Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 4

Глава 6

В доме Старшего, которого, кстати сказать, звали Агафоном, нам выделили большую спальню. Мы забаррикадировались на всякий пожарный, случай, подперев дверь шкафом. Подстраховавшись, бухнулись на мягкие перины, накрылись теплыми одеялами и, чувствуя себя в раю, забылись крепким сном.

Во сне мне опять виделась златовласка. Тонкий след духов тянулся за ней сладостным шлейфом. Она, звонко смеясь, ускользала от меня, теряясь из вида в узких улочках большого города, неожиданно появляясь и оборачиваясь, манила за собой. Я шел, я бежал за ней, словно привязанный невидимой нитью, словно баран на веревочке…

В какой-то момент мне удалось поймать её, сжать в объятиях. Она тихо прошептала моё имя. Я стал беспорядочно целовать лицо, шею, грудь… Но тут налетел ледяной ветер, небо вмиг потемнело, с неба посыпалась снежная крупа. Златовласка растворилась в моих руках бесплодным миражом. Меня сковал холод…

И я уже чувствовал, что меня снова кто-то настойчиво вытягивает из сна. Я сопротивлялся, я так хотел вернуть потерянное тепло. Но, получив в очередной раз пинок от Фила, я все же вырвался из удушающих объятий Морфея. На этот раз рыжий просто совсем охренел и будил меня, пиная нещадно ногами. Я подскочил и попытался врезать Филу по носу, но спросонья движения мои были смазаны и неуклюжи, Фил же напротив — был бодр и ловко увернулся.

— Ты чего, Фил⁈ — возмутился я, немного придя в себя от сна и передумав бить рыжего. — Совсем уже озверел⁈

— Ты достал! — сердито заявил Фил. — Тебя фиг добудишься! Мы с Томашем уже почти час тебя тормошим и все бестолку! А время уже почти пять!

— Точно,– гнусаво подтвердил со своей кровати Томаш, — тебе до наступления темноты нужно успеть помочь деревенским, как ты им пообещал.

Я счел за лучшее промолчать. Как будто моя вина, что я так крепко всегда сплю. Эта хрень у меня с детства. От того первая смена в школе обращалась в муку. В старших классах отец просто плюнул на меня и перестал поднимать, а деда, что умел меня будить, к тому времени уже в живых не было. Поэтому и закончил я школу абы как. Но школа ладно, в армии, вот где была для меня проблема с этим. Там меня нещадно били за мой богатырский сон, наказывали несчетным количеством нарядов. Потом я договорился с сослуживцем, и он меня просто окатывал ледяной водой по утрам. Так я и служил не тужил.

— Скоро Лейла должна выйтит на связь через зеркало, — объявил Томаш, шмыгая носом. — Расскажет новости из Тринадцатого города.

Я посмотрел на Томаша и понял, что со всеми этими приключениями он нехило так разболелся. Щеки у него раскраснелись, его заметно знобило, то и дело он чихал и хлюпал носом, старательно вытирая его шелковым платком. От чего вокруг носа уже образовалась краснота. А платок был уж больно нарядный девчачий. Заметив мое внимание к платку, Томаш поспешно сунул его в карман.

— Что, подарок от моей невесты? — насмешливо спросил я.

— Отстань, Эрик, — сердито прогнусавил Томаш.

— Ваша светлость, может всё-таки хочет подлечиться перед свиданием с прекрасной дамой? — ехидно поинтересовался я.

Как ни крути, Томаш был нужен мне целым и невредимым, а то что я смогу его быстро поставить на ноги и при этом мне это не будет стоить больших энергетических затрат, я не сомневался.

— Если можешь, то подлечи, — буркнул Томаш.

Я не стал продолжать подначивания и сетовать на отсутствие всякой вежливости у нынешних герцогов. Времени на все это не было. Посмотрел на Томаша взглядом сокола. Тот реально был весь в воспалениях. Я видел, как в нем копошатся маленькие болезнетворные бактерии, которые и провоцируют весь этот сыр бор. Я интуитивно просто дунул в них золотым огнем. Бактерии не погибли, а обратились в полезные и стали быстро-быстро восстанавливать Томашу организм. Уже через несколько минут Томаш был здоров как бык.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Томаш, вздохнув наконец-то полной грудью.

— Обращайся, — хмыкнул я.

Управились мы с этим делом как раз вовремя, так как дало о себе знать зеркальце в кармане Томаше. Лейла вышла на связь.

При виде девушки лицо Томаша стало неимоверно глупым.

— Томаш, здравствуй, Томаш, — нежно поздоровалась Лейла, поправляя волосы.

Все это приторное воркование меня признаться подбешивало. Я выхватил у Томаша зеркальце и, приблизив его ко рту, сказал в него нараспев, как в микрофон.

