Интернат «Озёрный», в котором работала моя тётушка, располагался за городом, в полуокружении трёх озёр, дугой охватывающих территорию интерната с северо-востока. Озёра бесхитростно назывались Первое, Второе и Третье и по своим размерам больше походили на пруды.
— По сути это и есть пруды, — рассказывала тётя, взявшая на себя роль экскурсовода. — Тут ручей протекает, Тихий. Он дальше впадает в речку Быструю, которая бежит к морю. Когда подыскивали место для интерната, обратили внимание на три естественных озерца. Они маленькие были совсем и образовались, можно сказать, естественным путём.
— Гнорры? — догадался я.
— Они.
— Кто такие гнорры? — спросил Быковский.
— А вон гнорр плывёт, смотрите, — я показал рукой.
Мы стояли на запруде между Первым и Вторым озером. Первое озеро, деловито работая лапами, пересекал гнорр с веткой в зубах.
— Это же beaver! — воскликнул Сернан. — Как это по-русски…
— Бобр, — подсказал я.
— Бобр, — повторил Сернан. — Точно. Смешноеслово.
— Чего это оно смешное? — вступился за бобра Быковский. — Нормальное слово.
— Это вы ещё не слышали, как по-грузински будет свинья, она же pig, — сказал я.
— Как? — одновременно спросили Быковский и Сернан.
— Хори, — я постарался повторить грузинский выговор с горловым «х».
— Бывал в Грузии? — спросил Быковский.
— Нет.
— Откуда тогда знаешь?
— В Кушке, в сборной дивизии, против которой мы играли, были грузины. От них слышал.
— Эй, мальчики, — вмешалась в наш разговор тётушка. — Вы не забыли, что я с вами?
— Как можно! — сказал Юджин. — Но вопрос сравнения местных и земных животных действительно интересный. Я почему-то всегда думал, что инопланетные животные должны кардинально отличаться от наших. А оказалось, что они похожи.
— Не все, — сказал я. — Но очень многие. Белковая жизнь на кислородных планетах… Правда, гнорров, насколько я помню, завезли на Цейсан с Гарада.
— Не только их, — сказала тётушка. — Когда началось активное терраформирование Цейсана, встал вопрос о животных, птицах и даже насекомых. Местных видов было крайне мало, и они вымирали прямо на глазах. Какие-то удалось поддержать и даже возродить. Но часть завезли с Гарада, это верно.
— Не боялись, что гарадские виды полностью вытеснят местные? — спросил Быковский, наблюдая за гнорром.
Гнорр тем временем выбрался на берег и, не выпуская из пасти ветку, скрылся в ближайших кустах, смешно виляя попой с коротким, совсем не похожим на бобровый, хвостом.
— Следили за этим, — объяснила Ланиша. И раньше следили, и сейчас. В особенности за хищниками. Те же гнорры, например, — травоядные. А вот кмеуты — хищники. Как и такхары. Но они домашние животные, и совсем не любят жить в дикой природе Цейсана. Предпочитают наши комфортные человеческие жилища, — улыбнулась Ланиша. — Хотя, конечно, если такхара или кмеута лишить возможности быть рядом с человеком, он одичает. Но мы своих не бросаем.
— У нас, людей, увы, бывает, — признался Быковский. — И собак бросаем, и кошек.
День был солнечным и для этого времени года очень тёплым. В северном полушарии Цейсана заканчивалась весна, а вместе с ней и учебный год.
В который уже раз я подумал о сходстве и различии наших планет и цивилизаций. Ты посмотри, даже дети у нас летом не учатся. Ни на Земле, ни на Гараде, ни на Цейсане. Каникулы для всех!
Вот что, действительно, интересно.
Почему такие разительные отличия в развитии общества (языки, государства, народы и расы, политический и экономический строй, наука и техника) и в то же время так много общего?
Причём не только в том, что касается непосредственно людей и силгурдов. Здесь как раз более или менее понятно, в конце концов, родина у нас одна — Земля, и все мы были когда-то одним человечеством. Но вот тех же кмеутов взять. Это же чистые земные коты и кошки, даже внешне похожи! Как гнорры на бобров. Или стлаки на волков. И лучшие друзья силгурдов — гарадские такхары точно так же произошли от хищных стлаков, как земные собаки — от волков.
Удивительно.
Такое впечатление, что неизвестная и могущественная сила, перенесшая некогда часть людей с Земли на Гарад, специально выбирала мир, напоминающий Землю даже в таких мелочах.
