Глава восемнадцатая Голосование. Награждение. Орден Двойной Звезды. Банкет. Три закона диалектики

Сорок минут давалось на голосование.

Гарадских. Земных чуть больше, поскольку гарадский час — ун — больше земного на восемь и три десятых процента. Но ун, как и земной час, делится на шестьдесят частей, называемых тирнады. То бишь, тирнада — это гарадская минута, а линда — секунда. В одной тирнаде шестьдесят линд, как и в земной минуте шестьдесят секунд. В гарадских же сутках те же двадцать четыре уна, как и в земных — часа.

Очередное совпадение? Да. Однако если подумать, не такое уж и удивительное. Шестидесятеричная система удобна для подобных расчетов. Особенно, если твоя новая планета делает полный оборот вокруг своей оси примерно за то же время, что и прежняя.

А если мне скажут, что два с половиной миллиона земных лет назад общие предки людей и силгурдов не смотрели на небо, не следили за движением звёзд и не замечали, в какой точке горизонта восходит и садится солнце в определённое время года, и сколько длится день, я пожму плечами и спорить не стану.

Орудия труда, значит, умели изготавливать, а на небо не смотрели, и думать не умели. Ну-ну.

Как бы то ни было, сорок минут — это сорок минут.

— Эх, сейчас бы закурить, — вздохнул Юджин Сернан. — Сигару. Гавану настоящую.

Мы сидели на открытой площадке кафе, расположенного на крыше здания Совета.

По чашке горячего драво, разноцветные шарики ардато на тарелке. Внизу — Новая Ксама. Над головой — голубое небо с лёгкими пёрышками облаков.

— А ты курил? — спросил Быковский.

— Кто не курил? Курил. Пришлось бросить, когда в отряд астронавтов попал.

— Я тоже курил, — признался Быковский.

— А я был в Гаване, — сказал я. — Даже с Фиделем знаком. Мы с ним в волейбол играли и за одним столом сидели. Но вот сигарами он меня не угощал.

— Это потому что ты ещё маленький, — назидательно заметил Сернан. — Курение — занятие для взрослых.

— Для взрослых идиотов, — усмехнулся я.

— Приходится признать, что ты прав, — снова вздохнул Сернан. — Но иногда хочется.

— Если очень хочется, то иногда можно, — сказал Валерий Фёдорович и выложил из внутреннего кармана на стол початую пачку сигарет «Ява» и зажигалку.

— Ничего себе, — сказал Сернан и непроизвольно огляделся. — Контрабанда? Чёрт, а я не догадался. Всё-таки вы, русские космонавты, нас в этом превосходите.

— В пофигизме и неподчинении начальству? — подмигнул Быковский.

— Вроде того. Как там было, волшебное русское слово «дахусим»? [1]

Быковский засмеялся.

— Я не буду, — сказал я. — Однажды попробовал — не понравилось.

— И правильно, — сказал Быковский. — Не стоит привыкать. Я тоже не курю. Но иногда…

— Вот именно, — сказал Сернан. — Так что, по одной?

— Угощайся, — Быковский вытащил сигарету и пододвинул пачку Юджину.

Они закурили.

Я поймал несколько заинтересованных взглядов от соседних столиков, но не более того.

— Не пойму, — сказал Юджин. — Сорок минут… По-моему, это слишком долго. Ясно же всё.

— Это нам ясно, — сказал я.

— Ну и как проголосуют?

— Ты у меня спрашиваешь?

— У кого же ещё, ты среди нас единственный, кого, хоть и с натяжкой, можно назвать гарадцем.

— Хрен его знает, — признался я. — Понимаешь, Кемрар Гели не особо интересовался борьбой фракций в Совете Гарада. Он и о наличии-то этих фракций едва знал. Ты, вот, интересуешься, внутренней политикой США?

— Я — республиканец! — гордо сказал Сернан. — Конечно, интересуюсь. Кроме всего прочего, от этого зависит финансирование НАСА. То есть, я кровно заинтересован.

— Понятно. Да, я замечал, что вы, американцы, больше завлечены в политику, чем советские люди.

Валерий Фёдорович помалкивал.

Развалившись на стуле и забросив ногу за ногу, он явно наслаждался контрабандной сигаретой и старался хотя бы на несколько минут забыть о тех серьёзных неприятностях (мягко сказано), которые нас могут ожидать уже в самом ближайшем будущем.

— Потому что у вас коммунисты всё решают, — заявил Сернан. — А у нас — настоящая демократия.

— Ты же республиканец, а не демократ, — попробовал я его слегка подколоть.

