Даже Смерть знает мое имя 3

Эпилог

Дни быстро потянулись за днями, будто стремились перегнать друг друга. И летели они с такой скоростью, потому что я постоянно был чем-то занят. Пахал как проклятый. В основном, конечно, я в поте лица пытался побыстрее распространить по всему миру веру в меня. Больше верующих! Больше!

И в этом праведном деле мне шикарно помогало то, что Гаруш сдержал своё слово. Ящеры действительно оставили в покое этот бедный мир, благодаря чему прекратились прорывы, а все оазисы погибли без надлежащей заботы своих хозяев.

И кого люди благодарили за это⁈ Конечно мудрого и сильного бога Абрата!

Я ведь всеми силами раздувал пущенный эмиссарами ящеров слух о том, что, дескать, они удирают отсюда, поджав хвосты, только из-за того, что ужасно испугались бога Абрата, решившего защитить этот мир.

Я пытался донести эту инфу до каждого уголка света, где даже ещё писать не научились. А помогали мне в этом тщательно подобранные ректором люди. Они разъехались по всему миру и на всех языках принялись нести благую весть о том, что мудрый бог Абрат всех спас, и если ему не поклоняться, то можно уже сейчас готовиться к Апокалипсису, поскольку мир точно погибнет без его чуткой заботы.

И проповедовали эти люди не с пустыми руками, а с безукоризненно проработанным Евангелием, повествующем о моей славной жизни и божественных свершениях.

Конечно, в этом Евангелие вранья было больше, чем правды, как и в любой предвыборной компании, но если бы люди узнали правду, то они бы ужаснулись. А так — вера в меня постепенно росла, правда, не очень быстрыми темпами, что меня сильно раздражало. Аж зубы чесались.

Конечно, сердцем новой… э-э-э… религии стало Чернявское княжество и все окрестные земли, чему немало поспособствовала моя благотворная встреча с Императором. Тот всё-таки явился в Чернявск, да так помпезно и красочно явился, что у меня тотчас появились справедливые ассоциации с Алладином из мультика, когда он с трубами, слонами, плясками и фанфарами въехал в Аграбу.

Княжна встретила Императора с распростёртыми объятиями и насквозь фальшивой широкой дружелюбной улыбкой. А за пару дней до его визита она начала вести себя со мной так, будто её подменили. Пропали её ехидные шуточки, подковырки и остроты. И смотрела она на меня так, будто я был дорогой китайской вазой.

Понятное дело, Синявская всеми силами хотела, чтобы я помог ей усидеть на троне княжества. Она могла и слететь с него, поскольку князь так и не сумел прийти в себя. Он всё больше походил на безумца, коего надо было отправить полечиться в соответствующее заведение.

Однако я сумел убедить Императора в том, что нужно оставить все как есть. Не надо Синявскую гнать с трона сраной метлой.

Мы вообще неплохо поговорили с ним. Он даже поклялся, что сделает меня главным богом всех подвластных ему земель, ежели я не дам ему помереть, когда придёт его время. А время-то его подходило. Императору уже было хорошо за семьдесят годков. Ну я и согласился. Выгодная же сделка.

А уже буквально через месяц после нашего разговора с Императором, княжна по секрету сообщила мне, что наконец-то беременна. Я изобразил радость, а вот Синявская и её близкие были рады этому совершенно искренне. Её батька даже будто помолодел лет на десять.

А еще через месяц князь в расцвете лет помер от передоза какой-то херни, словно рок-звезда. Я не стал выяснять: случайно он помер или кто-то ему помог. Лишь подумал о том, что, скорее всего, всё-таки он случайно умер, поскольку как-то рановато было его убивать. Ну, это если предположить, что княжна или кто-то из её окружения устранили князя. Ребёнок-то ещё не родился, а во время беременности всякое могло случиться. Если Синявская потеряет ребёнка, то от кого зачинать другого, чтобы он имел права на престол? Князь же был последним в роду.

В общем, князь умер, а я не стал вытаскивать его дух с того света, поскольку он мне не служил.

