Черкес 2. Барочные жемчужины Новороссии

Глава 8 Мины и Папа Допуло

Проснулся ближе к обеду относительно бодрым.

Первую же мысль, что пришла в голову, можно было считать парадоксом: почему словом кабачок называется и бессмысленный овощ, и питейное заведение?[1] Что между ними общего? Кабачок, в котором льются рекой вино и песни, — место весьма полезное для мужской части планеты. Особенно для борьбы со стрессом.

Наскоро перекусив во дворе, отправился к Спенсеру в гостиницу. По дороге пытался напевать прилепившуюся с вечера песню про «пьяного человечка». Своим боевым задором я готов был поделиться со всем миром.

Веселость как рукой снесло, когда в «Ришельевской» мне сообщили, что Спенсер не ночевал в отеле. Поднялся в номер, который мне любезно открыли. Кровать не разобрана, вещи все на месте. Эдмонду требовалось пройти буквально несколько сот метров от кабачка до гостиницы, но он сюда так и не добрался. Пропал по дороге!

Вряд ли отсутствие Эдмонда можно было объяснить нечаянным явлением дамы — на пустынной ночной Дерибасовской я видел лишь кучки расходившихся пьяниц-французов. Еще менее вероятно, что его потянуло продолжить наш праздник Бахуса: он и так был прилично навеселе. Дело пахло дурно.

Не знаю, что мной двигало, но я разыскал ящик с револьверами и один зарядил, вспомнив инструкции моего друга. Засыпал порох в каморы, вставил пули-шарики, все утрамбовал шомполом и прикрыл крышкой барабан. Вспомнил о затравочном порохе и засыпал его в дозатор. Револьвер был готов к стрельбе.

Мне нужен Проскурин! Только он мог посоветовать, где искать Спенсера, если его похитили. В том, что все обстоит именно так, я не сомневался.

Побежал в порт.

Я понимал, что мне не стоит светиться в здании таможни. Поэтому в Практической гавани перехватил какого-то солдатика из тех, что вели нас в ночь прибытия в Карантинный городок. Попросил вызвать Проскурина к молу, подкрепив свою просьбу парой «масонов». Солдатик лихо козырнул и побежал на поиск нужного мне офицера. Я же потащился к группе рыбаков, оккупировавших мол.

В густой тени от торгового корабля, стоявшего под разгрузкой, на плитах мола устроился дремавший длинный малоросс с забавным белобрысым чубчиком на голове и в вышиванке. Рядом в ведре плескались пойманные бычки и лежала скрученная в бухту тонкая бечёвка с крючком и грузиком на конце. Грузиком выступал обычный камень с дырочкой, который в народе прозвали «куриный бог».

Хохол лениво приоткрыл глаза, когда я встал рядом, и буркнул нечто вроде приветствия. Я приподнял шляпу, поздоровавшись со всей возможной элегантностью.

— Как улов? — спросил.

— Да так… — неопределенно ответил малоросс.

— На что ловите?

— На глаз!

— На рыбий глаз? — уточнил я.

— Бычок — рыбка донная, на всякую сраку клюет. Тут его — как говна за баней. Первого словишь — а дале хоть глаз насаживай, хоть кишочки, да таскай потихоньку.

— А снасть из чего мастырите?

— Так из нити скрученной. Бывают промеж нас любители, шелковую используют, ежели раздобудут. Тут немного и нужно — саженей 10 всего…

— А крючок?

— Тааа… иголку отожжённую скрутишь, кончик задний в лопаточку сплющишь — и готово дело. — охотно поделился он подробностями, как всякий рыбак, уверенный, что весь мир только и мечтает, как прикоснуться к его рыбацкой мудрости.

Я увидел поспешавшего ко мне Проскурина и распрощался со своим новым знакомым.

Его кто-то окликнул с мола:

— Леха! Гусь! Айда с нами до базара!

Малоросс вскочил и потрусил к своим, прихватив снасти и ведро. Я остался на месте, поджидая таможенника.

Он всполошился не на шутку, услышав новость про Спенсера.

— Плохо дело!

