Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 4

Глава 23

Флейта смолкла только тогда, когда мы, углубившись внутрь оазиса, вышли к озеру. Я оставил Томаша под пальмой, а сам, первым делом бросился к воде и засунул свою дурную башку в озеро. Напившись и освежившись, я лёг прямо на песок и уставился в небо. Голову потихоньку стало отпускать. Тени и голоса поблекли, хотя разум так окончательно и не пробудился, а голова оставалась тупой, как с глубокого похмела.

Солнце палило нещадно, нужно было вставать и искать укрытие. Более того, Томаш всё ещё пребывал под действием специй. Но при одной мысли, что мне придётся его исцелять и опять ловить приход, делалось не по себе.

Я просто не выносил ощущения потери контроля над своим разумом и телом. Никогда не понимал наркош, которые от этого получают кайф.

— Это, видимо, стоянка мротов, — выдвинул по поводу оазиса логичное предположение Фил.

— Вполне возможно, как-то же они пересекают эту злосчастную пустыню, — согласился я.

— Говорят, — выбравшись из долгой задумчивости, начала рассказывать Венди, — от их городов до наших, полгода добираться через пески, а потом нужно ещё преодолеть горный хребет. Раньше из-за эффов, мроты в пустыню не совались, и нам жилось спокойней

— Что же изменилось теперь? Эффы, судя по всему, никуда из пустыни не делись, — заметил я.

— Говорят, мроты нашли какой-то способ — оберег или еще что-то, и эффы их теперь не трогают, — пояснила всезнающая Венди. — Мроты тщательно охраняют эту тайну.

— Ясно, — я кивнул головой, ставя точку в разговоре.

Я нехотя подошел к Томашу, глаза его были черны, дышал он с трудом. Как говориться, не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Я, переборов свою слабость, взялся за его исцеление.

И уже когда я проваливался во тьму галлюциногенных видений, запоздало понял, что переоценил свои силы, что нужно было обождать.

Я увидел яркий свет от фар сбившей меня фуры, испуганные глаза девушки, склонившейся над моим бездыханным телом. Запах крови и жжёных от резкого торможения покрышек, смешивался с дивным ароматом её духов. Я услышал матерную ругань выскочившего из машины водителя.

В следующее мгновение картинка сменилась. Я, прячась за деревом, наблюдал, как купается в озере всё та же девушка. Её волосы сияли на солнце, струились в прозрачной воде, точно расплавленное золото и целомудренно прикрывали пышную грудь.

Наши взгляды встретились. Стелла засмеялась и поманила меня к себе. Я, точно баран на веревочке, пошёл за ней.

Я зашёл в озеро уже по колено, когда увидел, что на меня мчится огромная волна. Меня сбило с ног и скрыло в воде с головой.

Вынырнул я уже в пустыне.

Фил действовал как обычно, с одной маленькой поправкой, так как у него не было сосуда, куда можно набрать воду, он догадался просто поднести меня к озеру и зашвырнуть в воду. В этот раз я даже матюгался не так яростно, так как был ему, в общем-то, благодарен.

Я глянул на небо, время приблизительно подошло часам к трём-четырём. Нам всё ещё нужно было отыскать место, чтобы укрыться от солнца, поесть и желательно немного подремать. И единственным таким укрытием могли послужить домики, что разглядел я с высоты птичьего полёта.

Всего глинопесчаных домиков на территории оазиса было наляпано в количестве семи штук. Шесть из них практически ничем не отличались, и только один из них выделялся на общем фоне тем, что весь домик, вплоть до крыши, зарос плющом. Да и вокруг домика произрастала буйная зелень.

Именно туда нас и понесла нелёгкая, благодаря чему наш отдых накрылся медным тазом. Я сразу почувствовал, что не хочу заходить в этот домик, но зашёл, уже привычно через не хочу.

Обстановка была убогая и для жилья неудобная. Стол, лавки, глиняная плита. Но домик не пустовал. За столом сидела дряхлая старуха. Глаза и рот её впали, жёлтая кожа, выглядела как скомканный пергамент, через седой пушок на голове просвечивала кожа. Но больше всего меня удивила зеленая лиана, которой бабка была привязана за ногу к печке.

Бабка внимательно смотрела на нас чёрными глазами и беззвучно шамкала ртом. Это говорило о том, что в ней каким-то чудом ещё теплиться жизнь

— Здравствуй, бабуся, — поздоровался я, соображая одновременно, не мерещиться ли она мне.

Судя по разинутым ртам моих спутников, если и мерещилась, то не мне одному.

— Здравствуй, путник, — проскрежетала старуха. — Ты не похож на мрота. А может ты их раб?

— Мы не мроты и не с мротами, — покачал я головой.

Таким образом, догадка Фила подтвердилась — это поселение посреди пустыни оказалось стоянкой мротов.

