Длинная цепь

Глава 11 Без плана

Гостиница, выбранная для своего ночлега Безземельным Королём, после стылой улицы словно дохнула Ригу в лицо жарким хмелем прямо с порога. Даже игнорируя тот факт, что она оказалась полностью сделана из металла, сразу можно было понять, что место это куда как более достойное, чем пристанище ворлингов. Как минимум у неё было название — «Левая нога Добромира». По всей видимости, в замысле Кузнеца это должен был быть придорожный трактир за пределами города, но вот город за пару столетий разросся так, что трактир в итоге оказался ближе к центру Стальгорода, чем к его краю. Металлическая дверь его была гостеприимно распахнута, но вот вторая, сделанная уже людьми из дерева, была затворена.

Впрочем, оглядевшись внутри, Риг заключил, что разница с пристанищем ворлингов как будто бы была небольшая: те же лавки, те же столы, те же понурые девки в прочных юбках — то же самое, только вывеска получше. Ещё одна портовая гостиница для иностранцев, а иностранцев в Стальгороде, очевидно, не жаловали. Публика, однако, была в целом поприличнее: купцы, хозяева небольших утлых лодочек или повозок с одной серой кобылкой, а также офицеры с тех кораблей, которые могут себе позволить наличие на борту офицера. Ну и конечно же сам Браудер Четвёртый, Король-без-Земель, с двумя своими рыцарями. Стоит ли удивляться, что эти трое были в самом центре внимания?

Посреди зала стоял голый по пояс Финн Герцог с лицом, разбитым в кровь, а напротив него огромная глыба плоти и мышц в форме человека, с татуировками моряка, каторжника и пограничной кавалерии, с лицом не менее окровавленным и так же в одних штанах. Под одобрительные крики толпы массивный гигант врезал абсолютно неподвижному Финну по лицу, от чего тот незамедлительно повалился на пол. Полежал пару мгновений под вопли собравшихся кругом постояльцев гостиницы, после чего медленно поднялся на ноги. Оказавшись на ногах, Финн схватил стоящую на столе подле него кружку, и опрокинул в себя её содержимое залпом, да заорал на окружающих его людей так, что вздулись вены на его крепкой шее. Толпе это явно понравилось. Сплюнув на пол ошмёток крови, Финн от души замахнулся, и впечатал свой кулак в лицо оппонента, тоже не делающего попытки защититься. Силач попробовал найти рукой опору и, не обнаружив таковой, рухнул подкошенным вековым дубом на многострадальный пол. И снова крики поймавших пьяный кураж людей, после которых огромный вореец поднялся, спокойный, но покачивающийся.

Они сказали друг другу что-то, что не было никакой возможности разобрать в этой дикой какофонии, после чего крепко пожали друг другу руки, обнялись от всей широты души и расцеловались в вечной дружбе окровавленными губами в покрытые синяками щеки. А потом снова начали глушить выпивку и орать что-то невразумительное.

Младший брат Финна, Бартл Равный, оставался в своих доспехах, сидел чуть в стороне, подле своего «сюзерена», и потягивал разбавленное водой вино. Выглядел он в целом спокойно и явно не испытывал по поводу происходящего вокруг больших переживаний, в беседы не вступал, но с удовольствием слушал старательного барда в паре шагов от него. Постукивающий пальцами в такт музыке, он выглядел весьма умиротворённым.

Сам же легендарный Безземельный Король восседал возле стены с таким достоинством, словно занимал место на троне, а не скрипучий стул в гостинице, на краю континента.

Впрочем, окружающие вели себя соответственно: пели хором песни о его подвигах, поднимали кружки за его здравие и будущие победы, а иные заплетающими языками даже присягали на верность. Музыканты играли старательно и бодро, и это лучшее, что можно было сказать про их труд. Девка из местных, в пёстром платье с голыми плечами, выбивала танцы на одном из столов, пока по обе стороны её за руки придерживали два пьяных моряка. Периодически они пробовали запустить руки под её пышные юбки, и она визжала и сопротивлялась, но не особо активно, а после продолжала танцевать. Ещё по меньшей мере трое таких же нарочито-нарядных красавиц с потасканными лицами сидели то тут, то там на коленях щедрых мужчин, пока трактирные девки страдали в попытках убедить пьяных матросов, что у них с этими дамами не так чтобы много общего.

