Эта ночь оказалась немногим лучше, чем предыдущая. Одеяла абсолютно не спасали от ледяного ветра, который свистел в ушах. Мы втроём сели так, чтобы прикрывать собой Венди. Однако, вскоре нас укачало, и пришлось всем троим, свесившись через край ковра, устраивать себе промывание желудков, оставив Венди без защиты.
Среди нас всех Венди оказалась самой стойкой и, хотя её личико тоже имело зеленоватый оттенок, подчеркнутый светом нарождающейся луны, она смогла удержать в себе ужин. Венди даже помогала Филу, отыскав где-то платочек и пытаясь протереть ему лицо, правда от такой заботы Фил старательно отмахивался, хотя и безуспешно.
Мы опять с надеждой вглядывались в небо, мечтая увидеть на нём проблески рассвета, но оно оставалось тёмным и глухим к нашим мольбам. Минуты казались растянутыми до бесконечности. Меня одолевал соблазн плюнуть на всё и слететь соколом с этого чертова ковра на грешную землю. Но я подавлял в себе это эгоистичное желание — нельзя оставлять товарищей в беде, тем более, нельзя бросать в беде детей. Да и соколу за ковром этим треклятым никак не угнаться.
В этот раз проблески рассвета я пропустил. Так как уже вообще перед собой ни черта не видел, кроме раскачивающейся бездны.
Спустил нас ковер на живописную полянку соснового леса. Вновь, как только мы коснулись земли, ковер свернулся в чёрный рулончик и прыгнул мне в руку. Лишившись ковра, мы оказались на колючей хвойной подстилке.
Какое-то время вокруг головы у меня ещё крутились мультяшные звездочки, а когда они перестали крутиться, я, переборов себя, нашел в себе силы подняться. Меня нехило так раскачивало, я постоял, заново приучая себя к земле, и сделал шаг другой. Тело замерзло в дерево, проще говоря задубело, и чтобы его согреть нужен был огонек.
Вот я и стал собирать дровишки. Вскоре ко мне присоединилась Венди за ней подтянулись и Фил с Томашем.
Мы разожгли костерок. Фил достал котелок и сварганил кашу. Есть никто не хотел, но все понимали, что нужно поесть сейчас, так как вечером придется обойтись без ужина.
— Сколько ещё нам выносить эту пытку на ковре? — спросил Томаш.
— Ещё долго, до замка Варда ночи четыре, — прикинул я.
— Четыре ночи! — простонал Томаш. — Триликий дай нам сил!
— Это только до замка, а ещё ведь обратно и с Кирой дольше, — тихо заметил Фил.
От такой перспективы нам стало ни по себе. Мы, молча, уставились на потрескивающий огонёк.
Немного успокоившись, мы налопались и улеглись спать. В этот раз спал я крепко, так крепко, что проснулся я только тогда, когда в меня тыкнули горящей палкой.
Я заорал. Открыл глаза. Передо мной стоял грязный человек, который улыбался мне беззубым ртом. При этом, продолжая тыкать в меня горящей палкой.
Мне захотелось тут же врезать обидчику, но руки у меня оказались крепко прижатыми к туловищу и примотаны веревкой к дереву.
Спросонья я, как всегда, соображал туго. По возмущенной брани за спиной до меня медленно дошло, что нас всех четверых привязали к стволу большого дерева. В наших мешках уже деловито копошились трое мужиков. В меня вновь тыкнули раскаленной головешкой.
— Ещё раз тыкнешь, и я сломаю тебе руку, — тихо пообещал я.
— Нифево ты мне не фделаеф, — засмеялся беззубый урод и снова тыкнул в меня раскаленной палкой.
— Привыкай парень, — к нам подошёл здоровый бородатый мужик. — Скоро тебе предстоит выносить вещи и похуже.
— В этом я сомневаюсь, — хмыкнул я.
— А ты не сомневайся, — он сдернул с меня сумку. — Скоро здесь неподалеку будут мроты, и мы продадим вас им в рабство. Всё равно у вас ничего ценного нет!
Бородатый стал деловито потрошить мою сумку. Откинул дневник моей матери. Повертел в руках гребень, точнее то, что от него осталось, так как зубчики истёрлись совсем. Значит, я отдаляюсь от этой тайны, а не приближаюсь к ней, мимоходом отметил я. Гребень тоже полетел в сторону. Зато пару золотых, взятых мной в дорогу, бородатый сунул себе в карман.