— Лейла, здравствуй, Лейла, нареченная моя. Как дела у моей невесты?

— Эрик, ты невыносим! — зашипела Лейла и весь мёд из её голоса исчез, как не бывало.

Томаш сердито забрал у меня зеркальце.

— Лейла, прошу извинить этого невоспитанного грубияна. Я рад вас видеть донельзя, — горячо заверил Томаш.

— И я вам рада, несмотря ни на что, — грустно пробормотала Лейла.

— Вижу, вы чем-то встревожены, — подметил настроение девушки Томаш. — Кто-то вас обидел? Леон в ярости?

— Нет, даже если это так, Леон не выказал никаких признаков своих переживаний. Он объявил, что отправил вас по важным государственным делам, касающимся безопасности всех Тринадцати городов, — рассказала Лейла.

Меня порадовала выбранная тактика Леона. Он в очередной раз показывал свою мудрость. Вот только это не отменяет такого обстоятельства, что когда я вернусь и мы останемся тет-а-тет, он не попытается меня придушить.

— Это хорошая новость, Лейла, — осторожно заметил Томаш. — Однако есть видимо и плохая?

— Да, Томаш, у нас другая напасть, мы нигде не можем найти Венди! Она пропала, — Лейла всхлипнула.

Мне сразу сделалось стыдно за свою недавнюю выходку. Стало очень тревожно за девочку.

— Как не можете найти⁈ — взревел Фил.

— Она просто пропала! Мы обыскали весь дворец. Её ищет вся стража в городе, — всхлипывала Лейла.

— Вам совсем ничего нельзя доверить! Как можно потерять ребенка! — продолжал нападать на Лейлу Фил.

— Не ори на меня, Фил! — перешла в лучшую из возможных защит Лейла. — Это ты виноват, что она сбежала! Она только и мечтала, чтобы пойти с тобой, вот и сбежала!

— Для этого я и просил тебя внимательней за ней приглядывать! — прорычал Фил.

Томаш растеряно молчал, на этот раз не решаясь вклиниваться в перепалку. Казалось, что Фил задушит сейчас Лейлу через зеркальце, а Лейла расцарапает ему лицо. А ведь Лейла тоже была Филу сестрой, и точно так же как и Кира — сводная, только Кира по матери, а Лейла по отцу. Неизвестно чем бы все это закончилось, если бы в дверь не постучались.

— Извините, господа, — раздался голос Агафона. — Мы тут это, ваши мешки притащили. Откройте, пожалуйста. Один из них шибко тяжелый.

Я вспомнил, что мешки мы реально забыли занести в комнату. Оставив их в общей зале. Хорошо, что деревенские, узнав, что я сокол, перестали на них зариться.

Томаш спешно стал прощаться с Лейлой, умоляя её не волноваться и обещая вечером ещё раз с ней связаться. К тому времени, как он заверял Лейлу, Венди, непременно должна будет найтись.

Его слова, да богам в уши.

А мы с Филом между тем отодвинули шкаф, которым накануне забаррикадировали двери и впустили в комнату Агафона и его сына.

— Вот нати-ка, — пыхтя сказал гигант, анося мешок. — Чаго это вы туда запихали?

— Вот и я про то,– буркнул под нос Томаш.

Сын Агафона легко, словно пушинки, занес остальные два мешка.

— Стандартный провиант! — вызверился Фил. — Сухари, каши, вяленое мясо, котелок кружка. Ничего лишнего! Мешки идентичны!

Агафон с опаской покосился на всклокоченного Фила и счел за лучшее не продолжать эту тему.

Я же зацепился взглядом на мешок. Вокруг этого злосчастного мешка в голове крутилась какая-то мысль, но она никак не формулировалась, словно её что-то стирало из головы. Что-то мешало мне понять то, о чём я уже давно как будто бы догадался.

— Мы это, сокол, если вы хотите поглядеть на Питера, то лучше сейчас, чем ближе к ночи, тем беспокойней он становится, — смущенно прокашлявшись, пробормотал Старший. — Может вам, всё-таки удастся его исцелить.

— Да, сейчас пойдем, — пообещал я, не отводя взгляд от мешка, зная, что если я сейчас потеряю его из виду, то потеряю и смутную догадку о чем-то очень важном. — Одну минуту.

Я подошел к мешку и стал развязывать его. Пальцы не слушались, мешок был завязан крепко.

— Нашел время жрать, Эрик! — неправильно истолковал мои действия Фил.

Я молчал. Продолжая через внутреннее сопротивление развязывать узел. В мешке оказалась здоровенный деревянный бочонок, стянутый железными обручами. Все удивленно охнули.

