Чэч: Сезон дождей

Глава 9

Некогда ярко освещённый зал арены постепенно погружался в темноту. Многочисленные магические светильники горели уже в четверть накала, неспособные даже осветить что-то вокруг себя, и гасли один за другим. С подступающим мраком сражались лишь многочисленные языки чадного пламени, ещё пока робко танцующие на гобеленах и диванах хозяйской ложи. Порождаемый огнём густой сизый дым тяжёлыми клубами стелился над полом, скрывая под собой деревянные лавки.

Вот только один участок зала, почти возле самой решётки, отделяющей круглую арену от зрительских мест, дым обтекал так, будто путь ему преграждала невидимая обычному взгляду преграда. В центре этого свободного от дыма пространства на лавочке сидел старик, облачённый в ветхие с виду холщовые рубашку и штаны, и то и дело то пытавшийся безуспешно пригладить всклоченные седые космы с длинными, но редкими усами и бородой, то вновь складывая руки на коленях. При этом совсем не удивлявшийся тому, что вытворяет дым.

А чего старику было удивляться, пугаться или беспокоиться из-за какого-то обычного дыма. Тем более что проклятый ошейник, несколько месяцев блокирующий его магические умения и лишь по счастливой случайности окончательно не угробивший здоровье, наконец-то снят. А что до дыма… Дыма ли бояться профессору, которому уже многократно настоятельно рекомендовали занять место декана Итильского магического университета, архимагу, любимыми стихиями которого были как раз огненная и воздушная. Впрочем, и со стихиями земли и воды профессор не хуже умел манипулировать. Вообще, он был одним из пяти сильнейших универсальных стихийников Империи. И самым экстравагантным. Одним из таких увлечений, буквально шокирующих окружающих, как преподавателей, так и студентов, как правило, выходцев из богатейших кланов империи, была история стран, некогда существовавших на территориях, сейчас называемых Проклятой пустошью. И ладно бы шебутной профессор просто читал свитки и книги в уюте домашнего кабинета или в зале университетской библиотеки, нет — старика вечно тянуло на приключения, и он то и дело организовывал экспедиции в самые дальние уголки пустоши и вёл там археологические раскопки. Каких-либо особо выдающихся успехов, оценённых в научном мире, его коллеги и ученики на этом поприще у профессора не видели. И лишь разводили руками, — и у гениев бывают свои причуды.

Успехи, оценённые коллегами и учениками… Этими жалкими бездарями⁈.. Успехи профессора в археологии могли оценить лишь немногие. Одним из таких разумных был, например, личный секретарь самого Императора. Вы, правда, думаете, что этот разумный будет тратить своё время и время императора на какую-то очередную блажь, пусть и одного из сильнейших архимагов Империи? Конечно же нет. Тем более что крайняя — она всего лишь крайняя! — экспедиция тайно финансировалась самым этим секретарём.

И вот когда профессор почти добрался, когда почти нашёл ответ на мучающий многих вопрос о том, как достичь вожделенного… Тут старик резко оборвал свою мысль и снова принялся суматошно приглаживать свои космы, — есть слова, которые даже мысленно лучше не произносить. Особенно в Проклятой пустоши, особенно в замке демонического лорда, — кто знает, какие сущности и с какими способностями притаились совсем близко, даже если ты точно уверен, что никого рядом нет.

Мельком бросив взгляд на всё разгорающиеся языки пламени, старик недовольно нахмурился, — слабо горит огонь, слабо. Но и всё поглощающего пожара ещё пока не надо. Чуть шевельнув пальцами левой руки, он прошептал даже не заклинание, а так, короткое пожелание и языки пламени затанцевали по гобеленам с большей силой.