Беззубый урод между тем поднёс палку к огню и снова с гадкой улыбкой ткнул мне в живот раскаленной головешкой.
В этот момент мне удалось благодаря частичной трансформации высвободить руку из верёвок.
Я, пользуясь соколиной реакцией, перехватил грязную руку беззубого и держа данное слово, сломал её в запястье. Беззубый оглушительно завизжал. Я даже вздрогнул от неожиданности.
Отшвырнув мою сумку, к нам подскочил бородатый мужик с топором наготове и, не раздумывая, врезал мне под дых. Я согнулся пополам, жадно пытаясь схватить воздух.
— Что случилось, Клиф⁈– спросил он у продолжавшего визжать беззубого.
— Он фломал мне руку! — пожаловался Клиф, предъявляя бородатому сломанную руку.
— Я предупреждал, — выпрямившись, спокойно заметил я.
Веревка свалилась к моим ногам. В руках материализовался меч и перчатка. По бокам от меня вооруженные топориком и копьем встали Томаш и Фил.
Разбойники переглянулись и, быстро смекнув, что мы вовсе не овцы, а пастухи, кинулись наутек. Всего разбойников было пятеро, можно было конечно их отпустить, но, во-первых, меня хотели продать в рабство, а рабство на земле вообще не должно существовать. Ну а, во-вторых, эта садистская беззубая улыбка меня реально выбесила. Ладно я — на мне лучше, чем на собаке всё заживает, а ведь этим ублюдкам кто угодно мог попасться.
Я поднял веревку и, использовав её как лассо, поймал в петлю беззубого Клифа. Он повалился на землю, и я волоком притянул его к себе. Беззубый вновь завизжал, точно баба. Фил с Томашем догнали и привели ещё троих. Эти гады, даже не пытались сопротивляться. Всё было слишком просто, а слишком просто у меня не бывает. Вот и сейчас…
На пути бородатого главаря встала глупышка Венди. Она упёрла руки в боки и смотрела на него исподлобья.
Я оценил расстояние и понял, что не успею. Рядом отчаянно зарычал Фил — до него дошло то же самое.
Бородатый между тем махнул рукой, желая сместить, малявку с пути. Но вместо того, чтобы отлететь в сторону, Венди вдруг одной рукой перехватила руку здоровяка, а другой толкнула ему в грудь. Мужик, описав в воздухе дугу, будто это была не стокилограммовая туша, а пушинка, приземлился на задницу у наших ног.
Мы все, включая разбойников, наблюдали за этим действом раскрыв рты. Лицо бородатого было перекошено от ужаса.
Венди же, как ни в чем не бывало, вприпрыжку поскакала к нам.
— Здорово я его, да, Фил? — подбежав к нам, похвасталась девочка.
— Ага, — только и смог пробормотать Фил.
У меня хоть и чесался язык спросить Венди, что это вообще такое мы только что увидели, но сейчас было не до этого. Впрочем, теперь я кажется понял, как она справилась со стариком Альфредом.
Теперь уже мы привязали перепуганных разбойников к дереву.
— Мы не знали, что вы из знатных! — жалобно пискнул бородатый. — Иначе бы ни за что на вас не напали бы. Зуб даю.
— В этом я не сомневаюсь, — хмыкнул я. — Такие как вы только на слабых нападать могут.
— И что с ними теперь делать? — спросил Томаш.
Я задумался, откровенно говоря, что с этими гадами теперь делать я тоже не знал.
— А давайте их мротам продадим, — неожиданно пришла на выручку Венди.
— Нет! Не надо мротам! — взмолился вдруг беззубый. — Лучше убейте нас!
— Смилуйтесь господа, у меня жена, детки, — захныкал толстогубый парень с бегающими глазками.
— Ага, у него по жене в каждой деревне! — сердито хмыкнул мужик рядом.
— Заткнись, лапоть! — с ненавистью процедил толстогубый.
Я понял, что в такой компании идиотов мы ничего не решим и отвел своих в сторонку.
— Что будем с этими дебилами делать? — спросил я.
— Казнить, — без тени сомнений ответил Томаш. — По законам Тринадцати городов разбойники должны быть казнены.
— А я согласен с Венди, я бы продал их мротам, деньги нам не повредили бы, — высказался Фил. — Ну, или оставил бы здесь подыхать.
— Казнить нельзя помиловать, — вздохнул я, не решаясь даже интонационно ставить запятую, которая приведет в точку невозврата.
