Десять тысяч дней осени

Глава 20

Они перевернули весь город. Выходили за его пределы, потеряли несколько человек. Артық ли их похитила, растерзали расплодившиеся за время беспорядков дикие псы, а может и еще кто похуже, узнать не удалось. Но Закир объявил такую награду, что желающих искать чудо-«скорую» с Гемопюром не убавлялось. У речки обнаружили облезлый медицинский «Рафик». Еще пару «таблеток» с крестами видели в заброшенных дворах. Увы, машины были пусты и на иномарку-«реанимацию» никак не тянули.

Об Артықе не упоминали. Говорили лишь про важный аппарат внутри. Обыск квартиры Бахыта не дал результатов. Нашелся военный билет, малый атлас мира, свидетельство о браке, купоны сгоревшей еще в девяностых финансовой пирамиды, да пару альбомов с фотографиями. Один был сплошь заполнен снимками из Алматинского зоопарка. Казалось — неизвестному фотографу удалось запечатлеть Бахыта со всеми животными, включая дикобраза. И почти везде — нелепая улыбка и полузакрытые, словно сонные глаза.

Во втором альбоме сохранилось всего четыре фото: Бахыт в камуфляже охранника в операционной. Дархан видел ее. Сейчас там работает Шара. Бахыт в тельняшке у турника. Бахыт сжимает в руке охотничье ружье. Бахыт с каким-то стариком на ледовом катке. Старик — в сапогах, с орденами на пиджаке. Стоит — не падает. Бахыт — в своем вечном камуфляже, к поясу прицеплена дубинка.

О прошлом не вспоминали. Дархан, мотаясь от Закира к Шаре и брату, служил не то эмиссаром, не то связным. Они же Закиром почти не пересекались. Шара возглавила медслужбу города. Закир в больницу не приходил. Лишь однажды, по настоянию дядь Еркена и личному вмешательству Дархана, Шара деловито и быстро осмотрела и прослушала впалую, резко похудевшую грудь Закира. Дядь Еркен рассказал и про другие симптомы — ночную потливость, кровь при кашле, потерю веса и аппетита. Со словами — «чушь все это», Закир накинул полинялую футболку, слез с кушетки и ушел, громко хлопнув дверью. Дядь Еркен последовал за ним. На этом все и кончилось.

Выходить в город, где Дархан за это время обрыскал каждый закоулок, уже не имело смысла. Машину искали. По квадратам разбили всю территорию, просматривали каждый гараж, каждый подвал. Не упускали и крыши. Глупо, конечно. И совсем нерационально, когда каждый человек на счету. Но забрать надежду было бы еще глупее. Артық продолжала свирепствовать. Люди роптали. На стенах домов, на асфальте, на заборах, на дверях подъездов все чаще стали появляться слова «құрбан» или «жертва».

Стояло жаркое летнее марево. Здесь, в прохладе больничных коридоров, солнце не ощущалось так яро. Распахнув настежь все окна, они ощутили лишь легкий бриз, казавшийся крепким сквозняком, если зайти с уличной духоты. В больнице было пусто. В такое пекло не работали. Вряд ли Закир думал о милосердии, но если люди, которых и так оставалось непростительно мало, начнут дохнуть на службе от инфарктов и солнечных ударов, ему придется снова снимать с патрулей бойцов, превращая их в разнорабочих.

Правление мародеров, голод, болезни, а теперь и неистовые распри Артықа, совсем обезлюдели город. Снова проблема с колодцами, мусор никто не вывозит, в полях и фруктовых садах трудятся бойцы Закира, которым ночью заступать в караул. Это сейчас все тихо и спокойно, но кто их знает, что будет потом. Люди ропщут. Вчера снова написали «құрбан». Теперь на стене больницы. Долго так продолжаться не может. Закир всерьез обсуждал план взорвать Артықа. Обвязать случайную жертву или даже добровольца взрывчаткой, принести в жертву на прежнем месте, пусть подорвет себя там, в неведомом логове с машиной.

Увы, никто не знал, погибнет ли Артық от этого или нет. Дархан спросил у Роя. Тот ему не ответил. Лишь через пару дней Шара сказала, что и Рой не знает.