— А может быть, и не выбирала, — сказал я. — Может быть, нам всем просто повезло, что система Крайто-Гройто оказалась в какой-то момент настолько близко от Солнечной системы, что эта могущественная и неизвестная сила смогла воспользоваться редкой возможностью и провести свой эксперимент.
Мы уже находились в интернате, на встрече с детьми и подростками, и в привычном формате отвечали на многочисленные вопросы. Среди которых, разумеется, был и тот, на который я неоднократно пытался ответить сам себе и тем, кто спрашивал меня об этом.
Вот и сейчас спросили.
Вихрастый сероглазый мальчишка, напоминающий меня самого. Три земных года назад. Или двадцать с лишним гарадских, если вспоминать детство Кемрара Гели.
— Скажите, чем вы объясните, что мы так похожи? — спросил он, представившись. — Я знаю о теории, по которой мы все — земляне. Но даже если это так, всё равно не понятно, почему за два миллиона лет развития (он, естественно, пользовался гарадской временной шкалой) мы разошлись так мало. Спасибо, — он сел.
Вот я и отвечал на этот вопрос. Благо каких-то полчаса назад отвечал на него же сам себе. Просто повторить ответ, ничего сложного.
— Эксперимент? — с места переспросил мальчишка.
Встреча проходила в конференц-зале, напомнившем мне большой шатёр Circus Smirkus. Такие же, амфитеатром охватывающие сцену, зрительские ряды. Сама сцена по размерам почти такая же, как в родном цирке. Так что чувствовал я себя на ней прекрасно. Впрочем, все сцены, начиная с древнейших времён, похожи одна на другую. Просто потому, что спроектированы и построены с одной задачей — донести происходящее на ней до зрителя наилучшим образом.
Этот зал вмещал, как мне сказали, тысячу человек.
То бишь, практически всех, кто работал и учился в интернате «Озёрный». Правда, на встрече присутствовали не все, в зале виднелись проплёшины из свободных мест, но народу было всё равно много. Акустика — на высоком уровне, поскольку умело и незаметно размещённая звуковая аппаратура, позволяла расслышать каждое слово. Как на сцене, так и в зале.
— Давайте рассуждать здраво и логически, — сказал я. — Ни два миллиона лет назад, когда люди на Земле едва взяли в руки палку и камень в качестве оружия и орудия труда, ни сейчас, когда они сумели выйти в космос и даже добраться до естественного спутника Земли — Луны, им самим не под силу было бы перебраться на другую планету, находящуюся пусть и совсем рядом по галактическим меркам, но всё равно во многих миллиардах километров от Земли. Скажем прямо. Даже нынешним гарадцам, уже имеющим довольно развитый космический флот, было бы весьма проблематично совершить подобную операцию.
— От количества перебрасываемых людей зависит, — деловито заметил всё тот же вихрастый мальчишка, которому зал на короткое время отдал инициативу.
— Разумеется, — сказал я. — Как и от множества иных причин. Речь не об этом. Речь о том, что сами люди этого сделать не могли ни при каких обстоятельствах. Значит, это сделал кто-то другой. Божественное вмешательство исключим сразу, поскольку это переводит разговор в совершенно иную плоскость. Будем говорить о естественных силах. С большой долей вероятности можно предположить, что данная сила разумна. Тем более это подтверждается рассказами нашего друга-плазмоида Малыша о том, что некогда какие-то гуманоиды, похожие на нас, почти уничтожили большую часть его соотечественников на крупнейшей планете Солнечной системы — Юпитере. Вопрос. Зачем они это сделали? В смысле, переселили часть землян на Гарад, хотя и с плазмоидами вопрос интересный и важный. Мой ответ: ради эксперимента и потому, что могли это сделать. Как мы видим на собственном опыте, разум всегда совершает те действия, которые может совершить. В особенности, если это касается познания окружающего мира, в том числе путём его изменения. В чём была цель данного эксперимента? Не знаю. Может быть, их цивилизация угасала, и они хотели таким образом распространить разумную жизнь по галактике. А может быть, как раз и хотели посмотреть, насколько могут разойтись пути тех, кто остался и тех, кого пересилили. Землян и гарадцев. В этом случае, они и мы заодно получили ответ на вопрос. Пути разошлись не особо сильно, и общего между людьми и силгурдами осталось гораздо больше, нежели различий.
— Они и мы? — спросил мальчишка. — Вы предполагаете, что эта таинственная сила до сих пор за нами наблюдает?
— Легко могу это предположить, — сказал я.
