Даль-цвет. Том 1. Охра

Глава 22

Недели проносились под свист северного ветра. Кончалась осень.

Сначала в дождь, холодный и хлёсткий, вкрапливались снежинки, затем наконец-таки начались нормальные снегопады. Солнце предпочитало оставаться за тучами, но иногда выглядывало, уже не особо грея.

Я выполнил ещё с десяток заказов для местных богачей, сфотографировал их особняки. Вырученные деньги относил в банк. Поколебавшись, оплатил-таки обучение за второй-третий курс. Решил рассматривать своё пребывание здесь как трёхлетнюю рабочую командировку с видом на жительство. А дальше — по ситуации. Открывание дверей в другие миры, как я убедился, имело много нюансов, а значит, следовало всё это изучить как можно подробнее. Ну, раз уж меня сюда занесло.

Да, бизнес оказался доходным, но были и неудачи. Три заказа сорвались из-за того, что я не нашёл подходящих ракурсов. Не сумел прочувствовать атмосферу особняков, не разглядел изюминку. Оставалось лишь развести руками и извиниться перед заказчиками. Те, впрочем, ничего не теряли — я ведь не требовал предоплату. Но всё равно мне было досадно из-за того, что я ещё недостаточно крут. Какой-нибудь опытный следопыт, окажись он на моём месте, наверняка решил бы задачу.

Ещё в двух случаях атмосферу я уловил, но увы и ах — раскрыть её через снимок можно было лишь летом или весной. В предзимних же декорациях особняки смотрелись не так, как нужно. Я объяснил это их владельцам, и мы договорились, что я вернусь, когда потеплеет.

Регулярно мне предлагали сфотографировать коммерческую недвижимость. Причём порой искренне обижались, слыша отказ, хотя в новом объявлении я прямо предупредил — никаких рекламных картинок.

Но даже если вычесть неподходящие и сорвавшиеся заказы, работы у меня прибавлялось. Метания между почтамтом, фотоателье и особняками клиентов теперь съедали почти всё время после занятий, и это уже порядком подзадолбало. Становилось понятно, что порядок работы придётся вскоре менять. Я видел два варианта — либо увеличить расценки, чтобы желающих стало меньше, либо арендовать офис и нанять секретаршу, свалив на неё текучку. Но пока не определился.

Пара заказов нашлась для Уны. Её при этом сопровождал Бруммер, а гонорары она не тратила — откладывала, чтобы самостоятельно внести деньги за два следующих курса. Так она мне сказала.

С Шианой я виделся от случая к случаю. Иногда я заезжал к ней среди недели, спонтанно, но чаще — на выходных. Мы ходили с ней в ресторанчики и на выставки — она тщательно изучала анонсы и всегда была в курсе, где что показывают. Один раз зашли в кино, посмотрели фильм про частного сыщика, чёрно-белый.

Во время этих прогулок я всегда снимал перстень. Шиана прямо просила меня об этом, да мне и самому так было удобнее.

Жила она в той же комнатке. Я хотел снять для неё квартиру получше и предлагал ей это настойчиво, но она отказалась. Предпочитала чувствовать себя кошкой, которая сама по себе. Призналась мне как-то — от одной мысли, что она станет содержанкой мажора (ну, в смысле, лорда), ей хочется шипеть, плеваться и драть коготками мебель.

Подарки Шиана, впрочем, не отвергала. Я поступил коварно — презентовал ей сначала крутой фотоаппарат, о котором она обмолвилась в разговоре, со сменной оптикой. Устоять она не смогла. А чуть позже выяснилось, что приближается её день рождения. Я выкатил ультиматум — если она откажется от шопинг-тура за мой счёт, то я ухожу в закат. Встречный ультиматум был коварен не менее — она с удовольствием потратит мои мажорские денежки, если я обязуюсь сопровождать её во время этого эпического события, вот прямо весь день, включая примерки. Я в панике попятился, но был пойман.

К счастью, всё оказалось не так уж страшно. У нас получилось что-то вроде игры. Шиана была секси-девчонкой и не стеснялась это подчёркивать, а наряды при этом умела выбирать не вульгарные, но будоражащие фантазию. Эти нафантазированные картинки хотелось реализовать прямо там же, не отходя от кассы. Шиане в свою очередь нравилось дразнить меня, и в итоге мы развлеклись неплохо.