— Не может того быть, — засмеялась старуха. — Вы бы не прошли через пустыню. Вами бы полакомились благородные эффы.

— А мы, знаешь ли, говнистые больно, — заявил я, — чтобы нами лакомиться.

В этот момент мой живот решил, что самое время дать о себе знать и резко выдал довольно громкую порцию звуков.

— Вижу, — насмешливо хмыкнула старуха.

— Покормишь нас, бабуся, или так и будешь на пороге держать? — поинтересовался я.

— Эта пища мротского отребья, — поморщилась бабка, — но коль у меня гости, а своих хозяев я уж почитай полгода не видывала, то угощу вас.

Мы сели за стол. Старуха навалила нам в чашки какую-то склизкую дрянь на вид совершенно отвратительную. Но меня таким было не смутить, после армии я мог жрать всё, что хоть отдаленно напоминает еду. А особенно, когда жрать я хотел так, что аж пузо сводило. Похлёбка показалась даже вкусной, и я через мгновение уже требовал у бабуськи добавку.

— Как ты это ешь? — скривился Томаш, брезгливо размазывая склизкую жижу по стенкам чашки.

— Молча, — ответил я, уплетая вторую порцию.

Венди с Филом, с опаской, но всё же последовали моему примеру и, распробовав, отметили, что кушанье съедобно.

— А чего-нибудь повкуснее у вас нет? — робко приспросился Томаш.

Бабка, молча, залезла в печь, и достала оттуда чашку, от которой даже меня замутило. В чашке горкой лежали запечённые крысы.

Томаш отшатнулся от угощения, как от огня.

— Вот и мротам не нравятся, а для меня — это самая вкуснятина, — бабка взяла крысу и захрустела её хвостом.

— А из чего похлебка? — осторожно поинтересовался я, скрестив пальцы на руке.

— Из черепах и водорослей, — успокоила меня бабка.

Я вздохнул с облегчением. И стараясь не смотреть на бабкино лакомство, дохлебал свой черепаший суп.

Томаш же, кажись, окончательно лишился аппетита. Я под шумок отжал и его порцию.

— А кто ты будешь и как здесь оказалась? — наевшись, стал расспрашивать я старуху.

Бабка спрятала недоеденных крыс в печку и снова присела к столу.

— Я королева здешних мест, — с гордостью заявила старуха. — Поганые мроты пленили меня и оставили в этом доме, чтобы, приезжая сюда с рабами, находить здесь меня, готовую встречать их, кормить, мыть их ноги.

Посмотрев на грязную бабку, только что жравшую крыс, предположить то, что она королева, было невозможно от слова совсем. Зато хорошо верилось в старческое слабоумие.

— Королева, значит, — не стал спорить со старухой я. — Но что мешает тебе уйти, неужто, лиана не пускает?

— Смеешься надо мной, сокол? — улыбнулась беззубым ртом бабка.

Я смекнул, что раз она видит мою суть, значит, не такая дура, как кажется, а в этом мире, как показывал мой опыт, невозможное часто оказывалось самым реальным.

— Лишь собираю информацию, — примирительно пожал я плечами.

— Меня отсюда не пускает оазис, — пожаловалась старуха, — если бы кто помог мне выбраться…

— Но за пределами оазиса эффы и пустыня, они убьют тебя, — заметила умная Венди.

— О нет, зачарованная медведица, эффы не тронут меня, я знаю все их секреты, — возразила старуха.

— Пусть так, — опять согласился я, — но что ты будешь делать одна в пустыне? На километры вокруг ни одной живой души, лишь песок!

— Я бы вернусь к своей семье, напоследок увидела бы свою дочку и внуков, дочка у меня как раз на сносях была… — поделилась мечтами старуха.

Я вздохнул, устало потирая виски. Голова всё ещё соображала туго. С какимудовольствием я бы сейчас подремал, но труба звала…

— Их уже давно убила пустыня, бабуся, лучше всего тебе остаться здесь, — вступил в разговор Томаш.

— Я чувствую, что они живы, — яростно затрясла пушком на голове старуха. — Если ты мне поможешь, сокол, я вознагражу тебя по-королевски!

Старуха смотрела на меня с мольбой, в глазах её стояли слезы. Я задумался. Вроде и не было на то причин, но я чувствовал интуитивно какой-то подвох. Однако, эту щуплую старушку мне было очень жаль. Все её желание заключалось в том, чтобы увидеть дочку и внуков перед кончиной, вот и врала она нам с три короба про королевскую награду.

Но бабку в пустыне ждёт только лютая смерть, здесь же, она до конца своих дней будет прислуживать мротам. А так как мы лагерь мротов разбили, то просто спокойно доживет свой век в одиночестве.

— А как далеко тебе от этого оазиса добираться до дома? — уточнил я.