— Тогда почему мы их не замечаем? — не выдержала какая-то девочка из зала. Видимо, решила, что вихрастый слишком долго занимает общее внимание.
— Можно я отвечу? — попросил Быковский.
— Конечно, Валерий Фёдорович.
— По некоторым оценкам временная разница в научно-техническом развитии Земли и Гарада составляет около двухсот земных лет, — сказал Быковский. — То есть Гарад ушёл на двести лет вперёд. Когда «Горное эхо» прибыл в Солнечную систему и принялся наблюдать за Землёй, изучая человечество, мы, человечество, этого не замечали до тех пор, пока экипаж вашего звездолёта не связался с нами. Теперь представьте, какими возможностями обладает цивилизация, предположительно гуманоидная, к слову, ушедшая вперёд на миллионы лет. Вполне возможно, что для того, чтобы осуществлять наблюдение за Землёй и Гарадом им даже не нужно находиться в наших звёздных системах самим. Вполне достаточно иметь где-нибудь на спутниках парочку тщательно замаскированных автоматических станций.
— Такие станции должны потреблять энергию, а также излучать её, — баском вступил в разговор высокий юноша, которому по земным меркам можно было дать лет семнадцать. Вероятно, выпускной класс. — Грубо говоря, обладать некой сигнатурой, присущей только им. Как наши станции Дальней связи. По этой сигнатуре их можно обнаружить.
— Договорились, — сказал Юджин. — Займёшься их поиском, когда подрастёшь. Окей?
В зале засмеялись.
— И займусь! — с вызовом ответил юноша.
— Не забудем о ещё одном варианте, — сказал Быковский. — Эта гипотетическая цивилизация может к этому времени уже и прекратить своё существование. Миллионы лет — это серьёзный срок, мы просто не знаем, как долго цивилизации могут развиваться. Не с чем сравнить.
— Разве не бесконечно? — спросила та же девчонка.
— Всё имеет начало и конец в этом мире, — ответил Сернан. — Даже вселенная.
— У меня ещё один вопрос, — девчонка не садилась. Теперь мне казалось, что она похожа на Таньку Калинину — такая же рыжая, конопатая и бойкая. Интересно, она стихи пишет? Очень может быть. Девочки в её возрасте часто пишут стихи. Большей частью плохие, но исключения бывают. Та же Татьяна — яркий пример. Эх, что-то я соскучился. Вроде бы и не так долго мы находимся вдали от дома, а соскучился.
— Давай его сюда, свой вопрос, — сказал я.
— Мы говорили о разуме, здравомыслии и логике, когда обсуждали переселение части людей с Земли на Гарад два миллиона лет назад. Как в таком случае, опираясь на все эти качества, можно объяснить перенос сознания — да что там сознания, личности! — взрослого человека, гарадца, инженера-пилота Кемрара Гели в тело земного мальчишки? По-моему, данный факт не подвластен никакому здравомыслию и логике. Но как-то же его нужно объяснить!
Какие пытливые дети растут, подумал я. Просто деваться некуда от их пытливости. Эх, девочка, если бы я знал…
— Эх, если б знать ответ на этот вопрос, — вздохнул я. — Поверьте, первое время задавал его себе каждый день. Потом — через день. Потом всё реже и реже. Какой смысл его задавать, если ответа не только нет, а нет даже намёка на путь, который к ответу ведёт? Правильному ответу, я имею в виду. Наверное, можно предположить, что данный перенос — дело рук упомянутой высшей цивилизации. Хотя слово «руки» здесь не совсем подходит. Но в этом случае следует признать, что оная цивилизация достигла уровня развития и могущества, сравнимого с божественнным.
Я выдержал паузу и продолжил:
— Или же мы можем предположить, что перенос случился по естественным причинам. Возможно, существуют некие каналы связи между людьми, природа которых нам не известна. Пока не известна. Простой пример. Когда-то наличие ауры у человека и у любого живого существа считалось фантастикой, выдумкой тех, кто называл себя колдунами, ведуньями, а затем экстрасенсами. Однако оказалось, что аура действительно существует, и сегодня любой из нас, войдя в определённое состояние, может её видеть и даже оценивать по ней здоровье человека и его эмоциональное состояние. То же самое, возможно, когда-нибудь случится и с этими гипотетическим каналами. Мы научимся их видеть — сами или с помощью приборов, неважно — и, чем чёрт не шутит, ими управлять. В конце концов, мой пример уникален лишь потому, что он доказан неопровержимыми фактами и о нём узнали все — и на Земле, и на Гараде, и здесь, на Цейсане. Но можем ли мы быть уверены в том, что подобного не случалось раньше?
