Я никоим образом не планировал возвращаться в Дестаду, особенно после всего случившегося — но банально пришлось. Меня выгнали из дому. Не просто так, конечно же, а потому, что несчастья вокруг меня и со мной начали случаться со страшной частотой и силой, что было обусловлено последствиями моего не слишком-то умного эксперимента по истощению силы бога. Увы и ах, но гнущиеся канделябры, убегающее молоко и спонтанно загоревшийся бывший пиратский кок — всё это стало частью той движущей силы, что вышвырнула меня из родной башни!
В качестве утешения я взял с собой эльфа. Тому было нечего терять, кроме своих оков, а от них его уже избавила племянница.
— У меня зуб болит, — с немалым удивлением поведал мне сидящий, скрючившись, на шконке в нашем с Астольфо убежище Эльдарин Син Сауреаль, — У эльфа болит зуб. Ты на самом деле бог.
— Временно, — отмахнулся я, усаживаясь на соседнюю лавку и начиная перешнуровывать уже трижды расползавшийся башмак, — Значит, твоя племянница использовала древний ритуал перетягивания проблем родственника на себя и…
— … и сняла с меня старое, чрезвычайное тонкое и очень умело сплетенное волшебство, — спокойно кивнул мне собеседник, тут же с чувством чихнувший и пустивший от этого дела тонкую аристократическую соплю, — Перетянула на себя.
— Тем самым она похерила мой план разобраться в том, что происходит, плюс, к тому же, теперь сидит в моей башне и возится с гоблинятами, — с досадой подытожил я, — И даже Игорь её не пугает.
— Мы разберемся, — отозвался декан факультета Исследователей, — Оставь Лонкабль на меня. Я вернусь в Школу Магии и разузнаю, что происходит. Жаль Вермиллиона, он определенно знал, в чем тут дело…
Рассказывать эльфу, что старый хрыч жив, бодр и занят, я не собирался. Бытие определяет знание и сидящий возле меня разумный, полагающий меня своим другом, пока шел по старым рельсам, которые из себя представляли сплошную ложь. Что будет, когда он это примет полностью? Кем он станет? Кем он был? Увы, последствия есть всегда.
— Ладно, раз так, — медленно кивнул я, наблюдая за расползающимся по рубашке швом, — Тогда лучше действовать прямо сейчас. Рядом со мной, как видишь, небезопасно.
— Да, я вполне готов, — поморщился от зубной боли эльф, — Только не понимаю, чем ты хочешь заняться в Дестаде.
— Поищу одного осла, — ухмыльнулся я.
Это было ложью.
Как мне объяснил некий вселившийся в мой дом архимаг — старина Джо лихо дал маху. Мощь бога несчастий имеет два вектора. Когда её избыток, она творит свою джигурду именно от этого избытка, подчиняясь импульсам мысли владельца. Когда её недостаток — дичь начинает твориться сама по себе, произвольно, восполняя энергетический дисбаланс. То есть мне никак невозможно стать нормальным волшебником, пока сила Скарнера со мной — только если я овладею ей полностью, поставлю под контроль на божественном уровне. Что, разумеется, невозможно.
Поэтому мне надо ходить по Дестаде, излучая несчастья. Смертные будут страдать, смертные будут насыщать меня силой, и тогда всё вернется на круги своя. То есть, моя магия снова станет чудить, но зато дома прекратит биться посуда и гореть гоблины.
Назовём эту кампанию «Месть королевы Анны». Ну не называть же «Злобная мстя истеричной блондинки, запуганной местными». Так-то хоть звучит.
Приняв важные решения и порешав собственные морально-этические проблемочки, старина Джо вышел в люди, дабы быть с ними и жить их жизнью. Фонари тухли, шнурки развязывались, белье падало с веревок, мыши пробирались в подвалы, а он всё шёл и шёл, стараясь держаться подальше от кабаков и борделей. Велика Дестада и обильна, есть где в ней погулять и разгуляться, а уж для несчастий город буквально рай на Орзенвальде. Я даже в порту погулял, ибо корабли у нас конструкции сложные, там везде есть чему развязаться, лопнуть, упасть или подгнить, так что обойти стороной такую пажить я не имел права.
Хотя… народ в порту гулял совершенно неумеренно, радости там было полные штаны, так что, спустя три кружки пива в кабаке, который к концу этих кружек немножко загорелся, я узнал всю подноготную происходящего праздника. Оказалось — мэр повесился!
