Дальнобойщик

Глава 15 Новая работа

— Русская, иди сюда! Ма пекена Муэрте! — Зеркальный уже ждал её у входа в забегаловку. Стоял, опираясь на капот красного с чёрной полосой по борту автомобиля.

Его машины она тоже раньше боялась, автомобиль казался ей хищным, мерещилось, что сейчас плоская вытянутая морда раззявится, и он её перекусит пополам.

Сейчас машина выглядела стильной и чистенькой, совсем не страшной. И Зеркальный не напоминал хорька. Скорее, дикого лесного кота. Опасного, гибкого, расчётливого.

Притягательного.

— Я говорил, что сеньоритам надо помогать? Правда? — он был уже рядом, от него пахло сладким одеколоном и ванильной газировкой. Детским вроде запахом, но он казался Маше волнующим и чувственным.

Таблетки, которые ей дал Зеркальный, были куда лучше, чем те, что выписали в больнице.

От них она совсем забыла о том, что до сих пор у неё иногда крутило желудок. Перестала накатывать слабость, трястись руки.

Никакой паники и страха тоже не было.

Она даже пожалела, что рядом нет Сатика, так хотелось покувыркаться с ним в постели.

Как раньше.

Но он стал злой. Всё время злился и говорил о деньгах.

Считал что-то.

Ну его.

Это её жизнь и её тело.

Она сама решит.

Мысли стали очень понятными. Точными. Короткими, от этого ясными.

Надо было только вовремя принимать таблетки.

Так, это как с любыми лекарствами. Она знала. Она не глупая, ей врачи всегда говорили, что она дисциплинированная.

Она додумала такую сложную длинную мысль и улыбнулась себе.

Вот. Она умная.

Зеркальный решил, что она ему улыбается.

— Давай, запрыгивай, познакомлю тебя кое с кем. Он сказал, что ему нужны смышлёные девушки!

Ну, может, и ему тоже улыбнулась. Что, она не может улыбнуться симпатичному парню?

— Так я не могу сейчас, менеджер уволит. Смена, — она всё равно слегка улыбалась. Была уверена, что всё будет хорошо. Сейчас что-то случится, и всё решится как надо.

Зеркальный расхохотался.

Смеялся он хорошо, громко, уверенно.

— Это не проблема, сеньорита! Настоящий мужчина должен уметь решать вопросы!

У Маши в душе чуть кольнуло — а, вот, Сатик так не может. Не решает, только всё говорит, что сейчас в новый рейс и ему ещё долг скостят. А что с того толку-то? Всё равно, как жили в этой халупе, так и живут.

Но сейчас это казалось не страшным. Она сама всё решит.

— Эй, ты! Русская убирает у меня в машине. Ты понял? Смену ей засчитаешь, тебе ясно? — он обернулся к Маше, — Ему ясно. Поехали уже!

Вёл он лихо, вовсе не так, как Сатик. Резко стартовал со светофоров, видел малейшую щель и влезал в неё, вообще не обращал внимания на возмущенные гудки, продолджая разговаривать с ней.

— Держись меня и всё будет топ. Ясно? Есть клуб. «Вайлд парадайз». Ну вайлд, ясно? Девочки там, ясно? Им официантки нужны. На приват-заказы. Ну ты поняла?

Она поняла.

Приват он везде приват.

Ну потискаться, значит, с клиентом, попкой покрутить.

И, что?

Это же её тело, она сама решает, как им распорядиться!

Сатик, правда, взбеленится, если узнает, но — зачем ему узнавать? Он всё равно ни разу не пришёл к ней встретить, всё в гараже этом, всё в рейсах…

Ну, вот, и она будет — в рейсе.

— Башляют как надо. И на жизнь хватит, и чтоб рецепт получить где надо. Держись меня — покажу драгстор, скажу что ты со мной, там и в кредит дадут по-правильному. Ясно, чика?

Он вёл одной рукой, другая лежала на спинке пассажирского сиденья. И теперь уверенно легла ей на плечо. Сильные пальцы помассировали шею.

Уверенно.

Деловито.

Впереди загорелись огни больших улиц, начинался квартал клубов.

Дверь в клуб была тяжёлая, железная, с круглым окошком, как на корабле. Как называется такое окошко, Маша забыла.

Не Маша.

Мэри.

Она сама так решила.

Так она будто тутошняя. В клубе так и назовётся.

А по бокам двери два экрана. Переливаются цветами по краям, а во весь экран девушки.