Дархан подошел к окну. Никого. Даже травинка не шелохнется. Лишь раскаленный асфальт и блики солнца в разбитых окнах. Ни одного пациента. Может пойти домой? Ну уж нет. Спадет жара, тогда и пойдут. А пока — приляжет на кушетке в коридоре. Окна — нараспашку, тянет какой-никакой, а ветерок.

Дархан прищурился. Приставил ладонь ко лбу. Вдалеке, прячась в жидкой тени пыльной зелени катилась-скрипела тачка. Тачку вез щуплый парень, который то и дело останавливался, утирая пот со лба. В тачке же, свесив голые ноги, сидела старуха в цветастом платье и невероятных размеров шляпе. Шара, лениво обмахивая себя медицинским журналом, полудремала в обшарпанном кресле. Внизу раздались голоса. Пациенты искали Шару. Дархан подошел к креслу, осторожно тронув за журнал. Шара открыла глаза. Вопросительно посмотрела на Дархана:

— Вставайте, синьора. Посетители.

— Кто? — Шара в недоумении глядела сонными глазами.

— Королева Великобритании. Приехала на карете.

На что жаловалась старуха, какие советы ей давала Шара, Дархан почти не слышал. Он лежал в коридоре на узкой кушетке и уже бы провалился в сон, если б не нервные почесывания не то сына, не то внука, который, расположившись у окна, нервно подергивал головой, царапая ногтями давно не мытую руку.

Дархан снова начал проваливаться в сладкую дрему. И даже родственник притих, разглядывая что-то в распахнутое окно. Приоткрылась от ветра дверь. Разговор стало слышно.

— Сердце у вас хорошее. И давление в норме. И легкие. Все по возрасту. Не переживайте.

Шара загремела инструментами.

— А вот по такой жаре ходить точно не надо. Тут и здоровому человеку плохо станет.

Скрипнул медицинский табурет.

— Вот я своему племяннику то же самое говорю. А он заладил-заладил. Или сегодня — или никогда. Ночью ему в смену. Днем отсыпается. Но сегодня все же решил. Вы мне ногу еще посмотрите, отекает нога.

Было слышно, как Шара поднялась со своего места. Что-то скрипнуло.

— Отекают ноги. Это да. Но жара. Возраст. Мышцы у вас интересные. Тонус. Тут не больно? Не больно, говорю?

— Нет. Нет-нет.

— Спортом занимались?

— Нет. Нет-нет. Хотя погодите. Фигурным катанием занималась.

— В Алматы жили? Медео?

— Зачем? Тут жила. У нас тут каток, круглый год катались.

Что-то щелкнуло. Шара совсем другим голосом заговорила.

— Одну минуточку тут посидите. Я сейчас, — Шара вышла из кабинета, закрыла плотно дверь. Подошла к чешущемуся парню. Взяла его под локоть.

— Скажите пожалуйста. У вашей родственницы все в порядке?

Парень, повернувшись к Шаре, посмотрел на нее таким взглядом, что Дархан подумал, в порядке ли он сам.

— Нормально все. Вот только жаловалась. К доктору, говорит, вези.

— А с головой?.. В психическом плане?.. Про каток говорит…

Парень пожал плечами. Шара посмотрела на лежащего на кушетке Дархана. Смутившись, тот поднялся. Раскрылась дверь. В коридор вышла, слегка прихрамывая, старуха. Улыбнулась Шаре.

— Вы не переживайте. Все у меня с головой хорошо.

Дархан хотел было сказать, что и со слухом идеально, но старуха опередила его.

— Каток тут, и вправду, был. Там молодежь в хоккей играла. Сгорел же потом…

Не прошло и пяти минут, как Дархан несся по жаркой улице в поисках ближайшего патруля с рацией.

Закир лежал на кровати. На голове — влажное полотенце. Дядь Еркен притащил чашку с колотым льдом. Закир слабым голосом спросил:

— Что же ты, дурень, не спросил, где он?

Дархан злился на Закира за тупые вопросы. Но больше всего злился на себя. Он нашел патруль, прятавшийся в тени аллеи. Нашел и связался по рации с Закиром. Но тому было плохо, бойцам велели доставить Дархана к Закиру домой. И вот теперь, рассказав про каток, Дархан не мог понять рад ли этой вести Закир или ему, и вправду, так хреново, что не до катков.