— Вы имеете в виду все эти древние легенды, когда люди начинали говорить на неизвестных им языках и помнили то, что никак не могли помнить? — скептически осведомился тот же юноша, который рассуждал о чужих автоматических станциях в наших звёздных системах.
— В том числе, — сказал я. — Они есть и на Гараде, и на Земле. Только почему вы называете их легендами? С моей точки зрения, это вполне себе задокументированные свидетельства. Вот здесь присутствует ваш учитель истории, а моя родная тётя Ланиша Койдо. Пусть, как профессиональный историк, расскажет, что можно считать задокументированным свидетельством, а что всего лишь легендой. Прошу, Ланиша.
— Это не сложно, — поднялась со своего места тётушка. Выглядела она, надо сказать, прекрасно. Молодая, подтянутая, красивая. Понимаю Юджина Сернана. — Легенда — это фольклор. Недостоверный рассказ о неких фактах и событиях и людях, которые действительно происходили и существовали. По крайней мере, в большинстве случаев. Но лишь в основе. Всё остальное — фантазия рассказчика. Всякий из нас знает, как это происходит, когда мы приукрашиваем или, наоборот, стараемся заретушировать, отодвинуть в тень то или иное событие, в котором лично принимали участие. Первое или второе зависит от того, как в этом событии мы себя вели.
В зале послышались смешки и перешёптывания. Ага, зацепила Ланиша за живое. Кто ж не любит приукрасить своё участие в спасении кмеутёнка, попавшего в глубокую яму или, наоборот, сделать вид, что не заступился за малька, которого, походя, обидел старший, потому что не заметил.
Ты, ответил я себе. Ты никогда не приукрашивал как спас котёнка из-под колёс афганского грузовика в Кушке.
Потому что котёнка спас, а сам погиб, продолжил я мысленный разговор сам с собой. Неудачное спасение вышло, согласись. Эта история как раз ко второму случаю относится. Когда не стоит приукрашивать. Впрочем, приукрашивать вообще не стоит. Говори, как есть. Хотя, если ты прирождённый рассказчик, то почему бы и не приукрасить? Я вспомнил своего любимого «Василия Тёркина».
Балагуру смотрят в рот,
Слово ловят жадно.
Хорошо, когда кто врет
Весело и складно.
Именно. Врёт весело и складно — в этом суть создания легенды и фольклора. Казалось бы, давно известные вещи, а повторить и заново осознать никогда не мешает.
— Что касается задокументированного, то есть письменного свидетельства, то оно должно подтверждаться другими, тоже письменными источниками. Пример. Почему мы знаем, что открытие самого маленького материка Гарада — Лур-Ахарти произошло не пятьсот лет назад в эпоху Больших географических открытий, а гораздо раньше, когда первые гарадцы, жители Лур-Гего, добрались до него на примитивных тростниковых тримаранах? Потому что были найдены соответствующие письменные источники, которые независимо друг от друга подтверждают этот факт. Я сейчас намеренно упрощаю. Но это не потому, что иначе вы не сможете понять. Время у нас всё-таки ограничено. Я ответила на вопрос?
— Спасибо, тётушка, — сказал я и посмотрел на парня. — Мы ответили на твой вопрос?
— Будем считать, что да, — сказал он и сел.
— Итак, естественные причины, — повторил я. — О которых мы пока ничего не знаем. Лично я склоняюсь к этому объяснению. Как говорил один земной средневековый монах по имени Уильям Оккам: «Не следует привлекать новые сущности без крайней на то необходимости». Этот методологический принцип позже так и назвали: «Бритва Оккама». Принцип этот, как вы понимаете, универсален и относится не только к научному познанию, но и к нашей жизни в целом.
— Знаю, — заявила рыжая и конопатая. — У нас он называется «Принцип бережливого». Но я читала, что этот принцип не аксиома, а презумпция. Он не запрещает множить сущности, а лишь рекомендует делать это лишь в крайнем случае, когда другого выхода не видно.
Сернан наклонился ко мне и тихим шёпотом, чтобы слышно было только нам, спросил:
— Слушай, они все тут такие умные?
— Ага, — таким же шёпотом ответил я. — Большей частью.
— И на Гараде такие же?
— И на Гараде.
— С ума сойти. Как вы здесь живёте?
— Ничего, — сказал я. — Ты привыкнешь.