В блестящих золотистых трусиках. Все на высоченных каблуках.

И всё.

Больше нет ничего на них.

Буквы бегут — «Экзотик шоу и приват. Любые фантазии — вы сами создаёте своё наслаждение».

Она остановилась на секунду, Зеркальный тут же обернулся.

Прямо, дикий кот, всё чует, правда.

— Идём, сеньорита, на тебя посмотрят серьёзные люди при серьёзных деньгах.

Внутри тяжело бухала музыка. Ритм был простой отзывался сразу там, внизу живота, отчего делалось горячо, тяжело и влажно. Она порывисто вздохнула, Зеркальный самодовольно посмотрел на неё.

— Что, пробирает? Старина Джереми умеет устроить всё как надо! Нейродиджеи, во как! Зовёт по-настоящему крутых, которые на закрытых рейвах для риччи публику греют!

Короткий коридор, полный разноцветного дыма, из которого выплывали силуэты гостей заведения, неожиданно кончился.

Раз официантки, значит, зал, столики, думала Мэри и поначалу недоуменно осматривалась.

На маленькой сцене томно извивались две совершенно голые девушки, одна высокая, грудастая, вторая похожая на подростка. Даже без туфель на каблуках, как на экранах. От этого она казалась ещё миниатюрнее, а её нагота — ещё притягательней.

Вокруг сцены стояло несколько столиков, за которыми сидели мужчины.

Нет, была одна парочка, а за одним из столиков в одиночестве сидела коротко стриженная женщина с жестоким неестественно гладким лицом.

Подтяжки делала, подумала с неприязнью Мэри-Маша.

Вдоль одной из стен изгибались диванчики с низкими столиками перед ними, справа зал был поделен на небольшие кабинки.

— Это кабинеты, там приват. Там настоящие деньги для настоящих сеньорит, которые умеют ладить с мужчинами. Ты же умеешь ладить с мужчинами? — рука Зеркального лежала у неё на бедре.

Он увидел кого-то в глубине зала, приветственно поднял руку.

— Идём! Сейчас ты познакомишься со стариной Джереми!

Джереми оказался мертвенно бледным типом с очень красными губами. Маше даже показалось, накрашенными. Спрашивать, конечно, она не стала.

Внутри у неё поднимались непривычные пузырьки какого-то тёмного веселья, рискового желания запретного… Она мимолётно подумала, что за штуку дал ей Зеркальный, но и эта мысль ушла. Надо было очень внимательно слушать Джереми. Это было важно.

Зеркальный сказал.

Джереми осмотрел её, взяв за подбородок, покрутил голову, сказал открыть рот.

Потом, приподнял футболку.

Маше стало неловко, и футболка, и бельё были старыми, застиранными.

— Годится. Беру, — Джереми смотрел на Зеркального.

Тот кивнул, отвёл руку, растопырив ладонь. Хлопнулись ладонями, Зеркальный приобнял Машу:

— Слушай старину Джереми, держись меня, и всё будет как надо, чикита. Ты знаешь где меня найти.

И — исчез.

Маше стало немного страшно, но пузырьки веселья, забивавшие всё остальное, ещё плясали в её голове, от них всё ещё сладко ныло в паху.

— Делаешь что говорят. За приват — доплата. Нал отдаешь весь. Потом тебе отслюнявит старшая. Карта для пополнения есть?

У неё была, но ограниченная — баззи. Она так и сказала.

— Значит, буду твоему коту отдавать, сами там решите.

Кот — это Зеркальный же, сообразила она.

Хорошо. Лучше, конечно, чтобы Сатик получал.

Но он будет ругаться, что она в такое место пришла.

Сама разберусь. Это моё дело.

Джереми щёлкнул пальцами, поманил кого-то.

Рядом появилась девушка.

Одетая. Топик, короткая юбка, открывающая сильные ноги танцовщицы. Прозрачные, словно изо льда, туфли на шпильках.

Темноволосая, полногрудая.

Глаза томные, движения неторопливые.

Подошла, выдула розовый пузырь бабл-гама.

— Новенькая?

— Давай, быстренько расскажи ей, в чем дело, стажировка по минимуму. Для начала выпусти к кому-нибудь из тихих…

Полчаса спустя она вышла в зал.

Прозрачные туфли, которые ей оставила сменщица, чуть жали.

Хотелось прикрыться, но Жасмин — темноволосая начальница, сказала, что нельзя.

