Десять тысяч дней осени

Глава 17

Ливень барабанил в стекло. В то самое стекло больницы, с белоснежным контейнером, в котором хранились запасы лекарств, а когда-то и пресловутой вакцины, ставшей проклятием этому городу. Дархан вспомнил, как увозили Ермека-тупицу. Вон он, помогает Шаре бинтовать работягу, разорвавшему на стройке бедро об арматуру. А в соседней комнате трудятся-пыхтят четверо закировцев, крутят педали велосипедов без колес. Велосипеды вварены в железную раму, цепи уходят в хитроумную машину, от которой в комнату Шары проведен толстый провод. Провод питает однокупольную хирургическую лампу с шестью яркими фонарями. Яркими они кажутся лишь Дархану, почти забывшему, что такое электрическое освещение. Шара же то и дело пронзительно кричит — «Свет!»

Еще четверо охранников лениво, словно в полудреме перекидываются скупыми фразами, обсуждая, как лучше ремонтировать забор. Через полчаса они займут места крутящих. А к вечеру подойдет новая смена. Есть генератор. И топливо. Но это — стратегический запас. Лишь для срочных и важных операций. Операционная расположена в самой светлой комнате и находится этажом ниже. Здесь же — травмпункт. Шара неплохо справилась с задачей восстановить медслужбу в городе. По радио вызвали всех, кто имел хоть какое-то представление о врачебном деле. Распределили на работы. Алмаз, к примеру, совмещал две функции — помогал Шаре и отвечал за варку хлорки. Производство, к счастью, тоже удалось установить.

Сейчас, когда город оживал, помощь медиков, а точнее травматологов, требовалась все чаще. Восстанавливали элеватор, возились с овощехранилищами, ремонтировали хлебопекарни. Много людей возилось с водопроводом. Закир считал, что когда-нибудь все же удастся наладить подачу воды в квартиры.

Мародерство пресекалось беспощадно. Увы, здесь Закир и Дархан консенсуса достигнуть не смогли. Застигнутых врасплох мародеров нередко стреляли. Особенно, если оказывали сопротивление. Тех же, кого удавалось скрутить, а также сдавшихся ждал короткий и не всегда объективный суд. Закир отправлял их на самые грязные, опасные и трудные работы. Одного заперли в здании бывшего СИЗО, но пока тот ожидал приговора, в камеру просочилась Артық и истерзанное тело бедолаги нашли неподалеку от квартиры, которую он обнес.

Дархан старался реже встречаться с Закиром, потому как в поисках Артықа ничего нового придумать не мог, обшаривал город с боевыми группами. Рядом всегда находился дядь Еркен. Закир прямо не говорил, но Дархан знал — дядь Еркен единственная его надежда остаться в живых среди вооруженных закировцев.

К счастью и Шара, и Алмаз очень пригодились новому городу. Пахать приходилось немало, но зато у них появилась еда, лекарства, а главное — свобода.

Шара, вернувшись к работе, болела меньше. Стала бодрой и энергичной. Своих бесед с Роем не прекратила, но теперь как будто стеснялась братьев. Алмаз, лечивший людей, возившийся днями напролет с такой нужной хлоркой заслужил личный подарок от Закира — очки. Это были хорошие, добротные очки. Возможно не такие красивые, но в этом городе красивых было не достать. Зато сквозь такие очки Алмаз мог видеть и отлично читать, не снимая и не держа перед книгой. Дархан удивился своей реакции, что не он, а Закир услужил брату.

Но беды не оставили город. Артық, убивавшая жертву в одну-две недели, словно взбесилась. Иногда в день находили три, а то и четыре трупа. Ни коменданты, ни иные меры не помогли. Люди спали на улице, люди постоянно находились под присмотром. Солдаты Закира прочесывали дом за домом, находили одиноких, тащили их силком к соседям либо в здание бывшей школы, где для таких в физкультурном зале было сделано нечто вроде ночлежки. Не все шли, кто-то предпочитал оставаться дома. Он получал свой баллон с хлоркой и оставался на свой страх и риск.