После скоропостижной смерти мужа княжна принялась усердно следить за своей беременностью. Она окружила себя лекарями, а всяких раздражающих личностей изгнала из особняка. Ну и на княжеские дела она забила болт, передав их… нет, не в руки её отца барона Синявского, из-за чего он искренне расстроился, она отдала дела в цепкие помолодевшие лапки некроманта Стоцкого. Да, я всё-таки дал ему новое и молодое тело. И он с новыми силами взялся за княжество, стремясь превратить его в развитую индустриальную территорию с хорошей армией. Так я, фигурально выражаясь, потерял одного из своих наиболее ценных приближённых. Ему уже было не до служения мне. Тут, как говорится, не разорваться.

Мне думалось, что и ректор может пойти по той же кривой тропке. Но он наоборот — вдруг совсем забросил свой университет и азартно принялся следить за теми высокородными людьми, что с его подачи встали под мои знамёна. Ректор следил за тем, чтобы они рьяно служили мне, а не филонили, получив новые тела взамен старых. В нём будто бы взыграл долг. Мол, я этих людей отбирал, проверял, так что будет некрасиво, ежели они поведут себя хреново. Поэтому он всеми силами и приглядывал за ними.

Бульдог и Рябой занимались тем же самым только среди простолюдинов.

А потом к моим последователям присоединился и Чернов, решивший таким образом возвыситься в глазах отца Коломейцевой, чтобы тот наконец-то дал ему позволение жениться на ней.

И всего через три-четыре месяца у Чернова всё получилось. Он заслужил предварительное одобрение её отца, но даже после этого Чернов не перестал служить мне верой и правдой. Он даже пару раз выступал вместе со мной в столицах крупнейших государств, где я проводил такие же «презентации», как та, что прошла в Чернявске перед толпой горожан. К слову, меня везде ждал успех. Встречали, как спасителя. Правда, иногда приходилось хорошо поработать нанятым мной заводилам из толпы.

В общем, много чего случилось за это время. Поездки, разговоры, угрозы и посулы. И за всем этим я как-то позабыл об Акиме, а когда вспомнил о нём, то понял, что простил его. Потому я решил вернуть его в мир живых.

Произошло это знаменательное событие на плоской вершине моего только-только построенного в Чернявске храма, похожего на ту пирамиду, вершину которой облюбовали Врата Богов.

Конечно, мой храм был не стол внушителен, как та пирамида, зато внутри у него был шикарный зал, расписанный лучшими мастерами. На нарисованных ими рисунках я гнал взашей монстров из прорывов, чтобы люди не забывали кому обязаны своим спасением.

Так, что-то я отвлёкся. Речь же шла об Акиме… Я вытащил его из мира духов и вселил в грача.

— Я всё осознал, гар-р-р! — сразу же выпалил фамильяр, принявшись скакать по каменной крыше и хлопать крыльями. — Во всём раскаиваюсь и сознаюсь, даже в том, чего не делал.

— Эк ж тебя прорвало, — усмехнулся я, лёжа на шезлонге и закинув руки за голову. — Видимо, сильно тебе надоело в мире духов.

— И это в том числе, — сознался Аким и посмотрел на багровое заходящее солнце, поджёгшее горизонт. Там будто бы появилась гигантская стена огня, идущая на Чернявск.

— А я вот думаю, что ты ещё не всё осознал и надо бы тебя отправить обратно, — проговорил я, слыша монотонный многоголосый речитатив, идущий с площади, примыкающей к храму. Там, в честь открытия оного, шла общая молитва. Её возносили мне горожане и паломники, наполняя меня жгучей божественной силой. Признаться, она была в сто раз слаще, чем мана. Прям наркотик какой-то. Я даже не хотел думать, что когда-нибудь могу лишиться её.

— Я всё понял! Всё! — рьяно выпалил Аким, а затем повернул башку и внимательно посмотрел на меня одним глазом. — А, это ты шутишь так.

— Может и шучу, — проговорил я, взяв со столика прохладительный коктейль с бумажным зонтиком. Вечер выдался душным и жарким.