Ещё одной, мало кому известной, экстравагантной чертой характера непоседливого профессора была пиромания. Обычно ему удавалось держать эту страсть в узде, — полюбоваться раз в час несколько минут огоньком собственноручно зажжённой свечи, растопить походную печь перед приготовлением ужина без сохранённого с обеда угля, без помощи кресала или спичек. Обычно этого хватало. Но сейчас, после нескольких месяцев воздержания, старик дал волю страсти. Но в то же самое время профессор с любопытством наблюдал за самим собой: насколько он контролирует опасную тягу к огню, и нет ли первых признаков подкрадывающегося старческого слабоумия? Ведь тогда всё, тогда и… Профессор привычно прервал себя на полумысли и вздохнул: тогда уже и оно не поможет.

— А-а-а… — раздался негромкий стон лежащего на этой же скамейке мужчины, с перевязанной грудью, заметавшегося было в забытьи. На бинты пока пришлось пустить снятые же с раненного и разорванные на ленты цветастые штаны. Ну не тюремную же робу рвать, — она ещё и пригодиться может, если чего получше ушедшие на поиски наёмники не найдут.

Старик вытянул руку ладонью вниз над мужчиной и зашептал простенькое заклинание. На кожу раненного и бинты, перетягивающие его, сейчас быстро поднимающуюся грудь, опустилось золотистое сияние, ярко вспыхнувшее и погрузившееся в тело. Мужчина, дёрнувшись, затих, — его дыхание успокоилось. Профессор не считал себя умелым лекарем, но его знания сделали бы честь любому, ни один год изучающему это искусство, медику.

— Нужно понять, нужно понять… — вдруг пробормотал профессор, вскинувшись и вновь принявшись приглаживать непослушные космы. — За кем явилось сюда неожиданно поспособствовавшее освобождению эльфийское возмездие⁈ За ним, профессором Итильского университета, демоном, новым лордом окрестных земель или, что самое удивительное, вот за этим молодым мужчиной?

— За кем, за кем? — по давней привычке говорить с самим собой, ответил задумавшийся старик, теребя свою бородёнку. — Точно не за мной!..

А как могло быть по-другому? Оставшийся один в тюремном зале, профессор вдруг услышал характерное цоканье когтей по камню пола. Услышанное заставило его замереть и даже дышать только через широко открытый рот, снижая возникающий при дыхании шум и представляя, — он камень, которым выложены стены зиндана. Профессору, уже дважды, вопреки байкам и страшилкам, за свою жизнь пережившему акты эльфийского возмездия, не надо было объяснять, кто вот так может цокать когтями по камню в закрытой тюрьме, — теневые гончие. Профессор, хорошо изучивший повадки многих тварей пустошей за время своих многочисленных экспедиций, не знал больше ни одного другого животного, способного как ни в чём небывало проникнуть сквозь толстые каменные стены.

— И в этот раз они явились не за мной. Иначе та сука, продефилировавшая по тюремному залу, в живых бы меня точно не оставила, даже несмотря на то, что гончие часто, вопреки тем же страшилкам, младенцев и стариков, случайно оказавшихся в месте устроенной бойни, не трогают. Как не тронула и в этот раз. Значит, точно не за ним. А за кем тогда?

А выбора-то и не оставалось, — ответ напрашивался сам собой. Демон, пусть и лорд, но даже не высший. Ох, сомневаюсь, чтобы высокомерные ушастые ублюдки решили использовать такой ресурс против какого-то демонишки. Если бы прознали, что какой-то выходец с нижних планов так нагло обосновался недалеко от границы, прислали бы пару-тройку, а то и вовсе одну из звёзд своих бесшумных убийц.

Тогда остаётся только хуман. Во что, если честно, верилось ещё меньше. Чтобы простой бродяга, пусть он даже трижды иномирянин, стал объектом охоты теневых гончих? Что же он такого натворить успел, о чём не рассказал во время длинных тянучих дней и ещё более длинных ночей заключения в яме? Но, получается, что успел, — абы за кем теневых гончих не пошлют. Да и не так уж он и прост, как выглядит на самом деле. И лежит он в забытьи сейчас не от ран, полученных в бою с нхан су, его тело, освободившееся от оков ошейника, уже начало своё восстановление. Этот загадочный хуман как-то умудрился использовать умение, несмотря на блокировку ошейника, и тот при этом гортань бродяге, с нелепым именем «Чэч», почему-то не сломал. А вот умение полностью опустошило ресурсы организма, что, по правде, тоже не смертельно. Было бы у нас время, да с поддерживающими заклинаниями, он скоро восстановится. Но вот времени-то как раз и не было. Демоны обязательно прознают про освободившийся и до сих пор незанятый домен и…