Самым ужасным было то, что люди роптали. Роптали, что Закир уже не тот, что раньше было лучше. Да, Артық собирал свой дьявольский урожай, принимая жертву. Но зато остальные могли спать спокойно. А сейчас никто не был в безопасности. Дархан понимал, что их договоренность уже нарушена. Давно истек тот месяц, что Закир давал Дархану. Возможно лишь личная вредность и принципиальность удерживала Закира от новых жертв. Дархан трезво понимал, что ничего поделать не сможет. Снова натравить Рой? После того, как едва навели порядок? Скоро лето. А там и осень, и зима. Не восстановят город, многие умрут.

Дархан не знал, мстит ли Закир повстанцам? Хотелось верить, что нет. Время от времени он слышал про захоронения расстрелянных людей. Говорили, что это осталось со времен повстанцев. Но кому сейчас верить. Ночами Дархан слышал автоматные очереди. Скупые, расчетливые. Может гоняли мародеров. А может… головы на все не хватало.

Теперь у Дархана было все, что нужно для поиска Артықа. Он обошел все места, заброшки. Исследовал больницу с жутким креслом. Даже бывал на кладбище. Где она? В каких стенах прячется. Куда направить Рой? Поначалу, когда трупов стало много, он, схватив карту города, обводил места, где пропадали люди. Карандашом другого цвета рисовал крестики там, где нашли их трупы. Прочерчивал линии. Соединял кружки и кресты между собой. Увы, закономерности не было. Однажды Дархану даже удалось убедить Закира запросить помощи у жителей. Предлагалась огромная награда — пожизненное пищевое содержание, пропуск и охрана. Но почти никто не откликнулся. Одна тетка сказала, что надо искать на кладбище. Другая даже указала подвал и место. Внимания ли они хотели, надеялись на какие-то блага, ни Дархан, ни Закир так и не узнали.

Один старик, в прошлом преподаватель криминалистики, прислал дочь с письмом. В письме говорилось, что по трупам можноузнать, где убили жертву. В письме подробно описывалось, что загрязнения, следы воды, ржавчины, жидкостей, укусы насекомых, их личинки в теле, пища в желудке, микрофлора, пыльца, споры грибков на коже, частицы растений, микроорганизмы могут указать на определенное место.

Информация определенно имела смысл. Посмотрев на женщину, принесшую письмо, Закир, не терпящим возражений голосом, сказал:

— Отвезешь нас к отцу. Почему, черт возьми, он сам не пришел?

В жалкой полуторке на Корчака пахло мочой и прелыми простынями. Старик лежал на кровати и тяжело со свистом дышал. Женщина, стремительно поправив подушку, напоила отца, и, лишь сменив простыню, разрешила войти в комнату.

— Ага, вы нам нужны, собирайтесь.

Закир, хотел было одернуть одеяло, но дочь, схватив Закира за руку, гневно взглянула на него.

— Вы что не видите? Он же не может ходить.

Закир, кивнул. Два охранника прошли внутрь.

— Это ничего, сейчас помогут.

Один попытался поднять старика, но тот застонал так, что дочь накинулась на охранника. Дархан сделал осторожно перехватил старика и уложил на кровать.

— Закир. Он еле дышит. Мы его живым не довезем, — понимая, что такая реакция Закиру не понравится, он раскрыл письмо и показал старику.

— Ага, это же вы писали? Помогите. Это может спасти весь город.

Старик попытался присесть, дочь стала помогать ему, но ничего не получилось. Раздался не то сип, не то стон, который перешел в клокотание и хрипы. Дархан подумал, что старику совсем плохо, но дочь, приблизив ко рту ухо, заговорила:

— Я уже ничего не вижу и помочь вам не смогу. Нужно смотреть трупы. Нужно делать вскрытие, — старик клокотал, Дархан силился понять хоть слова из тех звуков, что издавал несчастный. Дочь, напоив водой, снова принялась «переводить».