Какой-то мальчишка из обслуги был назначен личным виночерпием Короля. Получив такой почётный и такой временный титул, тот с гордостью находился рядом и послеживал, чтобы у монарха всегда было вино в чаше. В перерывах мальчишка поглаживал висящую на его тонкой шее подвеску из чистого золота, что ранее Риг замечал на шее главаря наёмников. Опальный король Эриндаля точно знал, как делать широкие жесты. На подобное золото у него находилось — это ведь не места на корабле.

— Прибыли на аудиенцию? — спросил Браудер у вошедших с лёгкой улыбкой, и жестом указал им на ближайшие кружки с выпивкой. — Угощайтесь. Местные называют это горилкой, и вы никогда не слышали в этом мире более подходящего названия. Говорят, что если её нельзя поджечь, то это не она.

Кнут взял кружку первым, усмехнулся:

— Ещё говорят, что хорошая горилка на вкус как жидкий огонь.

Выпил, охнул, поморщился, рыкнул.

— Хорошая.

Сидевшие за соседним столом ворейцы разразились одобрительным хохотом, криками, аплодисментами. Позови их Кнут в это мгновение за собой в атаку — они бы пошли за ним войной хоть на саму Империю. Проходящая мимо девка с пустым подносом ласково похлопала Кнута по спине — она бы тоже пошла за ним, и даже звать не надо, только за руку потяни. Как будто это подвиг какой — выпивку глушить.

Риг взял кружку и предусмотрительно понюхал её содержимое, содрогнулся и благоразумно вернул на место. Присел рядом и поинтересовался у главаря наёмников:

— Вас столь щедро угостили новые друзья?

— Напротив, я угостил их всех. Так, собственно, мы и подружились — простые люди на удивление падки к простым удовольствиям.

Кнут ухмыльнулся:

— То есть, у вас нет денег на оплату своей доли экспедиции, но есть деньги на то, чтобы угощать случайный… случайных людей?

— В широком смысле слова, я такой же бедняк, как и вы с братом, ведь мне нужно больше денег, чем у меня есть. Во всем мире едва ли и десяток истинно богатых людей наберётся.

Разговоры про слова. Риг невольно улыбнулся, сел свободнее, вальяжнее:

— Это лукавство. Все знают, где проходит граница между богатством и бедностью.

— Все знают лишь где лежат крайности, и мыслят границу где-то посередине.

— А правда в том, что она проходит где-то ещё?

— Правда в том, что никакой границы нет вовсе, ведь всем нужно больше, чем у них есть сейчас. Нищему в канаве нужно больше, чтобы купить себе еды, пока императору во дворце нужно больше, чтобы начать новую войну. А мне, в свою очередь, нужно финансировать экспедицию.

— Возможно, не разбрасывай вы деньги направо и налево, средства на экспедицию у вас как раз могли и быть, — заметил Риг.

— Но тогда я не был бы королём, — Браудер ухмыльнулся и позволил мальчишке наполнить его чашу. — К тому же, как ты себе представлял нашу встречу? Тёмный зал, редкие свечи, и тихий шёпот склонившихся друг к другу фигур? Чтобы любой, кто зайдёт сюда ненароком, сразу же понял, что мы планируем заговор.

Мороз пробежал по коже Рига от этого слова — «заговор». Он планировал обсудить какие-нибудь договорённости, сам правда пока не представляя какие именно, но Король, говорящий об этом столь открыто, выбил его из колеи. Словно бы в любую минуту за спиной мог появиться Ондмар Стародуб и схватить их за попытку сговора.

— А мы собираемся обсуждать что-то подобное?

— Это ты со своим братом пришёл ко мне ночью и о чем-то разговариваешь без пригляда своих соплеменников, — пожал плечами Король. — Они теперь в любом случае решат, что ты пытался тут сплести какой-нибудь хитрый заговор. Было бы обидно по итогу не придумать хотя бы одного.