Не сам, конечно, помогли. Возмущенные крайне нелегкой ношей переносимых из особняка ящиков и сундуков, грузчики, нанятые в Дестаде, пустили гонца в город к знающим товарищам, а те, озлобленные непрестанными поборами и надзором за контрабандой, решили, что если мэр задумал отплыть с таким весомым багажом — то это однозначно не к добру. И, когда этот достойный дон вместе со своей племянницей грузился на личный корабль — взяли его на абордаж, чтобы поговорить с человеком по чесноку. Обнаружили золото, много. Чересчур много.
Настолько много, что под грузом общественной вины и собственного раскаяния мэр повесился прямо на мачте, откуда и радовал своим видом всю почтенную портовую публику чуть ли не весь день. Но это была фигня, а вот что нет — так это то, что теперь вся Дестада знала, за что их грабили и унижали. Бибронко, прижатый к стенке, не стал скрывать, что работал с магоненавистниками и нелюдьми, желавшими «освободиться» от ига волшебников. Теперь же ситуация в городе коренным образом менялась и вместо того, чтобы всем многосоттысячным хором ненавидеть одну маленькую Мойру Эпплблум, люди ненавидели нелюдей.
Надеюсь, что Эльдарин без проблем добрался до башни.
На территорию Каменных Псов я попал без малейшего труда, все члены банды были, как это называется, в говно. Меня обняли, поцеловали в щеку (троекратно) и, не обращая внимания на несчастья, посыпавшиеся после поцелуя как из порванного мешка, усадили за криво сколоченный из досок стол, наливая с такой горкой, что напилась даже грязь с соломой под этим столом. Банда праздновала выход из рабства.
— А тебя искали! — проревел, мучительно икая, один из бандюг, — Ну не тебя, Шмаровски, а твоего крутого братана, Баксана! Эх и злой мужик был! Четкий! Хамуну два зуба выбил, за то, что тот пернул в хате! Нельзя вонять при пацанах! Не по-пацански это!
— А кто искал, где искал? — тут же начал уточнять я, но увы, ответить мне не успели. Началось нашествие крыс из канализации, так что нам всем, кто был в сознании, пришлось срочно разбегаться.
Вот так я обнаружил себя праздношатающимся по вполне респектабельным районам портового мегаполиса, лишенным крова, еды, пива и компании. Выход, конечно же, был — тут неподалеку был большой комфортабельный дом, к которому у меня были ключи как от физических замков (припрятанные неподалеку), так и слова, отпирающие магические заклятия, так что оставалось только бродить, стараясь подмечать, насколько слабее стали излучаемые мной несчастья. В один момент, когда взбиравшаяся по деревянной стене дома мышь просто чихнула, свалившись вниз, я решил, что мой трудовой день закончен.
Можно было идти отдыхать.
К лавке Мойры я ответственно подкрался без свидетелей, проникнув через легко зачарованный забор на задний двор, а вот там меня уже ждал сюрприз — целый десяток оборванных, измазанных чернилами и пованивающих давно немытым телом лепреконов, жмущихся к стенам. Это была определенно не засада, существа выглядели совершенно деморализованными и подавленными.
— Здорово, щеглы! — решил подавить окончательно их я, появляясь с кинжалом в руках, — Вы чего это тут, а? А ну стоять!
— Сваровски! — чуть ли не хором узнали меня лепреконы, оживая один за другим, — Сваровски! Друг! Товарищ!! Брат!!! Спаси нас!!!
Знаете, какое чудо может совершить несколько лепешек, бочонок пива, доброе слово и участливое внимание слушающего? Очень большое. Но если к нему, под конец, добавить щепоточку сонного зелья и веревок для вязания по маленьким волшебным человечкам, то получится вообще здорово. Им, правда, не понравится обнаружить себя связанными, да еще и посреди логова волшебницы, которое, вроде как, было неприступным. Да и выспавшийся я, с улыбкой крутящий в руках волшебную палочку, тоже вызову определенные сомнения. Поначалу. Потом скажу:
— Давайте познакомимся еще раз! Меня зовут Джо! Я волшебник!
…и вот это вызовет уже кошерную панику!
Ненадолго.
Как говорится, недолго мучилась старушка в бандитских опытных руках. А ведь это была советская бабушка, которая живучее таракана! Что говорить о несчастных лепреконах, брошенных зловещим ослом на произвол судьбы?
Что такое, по своей сути, лепрекон? Подвид волшебного гнома, но более, так сказать, автономный. Если гномы насквозь оседлые существа, совершенно не склонные к перемещению куда-либо без очень веской причины (что делает их идеальными офисными работниками), то лепреконы обладают куда более гармоничным строением тела и способны вести активный образ жизни. При этом, у них разум на уровне человеческого, в то время как у большинства волшебных созданий (не считая гномов) с этим дела обстоят чуть похуже. Плюс очень свойские отношения с госпожой фортуной, чья механика не ясна даже для породивших лепреконов эльфам.