— Республиканцы и есть настоящие демократы, — сказал Юджин.– Демократы же наши вовсе не демократы, а натуральные клоуны. Причём клоуны совсем не смешные. На лице нарисованные улыбки, в руках бесплатные печеньки. Сунешь в рот — папье-маше, только выплюнуть. А за нарисованными улыбками волчий оскал прячется.

— Не уважаешь ты демократов, вижу.

— Не за что их уважать, — отрезал Юджин. — Настоящий американец должен быть «слоном» [2], а «ослы» [3] для всяких эстетствующих интеллектуалов, гомиков и прочих любителей защищать бездельников, нелегальных мигрантов и наркоманов.

— Ты, вроде, сам из семьи иммигрантов, — заметил я.

— Как и все американцы. Если не считать индейцев, конечно. Я говорю о нелегальной миграции. Кубинцы, мексиканцы… Легальные — пожалуйста, милости просим. Но что-то мы, по-моему, в сторону ушли. Так что с голосованием? Всё-таки судьба наша решается.

— В крайнем случае, угоним звездолёт, — пообещал я.

Быковский засмеялся.

Я подмигнул Сернану и сказал:

— Пошли в зал, господа-товарищи, десять минут осталось.

Быковский с Сернаном докурили сигареты и затушили окурки в пустой тарелке из-под ардато и поднялись.

Мы успели вовремя.

Только сели на свои места, как буквально через минуту председатель Совета Гойзи Очо приступил к оглашению результатов голосования, которые тут же высвечивались на экране.

— Итак. По первому вопросу.

«Согласны ли вы, что следует прекратить общение и сотрудничество с цивилизацией Земли до тех пор, пока земные страны и народы не преодолеют все свои внутренние разногласия?»

Голосовало одна тысяча сто двадцать шесть членов Совета. Согласны — четыреста восемнадцать. Не согласны — шестьсот восемьдесят восемь. Воздержались двадцать.

Решение Совета — продолжить сотрудничество.

— Уф, — выдохнул Сернан и мелко перекрестился. — Слава Иисусу и Деве Марии.

— Ура, — сказал Быковский.

— Вопрос второй.

«Согласны ли вы, что следует прекратить любые попытки связаться с цивилизацией плазмоидов на пятой планете от Солнца — Юпитере, а их представителя Малыша оставить на Гараде вечным пленником?»

Согласны — пятнадцать. Не согласны — тысяча сто один. Воздержались — десять.

Решение Совета. Вернуть Малыша домой при малейшей возможности и постараться найти общий язык с плазмоидами.

Я мысленно позвал Малыша, показал ему большой палец и дружески улыбнулся. Малыш в ответ слегка покачал боками — мол, не знаю пока, о чём ты, но рад, что у тебя хорошее настроение.

— Третий вопрос, — продолжил Очо. — «Согласны ли вы, что следует начать расследование ГСБ о причинах, приведших к гибели трёх членов экспедиции на 'Горном эхе»?

Согласны — тысяча сто двадцать. Не согласны — ноль. Воздержались шестеро.

Решение Совета. Дать команду ГСБ начать расследование.

Редкое единодушие, подумал я.

Впрочем, любому разумному человеку понятно, что подобные вещи должны быть тщательно расследованы. Во избежание.

— Наконец, четвёртый вопрос.

«Согласны ли вы, что трое землян: Валерий Быковский, Юджин Сернан и Сергей Ермолов, рискуя жизнью, спасли экспедицию „Горного эха“ и достойны награды и скорейшего возвращения домой»?

Согласны — тысяча и один. Не согласны — сто двадцать один. Воздержались четверо.

Решение Совета. Наградить землян Валерия Быковского, Юджина Сернана и Сергея Ермолова высшими наградами — званиями Герой Гарада и орденами Двойная Звезда. Всех троих вернуть на Землю как можно скорее, для чего незамедлительно заняться организацией новой экспедиции в Солнечную систему.

Громкие и продолжительные аплодисменты грянули в зале.

Мы встали со своих мест и обнялись. Малыш сиял рядом с нами.

— Прошу не расходиться, — сказал Гойзи Очо, когда аплодисменты утихли. — Результаты голосования стали известны Президиуму ещё полчаса назад. Однако нам нужно было некоторое время, чтобы решить, когда награждать наших земных героев, — он слегка поклонился в нашу сторону. — Было предложение совместить награждение с грядущим праздником — Днём объединения Гарада. Но праздник только через месяц, а герои у нас имеются уже сейчас. К тому же, мы все здесь, можем их поздравить и за них порадоваться. Поэтому решили, что награждение состоится немедленно.

Председатель вышел со своего места на авансцену, повернулся к нам и провозгласил:

— Лётчик-космонавт, землянин Быковский Валерий Фёдорович, подойдите!

Быковский поднялся.