— Это не простой патологоанатом должен быть. Хотя и такой поможет. Найдите… Запишите… Бектурсынов Асхат Азаматович… Он в этом городе жил. Он — мой ученик. Он точно сможет помочь. На Кастеева жил. Потом переехал. Найдите. Покажите трупы. Он поможет.

Старик закашлялся. Дочь отпаивала его водой. Потом влила шприцем какую-то микстуру. Старик уснул. Поправив одеяло, женщина встала и проверила, сколько микстуры осталось в стеклянной банке.

— Он до вечера не проснется. Он все вам сказал. Незачем его забирать. Зря я ему рассказала, что услышала по радио. Закир прислушался. Затем спросил.

— Почему, кстати, приемник не включен?

Женщина пожала плечами.

— А зачем — давно уже не было… Да и куда я без него? А с ним — не выбежать.

Дархан словно стряхнул с себя дрему. Ведь она о Рое говорит. Эти люди, они уже привыкли к тому, что Рой не нападает. Хоть какая-то отрада.

— Все равно включите!

Закир, не прощаясь, покинул квартиру. Уже в машине приказал охраннику отнести старику баллон хлорки и запас продуктов на месяц.

Бектурсынова Асхата Азаматовича искали долго и безуспешно. Передавали по радио, искали соседей, родню, знакомых. Ничего. Боялись ли люди Закира? Действительно никто не знал? Понять было невозможно. Закиру пришлось задействовать кучу народа. Архивы больниц, архивы производств, картотеки полиции, учетные записи военкоматов. В телефонной книге числился лишь прежний адрес на Кастеева, в доме не осталось жильцов. Квартира пуста, даже линолеум содран до бетона.

Старик-криминалист тоже особо ничем помочь не мог. Знал лишь то, что тот перебрался с семьей сюда. Пару раз пересекались. Но ни где работает, ни чем занимается, он подсказать не смог. Бойцы начали поименный обход. Опросили всех, кто имел хоть какое-то отношение к полиции, вышли на сотрудников морга. Все без толку.

Шара и Алмаз, да и другие врачи проводили вскрытия, пытались найти хоть какую-то зацепку. Проверили сточную канаву на выезде из города. Проверили бетонный тоннель. Обыскали крыши, обратив внимание на некий загар. Но все это были доводы, домыслы, предположения. Дархан рыскал в библиотеках в поисках книг по криминалистике и судебной экспертологии, но все это было иголкой в стоге сена.

В тот день Дархан пришел на службу раньше обычного. Ночью доставили три трупа похищенных накануне жертв. Трупы нашли почти в одном месте. И всех объединяло одно — грязь. Но накануне прошел дождь и в грязи вряд ли было что-то странное. Закир стоял над покойниками, разложенными в прозекторской в подвале больницы. Не поздоровавшись с Дарханом, сказал:

— Ну что стоишь? Беги за своими.

Шмыгнул носом и приблизился к трупам кореец Валя, который часто теперь работал с Дарханом.

— Столько жертв. Копачей скоро на службу брать придется.

Дархан подошел к трупам, задумчиво посмотрев, сказал:

— Копачей, говоришь?

Он рванул к Закиру и быстро заговорил.

— Послушай. А ведь копачи, ну похоронные бюро, они ведь первые узнают о смерти. Это бизнес, понимаешь, бизнес. Взятки платят конские ментам, врачам, вот таким вот, как Асхат Азаматович, экспертам. А что, если…

Договорить он не успел. Закир по рации отдавал всем патрулям новый приказ.

Хозяина звали Никита. Жил он у самого кладбища. Питался невесть чем, обменивая продукты на чайный гриб, который разводил в неимоверных количествах. Этот же Никита добавлял в гриб не то закваску, не то дрожжи, которые выращивал в пластмассовой ванночке, некогда служившей кузовом грузовичка.

Широким жестом пригласил гостей к пустому столу.

— Вот. Чем богаты, то и угощайтесь.