Закир вновь закашлялся. Дядь Еркен приподнял его, стал протирать губы полотенцем. Закир кашлянул. На ткани с вышитым цыпленком появились крохотные алые капли. Дядь Еркен замахал руками. Дархан вышел в коридор, сел на диван возле охранника. В дом вбежал запыхавшийся кореец Валя. Неожиданно тепло поприветствовал Дархана.

— Расскажи все подробно, а то эти, — Валя ткнул пальцем в стоявших у порога, не решавшихся зайти в дом к боссу, бойцов, —че попало мелят.

Дархан зачастил.

— Были в больнице. Пришла пациентка. Рассказала про каток. В вашем городе. Понимаешь — каток.

— И⁈

— Помнишь, вы у Бахыта фотки в доме нашли. Мы с Закиром еще смотрели.

— Ну были фотки. Там зоопарк. Звери…

— Да к черту зверей. На одной из фоток — Бахыт со стариком на катке. Я думал — в Алматы где-то фотка снята. А старуха сказала, что и у вас каток есть.

Валя пожал плечами. Дархан вскочил со своего места.

— Ну как ты не понимаешь. Каток… лед. Холод поддерживать. Для этого же куча энергии нужна. Электричество. Ну включи голову…

Валя рассердился. Резко ответил:

— Cвою включи.

Дархан махнул рукой.

— Закир, — Дархан указал в сторону комнаты, где снова кашлял и не мог остановиться Закир, — говорил, что машине, которую мы ищем, а точнее Гемопюру много энергии нужно. Ну вот я и сопоставил в голове: Бахыт — охранник катка или ледовой арены. А где лед, там холод, для того, чтобы и летом не таял, электричество нужно. И машине электричество нужно. А что, если Бахыт загнал туда машину, подключил и…

Распахнулась дверь. Прижимая полотенце к губам вышел Закир. Лицо его было покрыто мелкой испариной.

— Нет там ни хрена. Сгорел ледовый дворец. Дотла сгорел. Все, что могли, растащили. Внутри — свалка.

Дядь Еркен смотрел то на Закира, то на Дархана. Пожевав губами, сказал с презрением:

— Смотрели… сейчас так смотрят, что лучше и не смотрели бы вообще. Поехали, Валя, прокатимся. И ты, — Дядь Еркен ткнул в живот Дархану, — поехали.

Закир тоже, было, засобирался, но Вале и дядь Еркену все же удалось его отговорить.

Искали долго. Разбирали завалы, таскали и выбрасывали прямо на улицу мусор. Обшарили все окрестности. Откуда-то же машина должна была заехать. На подмогу созвали почти все патрули. Возились до самого вечера, работали бойко, несмотря на дикую жару. А под вечер приехал Закир с огромным седым мужиком.

— Ну что, дядька Витька, покажешь нам свои подвалы?

Тот, пожав плечами, сказал:

— Покажу. Отчего не показать. Только что там смотреть? Все изломано, все давно уже не работает.

— Ты про реку им скажи.

Дядька Витька снова пожал плечами.

— Ну а что говорить? Городок у нас небольшой. Здесь река совсем рядом проходит. Вот ее при строительстве дворца аккурат под плиты пустили, там же и роторы гирляндные кинули. Миниатюрная ГЭС получилась. Ну как — миниатюрная. Весь дворец от нее запитали. Ледовый каток. И магазин, и ж/д кассы, — дядька Витька кивнул в сторону раскуроченных скелетов каких-то конструкций.

Дядька Витька сам не работал. Лишь показывал пальцем, какую кучу разбирать, какую арматурину и куда сдвигать. Добрались до напрочь заваленной двери, зашли в узкий коридорчик. Где-то и вправду шумела вода.

— Все здесь сдохло. Еще до пожара сдохло. Еще до эпидемии. Я да Валерка за комплекс отвечали. Ну были еще стройбаши-помогайки, да толку от них мало.

— А машина сюда могла заехать?

— Ну заезжала раньше. Москвич-Пирожок. Знаешь такую? Задом заезжала. Завалили давно этот выход. Нечего грузить. И тоннель завален.

