Глава 13

В верхних ярусах Холмов коридоры широки и высоки, чтобы по ним можно было проехать верхом четверым в ряд. В стенах горят белые светильники, сами стены украшены фресками и мозаиками, а пол выложен разноцветным камнем. Там, где пересекаются коридоры, журчат фонтаны, а порой коридоры выводят в огромные подземные залы, где с потолка спускаются сталактиты, и капли падают в мелкие ледяные озерца, в которых плавают безглазые рыбы. В королевских садах эти рыбы цветные, в огромном, забранном в золотистый песчаник фонтане на главной площади Холма плавают золотые и серебряные рыбы. Их охотно кормят и радуются их блеску и стремительному скольжению в мелкой воде.

Принц шел нескорым шагом, ведя Дневную за руку и тихо говоря ничего не значащие простые слова, чтобы успокоить ее. Или себя. Слишком много мыслей, тревог, слишком много смятения.

— Ты неплохо видишь в темноте. Не знаю, может, все Дневные так видят. Или ты одна такая?

Женщина молчала, дыша тихо-тихо.

— Посмотри, какие следы оставила в древние времена вода на стенах. Какой узор. Бесконечный. Неуловимый, переменчивый. Я в детстве любил выискивать в этих потеках изображения лиц, зверей...

Женщина дышала уже не так часто, похоже, ей стало легче. Старший кивнул.

— Тебе не холодно? Здесь всегда так — ни жарче, ни холоднее, мы привыкли. Тебе не холодно?

Женщина покачала головой.

— Ты ничего не хочешь, чего тебе не предложи — ничего тебе не надо, устало вздохнул принц. — Зачем ты тогда вообще здесь?

Дневная ничего не сказала.

— Тут не бывает ветра. Но там, в нижних проходах, ветер бывает. Темный, холодный, страшный. Ветер подземного мира. Там ходят твари.

Женщина чуть вздрогнула, но если бы он не держал ее за руку, то и не заметил бы.

— Я не поведу тебя вниз, ты не бойся. Мы идем в Королевские сады. Там спокойно и уютно. Хочешь, я прикажу, чтобы тебе там постелили? В Садах хорошо спать.

Дневная не ответила.

— Тогда я покажу тебе нижние коридоры. Не бойся, не самые нижние, где шепот бездны и твари, туда мы не пойдем. Наши коридоры повыше. Там малолюдно, но очень красиво. — Он засмеялся. — Там любят бывать влюбленные и поединщики. Никто не потревожит.

Они шли по коридорам, проточенным водой в древние времена под землей, уходящим то вниз, то вверх. Ночные выровняли пол, проложили лестницы и построили мостики над подземными реками и озерами, вделали светильники в сталактиты и сталагмиты так, чтобы в них проступали лица, фигуры, образы зверей, замки и другие образы, прекрасные и затейливые. Мелкие кристаллы искрились на отглаженной до фарфоровой гладкости поверхности, капли падали в металлические чаши, а те звенели разными голосами, и под сводами пещер звучала непрерывная, странная, манящая мелодия. И бесконечные коридоры отходили от залов в разные стороны, уводя в другие места подземелий и Холмов. И женщина вцепилась в руку принца, явно испугавшись отстать и потеряться в этом лабиринте без неба и ветра. Принц тоже крепко сжал ее руку.

— Не бойся. Мы не заблудимся. Это же мой дом.

Женщина шумно вздохнула.

Принц украдкой смотрел на женщину, а та озиралась по сторонам, и страх уступал место любопытству, любопытство — восхищению.

Наверное, долгий путь то вверх, то вниз, по коридорам и залам показался ей бесконечным, но вот пол стал совсем ровным. Они входили на нижние террасы Королевских садов.

Из озера высовывали морды слепые цветные рыбы, ожидая подачки. Принц взял из широкой каменной чаши пригоршню корма и бросил в воду. Та забурлила. Колокольчики из полудрагоценных камней на металлических деревьях вокруг скамей зазвенели от тихого смеха Старшего.

Дневная женщина еле заметно улыбнулась.


— Что она делает? — спросил принц у служанки, которая принесла ему горячего вина. Принц сидел в своем кабинете и читал книгу о первых владыках, которые основали королевский Холм и еще несколько старых Холмов вскоре после Разделения. Дневную он приказал поселить в своей комнате и прислуживать ей как госпоже. Сегодня она была в Холме четвертую ночь.

— Она сидит и боится, господин, — чуть презрительно улыбнулась служанка.

