Чудесные куклы барышни-попаданки. Книга 2

Глава 27 в которой Марьяна исполняет чужие желания

Марьяна

— Влад… — шепчу я.

— М-м? — откликается он, продолжая целовать подушечки моих пальцев.

Медленно, один за другим. И ладонь тоже.

Моя голова покоится на его плече. Ни говорить, ни шевелиться не хочется, хоть Добрыня и вышел из ведомобиля, чтобы мы с Владом побыли наедине. Но…

Тревожно.

Влад рядом. Молчит. И это тоже беспокоит. Он ничего не скажет, даже если спрошу. Упрямый.

— Влад, я тебя люблю.

Он на мгновение замирает. Едва слышно вздыхает. Я чувствую его любовь, как огромный огненный цветок, что распускает лепестки. Но и печаль ощущаю тоже.

— Все будет хорошо, Марьяша. — Влад целует меня в макушку. — Я тоже тебя люблю. Тебя и Василису. Вас обеих. Ты знаешь, я сегодня был у матушки…

Он оживляется и рассказывает, какие подарки принес Василисе, как она с ними играла, какая она ловкая и сообразительная. А мне стыдно. Влад проявляет больше внимания к дочке, чем я.

— А как здоровье Лидии Алексеевны? — интересуюсь я. — Василиса не слишком ее обременяет?

— Мне показалось, матушка помолодела. Ты… не оставляй ее, хорошо? Если вдруг…

Он замолкает, и я покрываюсь мурашками. И спросить, что Влад имеет в виду, очень страшно.

— Х-хорошо, — соглашаюсь я неуверенно. Хотя ничего-то хорошего в его словах нет. — А Луша? Она… как?

— Замечательно. Присматривает за Василисой по ночам, когда матушка спит.

Это должно меня успокоить? Такое впечатление, что да. Значит, Василиса в опасности.

— Влад…

— Не сейчас, Марьяша. Пожалуйста. Не сегодня.

А когда? Отчего-то я уверена, что Влад прекрасно понял, о чем я хотела спросить. И значит, сегодня он ничего не расскажет. И завтра, наверное, тоже. Он так и будет скрывать, что происходит. Чтобы не беспокоить? Но я ведь все чувствую. Чтобы я не наделала глупостей? Я не так юна и наивна, как купеческая дочка Марьяна. Чтобы… чтобы…

— Я должен кое-что тебе рассказать, — продолжает Влад. — Или даже не кое-что. Но не сегодня. Позволь мне побыть рядом с тобой. Пожалуйста.

Его ладонь скользит по моему плечу. Шею обжигает поцелуй. Достаточно невинный, но оттого не менее горячий.

— Марьяша, — шепчет Влад.

И целует. Целует. Кожей чувствую его дыхание. И всем телом — желание. Или оно мое? И мое тоже.

Но мы не одни.

Добрыня топчется где-то рядом с ведомобилем. Наверное, не только он. И все эти следящие заклинания…

Влад тоже это понимает. Он целует меня в губы… и отстраняется, с глухим стоном.

— Марьяша, давай… обменяемся желаниями, — предлагает он.

— Это как?

Я поправляю платье, сползшее с плеча. У нас осталось мало времени. Мне пора возвращаться в палаты.

— Я исполню твое желание, а ты — мое.

— Любое желание?

— Все, что в моих силах.

«Увези нас с дочкой далеко-далеко. Туда, где нет страха. Туда, где спокойно и безопасно. Туда, где мы будем счастливы. Втроем».

Вот мое заветное желание. Но оно эгоистичное. Да и не может Влад его исполнить. Он и так сделает все, чтобы нас защитить.

— Ты первый желай, — предлагаю я.

— Проиграй завтра. Пожалуйста.

Вот как… Влад хочет, чтобы я покинула конкурс? Но это невозможно. Все участницы живут в палатах, даже выбывшие.

— Я не смогу… уехать. Ты же этого хочешь? Чтобы я вернулась домой?

Он кивает.

— Сможешь. Это не запрещено, хоть и не рекомендуется.