По ходу дела я вспомнил, что вообще-то зима уже начинается, причём явно не курортная, судя по ноябрьским предпосылкам. В этом смысле мне тоже требовалось прибарахлиться, так что я взял себе в магазине верхней одежды куртку-дублёнку. Шиане же досталась короткая, но толстая шубка — мех, рыжевато-белый, лохматился, как её причёска.

А в Академии наступило затишье.

Никто больше не врывался посреди пары, не тащил меня к ректору и не требовал сатисфакции. Разве что за спиной теперь хихикали чаще — мой бизнес стал притчей во языцех. Высшие лорды реагировали неоднозначно — одни смотрели презрительно, другие задумчиво, а третьи, по-моему, с лёгкой завистью.

Зато на занятиях я услышал кое-что интересное.

— Пигменты на минеральной основе и растительные красители, — объясняла нам леди Орния, — можно классифицировать по разным критериям. С точки зрения стоимости, токсичности, распространённости и так далее. Причём положение внутри этой классификации может варьироваться со временем. Сейчас, к примеру, охра и киноварь в их магических версиях имеют приблизительно равный удельный вес в экономике. Но так было не всегда.

Мне вспомнилось, как эту же тему мы обсуждали с Илсой, и я стал слушать внимательнее.

— Объёмы добычи и производства менялись, — продолжила леди Орния. — Особенно резкими изменения стали в ходе промышленной революции. А вот прежде соотношение оставалось стабильным на протяжении долгих лет и даже столетий. Графически оно изображалось следующим образом.

Я подумал, что она нарисует «дабл-ю», но ошибся. Преподавательница начертила на доске длинный горизонтальный отрезок:

— Охра — самый распространённый пигмент в то время.

Ниже она добавила параллельный отрезок, короче верхнего:

— Киноварь занимала второе место. Далее следовали в порядке убывания лазурит, ярь-медянка и растительные красители.

Ещё три отрезка, один под другим, с уменьшающейся длиной. Что-то вроде перевёрнутой трапеции.

Я буквально впился взглядом в изображение.

Эта схема мне уже попадалась, вот именно в таком виде. На рынке, перед дракой с бандитами — такая татуировка была у Рыжего на руке, невидимая для обычного зрения.

А ведь были у меня смутные ассоциации, но я в них не разобрался…

Хотя вполне мог бы — пять элементом здесь, обозначающих краски, и пять точек в «дабл-ю», с таким же значением…

Буква «w» — на старых натюрмортах и на шкатулке, при помощи которой Вирчедвик хотел у меня потребовать малую вассальную клятву. И уже стребовал её с двух высших аристократов — с Грегори и с Кэмдена…

А трапеция — у бандитов на рынке…

Глядя на доску, я начал поднимать руку, чтобы задать вопрос, но покосился на Грегори и сдержался.

Вопрос я задал на перемене, дождавшись, когда сокурсники выйдут.

— Можно уточнить, леди Орния? Насчёт этих пяти отрезков, что вы нам нарисовали. Кто этот символ раньше использовал? Какие-нибудь философы, например? Или, может, тайные общества?

— Ничего подобного, Вячеслав. Это был вполне обиходный символ, знакомый всем, имевшим отношение к краскам. Постоянно встречался в трактатах об экономике и политике. Да, сейчас он практически не употребляется — но не потому, что его скрывают. Он просто потерял актуальность.

— Спасибо, леди.

Я вышел в коридор и задумался.

Итак, вот у нас две мутные компашки. Одна состоит из лордов, с Вирчедвиком во главе. Другая — из уголовников, с главарём по прозвищу Невидимка.

У лордов символ — более философский, с размытой интерпретацией. У бандитов — более бытовой и конкретный.

Но оба символа связаны с пятью красками.

А эти пять красок якобы маркируют межу участка, где залегает суперпигмент.

Проблема, однако, в том, что этот участок может быть сколь угодно большим. Точка залегания неизвестна. Вульгарно выражаясь — я без понятия, где копать, чтобы этот суперпигмент найти.

Но некоторые, похоже, уже нашли. Раскопали. И экспериментируют прямо здесь, в Академии — ну, если допустить, что именно суперкраской было нарисовано то «панно».

