Дальнобойщик

Глава 17 Под откос

Две недели спустя

Хуц-Гт-Сати плюнул на всё. Ему надо было поговорить с кем-то, кто его поймёт. Кто сможет сказать ему, почему происходит то что происходит, что делать дальше, отчего у него ощущение, что всё катится под откос.

Ему даже снилось недавно, что он снова на том перекрёстке, вот уже жёлтый, красный, он давит на тормоз, но педаль проваливается в пол без всякого сопротивления. Фургон набирает ход, он сейчас влетит на перекрёстке прямо в поток машин. Но город исчезает, индеец всё так же давит на тормоз, фургон несётся всё быстрее прямо к обрыву, о который, ревя, бьётся холодное зимнее море.

Хуц-Ги-Сати его не видит, но знает что оно там.

— Что, сынок, никак не остановишься? — отец сидит на пассажирском сиденье, смотрит прямо перед собой. Голова его медленно поворачивается, и Хуц-Ги-Сати кричит от ужаса.

Он проснулся среди ночи, один, прошлёпал в ванную, долго плескал в лицо холодной водой, тёр шею.

Так до утра и не заснул, ушел затемно в гараж.

Ему повезло — был рейс в Чикаго и Хуц-Ги-Сати вцепился в него мёртвой хваткой. Выторговал у менеджера шесть часов за свой счёт, как-то отбрехался, гнал, наплевав на все ограничения везде, где только было можно.

Пока разгружали фургон, ждал, раскачиваясь на сиденье, ни о чем не думая, ничего не понимая. Подпрыгнул под потолок, когда в водительскую дверь грохнули кулаком.

— Проснись, вот бумаги, давай, освобождай площадку.

Он не глядя сунул бумаги в бардачок, дал по газам. Когда подъезжал к перекрёстку, на котором надо было свернуть к залу собраний Керука, руки вспотели так, что пришлось вытирать. Показалось, что он снова в том своём сне. Он осторожно нажал на тормоз и чуть не застонал от облегчения. Тормоза работали.

Он знал, что ещё слишком рано.

Но все равно толкнул дверь.

Она оказалось открытой.

— Входи, кто бы ты ни был, — услышал он знакомый голос…

— … и теперь я уже ничего не понимаю, — Хуц-Ги-Сати сидел, сложившись пополам на стуле, стискивал руки, раскачивался, и говорил, говорил, снова и снова повторял, как они встретились с Машей, то есть с Джиналатк, выпрямлялся, пытался показать, как там, в зимнем лесу они сами провели обряд имянаречения, а потом…

Перескакивал на то, как он решили перебираться в САСШ.

И как всё начало валиться, ну, знаете, как костяшки в домино. Их ещё так расставляют петлями, а потом, хопа, одну толкают, она толкает другую, они падают все.

Он говорил о том, что происходит с Машей, ну, что он не понимает вообще, что происходит, а ещё эта работа, и деньги, которых не хватает ни на что, вообще, и эти левые заработки. Несколько банкнот он попытался сунуть Керуку и тут же схлопотал подзатыльник.

Старый индеец тяжело поднялся, похлопал Хуц-Ги-Сати по плечу.

— Я не твой отец и не могу его заменить. Да и пытаться не буду, у каждого есть лишь один отец. Я не могу посоветовать тебе, как идти тем путём, по которому ты идёшь. Я лишь скажу, что здесь ты нашёл людей, которые хотят справедливости для нашего народа. Мы хотим, чтобы никто никогда не оказался в таких обстоятельствах, как ты и твоя скво. И на месте всех тех людей нашего народа, кто живёт задавленный той системой, что отняла у нас всё. Сегодня я буду об этом говорить и мы будем обсуждать дела, в которых участвуют лишь те, кто твёрдо решил бороться. Будешь ли ты слушать?

Хуц-Ги-Сати встал.

— Я помогу расставить стулья. Ставим как в прошлый раз?

Час спустя, Керук запер двери зала собраний, опустил жалюзи.

Он стоял перед ним высокий, широкоплечий, с мощным предплечьями. Потёртые джинсы, тяжёлые растоптанные рабочие ботинки, простая застиранная рубашка — он был один из них, он знал цену каждому центу, и потому его слушали.

А он говорил о мире вокруг них и Хуц-Ги-Сати поражался тому, как Керуку удаётся залезть ему в голову и добыть оттуда его мысли. Да еще и облечь их в складные понятные слова.