— То есть? — Принц тряхнул мокрыми после бани волосами, запахнул потуже тяжелый узорчатый длинный халат.

— Сидит на постели как каменная. Боится, от каждого шороха вздрагивает.

— Откуда ты знаешь? Ведь она видит нас, ты не могла к ней зайти незаметно.

Девушка засмеялась.

— Так можно и в дырочку посмотреть!

— Так, значит, дырочка есть? И где же?

— Не скажу, господин! — засмеялась девушка.

— Значит, и за мной подсматриваешь?

— А как же, господин! Уж есть на что посмотреть! — девушка попыталась было сесть на подлокотник кресла, но принц мягко, но решительно отстранил ее. Девушка фыркнула.

— Мне рассказывали девушки Нежной Госпожи, что она была такая грязная, эта Дневная. Как только они живут в такой грязи?

— Если бы тебя преследовали, ты тоже была бы не слишком чистой, — хмыкнул принц, беря кубок и снова обращаясь к книге. — Хорошо сварено. Как я люблю.

— Я знаю, как вы любите, господин, — улыбнулась девушка.

— Как я люблю, я и сам не знаю, — принц перевернул страницу. — Она что-нибудь ела? Пила?

— Да. А вот мне рассказывали, что в покоях Нежной Госпожи она боялась прикоснуться к еде и питью, словно боялась отравы. Сидела, смотрела, а затем вдруг набросилась на еду, как голодный пес. Никакого в них нет изящества!

— Посмотрел бы я на тебя после нескольких дней голодовки, — пожал плечами принц. — И ей, наверное, действительно нечего терять. Ведь Дневные считают, что если выпить нашего питья или отведать нашей еды, то тогда забудешь все и не сможешь никогда покинуть Холмы...

— И откуда вы все знаете? — промурлыкала девушка.

— Умных книжек много читал и с умными людьми говорил, — ответил принц. И еще подумал, что служанки наверняка все рассказывают матери. Ну, и ладно. Скрывать нечего. А про действительно важные дела он с женщинами не говорит.

— Так что ты говоришь, она сейчас делает?

— Она сидит на постели и словно чего-то ждет.

Принц усмехнулся, перелистнул страницу, отпил еще вина. Вздохнул.

— Она думает, что ей придется спать со мной. Очень этого боится, но деваться ей некуда. Сидит и ждет.

— А вы разве не придете к ней?

Принц поднял взгляд, покрутил бокал в тонких пальцах. Отпил, глядя на девушку поверх края бокала.

— Не приду. Я был с ней ласков, чтобы она успокоилась. А ты — да и она, видимо, как и все женщины, истолковала все навыворот.

Служанка фыркнула.

— Так она там будет сидеть невесть сколько!

— Устанет и уснет. Вот тогда меня и позовешь.

— Так вы ее сонную хотите...?

— Такого даже враги обо мне никогда не говорили, — нехорошо посмотрел на девушку принц, и служанка закрыла лицо руками от страха, поняв, что переступила черту. — Не твое дело, зачем мне это нужно. Но когда она уснет, ты скажешь. И прикажи послать за Науриньей. Если он сейчас свободен — пусть пожалует ко мне, я очень жду его. Ступай.


Когда служанка ушла, принц отложил книгу и откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову. Сказал слово, и одна из стен стала прозрачной. Но никто снаружи этого не увидел бы. Разве что этот человек знал бы, как отпереть Холм, но из Дневных этого никто не знает, а из Ночных — не посмеет. Разве что сам принц пожелает, чтобы его увидели. Такое бывало. Дневные тогда говорят, что Холм открывается, и случайный наблюдатель может даже попасть внутрь. Правда, вряд ли его там приветят.

Снаружи угасал день. Только что прошел дождь, и лохматую тучу уносило к югу. Дневные сейчас отгоняют свой скот в загоны, запирают дома, покидают леса. Или, если ночь застала не под крышей, рисуют вокруг себя круг защиты и до утра трясутся, опасаясь Ночных. Лучше бы опасались ночных тварей.