— Проф, вы всё-таки не сдержались, — в рокочущем басе бесшумно подошедшего, вопреки устоявшемуся мнению о неуклюжести гномов везде, кроме их обожаемых подземелий, низкорослого наёмника, не было никаких эмоций: ни панибратства, ни осуждения, лишь констатация факта.

Старик в ответ лишь чуть смущённо пожал плечами и тут же остановил руку, снова произвольно потянувшуюся было к волосам на голове, — а вот эту привычку нужно начинать контролировать.

— Эх, — прогудел возвышающийся позади гнома орк, тоже, как оказалось, умеющий ходить бесшумно, — теперь кристаллы с тушек не добыть.

— Вы, Н’гур, — ухмыльнулся профессор, — решили добыть кристаллы после того, как их погрызли теневые гончие? Да вы большой оптимист.

— Этим только и живу, — осклабился орк.

— Лучше расскажите, как ваши успехи. Хотя, если судить по объёмным рюкзакам за вашими спинами, вижу, что удачно, но хотелось бы знать подробности.

— Помародёрили удачно, — опустив на подбородок мокрую тканевую повязку, защищавшую рот и нос от дыма, признал успехи гном, скидывая объёмные мешки со спины и ставя их возле скамейки. — И одежду нашли, и оружие, и припасы в дорогу, и даже палатку со спальными мешками хуманской работы.

— Вот, — развязав завязки, коротышка достал свёрток и протянул его профессору, — одежда для вас, переодевайтесь.

— Благодарю, Дондар, — старик тут же вскочил на ноги, и начал разворачивать свёрток.

— А с хуманом, что делать будем? — как бы между делом поинтересовался гном.

— Как что? — удивился профессор, натягивая прямо поверх тюремных штанов ещё одни из толстой, но хорошо выделанной кожи. Снаружи сезон дождей, — не самый жаркий сезон в пустоши, надо сказать. А жар стариковские кости уже давно не ломит. — С собой заберём, конечно. Как и велит ваш неписаный кодекс бродяг. К тому же он нас всех спас.

При этих словах орк с облегчением выдохнул, — кодекс нарушен не будет. А кодекс, — это жизнь бродяги. Если бы Проф приказал бросить этого хумана, перед орком встал бы выбор: уйти вместе со стариком и гномом или остаться вместе с хуманом, тем самым нарушив данную Профу клятву наёмника. И он даже задумываться не хотел, чтобы он, бугор, потерявший всю свою ватагу, выбрал бы? Ведь и то и то решение вступало в противоречие с писанным кодексом бродяг, неукоснимость соблюдения которого контролируется самой Сутью.

На мгновение отвернувшись от Профа и ворчливого коротышки, не снимая повязки со рта, орк еле слышно прошептал короткую, состоящую всего из трёх слов молитву, обращённую к духу-защитнику его племени, основной заботой которого была, молиться о снисхождении для орков перед Сутью. А то, что он уже как-то умудрился разгневать Суть, говорила гибель его ватаги. И кто теперь под руку такого бугра пойдёт? Надо думать, как начинать новую жизнь. И начинать её с нарушения кодекса бродяг, — не хотелось.

— Мы бы и сами справились, — недовольно пробурчал гном. Его недовольство было понятно, — коротышке совсем не улыбалось вешать на себя долг жизни перед хуманом. Хуманом! Ладно бы таким, как Проф, то не зазорно, но перед простым бродягой из пустоши⁈

— Спас, спас, — улыбнулся старик, умело накручивая портянки, прежде чем сунуть ноги в сапоги. — Дондар, если не желаешь признавать долг жизни, я, как твой наниматель, вполне это могу сделать за тебя, — буду должен ему две жизни.