— Хуже не бывало! — согласился я. — Есть какие-то мысли? Кто его похитил и — главное — где его могут прятать? Может, в катакомбах?

— В катакомбах, где камень добывают? — удивился таможенник. — Зачем тащить англичанина за город? В самой Одессе все ходами подземными и погребами изрыто. Вон, в прошлом году похоронили графа Разумовского. Так он под своим дворцом столько накопал, что, говорят, даже ночевал в жару под землей. Весь город на минах стоит.

Как город может стоять на минах, я не понял. К чему минировать город? Что за дичь? Их до сих пор даже в море не ставят. Насколько я помнил, морское минирование было применено впервые на Балтике в Крымскую войну.

— Причем тут мины?

— Минами у нас прозвали особые подвалы под домами. Их выкапывают и устраивают из камня своды. В итоге, они даже не связаны с фундаментом здания. Тянуться на сотни метров. Есть и многоэтажные. Сколько не запрещали — все равно копают. Контрабанду раньше прятали — вино да оливковое масло. Пока Молдаванка не попала в черту зоны свободной торговли, покупали один дом там, другой — внутри зоны и соединяли туннелем. Хоть мне и положено по обязанностям знать про такие места, но я и о половине не ведаю. Недавно Греческая улица провалилась. Под ней пять землекопов работали. Чудом спаслись: выскочили в помещение с каменным сводом.

— Кабачки винные — это, наверное, и есть эти мины?

— Коли хозяин с контрабандой завязал, может и питейный дом организовать. Или склад устроить.

— Контрабанда, контрабандисты… Опасная публика, наверное? — я припомнил старый стишок Багрицкого и процитировал:

По рыбам, по звездам

Проносит шаланду:

Три грека в Одессу

Везут контрабанду.

Николай Евстафьевич искренне удивился:

— Зачем в Одессу везти контрабанду?

— А как же еще?

— Да, Коста, ты неместный и ничего в наших делах не понимаешь. Зачем тайно ввозить что-то в город, если пошлины нет? Сюда завозят тоннами все подряд, а пошлину платят на выезде из города. Черта зоны свободной торговли обозначена рвами. Уже третью провели, расширили зону. Воронцов постарался, ибо город уже задыхается от наплыва людей.

— То есть, получается, контрабандисты тащат свой товар через границу порто-франко. В этом смысл их дела? Прибыльно, наверное?

— Еще как прибыльно! Лезут в это дело все подряд. Недавно тетку в досмотровой прихватили. Она настенные небольшие часы под юбками прятала, а часы возьми да и забей. Вот смеху-то было. Еще и по побережью по мелководью пробираются с непромокаемыми мешками. Прикроют голову стальной тарелкой, чтобы с морем по цвету сливалась, и бредут себе потихоньку по шею в воде. Но это так — мелочёвка. Главная добыча — когда на бочках или мешках в обозе ставят пломбы досмотровые. Мол, допущен товар к вывозу, а пошлина-то не уплачена.

— Взятки? — догадался я.

— Они, родимые, — подтвердил Проскурин. — Помнишь, давеча ты про нашего «павлина» спрашивал? Ну, про того офицера, что паспорта проверял?

— Его забудешь, нарядного такого…

— Он к нам из Петербурга перевелся из-за долгов. Проиграл в столице состояние семейное. Теперь возвращает. Года за два все вернет и в прибытке еще останется.

— Могли контрабандисты Спенсера сцапать?

— Зачем им это нужно?

— Где контрабанда, там и криминал рядом.

— Не думаю, что они причастны. Нынче у них порядки строгие. Друг за дружку горой стоят, пришлых гоняют. А вот поспрошать их смысл имеет.

— Есть среди них главари?

— Как не быть? Конечно, есть. Раньше был такой Васька Чумак. Вот он как раз мог похищение организовать. Его люди как-то раз княгиню Волконскую украли. Шум поднялся до небес, облавы полицейские. В общем, вернул Васька даму не особо пострадавшей и денег не много попросил. Кликали же Чумака Дядей. Но он куда-то подевался, к молдаванам, что ли, подался… Теперь главным у них стал Папа.

— Был Дядя, стал Папа! — усмехнулся я.