— Вы задавлены борьбой за выживание. Вам говорят, что это естественный ход вещей и так было всегда. Но наши предки выживали в честной борьбе с природой, с такими же воинами, как он сами. Это была честная битва. И они знали, что дома их ждут верные жёны, а жизнью племени руководят мудрые справедливые вожди. Они возвращались с битвы в справедливый честный мир. Ои знали, что даже если погибнут, их женщин и детей не бросят, племя позаботится о них, и их род будет жить вечно.

Керук помолчал.

— Этого мира больше нет. Его нет нигде. Наш мир исчез. Да, люди летают на Луну. Они научились лечить многие болезни, но кому доступно лечение? Нами, тем кто живёт в САСШ, правят корпорации, хозяева которых даже ни разу не ступали на землю Америки! Наше правительство — просто наёмные менеджеры! Но вы думаете, где-то лучше и слаще? Российская Империя захватывает всё новые земли, но если раньше она просто порабощала народы силой, то сегодня растворяет их в себе. Один за другим исчезают племена, которые еще недавно были гордыми и независимыми и появляются безликие рабы их Императора. Китай — о, эти хитрые азиаты проникают везде и всюду, скупая предприятия, заманивая к себе кредитами целые страны. А потом они приходят за расчётом и кладут страны себе в карман.

Он говорил спокойно, чуть насмешливо, и Хуц-Ги-Сати понимал, что согласен с каждым его словом.

Наконец, старый индеец замолчал.

Заскрипели стулья, завизжали металлические ножки по полу. Большинство уходило молча. Несколько человек осталось.

Хуц-Ги-Сати поймал взгляд Керука. Тот кивнул, мол, да, оставайся.

Когда оставшиеся расселись, Керук сел перед ними на такой же стул, положил руки на колени.

— Сегодня с нам воин, который готов помогать в нашей борьбе. Он молод, он отвечает за свою скво. Он водитель, и водитель отличный. Я правильно понимаю, что сейчас ты водишь вместительный фургон?

— Да. Правда, часто он бывает забит до отказа, и это фургон принадлежит компании. Перед тем, как я выезжаю в рейс, двери кузова пломбируют, так что докинуть что-то по дороге не получится.

— Это важно, — кивнул Керук, — хорошо что ты это сказал.

— Но с менеджером можно договориться, — Хуц-Ги-Сати рассказал о левых рейсах, правда, благоразумно решил умолчать о своих приключениях.

— Что ж, в любом случае опытный водитель может пригодиться. Даже просто передать посылку без лишней огласки. Кстати, я как раз хотел попросить тебя захватить с собой небольшой пакет. Ничего незаконного, просто наши листовки, которые надо передать нашему общему знакомому. Теперь, давайте обсудим акцию протеста, которую мы планировали провести у офиса Чикагской телекомпании.

Он глянул на Хуц-Ги-Сати.

— Это большое дело мы планировали давно. Мы хотим показать этим нелюдям из транснациональных корпораций, что честные люди, которым эта земля принадлежит по праву, представляют собой настоящую силу! Что у них есть законные требования, к которым лучше прислушаться, пока не стало слишком поздно для них!

Это была достойная цель. В этом был смысл.

— Брат Волчий Клык, расскажи ещё раз, свою часть плана. Давайте, пройдём по всем этапам. Ты слушай и запоминай, — обратился Керук к Хуц-Ги-Сати, — если будут вопросы, или решишь что предложить, не молчи. Острый молодой ум способен на многое!

Они молодцы. Настоящие борцы, бойцы за будущее своей расы, думал Хуц-Ги-Сати, пока ехал обратно. Он не стал ждать рассвета, дремать, слишком много всего роилось в голове, а дорога его всегда успокаивала и помогала упорядочить мысли, разложить по полочкам.

Да, здесь можно было по-настоящему бороться, сама судьба привела меня сюда, с решимостью думал он, Там, в этом морочном мире ненастоящей Аляски это объединение свободных людей было просто невозможно. Он вспомнил, как костерили мужики губернатора Аляски за размытую дорогу у какой-то деревушки, мэра городка за то что муниципальные автобусы «на ладан дышат, а он, вон, новый РусоБалт своей полюбовнице купил». Но всё это было как-то беззлобно, обыденно, их будто бы всё устраивало. Все эти выкрутасы власти и идиотский трёп депутатов в Думе они воспринимали, как явления природы. Разве что, вздыхали, да махали рукой, «вот, ежели до Государя Императора дойдёт, тут головы-то и полетят! Как тогда, при батюшке-то евойном, в 37-м!».

