Дети Ночи

Глава 4

Тарья Медведь, отец госпожи-королевы Диальде, был огромен, безмерно силен и буен нравом. Совершенно непонятно, как у такого могла родиться дочь, которую называли Нежной Госпожой. Но если кто знал близко госпожу Диальде, сразу признавал наследный суровый нрав и резкий язык Медведей. Порой с уст Нежной Госпожи слетала такая крепкая брань, что закаленный страж Провала потерял бы дар речи.

Во владениях Медведей зима задерживалась дольше, чем где-либо еще в Холмах. Северный ветер приносил дразнящий запах холодного моря. Мало кто из Ночных видел море, за последние два поколения уж точно, так что только по рассказам прадедов они знали об огромной, бескрайней воде, о приплывающих к берегам даже в середине лета зеленых ледяных горах, о морских обитателях и чудовищных тварях, живущих в темной глубине медленных вод. В детстве, слушая эти рассказы, Тарья Медведь придумал себе еще одну ветвь рода человеческого — Морских, которые живут на дне и сражаются с морскими змеями и кракенами. Но такого народа не существовало. Тарье это не нравилось, потому, что каким-то образом нарушало упорядоченность бытия, но что поделаешь.

Поселения Дневных тут были далеко, и охотники Тарьи заезжали в их земли дальше, чем жители любого другого холма. Зато и дневные твари сюда забредали куда чаще, потому как плодились и размножались свободно. Потому Тарья отправил навстречу своему зятю и внукам большую и хорошо вооруженную свиту, а когда пришла весть, что они уже вот-вот прибудут, выехал сам.

Он был огромен, и конь под ним был огромен. Старшему принцу пришло в голову, что такому лучше бы ехать на медведе, раз уж сам Медведь. Тарья прожил уже полторы сотни лет, что даже для Ночных много, а по виду ему больше шестидесяти никто не дал бы. Седины в буйной жесткой гриве почти не пробивалось, заплетенная в косу борода была черна, даже морщинки у глаз едва намечались. Пронзительный взгляд сиреневых глаз просто пригвождал к месту. Вот таким взглядом он и смотрел на детей своей единственной дочери.

Они нравились ему, особенно Старший. «Конечно, статью не в медвежью породу выйдет, но нос точно мой, а взгляд прямо как у жены моей, покойницы, чтобы ей за снами радости и блага побольше, славная была женщина».

Мальчики опасливо смотрели на деда, и их мысли откровенно читались у них на лице.

Старший боялся и хотел остаться у деда.

Младший боялся и хотел скорее домой.

«Воин будет хороший, — подумал он о Младшем. — А маг — никудышный».

Три ночи было веселье в Медвежьем холме. А потом король уехал, а Старший принц остался у деда. Он долго смотрел вслед отцу и брату, стоя рядом с дедом, и на душе у него было тоскливо. Но ни брат, ни отец не обернулись, и Старший, вздохнув, помотал головой.

— Правильно, гони тоску, — сказал дед. — Понятно, жалко, когда детство уходит, но пора уж. Я сделаю из тебя хорошего преемника отцу. Будь уверен, времени на тоску у тебя не будет.

И Тарья Медведь не солгал.

«Привет и поклон тебе, милый брат. Я очень по тебе соскучился. Правда, времени у меня скучать очень мало, но все равно скучаю. И по маме с отцом очень скучаю тоже...»

— Магия, малец, это наука, и наука точная. И простая донельзя. Берешь силу, отмериваешь, направляешь — и готово. Понял?

Старший помялся, но потом решил ответить честно.

— Нет...

Дед хмыкнул.

— Хорошо. Объясню подробнее. Для дураков. — Он откинулся в кресле, сложив лапищи на объемистом животе. Кресло заскрипело. — Ты, парень, чего сидишь как бедный родственник? Сядь как подобает, руки в коленях не зажимай. Чего меня бояться, я же твой дед, как-никак.