— Тебе за что платят-то? Чтоб мужики пялились. Вот и делай, чтоб пялились. Остальное — по отдельной таксе, сначала меня звать будешь.

Сердце бухало.

Она упрямо тряхнула головой, услышала голос проповедника из телевизора.

— Господь дал каждому из нас великий дар — тело, которым мы можем распоряжаться сами и зарабатывать им деньги. Что бы вы ни делали, вы делаете это своим телом, значит, это деяние благословлено господом и служит славе его и вашему заработку! Нет постыдного в трудах телом своим!

Она приободрилась и выпрямилась.

Пусть пялятся.

Может, и стоило трахнуть ту официантку, размышлял Хуц-Ги-Сати, наблюдая, как мрачные мужики в засаленных комбинезонах на голое тело сноровисто выгружают коробки из его фургона.

Вид у них был такой, что он время от времени незаметно трогал внутренний карман жилета. Пушка была там.

Честно говоря, большой уверенности это не придавало.

Адрес оказался бетонным боксом на окраине городка.

Город выглядел так, словно по нему сначала прошлась эпидемия чумы, потом война, и всё это заполировали зомби-апокалипсисом.

Большая часть лавчонок, что когда-то располагалась на первых этажах трёх и четырёхэтажных зданий с плоскими крышами, была заколочена, или закрыта железными щитами. Судя по ржавчине на щитах и слоям граффити, заколотили их много лет назад.

Индеец обратил внимание, что граффити были выцветшие, значит их и дожди поливали, и солнце палило.

И никто не подновил.

Почему-то это насторожило и испугало его сильнее всего.

Он-то хорошо знал, что каждое граффити — это знак, которым местное городское племя метит свою территорию. За ними следили, каждый символ перекрытый другим, означал войну на улицах.

Здесь и этого не было.

Значит, город умирал.

Светофоры не работали даже на центральной улице, даже у площади, где находилась мэрия. Так что ехал он медленно, глядел по сторонам.

За всё время ему попалась лишь парочка тонкошеих нездорово губошлёпистых пацанов, проводивших его равнодушными, но цепкими звериными взглядами.

Да, на центральной улице, возле единственной открытой лавки стоял огромный толстяк в коротковатых брюках и футболке, которая заканчивалась чуть ниже его обширной груди.

Лицо у него было обвислое, рот со съехавшими набок губами постоянно двигался, спрятавшиеся в сальных складках глазки смотрели так же бессмысленно и цепко, как у тех пацанов.

Индеец хотел поначалу остановиться, купить воды и шоколадных батончиков — решил, что потерпит.

У склада его встретил высокий, нескладный на первый взгляд мужик с красной, перепачканной машинным маслом физиономией.

Вышел, неторопливо вытирая руки ветошью.

Хуц-Ги-Сати посмотрел на его ладони и беззвучно присвистнул. Были они непропорционально огромными, с длинными пальцами, костяшки намозолены… Где ж он находит тут придурков, которые с ним пробуют хлестаться?

Противно завизжали ворота, показались ещё двое таких же мужиков, тянувших створки. А в проёме стоял на удивление обычный, нормальный мужчина средних лет в песочной форме и широкополой шляпе с кокардой.

Хуц-Ги-Сати высунулся из окна.

— Кто старший? Накладную должен подписать представитель компании… — он глянул в планшет с накладной.

— Считайте, что это я, — человек в форме махнул рукой, — Заезжайте, ребята вас разгрузят.

Хуц-Ги-Сати медлил.

Заезжать совершенно не хотелось.

Почему-то вот этот нормальный казался страшнее всех остальных — мутантов, блин.

Натурально, мутанты, словно из кино, которое постоянно крутили по одному из каналов MediaSett.

«Шляпа с кокардой» пошёл к нему. Коснулся пальцами полей шляпы.

— Шериф Джулиус Скрэтч. По совместительству представитель компании, которой вы должны передать груз.

Шериф расстегнул пуговицу безупречно отглаженной рубашки, вытащил сложенный вчетверо лист.

— Вот, держите. Доверенность, ссылка на это ваше электронное удостоверение. Правда, не факт, что подключитесь, связь тут у нас — проще дымовыми сигналами.

Хуц-Ги-Сати посмотрел: вроде всё было в порядке.

— Хорошо, шеф Скрэтч. В конторе телефон-то есть?

— Есть. Пока ребята разгрузят, как раз и позвоните.

Не соврал. Дал позвонить, даже не напомнил, что межзональные звонки оплачиваются отдельно. Ну да, видать, шериф тут власть такая, что все расходы по его слову и спишут.