— Папа Допуло!

— Попандопуло? — переспросил я, чуть не рассмеявшись.

Тут же представил себе героя Михаила Водяного из «Свадьбы в Малиновке». В тельняшке и картузе с пером и щеточкой маленьких усов под носом. Гротескного и веселого. Типичного одессита. Который сразу полезет ко мне целоваться, удивляясь, шо он в меня такой влюблённый?

— Нет. Папа Допуло. Серьёзный джентльмен. Он всеми заправляет, везде свои сети раскинул. Я его в шутку Пауком Допулой обозвал. Но за глаза. Опасный тип, предупреждаю сразу.

Я сразу посерьезнел. На ум пришел теперь образ этакого Дона Корлеоне. «Со всем моим уважением», капо ди тути, «ничего личного — просто бизнес».

— Может, с ним стоит поговорить насчет похищения и поисков Спенсера?

— Отчего же не поговорить? Даже нужно поговорить!

— Сложно встречу устроить? Сумеешь договориться?

— А чего договариваться? Сейчас дрожки возьмем и поедем к нему в гости.

Эх, патриархальные времена. Все про всех всё знают. Живут — не скрываются. Хочешь с местным боссом мафии пообщаться, на прием записываться не надо. Сел да поехал на беседу.

Сперва заглянули в гостиницу. Вдруг Спенсер объявился. Но его по-прежнему не было.

Выехали из центра. Дворцы с колоннами остались позади. Теперь вдоль улицы красовались одноэтажные домики с крышей со скатом во двор и тремя окнами слева и справа от входа. Посередине забора ворота. Стены украшены скудно — кругами и гирляндами из лепнины. Просто натуральный типовой проект 19 века по высочайше утвержденному шаблону.

Как ни странно, но угадал я верно. Проскурин подтвердил.

Зашли во двор без стука. Там устроилась чаевничать какая-то компания. Самовар, баранки, вазочки с вареньем — все по русской классике, несмотря на греческое происхождение всех собравшихся за столом и на бордовые фески у большинства.

Сегодня у меня был день ломки стереотипов. Мины — не мины, а подземные тоннели; контрабандисты не ввозили, а вывозили; а главный городской мафиози оказался не злодеем, а очаровательным жовинальным господином.

Да-да, именно так я себе и представлял этот литературный образ: безупречный костюм, отличные манеры и море обаяния, шуток и неподдельного заразительного оптимизма. Папа Допуло весело рассказывал какую-то историю. На его пухлом лице играли ямочки, которые, казалось, жили своей отдельной жизнью.

— Какие люди! Гость в дом — радость в дом! Какими ветрами вас занесло в наши Пальмиры? А ну-ка, ребята, освободите место Его благородию и его элегантному спутнику.

— Нужно по делу поговорить, Папа. Без долгих рассусолов.

— Мой дом всегда открыт для вас, штабс-капитан. А уши готовы выслушать любую просьбу!

Мы уселись за стол. Нам тут же налили чаю. Предложили лимон.

— Быть может, уважаемые хотят что-нибудь покрепче? — уточнил Папа Допуло, игнорируя прямой намек на срочность нашего вопроса. — Все, что есть в погребе, — в вашем распоряжении. И мы компанию поддержим, чтоб вы в одиночестве не заскучали. Замечательное греческое, ароматный траминер из Альто Адидже, добрый старый портвейн или херес из Андалусии? Жизнь слишком коротка, чтобы пить плохое вино!

— Кажется, это слова Гёте, — припомнил я.

— Наш гость знает толк не только в головных уборах! Он еще и не лишен интереса к поэзии. Что же он скажет по поводу такого…

Папа Допуло вдруг запел приятным баритоном какой-то отрывок из итальянской оперы. Его сподвижники одобрительно заворчали, кивая головой в такт выводимой мелодии.

— Увы, — признался я честно, — я не ценитель оперного искусства. Кстати, меня не представили. Коста Варвакис к вашим услугам.