А ночью пастухи выгонят на росу из Холмов и глубоких лощин белых красноухих коров, и выбегут на охрану белые псы, с ушами и глазами, горящими словно угли. Трава богата вокруг озер. А скот Ночных тоже не виден, если только не обратит на себя внимание случайно. И покажется тогда Дневному, что вот, не было никого вокруг озера, а теперь внезапно появились возле него и белые красноухие коровы, и кони лунной масти. И решит Дневной, что вышли они из озера. Так они, Дневные, и говорят, что Ночные ездят на водяных конях, и что коровы их живут на дне озера или реки. Любопытный народ эти Дневные. Слишком много столетий прошло после Завета на поле Энорэг, и братья-народы слишком разошлись, и уже боятся друг друга. Хотя короли каждый раз подтверждают Завет, когда восходят на престол. Он поморщился. В груди кольнуло.

«Зачем только я об этом подумал? Так мало осталось, так мало...»


В дверь тихо поскреблись.

— Да? — откликнулся принц.

В дверь сунулась служанка. На сей раз она была вся робость.

— Она спит, господин.

— А Науринья Прекрасный?

— Увы, господин. Он ушел к Провалу, повел своих учеников.

— Понял. Что же, попробую сам.

Принц кивнул, и отпустил девушку. Встал, стянул длинные волосы в хвост. Сбросил халат и оделся в домашние свободные длинные одежды. А потом сказал слово, и стена снова стала непрозрачной, а в другой стене открылся небольшой темный проем. Принц вошел туда, и стена за ним закрылась.


Женщина спала глубоким сном, свернувшись клубком под меховым одеялом. Принц сел рядом, склонил голову набок, разглядывая ее. Наверное, ей сейчас ничего не снилось или снилось что-то хорошее, потому, что лицо ее было спокойным.

— Милое лицо, — пробормотал под нос принц, как бывало всегда, когда он обдумывал какую-то задачу. — Даже по нашим меркам. Хотя ты смугловата, немая. Интересно, станет ли твоя кожа бледнее, если ты останешься здесь? — Он склонил голову в другую сторону. — Не помню цвета твоих глаз. Светлые, да, помню. Но какие именно... Волосы такие и у нас встречаются. Словом, будь ты побледнее, ничем бы не отличалась от нас, что лишь подтверждает, что мы одного корня... Впрочем, это сомнению и не подлежит.

Принц встал. Немного постоял, собираясь с мыслями.

— И что мне с тобой делать? — пробормотал он. — Вот зачем ты здесь? Чувствую не то чтобы беду, но какую-то перемену, а в Холмах перемена — считай, что беда... Жаль мне тебя.

Старший сел, задумался, закрыл глаза. И вдруг услышал голос. Дневная говорила во сне.

Сначала пробормотала что-то неразборчиво, а потом просто заорала:

— Не надо! Не надо! Убью! Уйдите — убью!!!

Старший заозирался — на такие вопли сейчас все сбегутся.

Женщина взвизгнула и проснулась.

Старший выдохнул, вытер мгновенно вспотевший лоб рукавом.

— Ну, ты и кричишь...Небось, служанка уже в дырочку смотрит, вдруг что интересненькое творится...

Женщина захлопала глазами, завертела головой.

— Да не ищи, я уже эту дырочку заткнул.

— Дырочку, — хрипловатым, непроснувшимся голосом проговорила женщина и вдруг расхохоталась. — Дырочку! Служанка! Ой, мама моя!

Старший оторопело смотрел на нее. Затем ему тоже стало смешно.

— Да вот. Подсматривала в дырочку, — он развел рукам. — Извини.

Она улыбалась, кутаясь в цветное одеяло. Старшему вдруг стало неловко — нехорошо вообще-то врываться в спальню к незнакомой женщине да еще и смущать ее своим присутствием, когда она не умыта и не одета.

— Прости, я не хотел тебя смущать, — пробормотал он и быстро ретировался. Женщина засмеялась ему вслед.

Принц выскочил, злой на себя, и на Дневную, и на родителей, и на брата, который сейчас наверняка обхаживает Асиль.

«Вот если кто-нибудь сейчас в дырочку подсмотрел, так весь Холм завтра хихикать надо мной будет...»

На слуг он тоже был зол. Заранее зол — а вдруг кто и правда в дырочку подсмотрел?


Встретились они с Дневной уже за столом, куда женщина вышла прибранная и одетая достойно, ибо Нежная Госпожа еще вчера прислала платья, украшения и всякие притирания и краски. Негоже Дневной, взятой под покровительство Лунным родом ходить оборванной побродяжкой, чтобы не было через это позора королевскому роду и Холмам.