Старший послушно сел, как просил дед, хотя легче ему не стало. Даже сам вид дедовой библиотеки внушал благоговейное почтение. Принц никогда столько книг и свитков не видел.

— А, — дед перехватил его взгляд. — Все никак не налюбуешься? Я вот тоже. У вас-то в холме такой нету. Я, понимаешь ли, когда был молодым, дрался за книги. Приезжал в холм, вызывал хозяина на поединок, выигрывал, конечно же, и брал как выкуп книги. Ну, я не злодей, копию-то потом присылал... Ну, не всегда дрался. Порой сами дарили. Иногда выменивал. Да и за твоей бабкой много хороших свитков взял в приданое. Ладно. Вернемся к нашим магическим штудиям. — Дед опрокинул в себя кубок густого вина, крякнул. — Слушай во все уши и внимай. В нашем мире течет сила, при помощи которой можно творить то, что называется волшебством, чародейством и прочей белибердой. Магией, в общем. Сила течет везде. Если человек научается ее брать и направлять, то будет из него маг. Это не у всех получается, как не всем дано быть стихотворцами, хотя пару строк в рифму сложить и дурак сможет. Во, хорошее сравнение. Сейчас я буду тебя учить, считай, слова рифмовать. А вот будет ли из тебя стихотворец, то есть, маг — увидим.

— А откуда эта сила?

— Что? — дед чуть нахмурившись, воззрился на внука.

— Откуда идет эта сила?

— Не знаю, — пожал плечами Медведь. — Это все равно как откуда птицы прилетают. Никто же не знает — откуда-то из-за Стены, и все. Так и сила — есть и все. Пользуйся.

«Дед учит меня сосредотачиваться, чтобы направлять силу. Это ужасно трудно, я ужасно устаю и ужасно хочу есть, у меня ужасно кружится голова. Но все-таки получается. Теперь я могу даже понять, что случилось, когда мы открыли холм. Я правильно направил силу, правда, случайно. И помнишь, я ужасно задыхался тогда? Потому, что я совсем ничего не умел и отмерил ее слишком много. Правда, я и сейчас задыхаюсь. Но я уже умею немного магию делать!...»

— Давай, — рявкнул дед. — Поджигай елку.

Принц мысленно определил цель, составил посыл. Сконцентрировался, ощутил, как вдоль позвоночника побежали мурашки, и направил силу...

— Урод! — рев деда был оглушителен, как раскат грома прямо над ухом. В голове звенело еще и от затрещины. — Тебе что было сказано? Недоносок!

Принца пошатывало от оплеухи и от слабости одновременно.

— Ты посмотри, дубина стоеросовая, что ты наделал!

Принц почти ничего не видел. Сам виноват, слишком много направил силы. Нет, никогда он не научится отмерять ее сколько надо. Временное ослабление зрения — так и совсем ослепнуть можно. Судя по крикам и запаху, загорелась не одна елочка.

— Дурак! Себя убьешь и народ гробить будешь!

Принц, наконец, стал видеть. Голова дико кружилась и подламывались колени, но он все же видел и слышал.

Горели восемь елок прямо перед ним. Ровнехонько так горели.

— Тебе сказали — одну елку! Одну! Ты должен был определить в посыле не «просто елка», а «вот эта елка»! Взял силу — нацелил — отмерил — направил! Нацелил — отмерил — направил! Что тут непонятного, что? Ублюдище!

Дед долго бушевал и орал. Затем успокоился. Хлопнул отупевшего внука по спине.

— Ну, ты даешь, парень. Поджечь восемь елок за раз и не помереть — это, знаешь ли, мало кому дано. Ничего, если зайца много бить, он научается огонь высекать. И тебя научу.

«Ты пишешь, что тебя учат воинскому делу все время, а мне только под утро несколько часов выпадает. Так и вырасту косоруким, наверное...»