— Варвакис? Владеющий силой? Звучит многозначительно! Но напрасно, напрасно вы упускаете из виду искусство пения… Ваш возраст Христа — я ведь не ошибся? — должен был привести вас к очевидному выводу: лишь музыка и мудрость поэтов ушедших эпох способны внести элемент прелести в монотонность нашего существования. И, безусловно, хорошая шутка — без нее жизнь была бы скучна и пресна. В чем ваша проблема, дорогие гости?

Мы коротко рассказали суть дела.

Папа Допуло, уже не балагуря, обдумывал услышанное. Ямочки на щеках замерли. Лоб прорезали складки. Он мгновенно превратился в босса, склонного не шутить, а стрелять или раздавать команды, отправляя на смерть своих бойцов.

— Я могу понять похищение. Ради мести. Или любви. Но похищение ради денег? Как Васька Чумак? Что может быть отвратительней? Разве что насилие над ребенком или кровавое издевательство над беззащитной женщиной.

— Или быть крысой! — неожиданно встрял в разговор один из сидящих за столом.

— Или стукачом! — зло сверкнул глазами на Проскурина другой.

— Довольно! — прервал внезапный поток реплик от подельников их босс.

Тут же установилась тишина.

Папа Допуло резко вернул на место маску весельчака. Морщины исчезли, ямочки заплясали.

— Забавный мне анекдотец рассказали намедни. Вам всем знаком наш обожаемый месье Леонард. Наш кудесник-куафюр, создатель одесского шика. Месяц назад некая госпожа N приглашает его, чтобы соорудить прическу, которая затмит соперниц на балу Воронцова. Месье в затруднении, он мечется по будуару не в силах найти решение. Вдруг его взгляд падает на красные бархатные штанишки. Он быстро их режет и пристраивает на голове мадам, перекручивая волосы в замысловатом узоре. На балу — полный триумф! Но вы только представьте, какими средствами! Обрывки штанишек — на голове! О, какой сюрприз!

Все захохотали. Не поддержать оратора не было ни малейшей возможности. В его исполнении самая банальная шутка казалась игрой острого ума.

— Но то — месье Леонард! Единственный в своем роде. Не все французы таковы. Отнюдь не все. И в подавляющем большинстве, скорее, — полная ему противоположность. Пираты и сутенёры съезжаются к нам, оставляя прекрасную Францию на волю скучных буржуа. И один из таких негодяев — хозяин нашего казино. Премерзкий человек! Дружок пропавшего Дяди!

— Сволочь последняя, гад ползучий, чертов ростовщик… — забормотали за столом, но Папа Допуло снова добился тишины, взмахнув рукой, как дирижерской палочкой.

— Он нам мешает! Этот странный месье возомнил себя хозяином Одессы!

— На нож, мерзавца! — выкрикнул кто-то, вызвав у главаря лишь презрительную усмешку.

— Наш славный Ланжерон, безвременно нас покинувший губернатор, был истинным ценителем театра. Настолько, что даже приемы посетителей вел в гримерках артисток, — улыбки вернулись на лица сидящих за столом. — Ныне же всем заправляет мадам Мария Нарышкина, тетка губернатора и предмет воздыханий покойного императора. К театру она, увы, равнодушна, и мало кто вхож в ее круг. Ваш исчезнувший англичанин — допущен.

— Папа! — не выдержал Проскурин. — Ты не мог бы выражаться без своих витиеватостей?

— Увы, увы, наш неподкупный друг! Вам не дано искусство тонкой беседы. Вам хочется ясностей. Извольте. Я кину клич среди своих, чтобы поспрошали про англичанина. На дворе таверны прекрасной Адонии, Коста, отныне сядет мой человек на случай экстренной связи между нами. И мы окажем вам любую поддержку, если придется прибегнуть к крайним мерам. И ничего не попросим взамен. Ничего! Наше дело требует тишины. Нам не нужны лишнее внимание, полицейские облавы, громкие скандалы или потрясения основ. Мы не французы, в конце концов, чтобы вечно свергать королей и строить баррикады.

— Очень любезно с вашей стороны, сэр! — я впервые открыл рот после фразы о Гёте.

Папа Допуло склонил голову в весёлом поклоне, соблюдая ту грань, которая разделяет клоунаду и истинную вежливость.