— То есть, вам со мной повезло! — расплывшись в улыбке, я принялся вешать на сморщенные остроконечные уши попавших ко мне в плен созданий лапшу. Смысл моих мучных изделий был прост и понятен: я обеспечиваю несчастным, обреченным на смерть и отупение, товарищам жизнь, пищу, магию и даже свободу, а они мне сдают пароли и явки. Вообще все.
— Мы на такое пойти не можем! — выдал один из них, отчаянно трясясь от храбрости, — Мы не предадим идеалов Сопротивления!
— Мне насрать на Сопротивление! — пояснил я свою позицию, — Хочу прибить себе на стену башку Аргиовольда. Он напал на моих друзей и на меня самого. Осел сдохнет — все недоразумения между мной и вашим движением будут исчерпаны. Понятно?
Разумеется, они все хотели, чтобы осел сдох. Ну а кто бы не хотел? Лепреконы не только удачливые, они еще и очень мстительные, поэтому прекрасно понимают, что их бросили на смерть! Чтоб не отомстили!
— А я знаю, почему нас бросили! — неожиданно выдал один из них, посвежевший и приободрившийся, — У Аргиовольда денег не было! Его человек обокрал!
— Ну-ка, ну-ка! — насторожился я, — А можно с этого момента поподробнее?
Кажется, я искал медь, а нашёл золото! Отец Хризантий, наш новый скрывающийся богач, скромник и ворюга! Этому безбожному ублюдку, предающему собственных товарищей, тоже нужно отомстить! Ну-ка, господа лепреконы, перед тем как вы отбудете в места куда более гостеприимные, поведайте мне о ваших малинах! Они все равно брошены!
И лепреконы поведали. А куда им было деваться?
А я оказался перед несложным уравнением. Итак, золото — тяжелое, а отец Хризантий — тупой. Вопрос: как тупица смог уволочь у волшебных существ золото? По всему выходило, что это невозможно в принципе, если не брать во внимание момент, что и сами гоблины с лепреконами не отличались умом и сообразительностью. Тем не менее, даже если бы отец Хризантий отличался, то, где бы этот слюнтяй нашел себе нормальных помощников в городе, где даже мыши подметки на ходу рвут?
Ответ — нигде.
Главная ухоронка волшебных существ, где они и хранили казну, представляла из себя заброшенное убежище контрабандистов, располагавшееся в порту. Шикарный двухуровневый подвал, заваленный хламом и тряпьем, вонял соответственно своему высокому званию, то есть сильно. Видимо, бойцов Сопротивления такие мелочи не смущали… или он не знали ничего лучшего.
Особо я лепреконам не доверял, понимая суть структуры и смысла подобных организаций. Бегут на волю не сколько те, кого жизнь душит (она на Орзенвальде никого не душит, кажется), а те, кто по каким-то причинам не смог ужиться в обществе. То есть, чаще всего, преступники, хулиганы, негодяи и прочие родные моему сердцу личности. Не то чтобы у лепреконов, отправленных мной в Великую Обсерваторию, есть шанс что-нибудь наколобродить, но места в своих планах я этим карликам не отвел. Посидят там, под присмотром гремлинов, напитают волшебством свои чакры, а затем я их отпущу.
Но сначала золото.
В ухоронке, откопанной на нижнем «этаже» малины, была установлена солидная дверь, которую, судя по петлям, довольно часто открывали. Сейчас она демонстрировала совершенно пустой каменный мешок на три куба вонючего воздуха, вместо радующей глаз груды золота, которая тут должна была быть. В другой части зала, куда допускались далеко не все визитеры, мной было обнаружено чуть большее помещение, которое чей-то больной разум превратил в… гнездо, набитое мягким тряпьем. То есть, как рассудил я, святому отцу было тесно, поэтому он решил проблему радикальным образом, выкинув койку. Еще бы объедки с бутылками убирал, а то прямо логово енота получилось. Разворошенное.
Золото тут искали хорошо. Всё было перекопано, перещупано и перетыкано. В бывшей спальне Хризантия даже пол был вскопан и стены процарапаны. Не, сплошная земля. Закончив первичный осмотр, я с чувством внутреннего неудовлетворения извлек из рукава волшебную палочку. Некогда было разгадывать эту загадку.