— Есть ли в этом смысл? — прямо спросил Кнут. — На стороне Эйрика втрое больше людей, не говоря уж о том, что некоторые из них в одиночку стоят десятерых. Его отец купил ему и многих, и лучших.

— Это правда лишь отчасти. Ты, Кнут Белый, верен своему брату так же, как твоя собственная рука верна тебе. Но вот я предложу тебе много золота за предательство брата, и что будет тогда? Задушишь его во сне по моему приказу?

Кнут не ответил, не было нужды отвечать.

— Так я и думал. Тоже самое я могу сказать о своих рыцарях. Финн и Бартл достойные воины, но главное их преимущество в том, что это только мои воины, их верность не куплена золотом. В долгом путешествии это куда более важное свойство, я это говорю из опыта.

Риг невольно понизил голос, хотя в окружающем гомоне люди Эйрика не услышали бы его слов даже стой они у него за спиной:

— Прицениваетесь к воинам Эйрика. Стало быть, у вас есть план?

— Любой план работает только до тех пор, пока весь остальной мир стоит неподвижно и смотрит на тебя, затаив дыхание, — Король грустно усмехнулся. — У моего отца был план, продуманный и надёжный, и этот план в итоге привёл его в могилу, а меня — в изгнание. У меня есть идея.

Ответить Риг не успел. Внезапно наступившая в общем зале тишина привлекла его внимание и заставила обернуться. Дверь трактира была широко открыта, и казалось будто зимняя стужа дышит через неё вовнутрь, пытаясь затушить ветром свечи, задушить холодом людей.

Вошедших было всего двое, и сами по себе особой угрозы они не представляли: один из них был низковат, другой, хоть и высокий, был тощим и выглядел слегка болезненно, а из оружия у обоих были лишь сабли на поясе. Но оба они были в красных кафтанах, а значит представляли собой княжью власть. Странное дело — Риг ничего противозаконного не делал и вины за собой не знал, но стоило ему увидеть княжеских дружинников, как он невольно отвёл глаза. Спохватившись, стал смотреть на них умышленно, прицепился взглядом. Он был абсолютно невиновен, но чувствовал себя неуверенно по этому поводу, словно само присутствие красных кафтанов делало его виноватым.

Народ вокруг же расползался по углам, тихо и незаметно, как тающий на солнце сугроб. Ещё минуту назад вокруг Короля было не протолкнуться, и шум стоял такой, что приходилось кричать, чтобы быть услышанным даже за соседним столом, а теперь было слышно, как скрипят половицы под отползающим в сторону забулдыгой. На самом деле отползти в сторону хотелось и самому Ригу, но он заставил себя оставаться на месте. Низкорослый дружинник же выдавил им самую мерзкую улыбочку, которою только видывал этот мир.

— Говорят, гости устраивают беспорядки в этой гостинице, — сказал он, медленно приближайся, звонко чеканя шаг. — Шумят, ломают мебель, бьют посуду, мешают спать добрым людям Стальгорода.

— Призывают к бунту, — как бы между прочим добавил длинный.

— Призывают к бунту, — повторил низкорослый, будто вынося приговор. — Делают подкуп, разжигают недовольство, вербуют на свою сторону. Затевают что-то.

— Прошу прощения, — сказал Король на ворейском с сильным акцентом. — Не понимаю вашего языка. Ещё выпивки!

С этими словами главарь наёмников поднял в воздух руку с зажатой между пальцами монетой.

— Для нас, — Король слегка склонил голову в сторону дружинников. — И для новых друзей.

Низкорослый выдавил ещё одну свою мерзкую гримасу, должную означать улыбку, а его тощий товарищ хоть в лице и не изменился, но удовлетворённо хмыкнул. Однако не успел Риг выдохнуть, как высокий дружинник схватил за шею крадущегося мимо него с кувшином мальчишку из прислуги, второй рукой подцепив болтающуюся золотую подвеску — подарок Короля своему временному виночерпию.

— А это что у нас тут?