Врач, правда, к тебе сразу пришёл, стоило позвать, да и за отопление в кабине у тебя из заработка не вычитают, прорезался ехидный голосок, но Хуц-Ги-Сати его тут же задавил.

Интересно было ещё, как Керук объяснял что вообще в мире происходит, а то что-то он, Хуц-Ги-Сати, совсем в бытовухе погряз. Оно, конечно, тоже, правильно. Как учил Человек-Без-Лица, «сначала воин узнает обо всём, что видит его глаз и слышит его ухо, и создаёт своё пространство безопасности, Ближний Круг. Лишь затем, из этого Ближнего Круга, он отправляется осваивать иные области мира». Но что-то и этот ближний круг сузился у него до кабины фургона. Даже то, что дома происходило, он уже с трудом понимал. Машка отощала? Ну, видать, на работе достают, что ж поделать, вот наберут денег, чтоб из баззи выбраться, тогда полегче будет.

А Керук о другом говорил. Объяснял, что в мире долго правили люди, которых он называл «старые деньги». А сейчас полезли «новые деньги». И что они между собой начали мир делить. Потому что уже не только Земля нужна, но и Луна. А Луна, она чтобы астероиды с ценными металлами и другими штуками ловить, но и чтоб там всякие штуки производить, которые на земле сложно.

Он рассказывал о том что «старые деньги», они не в Венеции какой-то начались, а раньше, а потом перешли в Российскую Империю, которую зачем-то называли «жандарм Европы», и в Пруссию. И что они вот с Китаем столковались. Потому что у всех у них люди что муравьи, отношение к ним такое. Ну и типа живут все вместе, вот оттуда это у них всё непонятное, отчего западные люди пальцем у виска крутят. А новые деньги, они у Ост-Индской компании, которая и создала Британскую империю и те огромные компании, которые сейчас называют транснациональными.

Есть ещё Бразильская империя и Португалия, они порабощают народы Европы и Южной Америки. А Китай хозяйничает в Азии. Но все они просто ширма для самых больших и жадных компаний, которые делят мир на рынки сбыта и оболванивают людей. Самые жадные и хитрые из них — русские и китайские купцы, но и Ост-Индская компания от них недалеко ушла. И всем им наплевать на интересы индейцев, на древнюю мудрость народа, который стремится жить в единении с природой, в единстве со всем миром.

Значит, говорил Керук, надо встать на защиту Матери Земли, показать свою мирную спокойную силу! Но так, чтобы все увидели, каким грозным может быть гнев Земли и её детей!

Гнева у Хуц-Ги-Сати хватало.

Если бы не гнев, он бы, наверное, уже окончательно впал в тупую апатию. Потому что она уже, не скрываясь, подбиралась к нему — раздёрганному страхом и недосыпом.

Теперь было на чём держаться.

Договорились, что люди Керука перетрут с менеджером компании. Фургон Хуц-Ги-Сати закажут в Чикаго. Доставка будет совершенно официальной, с подгрузкой в складском хабе по дороге. Загрузят дополнительное оборудование для акции, которое надо будет доставить к отелю Best Western Terrace Hotel. Там его примут активисты — «отличные парни, настоящие воины Матери Земли», как сказал Керук. Они используют его, чтобы заявить о наших требованиях с крыши отеля.

Хуц-Ги-Сати спросил, как именно, Керук улыбнулся, а Волчий Клык хлопнул его по плечу — это знает только наш вождь и те, кому положено!

Хуц-Ги-Сати с достоинством кивнул.

Конечно, надо соблюдать правила конспирации. У Теневого Правительства корпораций везде шпионы, и даже случайно оброненное неосторожное слово может привести к арестам товарищей.

Но что он будет перевозить, ему не сказали. Его это неприятно кольнуло. Видимо, Керук это заметил.

— Я ещё раз хочу сказать всем — в нашей акции нет и не может быть ничего противозаконного. Мы свято чтим законы нашей земли и заветы наших предков.

Следующую неделю Хуц-Ги-Сати провёл словно в забытьи. Точнее, он видел всё очень чётко, но словно бы со стороны. Всё стало неважным, не трогало его, и, вместе с тем, он подмечал каждую мелочь и старался всё сделать правильно и по порядку, чтобы никто к нему не придрался.