— Я же говорил, что там не провиант! — восторжествовал Томаш. — Ты что решил опять, что ты медведь, и взял в путь бочку с медом⁈

— Не-ет, — удивленно протер глаза Фил. — Я впервые вижу эту бочку, клянусь!

— Как же! Ведь специально заставил меня её тащить! — не поверил Томаш.

— Да на кой черт ты мне сдался! Я не брал никаких бочек!

— И я тебе охотно верю, — усмехнулся я. — Кажется, ты Томаш не соврал Лейле, что Венди к вечеру отыщется.

— Ты тоже так думаешь? — всё еще не понимал меня Томаш.

— Венди, ты сама выйдешь или тебе помочь⁈ — ласково поинтересовался я.

Какое-то время ничего не происходило. Все глядели на меня с нарастающим недоверием. Я постучал костяшками пальцев по бочке и снова призвал Венди выйти по-хорошему.

Бочка качнулась. Затем открылась крышка и наружу действительно выбралась маленькая девочка. Вид у нее при этом был возмутительно спокойный, хотя и глубоко несчастный. Если нас — здоровенный мужиков, путешествие на ковре скрутило в три погибели, что говорить о девочке. Цвет лица у нее был зеленоватый, волосы спутанные, глаза мутные.

— Венди! Во имя всех ликов Триликого, как ты там оказалась⁈ — в ужасе глядя на девочку, выдохнул Фил.

— Я должна быть с тобой! — девочка воинственно сверкнула на него глазами. — И я буду с тобой!

— Нет! Ты отправишься домой! — прорычал Фил.

— А вот и нет! Я тебе нужна! — объявила Венди.

— Не слово больше! — разъяренно рявкнул Фил.

— Как тяжело быть ребенком! Никто тебя не слышит! — горестно всплеснула руками Венди.

— Как тяжело с детьми, они никого не слушают! — вернул ей Фил.

Ситуация и вправду складывалась из ряда вон, девочку срочно, всеми правдами и неправдами нужно было вернуть обратно во дверец.

— Как долго отсюда до Тринадцатого города? — задумчиво спросил я.

— Да, почитай, что месяц пути на конях, да и то ежели поспешать, — почесав макушку ответил старшой.

— Месяц⁈ — схватившись за голову, простонал Фил.

Агафон нервно перетаптывался с ноги на ногу, было заметно, что гиганта тревожит вынужденная заминка. Выяснения отношений с Венди можно было отложить на потом. Сейчас же требовалось решить вопрос с проклятием Питера.

— Ладно, Фил, подумаем об этом потом, после того как я навещу Питера, — окончательно решил я.– Оставайтесь с Томашем здесь и глаз не сводите с этой маленькой вредины.

— Будем смотреть в четыре глаза, — пообещал Томаш.

— Все равно у тебя, сокол, ничего не выйдет, — показала мне язык Венди и, протянув руку, потребовала. — Отдай подаренный мной коготь медведя. Ты его не достоин!

Я уже давным-давно забыл про этот коготь, но отдавать всё равно его не хотелось.

— А ты знаешь, что подарки неотдарки? — обиделся я.

— А ты знаешь, что друзей не выдают? — уткнув руки в боки, спросила Венди.

Я вздохнул и вернул Венди её коготь. Не время было заниматься воспитанием.

— Злыдня! — буркнул я. — Показывайте путь, Агафон.

Гигант заметно обрадовался и повел меня к Питеру.

Мы спустились в неглубокий подвал. По его стенам висели факелы, подсвечивая огромную стальную клеть, решетки на ней были двойные. Посреди клети сидел мужчина с длинными спутанными волосами и всклокоченной бородой и раскачивался взад-вперед. Он что-то бормотал себе под нос, то смеясь, то всхлипывая. От одного вида его состояния делалось как-то не по себе.

— Я сам сковал клеть, стены Питер ломал. Солнечного света он боится, поэтому приходится держать его под землей — сказал Старший и добавил, словно оправдываясь. — Ни кровать, ни чего-то другого поставить здесь нельзя, он всё ломает. Приходится, чтобы как-то хоть его помыть окатывать водой. Непросто и ему и нам.

Я кивнул, показывая, что всё понимаю и не осуждаю их методов.

Прикрыл глаза и попытался сосредоточится на голове Питера. Мозг представлял собой разорванные в клочья нейронные сети. Так могла бы выглядеть вселенная после большего взрыва, снова обратившаяся в хаос. Я был бессилен собрать этот ребус.

Я всё же попробовал восстановить что-то. Питер от моих попыток упал и страшно захрипел. Пришлось признать себе, что я не Бог, что я не выиграю этот бой, тем орижием, что имею.

— Я не смогу его вылечить, — тихо признал я.– Простите, Агафон.