Парнишка же явно действовал бездумно, как детям и свойственно. Потому как любой, кто подумал бы хоть одно мгновение, не стал бы делать того, что сделал он: ударил дружинника по рукам, вырвал у того из рук своё украшение и сказал что-то неразборчивое, но явно грубое. Ещё даже не закончив фразу, малец явно осознал свою ошибку, было слышно, как меняется интонация этого оскорбления, от дерзкой в начале, до практически удивлённой в конце. А уже в следующую секунду мальчик растянулся на полу с разбитым носом.

По всей видимости, подобное ему было не впервой. Так как он сразу же свернулся калачиком, и удар ногой уже принял подготовленным. Как и все последующие удары.

— Нет, — Риг схватил поднявшегося Кнута за руку. — Не надо.

— Потому что завтра мы уедем, а он останется? — спросил он холодно. — Потому что они не забьют его до смерти, пока все вокруг просто смотрят?

Ответа он не получил, но все же остался стоять где стоял. В отличие от спокойного Бартла, направившегося прямо к дружинникам.

— Бартл, — позвал его Безземельный Король.

— Я просто поговорю с ними, — сказал он. — Мы просто поговорим.

Ближайшим к нему оказался длинный — его Бартл и схватил за плечо, резко развернул к себе лицом, приветствовал хлёстким ударом. Не ожидавший нападения дружинник покачнулся, но левая рука Бартла крепко держала его на месте, в то время как вторая влетела ему в живот, заставила согнуться пополам. Мощный удар кулаком по затылку отправил княжеского солдата на пол.

Второго застать врасплох уже не получилось, и с утробным рыком он вытащил свою саблю, ударил раз, другой, третий. Бартл смог увернуться, отступая каждый раз на шаг, быстро приближался спиной к стене — скоро некуда будет отходить. Схватил рукой табуретку, принял следующий удар на неё — лезвие жадно впилось в мягкое дерево, вошло глубоко. Бартл быстро сократил дистанцию, лбом ударил противника в лицо, повалил на землю, стал избивать. Снова и снова, удар за ударом, пока дружинник не перестал защищаться, пока его руки не упали безвольно. Бартл продолжал бить, спокойно и методично.

— Бартл!

Беспрерывная череда ударов. Спокойная, упорядоченная ярость.

— Бартл!

Наёмник замер, словно наткнулся на невидимое препятствие. Медленно разжал кулаки, потом так же медленно сжал их снова, поднялся.

— Он живой? — спросил Финн, коленом придавив к полу второго дружинника.

Нет признаков дыхания, открытые черепные раны, большая кровопотеря…

Риг не назвал бы себя специалистом по медицине, но готов был дать руку на отсечение, что избитый до неузнаваемости дружинник мёртв. Глядя на кровавое месиво на месте его лица, Риг даже надеялся, что тот мёртв.

— Понятно, — правильно оценил всеобщее молчание Финн.

Из какого-то потайного кармана, словно бы из воздуха, он извлёк небольшой нож, неспешно и основательно провёл его лезвием по горлу второго дружинника. Кровь потекла быстро, как будто бы даже слишком быстро, и всего за несколько мгновений образовалась серьёзная такая лужа.

— Кажется, «это только ваши воины» только что убили двух княжеских дружинников и обеспечили нам всем прогулку до виселицы, — заметил Кнут. — Что будем делать теперь?

«Нужно сохранить это в тайне», — понял Риг. — «Перекрыть все выходы, не дать свидетелям выйти из гостиницы. Спрятать тела. А с первыми лучами солнца отчалить, никогда не возвращаться».

По всей видимости, он думал достаточно громко, так как множество посетителей «Левой ноги Добромира» как могли незаметно теснились к выходу. Лишь боги знают, сколько из них уже успело убежать, как много они видели, и что планируют делать с этим знанием.

— Теперь у нас просто нет другого выхода. — Браудер Четвёртый подошёл к воткнутой в табуретку сабле и, придавив табуретку ногой, извлёк клинок на свободу. — Мы захватим город.

