Десять тысяч дней осени

Глава 16

Лицо гудело и пылало. Где-то вдалеке капала вода. Откуда? Может ему просто кажется. Дархан сидел у батареи, к которой была прикована его правая рука. Он так ослаб, что не было сил поднять голову. Где-то в недрах квартиры кто-то долго рассказывал про шах конем. Трещала рация, но разобрать, чего вещали, было нельзя. На тумбочке шумел приемник. Воздуха не хватало. Дархан вдохнул глубоко. Заболели легкие, зазвенело в голове. В глазах потемнело и он снова провалился в густую липкую пустоту.

— Эй? Он там жив? Жив?

Слова доносились откуда-то издалека. Дархан получил звонкую пощечину и с трудом раскрыл глаза. Сквозь мутную пеленку разглядел размытый силуэт, который тут же влепил ему еще пощечину.

— Да жив он, куда денется. Эй, мразина, вставай. Убивать тебя буду. Больно. Медленно.

Дархан хотел протереть глаза свободной рукой, но получил мощный удар сапогом по лицу. Однако сознания не потерял. Щека, отзвенев, налилась тупой звериной болью. Боль пульсировала, рот заполняла густая соленая жижа. Дархан снова приоткрыл глаз. Над ним стоял тот самый рябой желтозубый, что ушатал его обрезком трубы. Злоба перекосила левую скулу. Рябины налились бурым цветом. В комнату зашел кореец в пиджаке и спортивных трико. Дархан силился вспомнить его. Возможно видел среди патрулей, а может и еще где. Кореец Дархана долго не разглядывал. Деловито присел у радио, покрутил настройки. Рябой повернулся к нему.

— Ну че там Закир?

— Мне-то откуда знать?

— Ты ж на рации.

Кореец пожал худыми плечами.

— Сказал — едет. Жди.

Рябой заходил по комнате.

— Да не могу я ждать.

Рябой, схватив со стола кривой длинный нож, подбежал к Дархану. Взял за руку, стал отгибать палец. Дархан, зная, что будет дальше, начал сопротивляться. Рябой, разозлившись пнул его раз, другой. Свалившись на пол, Дархан понял, что ничего не может больше сделать. Рябой примерялся ножом к его ладони. В комнату, жуя соленую грушу, вошел Куаныш. Дархан тут же узнал его. Узнал и был несказанно рад. Едва посмотрев на Дархана, тот улыбнулся Рябому.

— Че, палец хочешь оттяпать?

Рябой отвлекся.

— Я эту мразь на куски порежу.

Нож вывалился из трясущейся руки. Дархан, едва разлепляя запекшиеся губы зашептал:

— Куаныш… Куаныш… это я.

Куаныш, откусив от груши, повернулся к корейцу, промолвив небрежно, даже не глядя на Дархана.

— Да узнал я тебя. Давно еще узнал. Думал, на сообщников выведешь.

Рябой, подняв нож, снова схватил Дархана за руку. Кореец, заметив это, сказал:

— Стой. Весь пол кровью заляпаешь.

Он вышел. Через секунду раздался дикий грохот. Кореец вернулся с пыльной шторкой, которую, судя по всему, сорвал с карниза в ванной.

— На, постели.

Как не сопротивлялся Дархан, как не изгибался, но втроем они уложили его, словно тушу свиньи на шторку.

— Оставь ты его. Закир приедет, ругаться будет.

Кореец чихнул, а затем высморкался, вытирая руку о пиджак.

— А что он ругаться будет? Это же моя сестра погибла!

Кореец многозначительно поднял палец.

— Закир поговорить с ним хотел. А ты резать решил. Смотри, как избил. Сдохнет, как на сообщников выйдем?

— Да посрать мне на его сообщников. Я крови хочу. Куна, че за херь творится?

Куаныш, невозмутимо доев грушу, сказал.

— Знаешь, Крыж. Я на этом посту вторую неделю. А хочу побольше задержаться. Я его выследил, я его выманил. Мне и решать.

Рябой Крыж с ножом в руках приблизился к Куанышу.

— Ты… ты… Это не у тебя сестру разорвало! В доме Закировском был? Тела видел? Там фарш. Я… я… — Рябой завыл, схватившись за голову. Только сейчас Дархан почувствовал густой запах перегара. Куаныш отвесил ему сухую пощечину.

— Соберись, қатын. Плачешь тут, как доярка. Натешишься еще. Нам дело делать надо. Видал, что он с госбанком сотворил? Все выведаем — потом режь, пили, хоть яйца паяльником жги.

Кореец, осмотрев комнату, сказал:

— Только не тут. На улицу его тащи, там и кончай. Пригодится еще квартира. Хорошая.

В дверь постучали. Кореец умчался открывать. Вернулся с лысым, жилистым дядь Еркеном, после которого в комнату вошел Закир.