И волей-неволей напрашивается версия, что экспериментаторы связаны-таки с уголовникам на рынке…

Короче говоря, я чувствовал себя так, будто стою перед чуланом с секретами, вот буквально в паре шагов от них, но дверь заперта.

Дни шли.

Неожиданный разговор у меня состоялся с Бойдом — одногруппником и приятелем, носившем фиолетовый перстень.

После физкультуры, когда я уже собрался домой, он отозвал меня в сторону и сказал:

— Вячеслав, заранее хочу извиниться за свой вопрос. Он, вероятно, покажется тебе некорректным, но я буду благодарен, если ответишь.

— Что-то мне уже стрёмно. Когда ко мне в прошлый раз подошли с таким же вступлением, я в итоге чуть не получил арматуриной по башке.

— Столь драматичных последствий можешь не опасаться, — чуть усмехнулся Бойд. — Но разговор для меня действительно важен.

— Тогда не здесь. Мне эти учебные коридоры скоро будут сниться, по-моему. Пошли, что ли, в погребок, который за перекрёстком.

Погребок был стилизован под старину — каменные стены, массивные деревянные лавки. И даже бочка с краником возле стойки смотрелась так, будто её доставили прямиком из средневековья.

Сдув пену с кружки, я сказал:

— Ну, давай, колись.

— Ещё раз прошу прощения, но я хотел бы спросить о ваших отношениях с Илсой. Вы явно друг другу симпатизируете, но ты, насколько я мог заметить, не предпринимаешь шагов, чтобы… гм… перевести всё в более серьёзное русло. Возможно, глядя со стороны, я неверно интерпретирую ситуацию, но…

— Всё правильно понимаешь, — пожал я плечами. — Илса — замечательная девчонка, но если с ней заводить отношения, то серьёзные, с прицелом на свадьбу и всю дальнейшую жизнь. Именно этого она будет ждать, по-моему, если я, как ты выражаешься, предприму шаги. А у меня таких долгоиграющих планов нет.

О том, что через три года я, возможно, слиняю в свой родной мир, упоминать я не стал. Спросил вместо этого:

— А ты с какой целью интересуешься?

— Мы ежедневно общаемся на обеде, — ответил Бойд, — и она мне всё больше нравится. Но я, разумеется, не оказывал ей знаков внимания, полагая, что это делаешь ты вне стен Академии. Или готовишься сделать в ближайшем будущем.

— Не готовлюсь. Если у вас всё сложится, буду рад. Но повторяю — девчонка добрая и наивная, воспитанная на книжках. Ей нужно, чтоб всё вообще всерьёз.

— Как ты мог заметить, я не отличаюсь избыточным легкомыслием. Мои намерения серьёзны настолько, насколько это возможно. Меня смущает лишь разница в нашем статусе. Всё-таки Ярь-медянка — более уважаемый клан, чем моя Смородина. Не уверен, корректно ли с моей стороны претендовать на такой союз…

— Не страдай фигнёй, — сказал я. — И поверь мне на слово, цвет стекляшки на твоём перстне — это последнее, что беспокоит Илсу. Так что дерзай, мой юный друг. Надеюсь, хоть ты оторвёшь её от альбомчиков.

В последнее время Илса и впрямь сосредоточилась на рисунках. Даже про библиотечные книжки почти забыла.

Началось всё, когда наставница похвалила её набросок с кабриолетом и предложила использовать тот же принцип в работе, но нарисовать уже другой мир.

Илса теперь не сразу схватилась за карандаш, а несколько дней обдумывала концепцию. Представляла себе не просто ландшафты, но и людей, которые чем-то там занимаются. Затем стала даже записывать придуманные сюжеты — не как художественные рассказы, а конспективно. И лишь после этого начала рисовать.

То, что у неё получалось, выглядело прикольно. Мне это отдалённо напоминало иллюстрации к советской фантастике из пятидесятых-шестидесятых, но с ретро-флёром а-ля Уэллс. Стремительные поезда на паровой тяге, воздушные лайнеры с необъятными несущими плоскостями и с солидностью дирижаблей, стеклянные небоскрёбы, в архитектуре которых чудилось что-то викторианское.