Так что индеец отчитался, спросил, какие распоряжения будут.

Мало ли. Уже случалось, что наклёвывался груз, который можно было забрать на обратной дороге.

Компании такое любили. Водилы тоже — что машины порожняком гонять.

— Заберёшь груз у мистера Скрэтча. С него стандартный комплект документов, тебе — дополнительные двадцать процентов от стандарта за приоритетную доставку.

Вот это было дело.

Приоритетная доставка — значит, он не останавливается, вообще.

Ладно, поссать можно и в бутылку, пара всегда с собой. Ночь не поспит, блистер со стимуляторами в бардачке имеется.

Надо будет всё же остановиться купить газировки и батончиков.

Мрачные мужики уже грузили ящики с какими-то размытыми штампами в фургон.

Шеф Скрэтч улыбался.

Мужик с ладонями-ковшами оступился, картонный ящик грохнулся об угол фургона, кусок выдрало — и Хуц-Ги-Сати краем глаза заметил деревянный бок и кусок маркировки.

Кажется, weap…

Индеец равнодушно отвернулся.

Посмотрел шерифу в глаза.

— Накладные давайте. Распишусь.

Индеец забрался в кабину.

Шериф смотрел всё так же дружелюбно, махнул кому-то позади фургона, мол, отойди. В зеркале заднего вида — ворота и кусочек вечернего летнего неба. Очень хотелось туда, под это небо. Гнать как можно быстрее, всю ночь, лишь бы подальше отсюда.

Чёрт, теперь в голову лезли все страшилки, которые он слышал ещё там, в Империи. Парни рассказывали о таких вот мутантах, которые рождаются в семьях, где которое поколение браки — между родственниками, и уже никто не помнит, кто кому кем приходится. Ну, прям как официантка давешняя стращала.

О том, что «атомки» тут — это такие крепости с гарнизонами, которые никому кроме своих компаний не подчиняются, а компании скупили всю власть вокруг станций и никого постороннего со счётчиком Гейгера на пушечный выстрел не подпускают.

Твою ж мать, вернусь, хрен с ними, с деньгами, пойду в больницу и проверюсь, пусть посмотрят, что там у меня с этой, как его, радиацией.

Пока всё это крутилось в голове, руки сами делали дело — переключали скорости, с ювелирной точностью поворачивали руль.

Глаза точно оценивали обстановку — шериф так и стоит на своем месте, мужики, что загрузили фургон, торчат, будто выключенные роботы. Головы чуть опущены, руки висят вдоль туловища, плечи расслаблены.

Аж мороз по коже.

«Нет, не буду я останавливаться у магазинчика, обойдусь без батончиков и воды». — решил он.

Вывел фургон из бокса и ударил по тормозам.

Нет. Надо показать что он спокоен и ничего не понимает. Или что ему всё пофиг.

Он взял из кармана на двери две пустые бутылки, вышел. Подняв, показал их шерифу.

— Шеф, водички есть где набрать?

— Конечно, иди за мной.

В дальнем углу бокса оказался кулер с насаженной на него бутылью непривычной формы, приземистой, почти квадратной. Хуц-Ги-Сати с облегчением увидел заводскую этикетку на боку. Ну, вроде в соседнем штате произведена водичка. Хотя, конечно, кто их тут знает.

Но, хоть не местная, как любят в маленьких городках — «из уникального источника».

Пожал шерифу руку, снова забрался в кабину и дал по газам.

Сумерки уже сгустились, но на улицах горели лишь редкие фонари над подъездами некоторых домов, да светилась витрина единственного работающего магазинчика. Возле стеклянной двери топталась местная молодёжь.

Та самая парочка вислогубых, вилась вокруг парней постарше, чуть в стороне стояли девчонки — такие же пустоглазые и сутулые. Проводили его равнодушно-оценивающими взглядами. Твою мать, ровно вараны, передачу о которых он как-то смотрел. Те такие же — оценивают всё вокруг как добычу. Можно сожрать или нет.

Нет, ребятки, меня просто так не сожрёшь.

Да и не дадут, размышлял он, выезжая на дорогу, что вела от городка к трассе штата.

Груз у меня, значит, такой, что доставить надо обязательно.

Ехал он медленно, не хватало ещё влететь в кого-нибудь тут, на окраине, где света не было вообще.

А ещё атомная станция рядом, хмыкнул он про себя.