Они шли по узкому коридору, спускаясь все ниже. Запахло водой. Гул становился громче.

Дядька Витька, выхватив фонарь у Дархана, высветил шесть толстых, похожих на связку сарделек, тёмно-голубых бочек, плавно качавшихся на темной, лениво катившей свои воды реке. Бочки слегка вибрировали. Толстый кабель от крайней шел в стену.

— Да ну, нахрен, — дядька Витька прибавил ходу, распахнул узкую дверь, откуда раздался мерный чавкающий рокот.

Огромное, безобразное, кургузое металлическое чудище, по словам дядьки Витьки оказалось вполне работающим генератором.

Он бежал куда-то дальше по коридорам вдоль черного кабеля.

— Мужики, родиной клянусь. Отцом! Не было всего этого. Лично смотрел. Эх, бы Валерку спросить. Да уехал братюня.

Дядька Витька уперся в тупик. Потрогал руками влажную стену.

— Так. А это что за херня? Не было же этого? — Он развернулся к шедшей за ним делегации и сказал:

— Ну мне не верите, одно поймите — вот этого всего, — дядька Витька махнул туда, где шумели темно-голубые роторы, — не хватит. Там их шесть всего. А надо хотя бы тридцать. Да на разных участках. Я, — он затряс руками, — вот этими вот… каждый тут винтик, каждую проводку… я…

Лучи фонарей скакали по стенам, дядька Витька вел их обратно к генераторной. Заметил небольшую дверь, вломился, хрустнув могучим плечом хлипкий замок. Внутри обнаружился прикованный за руку труп. Лицо, источенное тлением до кости, сохранило бурые лоскуты сморщенной кожи. Зубы скалились в печальной ухмылке. Рядом валялась миска с чем-то бурым, в углу лежала опрокинутая и смятая жестяная кружка. Дядька Витька тщательно осмотрел труп. Задрал рукав рубахи. Повернувшись, быстро сказал:

— Валерка!.. Вот она, Дейзи.

Он поднес руку мертвеца к лучу фонарика и ткнул пальцем на бурое пятно. Рука неплохо сохранилась. В пятне с трудом можно было разобрать морду какого-то животного.

— Дейзи, собака евоная. Овчарка. Ох и любил. Эх, Валерка, Валерка. А я думал, ты уехал… как же так?

Дальше по коридору они нашли еще одну дверь, которой, по словам дядьки Витьки, тут никогда и не было. Врал он либо просто не помнил, допытываться не стали. Внутри обнаружилось помещение, сплошь заваленное высохшими мумиями людей, двух из которых дядька Витька все же опознал:

— Стройбаши это. Сто пудов, мужики. Вот у этого двух пальцев нет на левой руке. За копейки работал. Потому и брали. Но толковый был. А этот — видишь мост на зубах. Теща моя делала. Ну Ангелина Дмитриевна, как не помните. К ней весь город лечиться ходил. Ему, значит, Гурин, зубы выбил… Сам же потом и платил. Вот он, мост. Человека уже нет, а мост стоит, ничо ему не сделается.

Долго плутали по бесконечным коридорам, обшарили катакомбы вдоль и поперек. Натыкались на распределительные щиты, трансформаторы, короба. Кабель то уходил в стены, то появлялся вновь, заставляя плутать еще больше. В какие-то моменты дядька Витька вспоминал, что так и было, через секунду же божился, что это все новострой.

Подвал был осмотрен. Закиру снова стало плохо. Дядь Еркен повел было его к выходу. Внезапно дядька Витька закричал.

— Стойте. Мы рефы еще не смотрели. Над рефами — каток. А чтобы до них добраться… короче, за мной…

Дядька Витька ощупывал массивную металлическую дверь. Было видно, что дверь заварена снаружи. Безобразные аляповатые сварочные швы прочно крепили дверь к железной дверной коробке. Валя, отодвинув дядьку Витьку, пытался выслушать, что же творится за дверью, но общий гул и толстое железо глушили любые звуки.

— А если подорвать? — в темноте не было видно, кто это сказал. Но дядька Витька, замахав по-птичьи руками, сказал:

— Зачем взрывать? У меня же газовый резак. И кислород. И пропана — полтора баллона.