством угрозы, монументального и непоколебимого величия с тщетностью и бесконечной кротостью.

Тьма тянулась к свету, иссыхая и распадаясь на пути. Тьма была будущее, и свет был будущее, и в этом будущем трещины пошли по земле, и трещины же породили ещё больше тьмы, делая её сильнее и гуще, больше и голоднее. Неизбежность.

Одиночество, боль, жгучий свет, от которого не спрятаться. Слишком большая цена, но единственная, которую можно и нужно заплатить. Решительность, уверенность. Одобрение и принятие.

Одиночество, в темноте.

Страх.

Голова Рига раскалывалась, его тошнило, в ушах стоял размеренный звон, и всё тело как будто покрылось липкой, холодной паутиной. В то же время он сам себе казался чужим, гостем в собственном теле, как кажется немного чужим родной дом, когда возвращаешься в него после долгого отсутствия. Очень хотелось пить. Очень хотелось кричать.

— Что это, забери его в Край, было?

Элоф Солёный, но голос дрожит, звучит почти шёпотом.

— Оно общается, — Эйрик Весовой уже не полагался на помощь Йорана, стоит самостоятельно, опирается на обнажённый меч. — И оно боится.

Один удар, и чужак резко дёрнулся два раза, а после затих.

— Кажется, он был защитник, — заметил Браудер, осматривая теперь уже мёртвое тело с вялой заинтересованностью. — Я чувствовал себя уходящей в небо башней, без окон и дверей, и в то же время я, или вернее сказать он — камень в её стене. Мы защищали что-то могущественное.

— И опасное, — сказал Робин Предпоследний. — Огонь внутри льда, который может расплавить даже небо.

— Что-то достойное, — сказал Стрик и убрал свой меч в ножны.

Больше никто не сказал ничего.

Не нужно было хоть сколько-то разбираться в людях, чтобы понять, что на уме у каждого: думают о возможностях, подсчитывают риски. Обещанная сила, за сокрытие которой двое ночных чужаков заплатили жизнями, казалось великой, можно даже сказать безграничной. Насколько низкими должны быть шансы на успех, чтобы человек отказался от попытки до неё дотянуться? Сколько из них готовы будут рискнуть жизнями?

В молчании они зализывали раны, когда Ондмар, с правой рукой на перевязи, поправив окровавленную ткань на месте своего глаза, не сказал лишь два важных слова:

— Их мало.

Эйрик неспешно кивнул.

— Скорее всего, это так. Имей они численное преимущество, не стали бы дожидаться ночи при такой силе. Не стали бы воровать наши припасы. Даже сейчас мы сильнее их.

Последнее утверждение звучало сомнительно, с учётом того, что в отряде не было никого, кому удалось избежать ранений. Ригу относительно повезло — вывихнутое плечо ему вправил брат, а от боли из-за трещины в ребре помогал чернослёз. Остальным повезло меньше. Дэгни Плетунья была мертва.

Сам Эйрик старательно не смотрел в сторону девушки, держался спокойно и отстранённо, словно ничего не случилось. Остальных подобное поведение может, и обмануло бы, но Риг знал это чувство, когда ты пытаешься не замечать огромной дыры в своём мире, осторожно обходишь её по самому краю с таким видом, будто этой зияющей пустоты там нет вовсе. Скорбь, которая слишком велика для человека. И любая попытка выразить её хоть как-то, сдержать себя на половине, выдать лишь то, что считаешь правильным выдавать — неизбежно ведёт к падению в эту зияющую, бесконечную пустоту. Так что остаётся лишь один выход: закрыть своё сердце полностью, обратить его в камень и сталь. Эйрик казался невозмутимым, но Риг знал, что за этой внешней бронёй он сейчас рвётся на части.

— Выдвигаемся, — сказал Эйрик Весовой после короткого вздоха. — Вернём похищенные припасы, дойдём до самого конца, и заберём себе то, что наше. По праву сильного. Моря нашей крови!

Никто не отозвался. Но все поднялись, готовые броситься в погоню.

— А что насчёт Дэгни? — спросил Риг.

Сам он не мог бы беспокоиться меньше об этой шавке, что была предана только хозяину. Говоря по-честному, он даже чувствовал лёгкую радость с её смертью — так позиция Эйрика теперь чуть слабее, а значит и шансы самого Рига стали повыше. Но вот остальные смотрели на эту ситуацию иначе.

Нельзя не отдать Эйрику должное, ни единая мышца на его лице даже не дёрнулась, и голос его не дрожал:

— Вор, укравший наши припасы, знает местность и получил достаточно времени, пока мы зализывали раны.

— Она погибла в бою, и заслуживает достойные проводы, — Риг старался звучать уверенно, но так же сделал небольшую паузу, словно его одолевают эмоции, и ему нужно немного времени, чтобы их усмирить. — С огнём, раз уж поблизости нет даже реки.

Ещё одна пауза, побольше. А после Риг незаметно сглотнул, посмотрел Эйрику прямо в глаза.