— Я пустынный житель, сокол, пустыня мой дом.

Я посмотрел на просящее лицо бабки. Она со дня на день издохнет, это её последняя воля, пусть и безумная. Но кто я такой, чтобы судить? Я бы тоже не хотел умереть рабом.

— Что нужно сделать, чтобы оазис тебя отпустил? — спросил я.

— Меня нужно посадить на загривок и вынести отсюда, — ответила старуха.

— Так просто? — я почувствовал некий подвох.

— Просто только кошки родятся, — с сожалением вздохнула старуха. — Сначала нужно избавить меня от этих пут.

Старуха встала и многозначительно посмотрела на свою ногу, лодыжку которой обвивала лиана.

— Делов-то, — фыркнул я, наклонился и материализовав меч, явившийся для такого дела кинжалом, легко перерезал лиану, которая держала старуху.

Однако, лиана тут же срослась обратно, вернув себе целостность и сохранность. Остальные мои попытки разрубить её так же не увенчались успехом.

— Ну и как эту хрень разрезать? — сдался я.

— Никак. Эту лиану ничем не перерубить, я по-всякому пробовала, — грустно констатировала старуха.

Она вновь села за стол и пригорюнилась, подперев щеку ладошкой.

Я стал соображать. Оружие Триликого эту проклятую лиану не брало, значит, нужно попробовать зайти с другой стороны. В конце концов, нас одарили всем подряд вдоль и поперек, может какая-нибудь штукенция гномов нам сможет и здесь помочь?

— Венди,– обратился я к девушке. — Ты не могла бы попробовать разрезать лиану своим кинжалом, который тебе подарили гномы?

Жалостливая Венди с готовностью кивнула и, подбежав к старухе, разрезала лиану. Раздался жалобный писк растения. Лиана попыталась отползти, но вместо этого на наших глазах стала увядать, сохнуть, пока не обратилась в труху.

— У вас получилось! — обрадовалась бабка. — Я столько лет пыталась избавиться от неё и вот… Благодарю тебя, медведица!

Старуха аж заплясала от радости. Мне же почему-то по-прежнему казалось, что я что-то делаю не то. Вроде доброе дело, но какое-то гаденькое предчувствие не давало покоя, может, всё дело было в том, что я никак не мог отойти от действия черной специи.

— Что возьмёшь меня на загривок, сокол? — между тем игриво спросила старуха.

— Возьму, — безрадостно буркнул я.

Бабку долго уговаривать не пришлось. Она скакнула мне на закорки, от чего меня согнуло в три погибели, а из горло помимо воли вырвался кряк. То ли я шибко вымотался за этот день, то ли бабка была не по габаритам тяжеленная. Реально, на вид в ней читалось весу килограмм пятьдесят не больше, а меня будто поездом придавило.

— Смотри не урони, — напутствовала старуха, обдавая меня несвежим дыханием. — Если нога моя коснется земли оазиса, то верная смерть и тебе и мне, добрый молодец.

— Предупреждать надо заранее, — заметил я.

Я, обливаясь потом на трясущихся ногах, понёс старуху к пустыне. Пути здесь было минут пятнадцать-двадцать, но я шёл очень медленно. Остальные отправились за нами.

— Эрик, давай помогу, — предложил Фил.

— Не выйдет, милок, нужно, чтоб он меня нёс от начала до конца иначе — смерть и ему и мне, — пресекла попытки мне помочь, старуха.

— Заладила, смерть-смерть, — проворчал я.

Путь казался бесконечным. Я несколько раз чуть не навернулся, запутавшись в лианах, каждый шаг давался мне через неимоверное усилие, и шли мы не двадцать минут, а почти сорок. Я дорогой всё думал, зачем я постоянно ищу себе на жопу приключений? Сколько уже раз я был за свою доброту наказан, ну как Иван-Дурак, ей богу.

Каким-то чудом мы достигли пустыни. И я смог наконец-то избавиться от тяжкого груза на своей спине, свалив бабку на песок

— А и вправду, ты силен, сокол, такой силы я на своем веку и не видывала, — голос старухи изменился, помолодел, в нем появились металлические нотки. — Вот только к силе ещё бы и ум добавить, так вообще бы цены тебе не было.

Я глянул на старуху, и глазам своим не поверил. Бабка начала стремительно молодеть. Кожа её разгладилась, приобрела медовый оттенок. Волосы потемнели и быстро доросли до самых пят. Обвисшая грудь налилась, стала упругой, подтянулась талия, даже ноги, как будто удлинились. Трухлявая одежда спала с плеч. На женщине появилась платье, из змеиной кожи, в ушах и на пальцах заблестели бриллианты.

За спиной у женщины из песка появлялись эффы. Одна из змей положила ей свою змеиную башку на плечо.