Дархан, занимая табурет возле Вали, подумал, что русский язык — не главный конек хозяина. Никита же хлебосольно бухнул трехлитровую банку настойки с грибом, от которой нещадно веяло кислятиной и самогоном.

— Так, мужики, как говорится, накатим мал-помалу.

Хозяин разлил мутной жидкости кому в щербатый стакан, кому в давно не мытую кружку. Дядь Еркен отодвинул, поморщившись. Никита не обиделся. Он чокнулся с Валей, звякнул о кружку Дархана и влил в себя стакан жидкости. Первым заговорил Валя.

— Вы патрулю сказали, что знаете Бектурсынова Асхата Азаматовича.

Поморщившись, Никита внимательно посмотрел на корейца. Взял пожелтевшую газету. Как следует занюхал ей выпитое.

— Рогача-то? Конечно знаю. Но где живет, не помню.

Никита развел руками и протрещал губами, словно говорил лошади «тпру».

— Патруль вас возил?

Никита уронил голову на грудь.

— По всему городу. И то не вспомнил. Троллейбусы там были. Киоск с журналами. И собака во дворе. Железная.

Валя встал.

— Собирайтесь. Поедем собаку вашу искать.

Машину вел Дархан. Он хорошо изучил этот город. Лучше закировских патрулей. Те шли и никого не боялись. Дархан же вынужден был прятаться, искать убежище, запоминать сквозные подъезды, укромные дворики, подвалы с множеством выходов, незапертые квартиры. Теперь же, сотрудничая с закировцами, он безошибочно вел бойцов, кратчайшими путями к местам, где, по общему мнению, мог прятаться Артық.

Сейчас же, проезжая по пустынным улицам, он внимательно высматривал троллейбусные остановки, подле которых были киоски, где некогда пропадали газеты. Езда на советской машине была проклятием и удовольствием. Да, это не его красавица, сгоревшая в первые дни на выезде из города. Тяжело ворочать рулем без усилителя, выжимать сцепление, ловить рычагом скорость. И все же была в этом некая труднообъяснимая прелесть. Здесь он не зритель, иногда ворочавший рулем на адаптивном круиз-контроле. Сейчас он полноценный участник вождения, не будет выжимать, переключать, ловить гармонию неуклюжей машины, заглохнет, встрянет, будет заводить заново и без того убитый мотор.

Никита то и дело проваливался в сон. Дядь Еркен бесцеремонно долбил его локтем в бок, чтобы наблюдал и вспомнил. Кореец сидел справа от Дархана, щурился, вглядывался, словно от этого был какой-то толк.

— Валя… — это имя давалось Дархану с трудом, — по Ауэзова проеду. Там много троллейбусных остановок с заброшенными киосками или как мы их раньше называли — комками.

Кореец пожал плечами. Медленно, едва выжимая двадцать километров, они катили по широкой улице, где изредка попадались проржавевшие растащенные на запчасти машины. Почти одновременно все уставились на круглую, зеленую остановку с множеством гнезд-ларьков внутри. Расположена была она на противоположной стороне улицы. Никита, окинув ее бессмысленным взглядом, ничего не узнал.

— Не-е-е. Рогач на этой жил стороне. Это точно помню. Подъедешь на траллике, сворачиваешь во двор, там арочка такая между домами, а двор зеленый, окна даже в зелени все. Виноград, то ли еще херь какая.

— Вспомни, зачем ты ездил к нему?

— Так ведь это, как его там… забирали мы его, то ли отвозили. Он же как делал, к примеру умерла у тебя мать… Ну ладно, не мать, а как его там, ну отец короче. Вскрывать, значится, по религии вам нельзя. Вот, Рогача вызывают, он справку дает, буё-моё, мол умер сам, от старости, без насилия. Со справкой это сразу и на кладбище. Ну и нам звонит, а мы тут как тут. Нам, значица, карамель, ну ему за наводку отстегиваем, — Никита сладко прищурился, словно и вправду ему вместо денег совали за щеки горстями карамель. Выдохнул тяжело, запахло кислыми перегаром. Облокотился на сидушку корейца и снова забалагурил.