— А что можно магией сделать? — заглатывая еду, спрашивал Старший после очередного урока. Вкуса еды он не замечал, настолько был голоден.

Дед немного подумал.

— Да что хочешь. Вопрос в цене. Кой на чем пупок точно развяжется.

— А можно магией сделать, чтобы никто не умирал? — робко спросил Старший.

Дед мгновение молчал, затем расхохотался — как медведище взревел.

— Никакая магия этого не сделает. Думаешь, раз я маг изрядный, таки не помру? Помру. Протяну дольше других, это можно сделать, а чтобы не помирать... Тут другое.

— Что? — жадно ждал Старший.

— Был лет сто назад в холме Иринальтов, что теперь мертвым зовут, некий Ирендья, который тоже хотел вечно жить. Хороший маг был... Мой дядька двоюродный у него учился, и сестра его тоже. Слышал про Ириланну Черный ветер? А, слышал. Она самая. Так вот, Ирендья этот тоже скоро понял, что магия может вылечить, поддержать здоровье и тем продлить жизнь, но бессмертия не дает.

Дед вздохнул, замолчал, уставившись в стену.

— Есть такие вещи, парень, которых никогда нельзя желать. Никогда. Потому, что их можно вдруг получить. Только платить придется столько, что лучше бы и не получать никогда. — Дед помолчал, сжимая в лапище серебряный кубок, который просто тонул в его огромной ладони. — Когда потом мы загнали его, Иринальта этого, уложил он восемь магов-бойцов, лучших из стражи Провала. И сама сестрица вогнала ему в сердце заговоренный клинок. Там, внизу мы его и оставили. Замуровали. Хорошо, если он и вправду помер...

— А что он такого сделал? — трепеща от предвкушения, спросил неровным голосом Старший.

— Да так, ничего особенного. Не старел. Может, и не помер бы никогда. Только холм его вымер подчистую. Мы даже трупов не нашли там, куда все делись — никто не знает. Где он нашел себе исполнителя желаний — не знаю и искать не стану. Но я умру, когда будет мой срок, и искать такого пути, как он, не буду.

Мальчик молчал, губы его чуть подрагивали.

— Значит, мы все умрем? — тихо спросил он.

— Значит, умрем, — спокойно пожал плечами дед. — Ничего, скоро свыкнешься.

— Я не хочу, — глухо сказал Старший.

— Никак, боисси? — насмешливо протянул дед. — Зря ты это. Надейся. Я лично уверен, что там — не пустота.

— Да? Правда? — с надеждой поднял глаза мальчик. — Почему ты так думаешь?

— Хрен знает почему — но верю. Чувство такое. Не может быть все вот так — и конец. Смысла нет.

— Но кое-кто говорит, что мы просто игрушки богов...

— Знаешь, — дохнул крепкими винными парами в лицо внуку Тарья Медведь, — не может быть, чтобы все это — наш мир, мы, наша стража у Провала, долг Дневных — не имело смысла. Ну не может такого быть! Потому и верю. Хотя всем нам хотелось бы знать наверняка, в том и загвоздка. Потому и помирать страшно. Не потому, что там ничего нет, а потому, что непонятно, что там ждет.

С этим было легче жить, хотя и не очень. Но все же какое-то утешение.

«Вот уже три года я не видел тебя. Попроси отца, чтобы он все же брал тебя в объезд, я так соскучился. Я посылаю тебе с отцом вот это письмо и вот это перо. Оно острое, словно заточенная бритва — это вот такие есть дневные твари, они сюда забираются. Это я ее убил, между прочим!

Отец рассказал мне, что тебя уже скоро возьмут к Провалу. Дед сказал, что и мне скоро предстоит туда пойти, потому, что я уже кое-чему научился. Но я, наверное, плохой боец, а мне страшно, что если вдруг я магией никого не смогу остановить, мне придется драться, а я толком и не умею. И вдруг кто-то из-за меня погибнет?...»