Видимо, долгий сон и смех в конце концов приглушили ее страхи. По крайней мере, вела гостья себя куда свободнее и живее. Даже выглядела она сейчас куда моложе и свежее, чем в тот день, когда попала в Холмы. Скорее всего, она была ровесницей принцам или, может, чуть старше. Мать была права — рода она была не простого, потому, что манеры ее были изящны, и в платьях и украшениях она толк понимала. Она знала, что хороша собой и умела свою привлекательность показать лучшим образом. Старший даже заробел от такой перемены. Одно дело — испуганная затравленная беглянка, другое — женщина, знающая себе цену.

Прислуживавшие девушки смотрели на гостью искоса, потому что над такой гостьей насмехаться теперь уже никак не получится. А Старший никак не знал, с чего начать разговор. И потому начал как придется.

— Быстро же вы избавились от страха, госпожа. Три дня назад вы даже глоток воды боялись в Холмах выпить.

Женщина кивнула.

— Поначалу я и правда боялась. Говорят, что если выпьешь или съешь что-нибудь в Холмах, навсегда окажешься во власти Ночных. А потом, когда я успокоилась, я подумала — а что я теряю? Я и так отдалась во власть Ночных, сама. Меня не убили, не превратили в зверя...

— И такое говорят? — брови принца взлетели вверх.

Женщина чуть поджала губы.

— Мне кажется, господин, что и вы о нас много всякого говорите.

— Что есть, то есть. Должен сказать, что теперь вы, госпожа, и правда отсюда не сможете выйти по своей воле. Не потому, что пили и ели здесь. Просто вы не знаете нужного слова, чтобы покинуть даже эти покои. Думаю, пока вам лучше побыть здесь. Не думайте о Ночном народе дурно. И обо мне тоже. Да, вы привлекательная женщина, но здесь много и более красивых, и более доступных, и не этого я ищу. Мне интересна тайна, которая заставила вас искать спасения у Ночных. Не бойтесь.

Гостья помолчала.

— Я боюсь только одного — что вы отправите меня назад.

— Такое может быть, — кивнул принц. — Если на вас преступление, и если король Дневного народа потребует, то наш государь обязан будет это сделать, ибо таков Уговор.

— Даже если я скажу, что сама захотела уйти в Холмы?

— Если на вас преступление, — повторил принц.

Она опустила глаза, сосредоточенно глядя в свой кубок.

— Расскажите мне, что случилось, — мягко сказал принц. — Кто вы, почему вас преследовали с собаками.

Она отодвинулась от слота, сложила руки на коленях.

— Хорошо. Хорошо... Что же, благо вам. Вы поили и кормили меня под своим кровом. Вы не покушаетесь и на мою честь. Правда...

— Действительно, — перебил принц. — Что мне мешает спустить вас в Провал, превратить в камень, отправить в подземные коридоры, откуда выхода нет. Я же Ночной, чего доброго от меня ждать. Такое мы уже слышали. Так что не пытайтесь из меня вытянуть какие-то обещания, а просто говорите. А что не пойму, про то спрошу.

— Хорошо, — кивнула гостья. — Зовут меня Сэйдире из дома Шаньельт. Я выродок.

Принц выжидательно смотрел на нее. Женщина вроде бы даже удивилась — неужто в Холмах не знают, кто такие выродки?

— Выродками у нас называют тех, кто будучи Дневным по рождению, видит Ночных даже тогда, когда они не хотят, чтобы их видели.

— И что с того?

— То есть?

— Почему вас преследуют? Что Дневным-то от этого? От этого нам хуже, не Дневным.

Он уж и не знал, называть ли это женщину Дневной, раз такие дела.

Сэйдире болезненно поморщилась.

— Говорят, что мы порченые кровью Ночных.

— О-хо! — выдохнул принц, — слышали мы сказки про подменышей и оборотней. У нас у самих такие байки есть. Но ведь в жилах почти всех знатных родов течет Ночная кровь. Да и у нас многие ведут свой род от Дневных. И что?

— Не знаю. Ты сам знаешь, господин, что нет вражды между нашими народами, хотя и большой любви нет. Давно мы разошлись.

— Давно, — задумчиво кивнул принц. — Но Завет короли подтверждают на великом поле Энорэг... Не понимаю.

— Чего же?

— Не понимаю, почему раньше не было таких, как вы, раз мешалась Ночная и Дневная кровь. А если и были — почему вас никто не замечал? И почему среди нас таких нет? Или есть? И почему вдруг на вас так ополчились сейчас? Кто, кстати?

Сэйдире помрачнела.

— Есть такой человек Сайрим.