Солдаты князя подоспели достаточно скоро, особенно для уже отошедшего ко сну города. Было их не меньше дюжины, насколько позволяла посчитать ночная темнота и редкие факелы в руках собравшихся. Все при броне и при оружии, с достаточно грузным воином во главе. Ещё не седой, но уже достаточно поживший, в кольчуге поверх простой рубахи, в незастёгнутом кафтане, с хмурым взглядом под густыми бровями, с непричёсанной бородой, но с крепкой хваткой на рукояти своей сабли. Такой тип людей был Ригу знаком: преданность для них всегда была выше амбиций, а отношение к миру было в лучшем случае безразличное. За исключением, конечно, их собственных подчинённых — для тех это был второй отец, что мог слегка баловать в минуты покоя, но строго спросить в пасмурный день. Переговоров с такими людьми не сделаешь.

— Это место? — спросил старшой у какого-то оборванца, что трясся поблизости.

— Как есть оно, господин десятник, — закивал тот так, что голова у него чудом не отвалилась. — Тама они были, иноземные все, пятеро, да.

— Понятно, — кивнул командир в ответ, и один из дружинников сразу же отпустил плечо доносчика, и тот тут же поспешил затеряться среди домов и темноты.

Десятник же продолжал хмуриться, смотреть на гостеприимно открытые двери «Левой ноги Добромира», как металлическую, недвижимую, так и деревянную, так же распахнутую настежь.

— Думаете, утекли уже? — спросил кто-то из солдат.

— Могли, — огладил бороду старшой. — Многие на их месте поспешили бы пятками сверкать. Но куда им податься-то? Корабль их так просто в море не выплюнешь, да и взять их там дело хоть и долгое, но не хитрое.

— Да коли мы и тут их не возьмём, безоружных-то?

— И тут возьмём, — кивнул десятник. — Но спешить не будем. Не нравится мне оно, засаду нутром чую, аж в горле першит. Ждут нас, кусаться будут.

— Пусть кусаются, мы им зубы-то повыбиваем всем. За ребят наших!

Прочие дружинники поддержали последнего высказавшегося дружным гомоном и одобрительными криками. Но стоило десятнику лишь руку поднять, как все разом притихли.

— До того как зубы считать, бешеную псину сначала ещё поймать надобно. А у нас даже не весь отряд собрался. Рискованно, — сказал он негромко, а потом развернулся к гостинице и пробасил громко, а всю улицу. — Эй, там! Есть кто живой?

Осторожно отворилось окно второго этажа, и оттуда выглянул Безземельный Король, кивнул собравшимся почтительно.

— Живые пока ещё есть, доброй вам от нас ночи. Чем можем быть полезны?

— Говорят, вы на моих ребят удумали руку поднять. В гости к нам в город пришли, а потом переполох устроили на ночь глядя, да ещё и у всех на глазах.

Браудер не удостоил эту реплику ответом, вместо этого пристально и с некоторым осуждением рассматривая как самого десятника, так и его людей. И Риг готов был поклясться, что неудовольствие Безземельного Короля вызвало не прибытие городской стражи, а напротив, малое их количество.

— Мои парни там живы? Если да… выходите по одному, и я обещаю лично доставить вас на суд княжий, честный и справедливый. Иначе же своими руками вздёрну над главными воротами, как воров и душегубов.

Некоторое время по-прежнему царило молчание. Но в итоге Браудер все же ответил в своей, уже привычной для Рига неспешной, полузадумчивой манере. Словно и не было под окнами дюжины желавших его смерти солдат, и сам он не был окружён и заперт в гостинице из металла.

— Подскажите, любезный, какого бы будете рода и звания? Любопытно узнать, кто приходит ко мне в ночной час и угрожает законному правителю Эриндаля казнью через повешение.

— Десятник я княжеский, и звать меня Михаилом. А что насчёт угроз, так коли вы ничего дурного не сделали, то оно для вас и не угрозы вовсе, и бояться вам нечего.

— Десятник, стало быть, — Король дважды коротко, но с силой втянул воздух, словно принюхиваясь к этому слову. — Что ж, пусть будет так. В конечном счёте, не пристало гостю выбирать его кушанья, и уж тем более нести обиду хозяину своим недовольством. И если в славном Стальгороде к королю приходят, как к кабачному буяну, и грозят на суку вздёрнуть, в компании воров и убийц, то значит этим ныне и богато княжество Ковальское.