Да, я нехороший тип, пользуюсь тем, что другие не могут и не умеют. Подайте на меня в суд!
Заклинания обнаружения пустот и полостей быстро показали мне, что на кривом и косом спуске, соединяющем минус первый и минус второй этажи, оказался тайный ход, причем не простой, а очень хорошо замаскированный. Плотная сшивка из нескольких слоев проклеенной дубленой кожи с талантливо наштукатуренной на её внешнюю сторону землей полностью совпадала по текстуре с остальной стеной, а жесткость и манера крайне хитрого крепежа делала проход абсолютно незаметным со стороны. Чтобы узнать, где он находится, нужно было быть либо его создателем… либо пьяным тучным человеком, не справившимся с управлением собственным телом и налетевшим на преграду плечом.
В узком проходе, открывшемся моему орлиному взору, на изрытом земляном полу лежало несколько золотых монет. Подобрав их с акульей улыбкой, я пошёл дальше, творя магию, вынуждающую золото выпрыгивать из грязи прямо в мои загребущие руки. Ну разумеется, если ты воруешь груду денег, но у тебя не в чем их переносить, то потери неизбежны. Особенно тогда, когда тебе нужно срочно удалиться от фальшивой переборки, вполне пропускающей звуки.
Ход, не слишком просторный даже для худощавого меня, намекал, что отцу Хризантию тут приходилось туго, очень туго. Не просто ходить, а еще и таскать золото. В один момент изрытый пол превратился в куда более гладкий, вовсю намекающий, что по нему тащили тяжелые мешки, от чего я приободрился и опечалился одновременно. Так-то, если посудить, если бы бывший жрец тащил бы добычу в никуда, то он был бы еще занят пересыпанием золота, а тут получается, что, обнаружив выход, он безопасно выволокся в Дестаду, нашел мешки и вернулся за сокровищем. Тем не менее, времени пока прошло очень мало, а значит след был горячим.
Ход вывел меня… на мусорку. Точнее, это должен был быть склад или ангар на краю порта, в сотне метрах от ухоронки волшебных созданий, но из-за отсутствующей крыши строение превратилось в точку сброса отходов для всех близлежащих лачуг. Неимоверная вонь, грязь, слякоть, вороны и крысы, всего этого тут было в изобилии, в отличие от вороватых священников и золота. Тем не менее, отчаиваться я и не думал. Сунув палочку в рукав, я тщательно замаскировал ход, а затем принялся искать ближайшую харчевню.
Кабак, дамы и господа, это только в современном мире место, куда вы приходите утопить печаль от своей унылой жизни раз или два в неделю. В дикие времена кабак был вторым домом, нексусом общественной жизни, местом обмена новостями, спасительным огнем в ночи, привечающим путников и прочих алкашей. Туда шли за едой, бухлом, утешением, развлечением, с тоски, с радости, с печали и даже со скорбью. Кабаки были священным местом, где можно было дать и получить по роже, а это для нормального мужика вовсе не шутки!
…и разумеется, там было можно узнать всё на свете. К примеру, где взять новую одежду или, скажем, мешки.
Пара серебряных монет и местная правительница поварешки и прокисшего пива преображается в болтливую и кокетничающую женщину, готовую вывернуться наизнанку ради щедрого юноши, приветливо чистящего ногти большим кинжалом. Она сдает своего постояльца, изнуренного бородатого мужика, приходившего только вечером переночевать — со всеми потрохами. Не только потому, что я гораздо приятнее на вид, но и потому что щедрее. Платил отец Хризантий потёртой медью и отчаянно торгуясь за каждую монетку.
Очень похвальное поведение для человека с грудой золота в трущобах. Очень.
Выяснилось, впрочем, немногое. Постоялец харчевни тут только ночевал, уходил и приходил затемно, по вечерам был уставший как скот. Одет бедно, почти в рванину, пах хуже, чем близлежащая помойка, но притараканивал с собой еду, которую украдкой ел. Это сильно возмущало хозяйку, но сделать она ничего не могла, так как скупец и у неё брал порции похлебки, да и пивом не брезговал.
— Мозоли набил, аж руки тряслись, — вспомнила трактирщица, — Вчера просил перемотать. А сегодня-сь с утра отоспался, Бака Дурака дождался, они с ним ушли куда-то. Осла вроде искать, с повозкой. Откуда у них деньги на осла-то с повозкой? Украсть, небось, решили?