— Вот и мои детушки пришли, — холодно улыбнулась женщина. — Я же говорила, что я многодетна. Я — их королева.

Мы инстинктивно шагнули обратно на территорию оазиса.

— И как насчет королевской награды? — иронично спросил я, уже прекрасно понимая, что шиш нам причитается, а не награда.

— Да, конечно, — улыбнулась королева змей, — они убьют вас быстро, не мучая больше специей.

— Как благородно! — поморщился я, грустя, что очередное доброе дело, обернулось черти чем. — А ещё какие варианты?

— Зачем тебе нас убивать, мы ведь помогли тебе⁈ — возмутилась Венди

— Да, помогли, — не стала отрицать нашего вклада в свою судьбу королева, — теперь всякий мрот, ступивший на земли пустыни будет страдать, я больше не дам себя изловить никому!

— Но мы не мроты, — заметил Фил.

— Да, вы хуже, — скривилась королева змей, — вы люди, обладающие огромной силой, и эта сила направлена против моей владычицы Амадей. И потом, для змей, сокол не может быть другом — мы враги.

— Тут ты права, — процедил я, материализуя меч.

Я не стал объяснять этой твари, что на данный момент, мы с Амадей временные союзники. Аргумент был слабенький, так как мы продолжали быть врагами. Да и за бабьи юбки я никогда не прятался, и сейчас не собирался.

Фил вооружился флейтой, Томаш копьем, Венди луком. Однако змей становилось всё больше и, в сущности, только оружие Фила да оазис могли нас защитить. Солнце, между тем, близилось к закату, а это значило, что если мы продержимся час, от силы два, то сможем улететь на ковре. О ковре эта дрянь, судя по всему, не догадывалась.

— Думаешь, оазис защитит тебя? — засмеялась королева змей. — Это ненадолго, сокол. Скоро его уничтожит песок.

Я посмотрел вниз, песчаная почва, на которой раскинулся оазис, местами действительно плавала, превращаясь в зыбучие пески. Я сделал ещё шаг назад, повернулся и увидел, что листья на пальмах увядают. Оазис стремительно умирал и его поглощал песок.

— Думаешь, мы не найдем способ выжить? — нагло спросил я.

— Я с удовольствием посмотрю на ваши попытки, — заявила королева змей.

В это же мгновение Венди выстрелила королеве змей в грудь. Однако гадюка запросто поймала стрелу девушки на лету. Стрела, исчезнув из её рук, опять появилась в колчане Венди.

— Очень жаль, медведица, Что ты попыталась меня убить, теперь твоя смерть уже не будет легкой, — заявила королева змей.

Нам приходилось постоянно отступать вглубь оазиса, так как его границы смещались, их пожирал зыбучий песок, уничтожая на своем пути всю зелень вплоть до пальм.

— Вы не сможете прятаться в оазисе долго. Через час, максимум два, он исчезнет с лица земли. К чему продлевать свои мучения, сокол?

— Такие мы люди, гадюкам вроде тебя не понять, — ухмыльнулся я.

— Иди ко мне, — обольстительно улыбнулась королева, — напоследок, я обещаю подарить тебе жаркий танец, не многие из мужчин удостаивались этой чести!

— Я обойдусь. Ты меня нисколько не привлекаешь, гадюка, — ответил я и ничуть не покривил душой.

Королева змей была далека от того типажа, какой мне нравился, далека от золотых волос Стеллы. Да и хватило мне ночи с Амадей по самое не хочу.

Королева мою искренность почувствовала и, как всякая женщина получившая отказ, обиделась. Обида её выразилась в мгновенном перевоплощении из хрупкой красивой женщины в здоровенную змеюку, которая метнула мне в сердце жало. И надо сказать, почти попала. Раздвоенный язык её не достал до моей израненной груди буквально нескольких сантиметров.

— Бежим! — велел я, чувствуя, что оазис всё более стремительно уходит в песок и сам рванул первым по кругу, своим примером увлекая остальных за собой.

Я понимал, что бежать в самый эпицентр воронки, было бы в корне неправильным, так как нас вполне могло утянуть в песок вместе с увядающим оазисом, который рушился на глазах. Глинопесчаные домики осыпались в никуда, озеро нещадно засыпал песок…

Я остановился, переводя дух. Настало время перейти к плану Б.

— Фил, музыку! — крикнул я, заскрипев песком на зубах.

— Я пробовал. Не выходит, — пожаловался Фил. — Песок забивает флейту. А ещё, ты разве не слышишь, барханы поют и глушат звук напрочь.

И вправду, кругом, словно большой орган в филармонии гудели барханы и их голос сливался с шипением змей.

— Тогда бежим! — велел я. — Вся надежда на то, что солнце зайдет раньше, чем нас утянут пески вслед за оазисом.