В отличие от женских платьев, весьма подверженных изменчивой моде, мужской гарадский костюм для торжественных случаев не менялся в течение двух сотен лет, минимум, а может быть, и больше (я не большой знаток истории гарадской моды).

Чем-то он напоминал костюм, в которые облачался состоятельный, знающий себе цену, мужчина- европеец в начале прошлого века. Как правило, дворянского сословия.

Тёмный приталенный однобортный пиджак или, скорее, сюртук, с полами ниже середины бедра.

Темные же брюки с высокой талией.

Как правило, чёрные туфли (разумеется, натуральную кожу гарадцы давно для изготовления обуви и одежды не использовали, искусственная намного превосходила её по качеству).

Белоснежная рубашка с длинными рукавами навыпуск и широкими манжетами, схваченными запонками. Часто золотыми.

Вообще, гарадские мужчины не стеснялись ювелирных украшений из этого металла, носили и запонки, и нательные цепочки, и перстни. Всё это стоило денег, но жалеть и, тем более, копить деньги было не принято. Заработал — трать. Не хочешь на себя — участвуй в общенациональных программах, коих существовало множество в различных сферах жизни.

Привычных землянам галстуков на Гараде не носили. Ни мужчины, ни женщины. Вместо них — богатое разнообразие шейных платков любых фасонов и расцветок. В основном, конечно, из материала, напоминающего земной шёлк. Иногда — аналог американского галстука-боло, распространённого, в основном, среди представителей оранжевой расы.

Так что, когда нам ещё вчера вечером предложили костюмы для сегодняшнего заседания, Быковский и Сернан выбрали боло (они и впрямь удобнее, завязывать на надо, подтянул зажим повыше — и всё), а я, как и некогда Кемрар Гели, тёмно-синий с фиолетовым отливом шейный платок.

Жилетки отсутствовали.

Вместо них — широкий разноцветный пояс с несколькими карманами и кармашками для разных мелочей.

Повторюсь, я не знаток истории моды. Ни гарадской, ни земной. Но, по-моему, похожие пояса носили и продолжают носить и на Земле. В той же Испании, к примеру. Да и у нас, в России… Кушак — это что? По-моему, похож. Разве что карманов на кушаке, вроде бы, не было, но это уже детали.

Что ещё?

Пожалуй, всё.

В свете прожекторов, заливающем сцену, Валерий Фёдорович Быковский и Гойзи Очо смотрелись весьма эффектно. Председатель Совета Гарада заметно старше и чуть выше ростом. Но оба подтянутые, стройные, а в том, как шёл по сцене Быковский, чувствовалась ещё и настоящая офицерская выправка.

— Товарищ Быковский! — торжественно провозгласил председатель. — Решением Совета Гарада вы награждаетесь высшей наградой планеты — званием Герой Гарада и орденом Двойная Звезда!

Очо протянул руку в сторону.

Помощник вложил в неё небесного цвета с двумя изумрудными полосами ленту-перевязь с прикреплённым к ней орденом Двойной Звезды.

— Наклоните голову, молодой человек, — попросил Очо.

Наш командир наклонил голову.

Очо надел на него ленту, пожал руку:

— Поздравляю вас. Если хотите, можете что-нибудь сказать.

Быковский чётко, по-военному, повернулся к залу, принял стойку «смирно» и отчеканил:

— Служу Земле, верю в Гарад!

После чего под бурные аплодисменты зала вернулся на место.

— Классно придумал, Валерий Фёдорович, — шепнул я ему, когда для награждения вызвали Юджина Сернана. — Служу Земле, верю в Гарад. Отлично. И вашим, и нашим, но Земля на первом месте.

— Само выскочило, — усмехнулся Быковский. — Теперь уже обратно не заскочит.

Так мы все втроём и отрапортовали, получив каждый положенную долю аплодисментов и орден Двойная Звезда на ленте через плечо.

— Он так и носится? — спросил меня Сернан чуть позже, когда мы уже сидели на торжественном обеде-банкете, устроенном в нашу честь, здесь же, в шикарном банкетном зале Совета. — На ленте?

— Не обязательно, — сказал я. — На ленте — в особо торжественных случаях и по желанию. Можно прицепить на грудь, с левой стороны, над сердцем. В смысле, на пиджак. Или китель.

— Прямо как наши ордена, — сказал Юджин.

— Ага, — подтвердил я. — Прикинь, как будет классно смотреться на твоём парадном мундире.

— Да, неплохо, — оценил американец. — Это золото, я правильно понимаю?

— И бриллианты? — спросил Быковский, разглядывая свой орден.