И в некоторых рисунках проглядывала-таки реалистичность, как ни удивительно. Два из них Илса выбрала и тщательно доработала, чтобы сдать на проверку. Изображались окрестности транспортного узла. Жилые дома — на переднем плане, вокзал — на среднем, а её дальше — аэродром.

Но этим она не ограничилась. Увлеклась и наделала ещё кучу набросков — уже не как заготовки для переходов, а просто для интереса, для развлечения. А раз так, в придуманных декорациях можно было рисовать и людей, что она и сделала.

Лавры реалистической портретистки ей, правда, не светили. Её рисунки с людьми вызывали у меня в памяти то ли американские комиксы, то ли японские мультики. Но экспрессия и художественность присутствовала.

— Классно получается, — сказал я, когда она показала мне очередную порцию.

— Спасибо, Вячеслав, — улыбнулась Илса. — Я вижу, что ты действительно заинтересовался, и мне приятно. Но, кроме тебя, боюсь, никто не оценит. Для практических целей эти рисунки заведомо непригодны, а как художественные произведения — вызовут лишь насмешки.

Она не преувеличивала — именно так всё и обстояло.

Вообще, как я уже разобрался, в местной живописи и графике сложилась любопытная ситуация, особенно в плане жанров.

Если брать именно искусство, а не картины-двери, то пейзажи встречались редко. Не потому, что были запрещены, нет — просто обычные живописцы их не любили. Ну, в общем, да, логично — вот ты напишешь великолепный пейзаж, высокохудожественный, критики зайдутся в экстазе, но среднестатистический зритель пожмёт плечами: «Ничё так, но это ведь не дверь. Несерьёзно». И нафига оно надо?

Зато портретная живопись расцвела буйным цветом. Портретисты как будто поставили себе цель — доказать мажорам из Академии: «А зато мы вот так умеем! И вот так ещё! И вот этак! Поняли, да?»

Стандартом считалась реалистичность, максимально возможная. На грани фотографичности, а то и за гранью. Чтобы видны были все морщинки на портретируемом лице, все складки на костюме. И даже иллюстрации в детских книжках были выдержаны примерно в этом же стиле. Ну, может, чуть попроще.

Видимо, по этой причине мультипликация считалась здесь низким жанром, а комиксов я не видел вообще. Издатели просто не рисковали печатать нечто подобное — опасались, что критики заругают, а покупатели пройдут мимо.

Так что да, Илса сомневалась не зря.

— Показывала кому-нибудь? — спросил я.

— Нет, я стесняюсь. Девочки из группы будут смеяться, скорей всего. Наставница укорит, что я растрачиваю силы без пользы. Разве что Бойду покажу — вряд ли ему понравится, но он точно не будет надо мной издеваться.

— Бойду — это правильно. Слушай, а подари мне несколько рисунков. Оставлю себе на память и покажу кое-кому в городе. Если увижу, что не понравилось, то не буду рассказывать, кто это нарисовал.

— Конечно, Вячеслав, выбирай. А потом расскажешь мне, как отреагировали эти твои загадочные ценители.

В роли загадочного ценителя выступила Шиана.

— Забавно, мило, — констатировала она, увидев рисунки. — Не ожидала, что художники в Академии развлекаются в таком духе.

— Они и не развлекаются, — сказал я. — Но конкретно эта художница — необычная. Поэтому и рисует всякое странное, как ты любишь.

— Я заинтригована. Познакомишь?

— Почему бы и нет.

Встретиться решили на выставке, которая намечалась в галерее современного изобразительного искусства. Галерея была официозно-помпезная, со щедрой поддержкой спонсоров, и демонстрировался там не андеграунд, а самый что ни на есть реализм. Но тема выглядела нетривиально — анималистическая живопись против фотографии. Батл, как выразились бы продвинутые товарищи в моём мире.

Место было удобное, потому что публика туда забредала самая разношёрстная — лорды и нувориши, богема и обыватели. Илсу официально пригласил туда Бойд, а я приехал с Шианой. Её подруга Эйра, естественно, в стороне не осталась и прискакала тоже. Полный комплект, короче говоря.

Но прежде чем мы собрались все вместе, один из экспонатов на выставке заставил меня задуматься.