Дархан не сразу его узнал. Закир исхудал, волосы поредели. Все те же волчьи глаза смотрелись на изможденном лице еще крупнее. Он долго смотрел на Дархана, пока кореец не догадался внести табуретку. Закир сел. Остальные стояли.

— Вот и свиделись, — сказал Закир спокойно, даже печально, — говорить можешь?

Дархан кивнул головой.

— Лихо вы его отделали.

Рябой принялся что-то объяснять, но Закир остановил его жестом руки. Тогда заговорил Куаныш.

— Вот, Закир-ага. Поймали. Я же говорил — от меня не скроется. Мы из него все вытащим. Крыж попробует. А если у него не получится, то Валя займется.

Кореец, смутившись, поправил рукав. Закир посмотрел на него и долго разглядывал худосочную фигуру, несуразный, не по росту, не по размеру пиджак, темно-синие спортивные трикошники с белыми лампасами.

— Говорят, ты мастер языки развязывать?

Кореец пожал плечами.

— Умеем немного.

— А почему Валя. Ты же Аркадий?

Сделав шаг вперед, дядь Еркен сказал:

— Аркадий Сон.

— Кореец, слегка картавя, ответил:

— Называли так. В конторе — дядя Паша, на гражданке почему-то Валентин. Оттуда и Валя.

Закир крякнул.

— Не знаю, как ты развязываешь, а базаришь много. Ну да ладно, лишь бы впрок.

Закир встал со стула, опустился на корточки перед Дарханом, вытер платком кровоточащую губу.

— Те же понимаешь, что рассказать все придется. Не доводи до греха.

К Дархану приблизился дядь Еркен. Сказал громко, отчетливо:

— Сам расскажи. Облегчи участь.

Дархан, выпустив на клеенку, густую кровавую слюну, с трудом прошептал.

— А что рассказывать? Как ваш босс не держит слово? Как вы двое, — Дархан глянул на дядь Еркена и Куаныша, — благодарите за помощь…

Куаныш, подлетев к Дархану, пнул его в живот.

— Глохни, мразь. Мы с тобой в расчете. Ты, небось, в банк не сунулся, все на нас свалил. Крыж тебе за сестру яйца вырежет. А мы поможем. Так что…

Шутливо, словно не всерьез, Закир спросил:

— А чего это ты раскомандовался? Власть почуял?

Фраза эта мигом охладила Куаныша.

— Закир-ага, да я же, я…

— Я тебе что приказал? Выследить и ко мне доставить. А ты? Изуродовал человека.

— Да это же… Крыж… понимаете, он у него сестренку взорвал… он… мы же хотели сами все, а вам…

Закир миролюбиво махнул рукой, Куаныш мигом заткнулся. Увидев это, засуетился Крыж.

— Я не понял, так вы что, мочить его не собираетесь?

Куаныш с диким ужасом посмотрел на Крыжа. Дядь Еркен, нахмурив брови, глядел на того в суровом недоумении. Даже Валя уставился на Крыжа глазами, какие редко встретишь у корейцев.

— Закир-ага. Вы, когда на кладбище прятались… мы первыми вас поддержали. Вы теперь что хотите сказать⁈ Получается, я сестренку за так похоронил? Нет, не пойдет…

Крыж быстро подбежал к Дархану, встал на колени, целясь ножом в живот. Быстро, почти незаметно блеснуло что-то серебристое в тонкой, как паучья лапа, руке Закира. Крыж сглотнул, прижимая ладонь к горлу. Попытался сглотнуть еще раз, но алая кровь широким потоком хлынула из-под ладони, заливая зеленую футболку.

Куаныш попятился к балконной двери. Дядь Еркен тут же всадил в него три пули. Кореец внимательно смотрел на Закира. Он не был напуган, казалось сосредоточено о чем-то думал. Дядь Еркен навел на него пистолет. Закир убрал его руку.

— Валенька. Прибери тут по-быстрому. Ты теперь заместо этих двоих. Дядь Еркен, а ты пока человека в порядок приведи. Потолковать надо.

Толковали у Закира. Большой, с массивным забором, новый дом больше напоминал форт или гарнизон. Врасплох его тут не возьмешь. Санитарка неумело обработала раны. Закир пожал плечами:

— Не обессудь. Врачей почти не осталось. А кто и был, там же, в госбанке…

Закир махнул рукой. Налил Дархану чая. Санитарка вышла.

— Я не отдавал приказа тебя убивать. Но и не сильно противился этому. Много непослушных стало. Все власти хотят. Вот. Доигрались.

— Почему я должен тебе верить?

— Потому же, почему и я тебе. У тебя сила. С тобой считаться надо. С госбанком ты мне помог.

Дархан усмехнулся, отхлебнул немного чаю. Поморщился. Сладкий чай с кристаллами лимонной кислоты щипал разбитые губы.

— Я тебе помог, а ты на меня своих громил натравил.

Закир пожал плечами.

— Ты пропал. Кто его знает, чего замышлял. Один раз у тебя получилось. Второй — вряд ли промахнешься.