— Кто таков?

— Боговниматель.

— Кто-кто?

— Они говорят, что слышат шепот богов.

Принц даже и не знал, что спросить. И осознать-то такое было непросто.

— И давно?

— Что — давно?

— Давно они стали слышать этот шепот? И как, как? Боги же спят!

Слово «шепот» вызывало у него дрожь — единственный не людской шепот, который он знал, был шепотом бездны, и уж хорошего нашептать она не могла.

— Не так давно, но и не первый день.

— Послушай, но откуда им знать, что вы — выродки? Ведь мы не бродим по вашим городам! Как проверить, что выродки нас видят?

— Не знаю. Они как-то умеют это видеть. Я не знала, что я выродок. Просто пришли и сказали.

— И что? Ваш король такое... одобряет?

— Нет, — помотала головой Сэйдире. — Но Айрим обрел влияние в Южной четверти, даже сам Вирранд Тианальт мало что с ним сделать может. Хотя когда ему удается, он преследований не допускает и погромщиков вешает, но у Айрима много последователей. Особенно с тех пор, как в пустыне стоит и не уходит хьяшта. И огненные драконы ... Барды еле справляются...

— Погоди, закончу — Айрим как-то умеет это... останавливать? И он не бард, да?

— Ты догадлив, господин.

— Чудное дело! — прошептал принц. Загадка. Загадки он любил. Но эта загадка пахла чем-то жутковатым. Тем более есть смысл найти ответ. — Благо мне, что ты пришла сюда, смелая женщина. Теперь мне есть о чем подумать.

Он помолчал.

— Но, стало быть, нам не придется тебя возвращать, преступления на тебе нет. Ты под моей защитой. Я дам тебе землю, у тебя будет имя в Холмах.

— Прости, господин, ты, видимо, высокого рода?

— Куда уж выше, — вздохнул Старший. — Но это неважно. Важно, что творится какая-то большая дрянь, и я ничего не могу ни понять, ни сделать.

Сэйдире склонила голову набок.

— Мне тебя жаль, господин.

— Зови меня Старший.

— Даже имени-то у тебя человеческого нет, — покачала она головой.

— Хотел бы я быть рыбаком в Северной четверти, — сказал он. — Ходил бы в море, темное, холодное, видел бы морских чудовищ... Может, увидел бы янтарный замок Морской госпожи. Если она на самом деле есть. И увидел бы деву-чайку. И воина-нарвала. И плевать бы мне было и на богов, и на шепот, и на Провал, и...

— Ты и там нашел бы свои тайны и беды, господин.

— Ты права, права, госпожа Сэйдире...

Он помолчал, мучительно морща лоб и ероша волосы. Что-то маячило на грани сознания. В голове кружились осколки, и самой малости не хватало, чтобы сложить их в картинку.

Картинка. Взгляд его скользнул на гобеленам на стене.

— Возможно, — тихо сказала вдруг Сэйдире, проследив его взгляд, — мы как раз такие, какими люди были до Разделения. Может, мы возвращаемся к началу... Но кому же это так помешало, кому? — она сцепила руки и помотала опущенной головой.

— Может, у тебя какие-то способности, а ты и сама не знаешь?

— Не знаю. Но ведь эти, слухачи, тоже не говорят, чем мы опасны, они просто хватают таких, как я, и потом их никто уже не видит.

Принц посмотрел на гостью.

— Ты кричала — убью. Что с тобой было?

Она неопределенно покачала головой.

— Я не хотела идти с ними. Я защищалась и действительно убила одного из них.

— Мне никогда еще не приходилось убивать людей. Только тварей, — проговорил принц. — Не знаю, смог бы я убить человека.

— Я тоже не знала. Теперь знаю.

— А что с твоей родней?

— Не знаю, — отрезала женщина, и принц не стал спрашивать, потому, что она явно знала, но говорить не желала.

— Послушай меня, госпожа. — Он наклонился к ней через стол. — Ты ведь сама не знаешь, что ты такое. Верно? — Она кивнула. — Верно. Так не сочти за невежливость, но я хочу знать, что ты принесла нам. Мне придется это выяснять, уж не взыщи.

— Я понимаю, — вздохнула Сэйдире. — Я сама бы хотела это узнать.

— Ты понимаешь, что все может случиться?

Госпожа Сэйдире посмотрела ему в глаза.

— А у меня есть выбор?

Принц покачал головой.

— Ты достойна уважения, госпожа.

Загрузка...