Под ноги десятнику упало что-то мягкое и круглое, подпрыгнуло разок, покатилось, оставляя после себя мокрый след. К чести дружинников, никто из них не ахнул, не вскрикнул, и даже будто бы не удивился, отвечая лишь шелестом извлекаемой из ножен стали.

— Я же, напротив, воров и убийц сегодня привечаю как королей. А потому и казню их благородно, через отсечение головы.

На этих словах Безземельный Король захлопнул ставни.

— Будем брать их, — сказал десятник спокойно. — По возможности живыми, на деле как получится. Понимаю, поквитаться хотите, но живыми дольше мучиться будут. Ты и ты, — пальцем он показал на двух дружинников. — Оставайтесь внизу, на случай если они додумаются из окна сигануть, секите их сразу же. Остальные — за мной.

Слова у него не разошлись с делом, и он первым вошёл в открытую дверь. Оглянулся, поморщился то ли от запаха, то ли от пятна крови на полу, и быстрым шагом добрался до лестницы, ринулся на второй этаж. Остальные солдаты шли за своим командиром без страха и без сомнений, шаг в шаг. Это их и погубило.

Одетый в красный кафтан одного из убитых, Риг замыкал их шествие, неузнанный благодаря маскировке и ночной темноте, принятый врагами за своего. И когда все они зашли внутрь гостиницы, Риг, слегка поотстав, сорвал со стены у входа факел и бросил на пол перед собой. Горилка, щедро разлитая ими из всех оказавшихся в распоряжении бочек, оправдала как своё качество, так и название, радостно вспыхнула. Уже через мгновение половина главного зала оказалась охвачена огнём, и Риг поспешил захлопнуть дверь снаружи, придавил её своей спиной, на всякий случай.

Среди тех двоих, кому десятник приказал остаться снаружи, был Кнут. Второй же дружинник не успел даже удивиться делам Рига, как Кнут отточенным движением вонзил нож ему в шею, после чего смахнул с себя вялое сопротивление умирающего. Подождав пару мгновений для верности, он бросил окровавленный труп на землю. Риг невольно поморщился — смерть была отвратительна, и он, наверное, никогда не сможет к ней привыкнуть.

В тот же момент сверху аккуратно спрыгнули Браудер и двое его рыцарей. Оправившись от падения со второго этажа, они схватили сабли и топоры дружинников, да стали рубить всех, кто последовал за ними. Запертые в горящей гостинице, дружинники не имели иного выхода, кроме как прыгать из немногочисленных окон, где и один-то человек протискивался с трудом. Кто-то из них пытался сразу после приземления вступить в бой, другие пытались убежать, а сам десятник попытался в прыжке зашибить стоявшего ближе всего к зданию Финна. Никто из них не преуспел, и все они закончили грудой изрубленного окровавленного мяса. Риг чувствовал, как его тошнит, не столько от вида даже, сколько от запаха. Иные дружинники были ещё живы, стонали от ран или напротив, пытались сойти за мёртвых, но Кнут и Бартл методично делали работу до конца.

Заворожённый этой бойней, Риг едва не отлетел вперёд, когда что-то с силой толкнуло дверь с той стороны. С той стороны, где бушевало пламя. С той стороны, где кричал человек.

Риг старался об этом не думать, просто делал своё дело, просто держал дверь, не слушал крики, держал дверь изо всех сил. Его работа — держать дверь на случай, если какой-то безумец захочет попробовать прорваться наружу сквозь пламя. Кто добровольно побежит в огонь? Безумец, просто безумец. Убил сам себя своим собственным безумием. Самоубийство.

Второй толчок был отчаяннее, чем первый, заметно сильнее, но в этот раз Риг был готов. Третий удар оказался слабее, а четвёртого не последовало вовсе. Только быстрый стук, жуткие вопли, треск пламени и затихающий стук, ничего больше. Только и всего. Самоубийство.

— Готово, — сказал Финн, презрительно пнув мёртвое тело у себя под ногами. — Такие большие разговоры, а на деле-то ничего особенного.