— Хорошо.

В салоне ведомобиля темно. И, значит, я не вижу, а чувствую… радостное облегчение. Владу не пришлось меня уговаривать.

К слову, новые способности уже не пугают. Чувствовать любимого человека так же естественно, как дышать. Эмоции других людей я, к счастью, не ощущаю.

— Мы не сможем видеться, — вздыхаю я.

Мне, в отличие от Влада, не радостно.

— Недолго, — говорит он. — И я буду приходить. Это же рядом.

— Да. Я исполню твое желание.

— А я — твое. Скажи, чего хочешь, — предлагает Влад.

— Не сейчас. Не сегодня…

В салоне ведомобиля тесно, не развернуться. Приходится проявить чудеса гибкости, чтобы поцеловать Влада так, как хочется. Страстно и горячо, ненасытно. Так, чтобы дыхание сбилось, а щеки пылали — вроде бы от смущения, но на самом деле… от желания.

Легкий стук по крыше…

И волшебство момента растворяется в суровой реальности. Время, что текло медленно, как хорошо сваренный сироп по деревянной ложке, остановилось — и помчалось вскачь

— Я прошу прощения, но вам пора. — До нас донесся голос Добрыни.

Влад вышел из ведомобиля и подал мне руку.

— Если поторопитесь, успеете до того, как вернутся остальные, — напутствовал нас Добрыня. — И вот…

Он сунул мне в руки бумажный пакет.

— Что это? — удивилась я.

А ноздри уже уловили приятный аромат еды. Пакет пах жареными пирожками. И чем-то мясным.

— Это я попросил, — сказал Влад. — Ты же не ужинала. — И обернулся к другу: — Ромашка, ты что притащил?

— Так пирожки. — Он задумчиво поскреб бороду. — С требухой.

Рот наполнился слюной. О голоде я забыла из-за переживаний. Однако пакет пах так вкусно, что аппетит разыгрался.

— С ума сошел? — возмутился Влад. — Какая требуха! Ты…

— Что рядом было, то и купил, — ответил Добрыня. — Ночь на дворе, кондитерские закрыты.

— Не отдам.

Я прижала к себе пакет. Показалось, Влад отберет то, что, по его мнению, негоже есть барышне.

— Да поспешите уже, — вмешался Добрыня.

По дороге я вспомнила, что испекла для Влада печенье, и вынесла ему гостинец, несмотря на возражения Аннушки, что «неприлично посреди ночи к воздыхателю бегать». А Влад обрадовался, будто я ему драгоценность какую подарила.

Увы, прощаться пришлось быстро, едва послышался звон колокольчиков. Барышни-конкурсантки вернулись из театра.

Первым делом я умяла пирожки. Наслаждаться ими мешала Аннушка, которая ныла под ухом о вреде жирной пищи, особенно перед сном. Но кто собирался спать? Я лишь сделала вид, что легла, с нетерпением ожидая, когда останусь одна. Если завтра мне придется покинуть палаты, сделать куклу нужно до утра. Ведовство не сработает, если я буду далеко от Балора.

Когда Аннушка ушла, я разожгла лампу и достала горшок с массой для лепки. Стазис сработал прекрасно, фарфор не застыл, и я занялась куклой. Работа отвлекла меня от тревожных мыслей. Я сосредоточилась на кукле, чтобы она не получилась такой же уродливой, как Марийка. К тому же, следовало придать лицу мужские черты.

Но как я ни старалась, к утру не успела. И вообще, уснула за столом, с кисточкой в руках.

А проснулась на полу. И не сразу поняла, где нахожусь… и что чувствую. Телу вроде бы мягко, но разглядеть, на чем лежу, не получалось. Узор то ли подушки, то ли ковра расплывался. И пахло… как-то странно. Понятия не имею, чем, но запахов очень много, и все они… чужие?

Я попыталась встать и обнаружила…

— А-а-а! — заорала я от испуга.

— У-у-у! — взвыло животное, в которое я превратилась.

И распласталось на брюхе, в ужасе закрыв глаза.