— И сколько времени прошло с того момента, когда ты подло уничтожил моё вместилище в мире ящеров? Ты же знаешь, что в мире духов время идёт иначе, гар-р-р, — прокаркал Аким, взмахнул крыльями и взгромоздился на столик, где стал клевать виноград, лежащий в серебряной вазе.

— Достаточно, уже несколько месяцев.

— И что случилось за это время?

Я вздохнул и поведал ему о наиболее значимых событиях.

— А с матушкой ты виделся, гар-р-р? — спросил фамильяр, склевав подчистую весь виноград.

— Ага. Она такой скандал закатила, что любо-дорого было посмотреть. А уж какими эпитетами она меня награждала. Неблагодарный — это самый слабый из них. Остальные много хуже и заковыристее. Парочку я даже запомнил, чтобы использовать против своих особо ненавистных врагов.

— Ты окончательно решил не помогать ей?

— Да. У неё свой путь, у меня свой, — сказал я и легко, без всяких сомнений, добавил: — У меня нет к ней никаких чувств. Ни гнева, ни благодарности.

— А к твоим братьям и сёстрам? — поинтересовался Аким, слонив голову набок.

— Я решил, что в этой ситуации самым хорошим решением будет дистанцироваться от них. Никак с ними не взаимодействовать, чтобы не привязываться или наоборот — разочаровываться. Да и в целом, моё общение с ними может навлечь на них опасность. Я ведь бог. И вдруг кто-то решит, что сможет как-то повлиять на меня через них?

— Да, ты прав. Тебе лучше держаться от них подальше, — согласился фамильяр, жадно глянув на коктейль в моей руке.

— На, — поставил я бокал на стол.

Аким торопливо сделал глоток, а потом разочарованно выдохнул:

— Безалкогольный, гар-р-р! Кажется, ты пошёл по наклонной. Совсем испортился.

— Ну, если тебе что-то не нравится, то я могу отправить тебя к моей матушке. Будешь служить ей, а я найду себе другого фамильяра.

— Мне всё нравится, — тотчас заявил Аким и следом, подумав, серьёзно заявил: — Твоя матушка стала слегка того…

— Я бы даже сказал не слегка, но всё же ей хватает хитрости и сообразительности на то, чтобы раздувать междоусобицу между претендентами на трон империи ящеров. Да, Гаруш сейчас самый главный из них, но другие не особо хотят с этим мириться. Понаблюдаем, что будет дальше.

— Если Гаруша убьют, и во главе империи встанет другой ящер, то он может пойти войной на этот мир, — справедливо сказал фамильяр и с брезгливостью во взгляде окунул клюв в коктейль и принялся его потягивать.

— Да, такое может быть, но тогда я разыграю похожую партию, что была сыграна с Гарушем и Кхарушем. Думаю, мне удастся заставить его отступить, — уверенно сказал я, ощутив лёгкое дуновение ветерка, скользнувшего по моему шикарному чёрному сюртуку с серебряными пуговицами в форме черепов.

— А чтобы никто даже не думал захватывать этот мир, его нужно технически и магически развить. Новые магоформы можно брать на Земле-1 и нести их местным людям. А технологии вполне можно набрать в том мире, где у людей уже атомные электростанции есть, — произнёс Аким, вытащив клюв из стакана.

— Идея хорошая, но богам не позволено исполнять подобные финты ушами. Люди должны сами дойти до той или иной технологии. Книга Богов запрещает давать людям новые технологии и магию. Но я всё же попробую как-нибудь исхитриться и ускорить развитие этого мира, — задумчиво проговорил я, потирая подбородок двумя пальцами.

— Ты только не забывай о Первом. А то он тебе вмиг голову с плеч… — сказал Аким и следом добавил, окинув меня уважительным взором: — Хотя, может и не вмиг. От тебя нынче прям разит силой. У меня аж перья дыбом стоят.

— Это пока не сила, а лишь отголоски силы. Мне страшно подумать, какой мощью обладает тот же бог войны Эсмир, что господствует в пантеоне богов ящеров. Вот у него сила, так сила.

— Тоже верно, — согласился Аким, взлетел в воздух и уселся на парапет, с которого посмотрел на толпу верующих. — А религиозные войны здесь уже начались?