— Привыкли только безоружных мальчишек ногами забивать, — кивнул Кнут. — Падаль, а не воины.

Риг осторожно отпустил дверь, попятился от неё, словно она была диким зверем каким, словно могла на него напасть. И краем глаза заметил, как из маленького проёма в боковой стене, который использовали, должно быть, для слива воды после купания или чего-то в этом роде, вывалился человек тощий, практически голый, в изодранной рубахе и весь, с головы до ног, чёрный от копоти. Он выпал почти бесшумно, и приземлившись также не издал ни звука, хотя приземление явно было болезненным. Поднял голову, и они встретились взглядами.

Для Рига было бы проще простого просто указать на него пальцем, сказать брату или наёмникам, что одному удалось сбежать. Выживший ранен, наглотался дыма, и он только что весьма неудачно упал, наверняка повредил себе что-нибудь или как минимум заработал неприятный ушиб. Это даже не убийство, другие все сделают сами, уберут проблему за мгновение.

А проблемы точно могут быть, если выживший уйдёт живым. Он может побежать домой, спрятаться, переждать до утра. А может и направиться к княжескому дворцу, привести больше людей, с лучшим вооружением, на которых у Безземельного Короля не припасена смертоносная ловушка. Никто не мог знать, как оно обернётся, и что может выбрать тощий бедолага, после того как окажется в безопасности. Но риск слишком велик, и на карту поставлено слишком многое.

Вот только пока Риг обдумывал варианты и взвешивал благородство да разумность, дружинник просто в панике побежал. Риг хотел побежать за ним, но понял, что отделиться от их и без того малой группы ночью, в чужом и враждебном городе — это едва ли хорошая идея. Сказать Кнуту или наёмникам?

Слишком поздно. В результате Риг лишь будет выглядеть в их глазах глупо, нет никакой реальной пользы. Разумнее промолчать.

Так как само здание гостиницы целиком было сделано из металла, света от бушевавшего внутри пожара получилось немного. Что было даже хорошо, так как лица мёртвых дружинников были почти не видны. Победители, меж тем, обирали трупы, собирали оружие, и ждали тех, кто явится на густой столб дыма, стремящийся в небо. Риг лишь надеялся, что новый отряд княжеской дружины придёт вторым.

— Должен признаться, я совершенно не удивлён, — услышал он голос Эйрика за спиной и обернулся с большим облегчением. — Увидев этот столб дыма и людей, бегущих от него в ужасе, я сразу понял, что мы застанем здесь нечто подобное.

Пришли все, или, во всяком случае, большая часть ворлингов. Но радости от встречи на их лицах не было.

— И у меня, на самом деле, всего один вопрос крутится на уме, — продолжал Эйрик, крепко сжав свои пухлые пальцы в кулаки. — Почему нам не стоит прирезать вас пятерых прямо здесь и сейчас, на этом самом месте?

Вэндаль Златовласый

Чужеземные порты да гавани всегда таили для Вэндаля болезненное удовольствие.

Все эти местные грязные человечки смотрели на него свысока, держали за неграмотного дикаря, пробовали всучить плохой товар по цене хорошего. Было приятно смотреть, как вытягиваются лица мелочных торгашей, когда он начинал говорить с ними на ворейском без акцента и указывал изъяны их товара. Мальчишкой отец брал его, третьего сына, на покупку зверья, так как Вэндаль мог найти изъян у каждого животного, в каждом яйце, сбивал цену вдвое у самых строптивых. Отец разводил лошадей, хотел вывести идеальную породу. Семью воспринимал так же. Со своим третьим сыном у него даже получилось, хотя старик всё равно был недоволен — таким и помер.

Местные женщины смотрели на Вэндаля. С вожделением, любопытством, почти жаждой. Не только благодаря его правильным чертам лица и крепкому телу, но просто потому что он северянин, дикарь. Для них возлечь с кем-то вроде него — это что-то унизительное, и потому заманчивое, подчиниться и при этом быть выше, игра во власть. Ревность местных мужчин шла для них как пряность. Впрочем, в их жадных телах у Вэндаля потребности не было. Женщины склонны сильно переоценивать свою интересность в постели, хотя в темноте разница между ними всегда смехотворна, а усталый профессионализм в этом вопросе куда предпочтительнее банального энтузиазма.