— Рогач вообще интересный мужик был. Вот представим — ДТП. Задавил ты человека. Ну ладно, не ты, а там, брат твой. Ну сват. Или сестре. Сидеть ты, то есть сестре не хочет. Вот идет она к нам, ну или к Рогачу, если напрямик знает, так мол и так, буё-моё, помогай, спасай, не дай за грош пропасть. Рогач, значица, в своем отчете и пишет, что усопший, мол, сам по себе человек странный был, на дорогу почем зря мог выскочить, да и вообще амнезиями страдал и прочими эпилепсиями. Ну ты понял, — Никита начал трясти Валю за плечо, словно это лучше разъясняло суть, — типа человек сам виноват в своей смерти. Помогал, короче. На том и погорел. В Павлодаре. Сюда, значит и перевели. Вы мне другое скажите. Рогача найду — с наградой не обманете?

Но никто Никите не ответил. Впрочем, его это нисколько не смутило, он продолжал балагурить про некую то ли Нину, то ли Зину, то ли Зану, которую он еще в техникуме соблазнил под мостом, хотел жениться, а она, сучка, взяла, да и вышла за военного. Вот он за ней сюда и перебрался, да так и остался навеки. В машине была радиола, но Дархан не знал, работает она или нет. Невыразительный говор Никиты вполне мог сойти за гур-гур виджея.

— Вот она, остановка! Вот она, же. Эй, тормози, да вправо, вправо.

Трухлявую скамейку и одинокий стол с невесть как сохранившейся табличкой и буковой «Т» с трудом можно было назвать остановкой. Киоска не было и в помине, но стоило свернуть в зеленые густые поросли, как обнаружился слева искореженный, завалившийся остов чего-то жестяного, небольшого, больше похожего на решетку из арматуры. Дороги не было, катили по траве в утопающий в зелени двор. Машину бросили в узком проезде, который Никита почему-то упорно называл аркой.

— Сюда-сюда. Вот его подъезд. Эх Рогач-Рогач, куда ж тебя занесло-то.

Никита безошибочно ориентировался во дворе, несмотря на густую поросль. Дархан же не разделял его энтузиазма. Если Бектурсынов Асхат Азаматович и жил тут когда, то сейчас двор выглядел совершенно вымершим. Кореец, перешагнув невысокий, едва различимый заборчик, пробрался в палисадник и подошел к подвалу. Присев, внимательно осмотрел трубу, сунул внутрь палец, понюхал. Обернулся к дядь Еркену.

— А шток-то блестит. Видать, крутили недавно, — достав из пиджака пассатижи (Дархан прекрасно понимал, для чего Вале этот инструмент), он крутанул торчащий шток, едва успев отскочить от крепкого напора воды. Напившись, кореец закрутил шток и спрятал пассатижи в карман.

В подъезде было прохладно, но пыльно. Мусора не было. Дверей на первом этаже — тоже. На втором двери были в порядке, но Никита упрямо гнал их выше. На третьем остановился у обитой темно-синим дерматином двери, и громко постучал, прижав локоть к двери.

— Рогач, открывай, телок тебе привез, — Никита сам рассмеялся своей шутке. Кореец подергал дверь. Она была заперта. Подошел дядь Еркен. Достал узкую косую отмычку. Начал вертеть в замке, помогая длинным тонким стержнем. Замок щелкнул. Дядь Еркен посмотрел на корейца. Тот, махнув головой приказал Никите войти первым.

— Эх жопа-жопа, приключений тебе…

Чем оканчивалось поэтическое приветствие Никиты узнать так и не удалось. Едва нырнув в душную темноту квартиры, он с диким криком выскочил назад, протирая глаза, а Дархан почувствовал острый запах хлорки. Валя, закрыв рукавом нос, потащил Никиту наверх. Дядь Еркен сбежал вниз. Сквозь режущую глаза боль, Дархан увидел, как вышла на порог изможденная, трясущаяся старуха в допотопном респираторе. В руках она сжимала баллон с хлоркой.