— Пока нет, хотя, конечно, многие утверждают, что именно их бог спас этот мир. Но, дескать, он так скромен, что не выпячивает на всеобщее обозрение такие пустячки. А бог Абрат — никакой не бог, а всего лишь смертный архимаг, научившийся паре новых фокусов. И подобных людей даже не волнует то, что эмиссары ящеров сами говорили, что свалили отсюда именно из-за бога Абрата. Подобные слухи они считают выдумками.

— Таких людей не переубедить, а даже если бы можно было переубедить, то их слишком много. Замучаешься переубеждать, гар-р-р, — подвёл итог Аким.

Мы немного помолчали, а затем фамильяр посмотрел на закат и вздохнул.

— Чует моё сердце, что беспечные деньки со славными кутежами и беспределом закончились. Раньше мы отвечали только за себя, а теперь на твоих плечах будут судьбы миллионов людей. Ты же это понимаешь?

— Понимаю, — кивнул я, почувствовав, как на душе заскребли кошки.

Ответственность была огромной, от неё бросало в дрожь, но я не мог отступить от своих планов и довольствоваться ролью младшего бога смерти. Я хотел забраться на божественный Олимп.

— Знаешь, мне кажется, что тот же Рябой стал счастливее тебя, — философски проговорил фамильяр. — Да будто бы все стали счастливее тебя. Стоцкий обрёл вторую молодость и с азартом развивает княжество. Синявская забралась на трон княжества. Бульдог — важный человек, уверенный в себе, а ведь совсем недавно он был чёрным охотником, которого бросила блудливая жена. Ректор открыл в себе новые таланты и перевоплотился чуть ли не в чекиста. Чернов сумел добиться любви всей своей жизни и теперь с Коломейцевой. Не удивлюсь, если узнаю, что и мимолётно служивший тебе Пчхин после перерождения получил счастливую жизнь.

— Ага. Только матушка осталась у разбитого корыта.

— Ну почему же? Она добилась своего — сделала из тебя бога. Мне кажется, что где-то глубоко в душе она гордится тобой. Может быть, она даже больше гордится не тем, что ты стал богом, а тем, что ты чётко и без страха дал ей понять, что ты не будешь служить ей, а пойдёшь своим путём.

— Мне без разницы, что она думает, — честно ответил я, встав с шезлонга.

Подошёл к краю пирамиды и посмотрел на запрудившую площадь толпу. Люди в унисон восхваляли меня, делая ритуальные знаки. Они взмахивали правой рукой, будто бы рубя кого-то невидимым клинком. Это было изобретение ректора. Данный жест символизировал то, что искренне верующий в бога Абрата может с помощью своей воли и веры перерубить любое препятствие.

— И что ты намерен делать дальше? — с интересом спросил Аким, уцепившись коготками за парапет и расправив крылья навстречу лёгкому ветерку.

— Много чего. Столько, что даже слегка страшно. Но мне всё по плечу. Уверен в этом. Меня ждёт блестящее божественное будущее, но работы предстоит много, — вздохнул я и уставился на умирающий закат.

Вот так же умирает во мне и всё человеческое, а освободившееся занимает божественное. Людей внизу, на площади, я уже воспринимал как инструменты, а не как личности. Они всего лишь вспышки света, быстро пропадающие во мраке, а я — костёр, который будет гореть вечно. Боги же бессмертны, ну ежели их не убить.

— Да, предстоит много работы, — глухо повторил Аким и замолчал.

А я вдруг с отчётливой ясностью подумал, что завершение строительства моего первого храма, будто бы открыло новую главу моей жизни. Ту главу, о которой я не могу никому рассказать, поскольку Книга Богов не велит. Даже слегка обидно стало. По коже пробежали мурашки, сердце трепыхнулось в груди, а изо рта вылетел тяжёлый вздох.

На этом, собственно, и нужно поставить точку в истории человека, ставшего богом, в истории обманутого сына, в истории мстителя, отказавшегося от мести. Дальше начинается жизнь уже другого существа.