— Она погибла, защищая тебя.

— У нас нет времени!

Совершенно точно Эйрику не стоило кричать. Стоя над изувеченным телом Плетуньи, до этого момента он выглядел лишь как негодяй, у которого даже жизнь своего самого преданного человека не имеет никакой ценности. Как тот, для кого ничего не стоит жизнь или смерть боевых товарищей, своей сестры, а теперь возможно и возлюбленной. Люди были готовы это принять, суровый Север любит железную руку. Но он закричал, и теперь выглядел ничтожно.

— Вы можете идти, — сказал Риг, мысленно взмолившись, чтобы не дрогнул его проклятый юношеский голос. — Я провожу её один, и после догоню вас.

Подкрепляя свои слова, он пошёл рубить сухие ветки с ближайших деревьев, дрожа от страха так, что удивительно было, как никто этого не заметил и ничего по этому поводу не сказал. Но он пошёл рубить дрова и всю силу воли свою положил на то, чтобы не оборачиваться, даже когда дошёл до этих жутких деревьев и вспомнил, что так и не нашёл своего топора. Просто достал свой нож и стал резать ветки им.

— Ты бы ещё ногтями поковырял, — сказал Йоран Младший, отодвигая его плечом. — В сторону двинься.

Риг послушно отошел, и Йоран стал орудовать топором. Чуть поодаль тоже послышался стук — повернув голову, Риг увидел нарубающего ветки Элофа Солёного. Рядом с ним Ондмар, собирал результат работы своей здоровой рукой и относил к телу девушки. С другой стороны Финн и Бартл, в помощниках у них Бешеный Нос.

Остались все.

Когда же огонь разгорелся, тело Дэгни Плетуньи покрылось пламенем, поднялось до небес вместе с дымом, с облаками отправилось к морю. Пришло время говорить последние слова, но их обычно говорил Трёшка, а он тоже уже был мёртв. Риг поспешил сказать первым:

— Холмы наших тел.

И остальные нестройным хором повторили эти слова.

И хватит. Не дожидаясь, когда умрёт пламя, они все молча, не сговариваясь, отправились в погоню, двигаясь в направлении светового столпа.

Бешеный Нос

Жители мёртвого континента прятались плохо, оставляли заметные следы, и Бешеный Нос без труда шёл за ними. Был один, впереди всех — разведчик.

Один.

— Будет хорошо, если мы их не догоним, — сказал будто бы своим людям Король-без-земли.

Сказал на языке народов севера, чтобы Бешеный Нос услышал. Сейчас его мысль становилась понятнее — плохо умеет прятаться тот, кто не имеет к тому привычки, кому не надо бояться. Самый страшный хищник.

Бешеный Нос решил не торопиться. Будет хорошо, если их отряд не догонит самого страшного хищника этих мест. Получается, теперь он слушает Короля? Это была не самая плохая мысль. Главарь наёмников не требовал от Бешеного Носа клятв верности и не предлагал ему службы, но верность его он уже получил.

Наёмники везде были чужими. Но шумные, наглые, богатые, с оружием в руках и большие числом, они любое место делали своим. Были самый страшным хищником в мире. Было бы приятно, снова стать самым опасным существом в округе — Бешеный Нос скучал по этому чувству, которое легко получал в Белом Краю. Там были лишь люди и все остальные, и люди были важнее всего.

Казалось бы, Мёртвая Земля должна была сделать тоже самое, сплотить людей против природы, которая пытается их убить. Первое время казалось, что так оно и будет. А потом сын прошлого ярла не умер в числе первых, а потом отделил себя ото всех, первым нарушил равновесие, поставил свои интересы выше общих, и показал другим, что так можно. Обычно Бешеный Нос ни к кому не испытывал вражды, но маленький Риг стал первым, кого он по-настоящему ненавидел и кому желал зла.

Жители этих краёв, меж тем, стали прятать свои следы лучше — заметили его. Бешеный Нос остановился, ожидая свой отряд, чтобы сообщить им новость. В ожидании разглядывал светящийся столп света впереди. Говорят, он исполняет желания. Никто до него ещё не добирался, во всяком случае из тех, кто смог вернуться обратно, но говорят, что это место исполняет желания. Так говорят про все места, где ты ещё не был.

А потом ты оказываешься там, и это просто место, где всё немного по-другому, но в целом точно так же. И где твои желания никому не нужны и не интересны. Иногда Бешеный Нос думал о том, чтобы вернуться обратно в Белый Край, и, наверное, однажды так бы и сделал, если бы это не было так глупо.

В ожидании других, Бешеный Нос стал думать над своим желанием. За этим он сюда, в конечном счёте, и отправился, согласился быть «человеком, имеющим опыт выживания во враждебной природе». Бешеный Нос думал о своём желании постоянно, день за днём. Словно затачивая своё копьё, он срезал всё больше и больше слов, оставляя прямую, железную точность.

«Я хочу, чтобы все жители Белого Края умерли прямо сейчас».