Целовал в щёку Машку, когда уходил на работу, а она только вваливалась после ночной смены в комнату. В клубе, куда она устроилась, работы было много, она уставала, а посетители были, конечно… не то что в забегаловках, где она работала сначала.

Она об этом сама ему рассказала, когда остыла чуток после той ссоры.

Сидела, в стену смотрела, говорила тихо, не оправдывалась даже, а, так… просто, рассказывала. Не мастак он в этих бабских штуках разбираться.

Да и, честно говоря, как оборвалось что-то после той ночи, той оплеухи.

Главное, спокойнее стало, понятно было, что хоть с этой стороны ему никто нервы поднимать не будет. И можно сосредоточиться на подготовке к акции.

Потом разберутся, как выпутываться. С долгом рассчитается, Машку с ребятами из АИМ познакомит, среди своих будут. Там ей мозги вправят, полезным делом займут. ОН вспомнил, как она вместе с другими бабами растирала его и других мужиков после купания в проруби на Крещение. Какая она была весёлая, да ладная. Вот, так дальше будет. Только со своим народом! Надо только себя сейчас показать.

Шикопи два раза приходил, рассказывал, как там всё идёт и какие грандиозные транспаранты они развернут перед Чикагским ТиВи — все увидят! А, ещё, братья из «Детей Земли» лягут перед выходом из офиса компании, подняв руки с зелёными ветвями, символизируя силу природы.

Хуц-Ги-Сати, правда, честно сказал, что предпочёл бы более жёсткие и прямые действия.

На что Шикопи, понизив голос, ответил, мол, ты себя сейчас покажи, тогда и разговор о каких-то других делах будет.

Сердце Хуц-Ги-Сати радостно ёкнуло.

Покажет!

Ещё как покажет!

Маше казалось, что она работает тут всегда. Сигаретный дым, сладкий запах самокруток, странно влажный дым пушек, которые гнали туман на сцену во время «специальных номеров», стук каблуков, тяжёлое дыхание и постанывание из «номеров» стали единственной реальностью.

Она выходила под утро на улицу и щурилась даже от серенького осеннего рассвета. А когда было солнечно, морщилась и спешила домой отоспаться.

Ну, ладно, криво усмехнулась она сама себе, не всегда домой и не всегда отоспаться.

За эти пару недель она стала другой. Тут Зеркальный, конечно, помог — показал ей другой мир, который баззи, только приехавший сюда, никогда не увидит. Да и местные даже, которые «цивви», или «джоны-с-детками» могут не увидеть всю жизнь. «Джоны-с-детками», это так Зеркальный называл тех, правильных. Ну которые за прилавками торчат, или грузы таскают, на стройках вкалывают, баранку крутят, или что там еще они делают, которые за зарплату по таксе пашут.

Она теперь не такая.

Зеркальный открывал неприметные двери, а за ними оказывались не совсем законные букмекерские конторы с залами, в которых можно было выпить в ожидании результатов матча, и комнатки, где помогали снять напряжение. Она там всего пару раз побывала, когда совсем не хватало денег на рецепты. Ну, и на «специальные аптеки», с которыми тоже познакомил Зеркальный.

Всё было устроено просто и понятно. И легально — «чикита, тут рай для таких предприимчивых парней, как я! Держись меня и всё будет тип-топ. Главное, чтобы у тебя были бумажки, которые надо показывать федералам. Ты пойми, они тут все живут на том, что организуют цепочки торговли! Я просто вписываюсь в них!».

Ну, типа, она почти всё понимала. Особенно, когда принимала синенькие маленькие таблетки и всё становилось простым, понятным и приятным. Зеркальный очень полюбил с ней быть сразу, как она их принимала.

Потом, правда, после них приходила серая хмарь и хотелось выть, плакать, всё время мыться после того, что он с ней выделывал — он выдумщик был. Но чтобы никаких следов, никаких шлепков и этого всякого. «Чикита, нам всем нужно чтобы у тебя было нежное личико и сладкая тугая попка!». Чтобы такого не случалось, были другие таблетки, от них хорошо было спать. Но они стоили дороже, а Зеркальный перестал давать их за… ну, за услуги. И в той аптеке велел только за кэш давать. «Чикита, ты сладенькая везде, но продажи надо смазывать кэшем, я помогу тебе заработать, но гони кэш».