— Чистейшей воды, — сказал я и дал краткую справку. — Две золотые восьмилучевые звезды, расположенные со смещением одна над другой, с бриллиантами в центре каждой. Символизируют Западный и Восточный Гарад, а также обе наши звезды: Крайто и Гройто. Ещё, как видите, имеется по четыре бриллианта поменьше, окружающих центральный на каждой звезде, всего — восемь. Символизируют восемь планет системы Крайто-Гройто, а также восемь главных принципов гарадского общества: жизнь, созидание, любовь, защита, справедливость, вера, надежда и воспитание.

— А почему на знамени Гарада вынесено только первые четыре принципа: жизнь, созидание, любовь и защита? — спросил настырный Сернан, заодно демонстрируя хорошую память.

— Думаю, из чисто эстетических соображений, — ответил я. — Дабы не загромождать полотнище кучей слов. Но все восемь внесены в Свод основных законов Гарада. Это такой очень серьёзный документ, что-то вроде наших земных конституций…

— Наслаждаетесь моментом?

Я поднял голову.

Банкет разгорался.

Многие покинули свои места, и пересели поближе к друзьям и знакомым.

Кое-кто и вовсе ушел, а кто-то не пришёл.

Вот на такое освободившееся место напротив нас и уселся Фунес Эллориго, это был именно он.

Играл живой орекстр, приглашённый из Центрального Музыкального театра Новой Ксамы. На отведённой площадке танцевали пары.

— Наслаждались, — сказал я. — Теперь не уверен.

— Зачем же так резко? — с наигранным удивлением приподнял брови товарищ Эллориго. — Я вам не враг.

— Надеюсь, — сказал я. — Хотя этого не скажешь, если судить по вашему сегодняшнему выступлению.

— А вы хотели, чтобы всё прошло без сучка и задоринки? Так не бывает. Всегда найдётся другое мнение, отличное от вашего. Альтернативное зерно, так сказать. Считайте меня носителем такого альтернативного зерна, — он сделал вид, что держит на плече, что-то большое и тяжёлое.

— Мне нравится этот парень! — засмеялся Сернан. — Как вас, Фунес? Давайте выпьем, товарищ Фунес. За то, чтобы всегда была альтернатива.

Он взял початую бутылку твина и щедро плеснул в бокалы (я вовремя прикрыл свой ладонью).

— Отчего нет? — сказал Эллориго. — Можно и выпить.

Мы выпили.

Я пил сок, исподволь поглядывая на неожиданного собутыльника. Мне казалось, что ему уже достаточно выпивки. Однако кто я такой, чтобы делать замечания? Все взрослые люди и каждый сам выбирает свой путь к счастью или невзгоде.

— Да, альтернативное зерно, — продолжил Эллориго. — Без него и его носителей, согласитесь, было бы скучно жить. Разве интересно читать книгу, в которой нет конфликта? Или смотреть такой фильм? Нет, не интересно. Такую книгу мы закрываем, а фильм выключаем. То же самое и в общественной жизни. Общество не может развиваться без конфликта, без разности потенциалов противоположных мнений, без споров и дискуссий. Иногда весьма серьёзных!

— Счастье — в борьбе, — негромко произнёс Быковский.

— Именно! Прекрасно сказано. Счастье — это борьба!

— Это не я сказал.

— А кто?

— Выдающийся земной философ, историк, экономист. Карл Маркс.

— Передайте при случае моё искреннее восхищение.

— Рад бы, но не смогу. Он умер и довольно давно.

— Жаль.

— И мне.

— Мне — нет, — сообщил Сернан. — Послушать вас, марксистов, так все вокруг эксплуататоры и капиталисты, которые спят и видят, как бы половчее ограбить весь мир.

— А разве нет? — усмехнулся Быковский. — Так и есть.

— Да ну тебя, — сказал Сернан. — По сравнению с вами, коммунистами, мы овечки.

— Ха-ха, — сказал Быковский. — Наливай, овечка. Раз пошла такая пьянка, выпьем за переход количества в качество, а также за отрицание отрицания.

— Это что? — удивился Эллориго.

— Второй и третий законы диалектики, которая, в свою очередь, является частью философии. За первый — единство и борьбу противоположностей мы, по сути, только что пили. Но если пить за каждый в отдельности, то можно и не рассчитать силы. Поэтому пьём за оба сразу.

Эллориго посмотрел на Быковского с уважением.

Сернан разлил.

Они выпили.

Оркестр грянул весёлую танцевальную музыку.


[1] Так сказал советский лыжник Вячеслав Веденин перед гонкой на 30 километров на зимней Олимпиаде 1972 года в Саппоро, когда японский журналист обратил его внимание на густой снегопад. Сказал, и выиграл золотую медаль. На следующий день одна из популярных японских газет вышла с заголовком: «Советский лыжник сказал волшебное слово „дахусим“ и выиграл Олимпиаду».

[2] Партия республиканцев.

[3] Партия демократов.

Загрузка...