Многие мужчины, конечно же, искали повод для драки, и игра была в том, чтобы не дать им такого повода, но при этом унизить в глазах их соседей. Получалось проще, чем хотелось бы. Двое или трое, как правило, не выдерживали, бросались с кулаками и без повода, и тогда игра была в том, чтобы победить их с какими-нибудь дополнительными сложностями, например держа левую руку за спиной. С мужчинами играть обычно скучнее.

Люди вообще на удивление простые создания, вплоть до разочарования. От простого крестьянина до королей во дворцах, все они покупались на самую дешёвую лесть, шли на поводу похоти, страха и злости, а их планы считались хитрыми, если там все было продумано аж на целых три шага вперёд. Сражения выигрывались не военным искусством, но численным превосходством и хорошим снабжением. Вкусной становилась та еда, куда положили больше специй. Толпа верила тому, кто говорил проще всех, и почитала за умного каждого, кто говорил как можно сложнее.

За свою жизнь Вэндаль посетил столько разных стран и видел так много разных людей, а всё одно и то же. И везде он северный дикарь. Неважно как сильно он на самом деле превосходит их, они будут задирать головы и смотреть свысока. И есть предел тому, как долго Вэндаль может делать вид, что его это забавляет.

Лучше уж быть первым на краю мира, чем вторым в его центре. Тем более, что реально доставляет радость душе Вэндаля, так это тратить результат трудов его названного отца на то, чтобы просто быть мечником в Бринхейме, да учителем будто бы умных ярловых отпрысков. Ребяческий протест, бессмысленный бунт против создателя, но в конечном счёте люди — простые создания. А Вэндаль тоже человек.

Иногда ему было интересно, не придёт ли он в конце к решению Бездомного Стрика. Иногда это его даже пугало. Немного.

Впрочем, растрачивать себя назло папеньке было приятно, но уже порядком приелось. Стать ярлом? Чтобы чаще общаться и контактировать с толпой северных дикарей, вникать в их грязные проблемки — сомнительное счастье, уж без этого Вэндаль прекрасно проживёт и дальше. Удивительно, что маленький Риг так рвётся к этому титулу, хотя сородичей презирает едва ли не больше. Интересно, сколько этого презрения взрастил в нём сам Вэндаль во время их уроков? Хотя «интересно» — слишком сильное слово.

Можно было бы попробовать подтянуть этот сброд до почти приемлемого уровня, с Ригом во всяком случае получилось. Более или менее. Забавно, что Риг безмозглых северных воителей практически боготворит — всё ж мало кто может родиться в стаде и не стать овцой. И это сын ярла, страшно даже представить, сколь тщетными будут попытки вылепить что-то приличное из обычного северянина. Да и зачем? Чтобы что?

Присоединиться к наёмникам, пойти с Безземельным Королём? Ха, как будто между головорезами без владений и теми, что разжился собственностью, такая уж большая разница. То же самое, что выбирать с какой стороны начать есть кусок мяса.

В этом и проблема всех умных людей: простые ответы слишком тесные, а сложные ответы очевидно ошибочны для всех, кто умён по-настоящему. У Стрика Бездомного когда-то был дом, жена с широкими бёдрами и пышной грудью, несколько детей, вкусная еда на столе, достаток и уважение соседей. Видимо, это единственный настоящий ответ. Не удивительно, что он сбежал.

И всё же какая-то часть души Вэндаля встрепенулась, когда в небо ударил столп чёрного дыма, а Эйрик скомандовал вооружиться и следовать за ним. Смешной, неуклюжий мальчик совсем несмешного отца. Хотя из Эйрика ученик был получше, чем из Рига — сын Торлейфа был более старательным, привык бороться.

Мёртвые тела дружинников, много их. Наёмники, сыновья Бъёрга, в крови, но не раненые, самодовольные. Риг кажется немного обескураженным.

Почему от этого сердце Вэндаля бьётся быстрее, и улыбка наползает на его лицо?