И так оно крутилось, казалось, вечность.

Она сначала боялась в клубе — думала, туда бандиты одни ходят.

А оказалось, там и нормальные были, любили после работы приезжать и из офисов, и бизнесмены даже. Те, правда, заказывали отдельный вход сразу в кабинеты. И к ним туда приходили девочки по спецзаказу. Она один раз только была. Ну, толстый мужик. Сопел. А сначала пил и всё ныл о том, что: «Юги снова давят. Понятно, у них фермерам льготы, да негры, обученные в третьем, а то пятом поколении, они ж с пелёнок для плантаций заточены! Федералы⁈ Да они им продались и душат нас, местных предпринимателей!». Потом ещё вискаря опрокинул, прям, как русский, и штаны полез расстёгивать — давай, говорит, попробуй местный вкус.

Ну и сопел.

Маша нахмурилась.

Оказывается, она сидела на их с Сатиком кровати уже давно.

Сколько? Не понимала.

И Сатика нет. Ну и не надо.

И весь заработок снова куда-то ушёл, а она же хорошо получила за приват. У неё уже стала появляться своя клиентура, «тебя снова „твои“ требуют», шепнула ей вчера менеджер зала и подмигнула. Или позавчера? Она не помнила точно, но это было хорошо. Хозяин любил, когда у девочек были свои клиенты, это хорошо и для заведения, и для девочек. Зачем им куда-то уходить, если они знают, что им в трусики сунут купюру, которую можно не отдавать менеджеру. Она и не отдавала, что она, дура? Она сразу узнала, что лучше в конце недели сразу «смазку» отдать, чтоб менеджер зала тебя новому клиенту показал, или отправил заказ относить тем, кто уже подпил и денежный.

Снова она что-то в мысли ушла.

Оказывается, она всё это время держала в руках планшет.

Ну, на который счета приходили.

И там цифры были.

Плохие.

За оплату счетов она у них с Сатиком отвечала. Ещё там, в России, это повелось, и всё хорошо было. Она вспомнила, как Сатик улыбался и её по голове гладил — ты моя хозяйственная скво! Я знаю, что ты каждую копейку уже рассчитала. Спрашивал только иногда: денег, мол, хватает?

Хватало — там хватало.

Накатила волна тяжёлой безнадёжной злобы. От неё тоже «синенькие» помогали. Это же лучше было, чем бухать?

У них одна девочка забухала, пьяная к клиенту пошла. Потом крик, этот, со штанами спущенными в зал вылетел, орёт, что, мол, у вас девки на работе блюют! Смешно так орал. А девочку выгнали. И при расчёте ещё должна осталась.

Маша умная.

Она так не будет.

Снова попыталась посчитать суммы к оплате, сравнить с тем, что показывали в окошке, где виднелись цифры их общего счёта.

Снова поднялось глухое раздражение на Хуц-Ги-Сати — это было так сложно! Считать, сравнивать!

Мелькнуло смутное воспоминание о том, что раньше у неё это получалось как-то легко. Ну а как иначе запомнить и заказы, которые клиенты просят, и расчёт проверить? Правда, и это тоже осталось в той жизни, которая сейчас казалась туманом.

Понятно было только, что денег не хватит. И когда Сатик узнает, снова орать начнёт.

И ещё, она должна за рецепты… Зеркальный последние два раза договаривался как-то с врачом, который при ночной аптеке принимал, но всё, сказал, что неделю даёт, чтоб всё вернула.

«Ваше тело — ваше дело! Вы сами распоряжаетесь им и помните, что Господь не зря даровал вам тело для жизни в этом мире!», донеслось из ТиВи. Там остались только местные каналы, они самые дешёвые были, а два — с проповедями — вообще бесплатные. Их Маша включала сразу, как приходила, чтобы в тишине не сидеть. На этих, с проповедями, часто крутили того проповедника, что она слушала в больнице. Ей нравилось про то, что тело только её и она сама с ним делает что хочет.

«Ты всегда можешь обратиться в клинику „Твои изменения“. Твоё тело — твоё дело. Наше дело — помочь тебе узнать, истинную ценность твоего тела. Обращайся в лучшую клинику трансплантологии и пересадки органов. Узнай, сколько ты стоишь сегодня, чтобы не продешевить завтра». Дальше шел адрес местного отделения клиники.

Маша всмотрелась в бегающую строку.

Совсем недалеко от клуба…