Даль-цвет. Том 1. Охра

Глава 21

Бруммер в эти дни ходил довольный, как слон. Во-первых, он сводил Уну на свидание куда-то в город, а во-вторых, его почти перестали преследовать девицы из других кланов. Или, точнее сказать, охота вроде бы продолжалась, но уже вяло, без огонька. Две самые напористые охотницы больше не донимали.

Он связывал это с тем, что у него появилась официальная пассия, а конкурентки поняли — им ничего не светит. Да, вероятно, это сыграло роль. Но мне ещё вспомнилось, как я обмолвился Нэссе насчёт Уны и Бруммера. И я сильно подозревал, что именно Нэсса предложила красоткам умерить пыл. Продемонстрировала вот так ненавязчиво моему свежеиспечённому клану, что она белая и пушистая, а дружить с ней полезно.

До выходных я выполнил ещё один заказ, сделал следопытскую фотографию — на этот раз лично, без участия Уны, поскольку клиент хотел подпись лорда и готов был платить всю сумму. Деньги я положил на банковский счёт. На повседневные траты мне теперь хватало и без того, режим жёсткой экономии отменялся.

Ещё я заехал к Меттнику и к его приятелю, отцу Эйры. И тот, и другой не стали откладывать — сделали крупноформатные фотки и поместили в гостиных. И если Меттник вставил свой пейзаж в рамку, то его друг забабахал сразу фотообои. Получилось красиво, я был доволен. Оба изображения казались объёмными, и атмосфера чувствовалась. Я размашисто подписал их.

А в пятницу я поехал на выставку, куда меня пригласила Шиана.

Перстень я снял, как и обещал. Оделся попроще, в привычном стиле — джинсы, свитер и куртка. Можно было не опасаться, что я шокирую публику утончённым аристократизмом.

Сидя в такси, в очередной раз обдумывал последние новости и пытался связать их с тем, что видел до этого.

Итак, первокурсник из клана Грегори замечает «панно» в столовой и подходит к стене, чтобы её обследовать, а через некоторое время этого первокурсника исключают из Академии, потому что теперь он профнепригоден.

«Панно» лишает способности работать с эффектором?

Оно, помнится, исчезло из поля зрения ещё до того, как первокурсник шагнул к стене. Но, может, краска просто стала невидимой, перешла в другой диапазон восприятия (как на татуировках у бандюганов, к примеру). Самое главное, что парень к ней прикоснулся…

Нет, сомнительная гипотеза. Целый месяц он учился спокойно, а без способностей остался только теперь…

Отложенный эффект? Действует не сразу?

Ну, предположим. Но смысл-то в чём? Устроить подлянку Охре, лишив её перспективного кадра? Но до «панно» случайно могли дотронуться и студенты из других кланов, сидевшие по соседству…

Так и не придумав ничего путного, я раздражённо цыкнул. Такси тем временем тормозило — мы добрались до места.

Выставка проходила в мансарде многоквартирного дома. Я поднялся по лестнице с исцарапанными перилами и вступил в обширное помещение, где внешняя стена располагалась наклонно.

Там было людно, табачный дым колыхался над головами. Народ бродил взад-вперёд и переговаривался. Моё появление фурора не вызвало, разве что человека два-три зацепились за меня взглядами с проблеском интереса.

Мебель отсутствовала, лишь в центре мансарды стоял деревянный столик с напитками. Посетители обслуживали себя самостоятельно. Я понюхал откупоренную бутылку. Запах навеял на меня ностальгию — примерно так же благоухала продукция из ларьков в моём родном мире, которую разливали за ближайшим углом, коряво налепив этикетку.

Дегустировать этот элитный продукт брожения я не отважился. Огляделся ещё раз, но Шиану пока так и не увидел, поэтому приступил без неё — пошёл по периметру, разглядывая картины и фотографии.

Реализмом здесь даже не ночевал.