— Но…

— Но? Никаких «но». Лишь маленькая услуга взамен. Стоило бы шепнуть Марии Антоновне, что вся грязь в городе собрана вокруг казино. Его хозяин-француз завел дурной обычай: посетители влезают в долги и, чтобы расплатиться, лезут в любые авантюры и в наш бизнес, в частности. И пачкают благородный промысел контрабандиста всякого рода криминалом. Отвратительно! Недостойно! И крайне опрометчиво! Пора вымести мусор из углов!

— Устроить генеральную уборку, — подсказал я.

— Генеральную уборку? Какое интересное выражение. Да-да, именно генеральную.

— «Чует мое сердце, мы на пороге грандиозного шухера»! Как же мне добраться до сиятельных ушей?

— Вам — никак. Вашему англичанину — проще простого. Как видите, мы оба заинтересованы в спасении вашего друга.

— А если…

— Если он откажет, — Папа Допуло широко улыбнулся, — вы, надеюсь, найдете другой способ решить мою проблему!

Он взял со стола чашку с чаем и с удовольствием сделал глоток. Потом стал отщипывать аккуратные кусочки от бублика, макать их в розетку с вареньем и отправлять в рот, тем самым показывая, что разговор закончен.

Вот прямо взял и озадачил. Наговорил Папа с две бочки арестантов, и я никак не мог уловить всех связей. Нет, несколько нитей видны отчетливо. Англичанин — тетка губернатора — француз-хозяин казино. Но причем тут Ланжерон, Гёте и месье Леонард?

— Не забивай голову. Тень на плетень навел Папа в своей обычной манере, — пояснил мне Проскурин, когда мы на дрожках тряслись обратно в центр.

Он взялся меня подвезти. Я решил проведать казино: чем черт не шутит, вдруг Спенсер там. Сидит за игральным столом и проигрывает последний шиллинг.

Я не был согласен с «таможней». Папа явно намекнул на грядущие мафиозные разборки. Он что, вообразил меня наемным киллером? Углядел за поясом револьвер? Ну, уж нет! Не на того напал! Хватит с меня человеческой крови! По-моему, кто-то свыше мне подал очевидный знак. До сих пор пятки чешутся!

Я спрыгнул с дрожек, распрощался с Проскуриным и двинулся к казино.

На ступеньках дремал знакомый мне француз. Я узнал его по красному колпаку. Во рту он держал погасшую сигару. Он даже глаза не открыл, когда я распахнул двери в игорное заведение и изнутри отчетливо донесся стук бильярдных шаров.

Прошел в бильярдную.

Несколько столов без луз. Играли в три шара типа французского карамболя. Игроки были обряжены в заляпанные фартуки. В углу стояло ведро с жидкой известкой. Они по очереди подходили к нему и макали туда кии, с которых безбожно капало на пол. Бильярдная напоминала комнату отдыха взбесившихся маляров. Маркер, местный служитель, то и дело смахивал щеткой белые пятна с зеленого сукна.

Одним из игроков оказался граф Самойлов.

Он нанес сильный удар. Шар стукнулся о борт и вылетел за пределы стола. Граф разразился ругательствами, резко треснул по борту кием. В разные стороны полетели брызги известки и щепки.

— Борту — хана! — спокойно констатировал его противник.

Самойлов бросил на стол остатки кия и несколько золотых.

— Этого хватит? — рявкнул раздраженно.

— Помилуйте, Ваше сиятельство! В первый раз что ли… — грустно ответил маркер, принимаясь за уборку.

Я вышел в зал для игры в карты. Горели свечи: дневной свет скрывали тяжелые бархатные шторы, подвязанные длинными кистями с бахромой. Тихо шелестели сдаваемые карты. Изредка тишину прерывал звон монет. Неприятно пахло сигарным дымом.

Игроки с утомленными лицами не обращали на меня внимания.

«Неужто с ночи сидят?»

Тихо поинтересовался у местного служителя, не заходил ли в казино после полуночи англичанин. Он отрицательно покачал головой.

Спенсера не было.

[1] Авторы разошлись во мнениях относительно вкусовых качеств кабачка.