Вон, трубы её торчат.

Или не трубы, чёрт его знает, как эти штуки называются. Огромные, серые, с черными поперечными полосами. Будто могучие злые духи выстроили тут свои жилища. ПАрят сквозь проделанные в крышах отверстия их котлы, в которых кипит жуткое, смертельное для обычного смертного варево.

А шаманы, которым служат эти духи, далеко отсюда… Глянул Хуц-Ги-Сати в зеркало заднего вида — и сердце ёкнуло.

Из-за поворота мазнули светом по слепым окнам домов жёлтые тусклые лучи чьих-то фар.

Автомобиль встал в полосу, теперь ехал следом за фургоном индейца, но не делал попыток сблизиться, тем более, обогнать.

Хуц-Ги-Сати снова коснулся кармана.

И досадливо дёрнул щекой — что толку. Он один, в барабане шесть патронов, стрелок из него так себе. Да и проверить оружие возможности не было.

Он длинно выдохнул, сел на сиденье ровнее, положил обе руки на руль.

Так, успокаиваемся, думаем.

Хотя думать — это трудно.

Загрузили в меня что-то важное, недаром шериф до самого конца проверял.

Значит, скорее всего, это не погоня, а сопровождение. Следят, значит, чтоб я на федеральную трассу нормально выехал.

Интересно, а дальше меня тоже провожать будут?

Ох, во что ж это я вляпался?

Казалось, кабину заполнила серая усталая тоска. Куда ни кинь, всюду клин.

Индеец открыл окно, зло сплюнул и потянулся за бутылкой.

Вода оказалась затхлой, с привкусом хлорки, ну да ладно. Хоть такая.

Едут за ним — ну и пусть.

Воин должен обращать в оружие всё.

Врага, опасность, даже свою смерть. «Если вы не умерли, то вокруг вас — оружие, — вспоминал он слова Человека-Без-Лица. Они сидели и слушали его, раскрыв рты. — Но вы должны знать тайну оружия. То, что знают только воины. Оружие — это не то чем убивают. Убить можно чем угодно, от этого предмет не станет оружием. Настоящим оружием воин делает то, чем достигает своей цели. Поэтому, погоня за вами тоже может стать оружием, если вы заведёте её туда, где преследователей ждёт гибель. Любовь вашей женщины — оружие, если она даёт вам силы».

Что ж, моя цель — расплатиться с долгами и стать свободным. Зависеть только от себя. Вообще, ни от кого больше. Они дали мне этот рейс потому, что я сейчас схвачусь за всё и не буду задавать вопросов.

Вот и не буду.

Доставлю точно в срок, попрошу следующий заказ.

Пусть они знают, что я им выгоден и на меня можно положиться.

Индеец не спрашивал себя, кто такие эти они, зачем им деревянные ящики, запрятанные в картонные коробки.

Фургон прошёл поворот, впереди показались огни федеральной трассы, послышалось гудение пролетающих автомобилей. он встал в полосу, посмотрел назад.

Сопровождавшая его машина внаглую, нарушая правила, развернулась и ушла обратно в темноту — к городу.

Индеец утопил педаль газа — надо постараться хотя бы к полудню быть на месте.

Мелькнула заправка с кафешкой. Интересно, та официантка сейчас работает?

Кольнула совесть: он понял, что за всё это время ни разу не подумал о Маше.

Шериф проследил, чтобы мужики закрыли и заперли ворота бокса.

Доехал до участка.

Квадратный бетонный бокс с маленькими вытянутыми окнами. Перед дорожкой бетонные же тумбы — под углом друг к другу, чтоб не проехать.

Можно подумать, их тут кто-то будет атаковать.

Шериф хмыкнул — как и каждый раз, когда подъезжал к участку. Много он тут наобороняет в одиночку.

Помощник шерифа уже года три как положил на стол удостоверение и свалил. Сказал — куда угодно, лишь бы отсюда.

Оно и к лучшему.

Теперь никто не мешает делать дела.

Шериф вошёл в участок, не включая свет, прошёл в свой кабинет, устало свалился в кресло, закинул ноги на стол.

Подтянул к себе телефон, покрутил диск древнего телефона. Судя по длине номера, звонил куда-то в другую зону.

— Да. Демонстрация состоялась. Да. Точно, увидел.

Помолчал, слушая собеседника.

— Сопроводили до трассы. Всё штатно.

Положил трубку, потянулся.

Всё, он свою задачу выполнил, дальнейшее его не касалось.