— Но не убил же.

Закир задумчиво взял прозрачный набат, посмотрел на него со всех сторон, повертел в пальцах, но есть не стал.

— Я долго размышлял почему. И понял. Я тебе нужен. Как и ты мне. Ты сильный. Но власть тебе не удержать. Запачкаться боишься. Людей жалеешь. Ты не правитель.

— А ты?

Закир пожал плечами.

— Если мародеры опять захватят город, у нас не останется другого выбора, как снова помочь друг другу. Поверь. Обычная логика. Ничего хитрого. Но не это важно.

— Что же? Что моя сила придет и растопчет тебя?

Закир ухмыльнулся.

— Ты обещал погубить Артықа. Не знаю как, но обещал.

Дархан засмеялся. Слишком наигранно и фальшиво.

— Ну а если наврал?

Закир открыл заварник, проверил чай.

— Если наврал, то сам видишь, как мои люди к тебе относятся. Сегодня повезло. Завтра меня может просто не быть.

Закир сурово взглянул в глаза Дархану. С трудом, но тот выдержал взгляд, однако потом, сделав вид, что тянется за набатом, схватил лакомство и забросил в рот.

— Убей Артықа. Я держу свое слово. Ты сам видишь, к чему это привело. Убей. Пойдут новые жертвы — власть не удержать.

Что-то в реакции Дархана смутило Закира. Он спросил быстро и кратко.

— Ты можешь? — Тот же голос, та же интонация. Но Дархан почувствовал страх. Страх человека, который редко ошибается в прогнозах. Чтобы уйти от прямого ответа, Дархан долго пил чай, притворяясь, что ему больно глотать разбитым ртом.

— Мне нужна помощь.

— Получишь все, что нужно. Ресурсы, еду, оружие, помощников. Я не буду лезть в твои дела. Но у нас совсем не осталось времени.

Закир вытащил из внутреннего кармана куртки несколько детских календариков с лисами и бросил на стол.

— На вот, возьми сколько надо. Для своих людей. Я дам еще.

Дархан было потянулся, чтобы взять для Алмаза и Шары, но тут же одернул руку. Хитрый. Хочет знать, сколько их. Теперь понимает, что меньше пачки на столе.

— Этого не хватит. Назови пароль. И предупреди своих.

Собрав календарики со стола, Закир спрятал их в куртке.

— Мне придется назвать пароль всем командирам. Через неделю его будет знать каждая собака.

— Но ты же не ловишь людей для Артықа. Чего бояться?

— Каждый делает свое дело. В городе слишком много падали.

Дархан вскочил.

— Закир. Так не пойдет. Нельзя казнить тех, кто служил прежней власти. Ты же понимаешь, что снова вспыхнет восстание. Скоро некому будет печь хлеб, стеречь сады, готовить хлорку.

Закир махнул рукой.

— Я не лезу в твои дела. Ты не лезь в мои. Каждый извлек уроки. Думаешь, мои люди могут спать спокойно, зная, что ты на свободе?

Дархан потупил глаза.

— Я даю слово, что никто больше не пострадает.

Закир ухмыльнулся.

— Меня-то не смеши.

Он вмиг посерьезнел. Отсчитал пять календариков. Протянул Дархану.

— На. Понадобятся еще, придешь.

— Дай еще столько же.

Закир вытащил еще пару календарей и, как не упрашивал Дархан, не добавил ни одного. Когда Дархан подходил к выходу, Закир лениво бросил:

— Думаешь, я не узнал тебя?

Дархан дико злился на себя, за то, что вздрогнул.

— Вы с ним похожи. Ты понаглее, да и рожа корявая. Но все равно похожи.

Дархан пожал плечами, пытаясь сделать вид, что ничего не понимает.

— Твой брат хорошим был человеком. Я уважал его. Плохо, что все так закончилось.

Дархан обернулся. Он долго смотрел на Закира и пытался понять, врет ли он или вправду скорбит.

— Брат жив. И Шара. Забери свои пропуска.

Дархан грубо швырнул календарики на пол. Закир в недоумении глядел на Дархана.

— Ты не тронешь нас. Обеспечишь полную безопасность. И ресурсы. Все, что попросим. Потому что не станет Артықа, не станет и Роя. Да и врачи тебе нужны. Но если рыпнешься…

Дархан замолк. Закир был не тот человек, что испугается пустых угроз. Как не силился Дархан разглядеть удивление и радость в глазах Закира, но его новость про Рой, Алмаза и Шару совсем не тронула. Он молча собрал календарики и подошел к Дархану. Вручил три, а затем протянул Дархану свою худую руку. Дархан и сам не заметил, как пожал ее. Не выпуская ладони Дархана из своей руки, Закир склонил голову на бок и цепко уставился в глаза Дархана:

— Если не врешь про брата, то ты счастливее меня.

— Почему, — Дархан все же высвободил руку.

— Все, кого я любил, давно на небесах