Я не умел возвращать жизнь, как я мог её отнять? При всей несимпатичности разбойников мне не хотелось их смерти и уж тем более обращения их в рабство. Так как рабство для меня было просто неприемлемым. Но отпустить — значило множить жертвы среди простых жителей, которые попадутся на их пути.
Я собрал свои разбросанные вещи. Задумчиво повертел в руках материн гребень и всё еще пустую тетрадь. Хотелось сгоряча плюнуть и закинуть их куда-нибудь подальше, но я вновь припрятал их в сумку.
Подошел к бородатому и засунув руку ему в карман вытащил монеты. У бородатого в кармане было пять золотых и три серебряных. Я взял только свои две, остальные сунул ему обратно в карман. Бородатый посмотрел на меня с недоумением.
— Слушай меня, по законам Тринадцати городов ваши злодеяния караются смертью.
— Смилуйтесь, господин, мы не от хорошей жизни грабить пошли. До тех пор пока мроты не пожгли нашу деревню и не угнали баб в рабство — мы честно трудились на благо Тринадцати городов. Но Тринадцатый город не защитил нас от мротов!
— А вы просили у него защиты? — хмуро спросил я.
— А смысл в том какой? Никто никогда и пальцем не пошевелил для пограничных территорий, — зло ответил толстогубый.
— Да, кому до нас дело есть? Вам знатным не до нас! Вон Клифу мроты все зубы выдернули, он с тех пор не в себе!
— У нас с мротами мир! — сердито возразил Томаш. — Вы всё врете, чтобы сейчас спасти свои шкуры!
— Вот-вот, так и говорят в Тринадцатом граде, — засмеялся бородатый. — Ведь те кто уцелел и мы, в том числе, сразу пошли туда просить помощи, чтобы отбить наших женщин и детей. Однако нам быстро заткнули рот. Казнили наших старост, а нас изгнали.
— Давно вашу деревню сожгли? — задумчиво спросил я.
Я чувствовал, разбойники не врут и ещё чувствовал, что слова их стоят внимания.
— Да уж, через месяц год как будет, — вздохнул толстогубый.
— Это не искупает вашей вины — вы грабили, убивали и продавали в рабство людей! — заметил я.
— Да кого тут грабить-то кроме вас! — возмутился бородатый. — Ну давайте, скажите как тот альбинос нам заявил в Тринадцатом граде, мол сами вы сожгли деревню!
— Значит вас допрашивали братья Триликого? — я задумчиво потер подбородок, я на своей шкуре испытал их справедливый суд. — А мы выходи ваши первые жертвы. И ты так легко хотел убить маленькую девочку?
— Да я б её только оттолкнул! — возмутился чернобородый. — Клянусь Триликим, не стал бы ее убивать. Мы и в рабство её не продали бы, отдали бы в близлежащую деревню. А вас чужаков, да, хотели продать, а сами бы начали всё заново — отстроили бы себе дома, может и жинок взяли бы. Но не судьба видно…
На глазах чернобородого завиднелись слезы.
— А мроты, которым вы нас продать хотели, где обитают?
— Их лагерь в двух часах ходьбы отсюда. Они уже награбили добра и идут опять с добычей в свои края.
— Слушайте мой вердикт, мы помилуем вас и отпустим, — заявил я. — Но вы должны будете дать клятву, что пойдете в Тринадцатый город и расскажете обо всем королю.
— Какому королю, ты с луны свалился, мальчишка? У нас братья всем заправляют! — засмеялся чернобородый.
— Леону из династии королей! Королю, который вернулся! — торжественно объявил я.
— Брешешь! Не верю я тебе! — заявил чернобородый, разбойники тоже заподдакивали ему.
— Я сокол — защитник жизни. И я говорю тебе правду — король вернулся!
— Брешешь, теперь уж точно брешешь! А я тогда ворон! — опять не поверил чернобородый.
Я не стал больше тратить время на бессмысленную перепалку. У них на глазах обернулся в сокола и взлетел. И так сильно этот полет отличался от полета на злосчастном ковре, просто как небо и земля. Я сделал круг, заодно убедившись, что лагерь мротов действительно стоит неподалеку от нас и вернулся обратно.
Ошеломленные разбойники поклялись именем Триликого, что исполнят просьбу сокола и обо всем расскажут королю.
— Смотри, если обманите, то я найду вас, и тогда кара будет страшна, — пригрозил я чернобородому.
— Мы не подведем тебя, сокол, теперь у нас есть надежда, есть за что бороться, — пообещал чернобородый, с тем и разошлись.