Это были очень интересные сведения. Я не мог определить, останавливались ли у мусорки повозки, не настолько следопыт, зато колдануть заклинание, ищущее скопление тяжелого металла — вполне мог. И делал это ранее. Возле мусорки и во всех близлежащих домах золота не было, но теперь я знал, что мне нужно искать не его, а Бака Дурака. Шансы, что Хризантий благоразумно прикончит своего помощника, я находил ничтожными.
Если подходить к делу романтично, то здесь я должен был пуститься в далекий путь по местным кущам, узнавая о данном Баке все больше и больше, погружаясь в местную жизнь с головой, распутывая загадки, а под конец узнал бы, что оный Бак приходится внучатым племянником троюродной тетки портовой крысы, которая как-то раз видела пролетающего по небу Шайна. Такой фигней страдать категорически не хотелось, поэтому я тупо свалился назад в кабак, дал трактирщице серебряную монету, а затем завалился спать в самом чистом «номере». Когда Дурак пришёл пропивать заработанное за день (целых три серебряных монеты!!), я попросту вышел к нему, показал еще три — и приобрел верного последователя в лице совершенно лысого олигофрена совершенно нечеловеческой мускулатуры, мирного как кастрированный кролик, но умного как кирпич.
Тем не менее, мозга у этого человека оказалось вполне достаточно, чтобы кое-как вспомнить, куда они с прежним нанимателем ехали на телеге. В бонус к этому я услышал о небольшой обиде Дурака — мол, тяжеленные мешки грузили вместе, а потом, когда приехали, «тот мужик» отлучился, но пришёл переодетым, чистым и важным, поэтому больше не помогал, всё самому пришлось делать. Несправедливое!
Точкой же назначения погрузочных работ был купеческий постоялый двор. Очень обстоятельное место, огражденное нешуточным частоколом, с охраной и прочими финтифлюшками. Для Дестады подобные заведения не роскошь, а необходимость, купцов много, не каждый может позволить себе частную армию, зато каждому хочется безопасности для себя и своих капиталов. Вполне логичный ход для бывшего жреца, у которого руки хоть и перемотаны, но вполне развязаны… почему?
А потому что этот трактир довольно далеко от порта, с немалым удивлением понял я, снабжая Бака последней серебряной монетой и маша ему вслед. Хризантий, хоть и тоже дурак, но знал, где сосредоточены все наблюдательные силы волшебных существ, знал их реальное количество, а также, может быть, даже понимал, что местным бандам существа не дадут задания искать его — это означало бы стопроцентную потерю золота. Так что самым дальновидным и простым действием в его случае означало бы забуриться в такой трактир вместе с золотом, закрыть окна шторами… и пропьянствовать недели две, а затем, заказав себе карету, покинуть дорогой кабак, чтобы провести в безделии и сытости остаток жизни!
Увы, но тут был Джо. Этот мерзкий тип, по-прежнему распространяющий вокруг себя несчастья (но уже очень мелкие), проник в защищенный от лихого люда кабак (пользуясь нечестным волшебством), без всякого труда обнаружил занятый вороватым жрецом номер, а в нем, довольно шикарном помещении, украшенном даже медвежьими шкурами, обнаружил и самого отца Хризантия, который, сидя на стуле, доверчиво протягивал свои намозоленные ручки человеку, пахнущему лекарствами и прочими средствами от поноса. Человек деловито накладывал мазь на трудовые мозоли потерпевшего и бурчал себе под нос.
Прерывать эту идиллию мне не хотелось. Во-первых, я волшебник, во-вторых, сказать мне отцу Хризантию нечего, в-третьих, он меня особо не интересовал… поэтому я просто проник в спальню, просто зачаровал восемь грязных немалых мешков, обнаруженных под матрасом, на потерю веса и отвлечение взора, а затем просто ушёл вместе с ними. Предварительно, конечно, пошарив в кошеле, лежащем на тумбочке у кровати. Там обнаружилось аж пятьдесят золотых, видимо, Хризантий их приготовил отдельно для меня, как компенсацию денег, потраченных на лепреконов!
Ну что за мужик!
Правда, совсем уж чисто я уйти не успел. Когда уже был на улице, планируя отправиться легким шагом к своей родной башне, я услышал пронзительный, буквально нечеловеческий крик, раздавшийся из трактира. В этом вопле, казалось, умирали в агонии все надежды человечества, весь смысл жизни, в нем гибли вселенные, пропадая в бездонном жерле чего-то совершенно бездушного, абсолютно голодного и откровенно злого.
Очень тяжелый звук. Очень.
— Надеюсь, лекарь не успел уйти далеко… — пробурчал я, да и пошёл себе домой с сидящим на плече комаром. Кажется, бедное насекомое вывихнуло себе крыло…