Цветные фотоколлажи, где силуэты людей, абстрактно заретушированные, наслаивались друг на друга причудливо. Снимки простых предметов со странных ракурсов (табурет — из-под крышки, снизу, а шлагбаум — с торца, как невнятный столбик). Картины маслом, где геометрические фигуры складывались в портреты. Просто закрашенные холсты. Фотографии с размытыми линиями и световыми росчерками, в которых едва угадывались автомобили на мокрой улице…

Возле одной картины я задержался дольше. Хмыкнул невольно — вспомнились экзамены в Академию, где у меня просили подсолнух. Я тогда размышлял, не изобразить ли чёрный кружок в обрамлении жёлтеньких треугольников. А здесь автор реализовал-таки схожий замысел.

Рисунок был выполнен на бумаге и прикреплён канцелярской кнопкой к мягкой доске из стружки. Его правый верхний угол плотно усеивали сиреневые мелкие треугольники, вытягиваясь к центру рисунка шлейфом. А в левом нижнем углу треугольники были крупные и зелёные. Подпись сообщала, что всё это — гроздь сирени.

— Впервые на такой выставке, молодой человек?

Ко мне шагнул дядя в круглых очках с тонкой проволочной оправой, обритый наголо и одетый в брезентовую тужурку. Он смотрел выжидающе, и я подтвердил:

— Впервые.

— И каковы впечатления, если не секрет? Что вы тут для себя открыли? Я — один из организаторов.

— Ну, с фотографиями я вроде бы концепцию понял. Ищете странное в обычных предметах и ситуациях.

— Неплохое определение, — кивнул дядя. — Хотя концепция тут несколько глубже.

— А в живописи, — сказал я, — вы из всяких квадратиков, треугольников и кружочков собираете портреты и натюрморты.

Он усмехнулся:

— Позвольте мне внести уточнение. Всё ровно наоборот — объект не собирается из квадратиков, как вы выразились, а раскладывается на составные части, на простейшие геометрические кирпичики. Так мы пытаемся подвергнуть его анализу, выявить его суть. В фотографии этот принцип тоже работает, просто он не столь очевиден с первого взгляда. Мы иллюстрируем его через коллажи, через необычные ракурсы. Ищем простое в сложном. Внешнее упрощение — художественный приём для этого, новый и современный. В некотором смысле он — антитеза старинной пышности.

— Гм, — сказал я, — ну да, раньше натюрморты были напыщенные, а тут у вас…

— Искусство циклично. Во времени оно развивается не линейно, а мощными колебаниями, зигзагами.

Он изобразил в воздухе угловатую синусоиду, пресловутую букву «w».

— Очень любопытно, — сказал я. — А вот этот ваш жест — он спонтанный был? Или это отсылка к некоему конкретному символу?

— Такой символ действительно существует. Прослеживается на тех же старинных натюрмортах, к примеру. Однако его значение за давностью лет забыто, остались только интерпретации. И вот одна из них — именно цикличность развития. Но не с возвращением в предыдущую точку, а с продвижением вперёд.

— Подумаю над этим, спасибо.

Некая мысль забрезжила у меня в голове, но оформиться не успела, потому что бритый спросил:

— А как вы узнали о нашей выставке? К сожалению, мы не имели возможности провести полноценную рекламную акцию…

— Пригласила Шиана. Но сама она отсутствует почему-то. Её работы здесь тоже есть, не подскажете?

— Да, прошу вас.

Он указал на другой деревянный стенд, где были приколоты фотографии.

Я всмотрелся. Шиана снимала и в помещениях, и на улице, но это нельзя было назвать ни интерьерными снимками, ни пейзажами. В фокусе всегда находился какой-нибудь конкретный предмет, а фон размывался. Она использовала ретушь, оптические эффекты и трюки с фотопечатью.

Предметы могли быть разные — от садовой скамейки до старого пикапа, от железнодорожной цистерны до графина с водой. Преувеличенно резкие и контрастные, почти без светотеней, с чётким вычленением геометрических форм.

Когда я досматривал последние фотки, появилась-таки и сама Шиана.

Переступив порог, она огляделась. Теперь на ней была юбка-миди, обтягивающая и тонкая, а под куртку она поддела вязаный свитерок, но мёрзла по-прежнему.

Заметив меня, приблизилась:

— Почтил нас вниманием?

— Ну, я же говорил.

Шиана дёрнула плечиком — мало ли, дескать, кто и что говорит. Спросила:

— И как тебе? Только честно. Терпеть не могу, когда врут в глаза, чтобы не обидеть.