— Возьму из коней своих самого быстрого

Чтобы к милой моей поспеть до восхода луны.

На морском берегу ее дом, на морском берегу..., — басил себе под нос дед, аккуратно раскладывая на столе книги и листы серой рыхлой бумаги. Его пристрастие к порядку, по крайней мере в отношении книг, порой бесило внука, хотя уж пора было бы и привыкнуть.

Дед книги оберегал так, как злые мужья из сказок своих несчастных жен-красавиц. Даже внуку не ко всем книгам позволялось прикасаться. И почему-то одной из таких книг была та самая с детства знакомая книга сказок с картинками, где было то самое Дерево с мерзким узлом корней. Правда, эта книга была оригиналом, а не одной из многочисленных привычных копий. Старший не мог объяснить это никак кроме как безумной страстью деда к НАСТОЯЩИМ книгам. Дед говорил — начитанная поколениями книга хранит куда больше сведений, чем даже самая точная и самая новая, самая красивая копия. «Читаю такие, — говорил дед, — и вдруг нахожу решение, вижу связи, открываю смыслы. А копию смотрю — вроде и слова те же самые, все вплоть до запятой повторяется, а вот этих скрытых ниточек нет как нет. Мертво».

Нынче у деда на столе лежали самые разные бестиарии, старые и новые, о тварях больших и малых, младших и старших, дневных и ночных. Дед начал готовить внука к самому важному делу жизни каждого мужчины-воина — к страже у Провала. Даже пастухи и земледельцы знали самое важное о тварях и в случае чего могли дать отпор и защитить свои стада, поля и жилища. Но те твари, что живут в Провале — этих бить под силу только обученным воинам и магам.

Вот об этом и вещал дед. Хотя многое принц уже знал заранее, еще по рассказам стражи родного холма.

— Они все магические. До единой. У них даже глаза светятся — кстати, у тебя во время посыла тоже глаза светятся. И у меня. У всех. Я, парень, Провал даже изучал. Даже пытался лазить туда. Ты не повторяй — незачем. Все равно ничего не увидишь, а штаны погибнут позорной смертью...

Принц о Провале знал ровно столько же, что и все, и нового дед ему ничего сказал, потому, что сказать было нечего. Оттуда выходили твари Ночи, подземные твари, то зло, ради сдерживания которого Ночной народ ушел в холмы и взял себе ночь и магию. Твари были большие и меньшие. Меньшие были неразумны. Старшие, как говорили, имели либо зачатки разума, либо, как говорил дед, ими управляло нечто. Может, инстинкт, может что похуже. Провал шел под всем Миром. Говорили, что это выход в Великую Пустоту. И верхние выходы из Провала находились глубоко под Холмами. Потому у каждого такого выхода всегда стояла стража, и все мужчины Холмов с детства учились с тварями сражаться. Нижние уровни подземелий были местами опасными, некоторые были замурованы и магически запечатаны, но Провал словно проедал себе все новые и новые выходы. Он будто сам был живой, медленно ползущий и бессмертный.

— Твари эти меняются. Медленно, но меняются, — а вот этого принц еще не знал. — Новые виды, новые напасти. Тех тварей, с которыми наши деды боролись, уже, почитай, и не сыщешь. Новые появились. Прямо как будто кто-то там сидит и управляет, и новую дрянь лепит, из чего вот только... ладно. Ты вот что запомни — человеку не дело быть все время под землей. Корежит.

Старший понял, куда клонит дед. Конечно же, эти самые Тэриньяльты, вечная заноза.

Тэриньяльты уже несколько поколений почти не выходили наружу, разве что в самые безлунные ночи. Это был сильный род. Их воины были одними из лучших стражей Провала, но Тэриньяльтов недолюбливали — их уже потихоньку начинали считать особым родом людей. Не совсем нормальным. Подземным народом.

— Возьми в жены тэриньяльтиху, — сказал дед, словно читая мысли внука. — Так лучше будет...