— Твои работы — своеобразные, шарм в них есть. Но я предпочитаю более реалистичную фотографию.

— Ну, ещё бы, — сказала она с сарказмом.

— И как это понимать? Чего ты сегодня такая злая?

— А с чего мне визжать от радости? Вот я выставила работы, люди мимо них ходят и краем глаза иногда смотрят. И угадай с трёх раз — сколько нашлось желающих что-нибудь купить? Я первые два часа стояла, как дура, ждала, а потом махнула рукой. Пришпилила, вон, бумажку — все фото по десять франков, обращайтесь к организатору. И ушла подальше… Только не вздумай сейчас что-нибудь покупать! Подачки мне не нужны…

— Хорошо, покупать не буду, — сказал я. — Но пригласить тебя куда-нибудь я могу? Кафе, ресторанчик? Пирожковая, рюмочная?

Хмыкнув, она качнула головой:

— Как-то нет настроения, извини. Поеду домой.

— Давай на такси подброшу.

— Вот объясни мне — я-то тебе зачем? В Академии девиц мало?

— Лохматых нет.

Она фыркнула:

— Да уж, аргумент — на вес краски. Ладно, пошли. Всё равно ведь не передумаешь, раз приехал, насколько я понимаю…

— Не передумаю.

Мы в молчании спустились по лестнице. Дом располагался на перекрёстке с оживлённым движением, и я быстро поймал такси. Шиана переминалась на каблуках и ёжилась.

Доехали быстро, вылезли из машины. Неподалёку я заметил чайную и сказал:

— Пойдём всё же вон туда. Горячий чай тебе точно не повредит.

Пока она не начала спорить, я аккуратно взял её за руку и повёл к заведению. Она не сопротивлялась, но прокомментировала язвительно:

— Большому лорду виднее.

— Ну дык. Мы, лорды, прозорливы и преисполнены мудростью.

Чайная не отличалась изысканным интерьером, зато внутри было жарко. В качестве еды предлагались бублики и ватрушки, тоже горячие. Для полного счастья не хватало разве что самовара, но и пузатый чайник сгодился.

Посетителей было не слишком много — затишье перед вечерним наплывом. Но всё равно я порадовался, что заранее спрятал перстень. Заявись я с ним, распугал бы местную публику. Ну, или наоборот — собрал бы зевак со всего квартала.

Некоторое время мы с Шианой жевали молча, затем я сказал:

— В прошлый раз не успел спросить, хотя интересно. Ты упоминала, что папа твой — мелкий клерк. Но круг знакомств при этом у тебя впечатляет. К дочке миллионера запросто ездишь в гости.

— Завидуешь?

— Да, немного. Где вы с ней познакомились?

— На выставке, летом. На серьёзной выставке, я имею в виду, а не на такой, как у нас сегодня. Эйра — девочка здравомыслящая, не склонная к глупостям. Посещение культурных мероприятий с высоким статусом — это, на её взгляд, полезно для образованной и воспитанной барышни. Тем более что есть вероятность высмотреть культурного жениха. Мне этот подход, мягко говоря, не особо близок. Нас с Эйрой, по идее, должно было затошнить друг от друга, но вместо этого мы друг другу понравились почему-то, общий язык нашли без проблем. Сама не понимаю, как это получилось. Но да, причёска у меня в тот момент была ещё старая, волосы до лопаток. Была б я в нынешнем виде, Эйра ко мне даже не приблизилась бы…

Шиана опять нахмурилась и умолкла. Я не стал приставать, и занялся ватрушками, тем более что проголодался. Из-за беготни в последние недели (в том числе в прямом смысле, на физкультуре) аппетит у меня был мощный.

Разговор так и не возобновился. Мы с ней допили чай и вышли на улицу. У крыльца Шиана остановилась, глядя на меня исподлобья. Налетел резкий ветер, и она вздрогнула, обхватила себя руками.

— Слушай, — сказал я, — почему ты так странно на меня смотришь? Я чем-то тебя обидел? В нашу первую встречу я ведь не вызвал у тебя отвращения.

— Нет, Вячеслав, ничем не обидел. И ты мне нравишься, но…

— Говори, не бойся.

— Меня возмущает общая ситуация.

— В смысле?

Поколебавшись ещё несколько секунд, она заговорила:

— Посуди сам. Вот ты съездил к Эйре в именье, час побродил там и сделал фотографию. За это тебе дали десять тысяч. А я прошу за свою работу несчастные десять франков… Нет, погоди, не перебивай! Твой снимок я видела, Эйра мне показала. Да, он отличный, я разве спорю? Но неужели он в тысячу раз лучше моего? Ведь ты же не ради перехода снимал, а просто для эстетики — как и я. Так откуда такая разница? А ответ предельно простой — тебе платят неизмеримо больше только из-за того, что ты лорд. То есть платят не столько даже за снимок как таковой, сколько за твой автограф под ним. Вот так я считаю, понял? И можешь теперь обозвать меня бездарной плебейкой, обнаглевшим ничтожеством — мне уже всё равно…

Шагнув ближе, я притянул Шиану к себе, обнял на хрупкие плечи. Её торчащие лохмы пощекотали мне подбородок снизу.

— Ну вот, — вздохнула она, — ты даже не разозлился. Сейчас заявишь, наверное, что я — милая глупышка, которая ничего не смыслит в таких делах…

— Нет, не заявлю. Ты всё понимаешь правильно. Доплачивают за реноме, так скажем. За факт того, что некий хрен с перстнем нажал на кнопку. Не я придумал эту общественную систему, но она вот такая, и я воспользовался. При этом стараюсь не гнать халтуру и обеспечивать качество.

— Насчёт качества я не спорю ведь…

— Да, я слышал, не беспокойся.

Ветер опять стегнул нас ледяной плетью, и Шиана сказала:

— Холодно. Пойдём, Вячеслав.

Мы вошли в подъезд с облупленной дверью, поднялись на второй этаж по деревянным ступенькам, которые издавали противный скрип.

Квартирка состояла из тесной комнаты и миниатюрного санузла, где помыться можно было лишь стоя. Кухни не обнаружилось, только переносная электроплитка, древняя на вид, с чугунным блином. Из мебели — довольно широкий, но облезлый диван, стол-тумбочка, табуретка и рассохшийся шифоньер.

Паровое отопление тоже было и даже грело, но всё равно Шиана поспешно скинула обувь, забралась на диван с ногами и, не снимая курточки, завернулась в байковое зелёное одеяло, как гусеница в кокон.

Я прошёлся, осматриваясь. Она усмехнулась:

— Что, мелковата комнатка? Непривычно?

— Ага, — сказал я, — не лордские хоромы.

— Зато недорого. Денег на оплату хватает.

— С гонораров за фотографии? То есть всё-таки они продаются?

— Если бы, — вздохнула она. — Я курсы машинисток закончила. Так сначала и зарабатывала, а потом устроилась в ателье к фотографу, ассистенткой. Обычное ателье, где портреты делают… Работаю до обеда, потом гуляю по городу и снимаю. Фотограф мне разрешает пользоваться лабораторией, проявлять… Это чтобы ты понимал — я совсем не нищая, могу себя обеспечить. Просто, ну…

— Лохматость несовместима с практичностью?

Она засмеялась:

— Да. Потрачусь или на фотографии, или на что-нибудь красивое, а потом сижу без гроша, как дура. Просчитывать наперёд — вообще не моё.

Я остановился возле окна. Щели были законопачены поролоном или чем-то похожим, заклеены липкой лентой — местная бытовая промышленность уже доросла до выпуска таких штук, это было кстати.

Над крышами за окном громоздились тучи, белёсо-мутные. Во дворе щетинился облетевший кустарник, стояли лавочки, но желающих посидеть на них в такую погоду не оказалось. Между домами справа виднелась улица, там проехал автобус, чихнул выхлопными газами.

Шиана выбралась из-под одеяла, повесила курточку в шифоньер. Подойдя ко мне, спросила с ехидцей:

— Любуешься пейзажем, следопыт? Нравится?

Я наклонился к ней, она привстала на цыпочки. Наши губы соприкоснулись.

— Пейзаж — фигня, — сказал я. — Нравится портрет в интерьере.

Мы раздевались с ней наперегонки. О фотоискусстве больше не говорили.