— Гномы за свои долги всегда отвечают сами! — тут же вскинулся коротышка, пытаясь задрать длинную клочковатую бороду к потолку зала арены. Но получилось плохо, — борода была слишком длинная и слишком грязная, опала под своей тяжестью, заставив Дондара ещё раз тяжело вздохнуть.

— Вот и славно, — обрадованно прогудел Н’гур, избавленный от мук выбора. А так вытащат хумана, пронесут немного, пока не очухается и не сможет сам идти, — и, считай, долг отдан. Никто ни в чём его, Н’гура, упрекнуть не сможет. Да и Суть претензий не выдвинет.

— Тогда одевайте его, — тут же распорядился Проф. — И вы подумали, как нести его будете?

— Да, — прогудел орк, принимаясь за дело, — из копий и гобеленов носилки сделаем. Правда, из-за нашей с Дондаром разницы в росте, нести особо удобно не будет. Но вы сами сказали, что наш болезный очухается скоро, так что потерпим.

На самом деле профессору Итильского университета на долг жизни перед каким-то бродягой было, если честно… Ну, не наплевать, конечно, но при надобности, он со спокойной душой демонстративно взял бы на себя не только долг жизни гнома, но и орка, лишь бы они выполняли то, что нужно старику. Одним долгом больше или меньше? Профессор уже со счёта сбился, кому он за всю свою долгую жизнь должен. Но при этом никто из ещё живых не мог упрекнуть его, Кронсира Итильского, в том, что он не отдаёт долги. Как и когда посчитает нужным. И ещё никто не ушёл недовольным.

В общем, иномирянина с забавным именем «Чэч» Проф забрал бы с собой в любом случае. Ведь тот хранил ответы на очень интересные загадки: почему за ним явилась стая теневых гончих и как он, по силам и знаниям явно уступающий любому первокурснику Итильского университета, умудрился использовать какое-то умение при активированном нигаторе магии, и как при этом остался жив. Одной это загадки хватило бы для решения забрать его с собой и хранить как зеницу ока. А у него две! И кто знает, — там, где две, вполне может быть и три, а то и четыре? А чужие загадки и тайны, пусть и не засыпанные тоннами каменистой бесплодной земли, а вернее, тяга к их разгадыванию и была основным смыслом жизни Кронсира Итильского. Смыслом, ради которого высокие покровители не только прощали экстравагантность шебутного профессора, но и грозили пальчиком любому, кто, желая занять тёпленькое местечко в университете, пытался по недомыслию плести интриги против Кронсира.

Надев дорожный плащ, старик критически себя осмотрел, — великоват. Но придётся довольствоваться тем, что есть, — не в своей гардеробной вещи придирчиво перебираю.

— Мне тоже мешок соберите, — всё вам хоть небольшое, но облегчение, — распорядился старик.

— Сами управимся, — буркнул упрямый гном, — вы и так обессилены.

— Вам ещё Чэча нести. Да, не забудьте вытащить копьё из тела нхан су. Думаю, он очень расстроится, если мы оставим здесь такое сокровище. Весит оно немного, к тем же носилкам привяжите, и всё. Да и пригодится оно нам в пустоши, до границы с Империей нам идти и идти. И кто знает, что по пути встретиться может.

— Сделаю, — кивнул орк, возящийся в это время с носилками.

— Да, ты же хотел добыть душевники? Вот с нхан су и Шум-шу можешь их и вырезать. Времени на это потратить не жалко. Но все отдашь Чэчу, — всё же он заслужил.

— Хорошо. С тварью он, действительно, красиво справился, словно не в первый раз. А по его уровню и не скажешь.

— Н’гур, чем ты его рассказы слушал, он же говорил, что со своей ватагой в основном на демонических тварей охотился. На них так быстро, за сезон, и поднялся.

Где-то через полчаса вереница бывших пленников покинула зал арены. Впереди нагруженный словно верблюд с Земли, к тому же держащий ручки носилок, шёл Дондар. Вряд ли кто-то, кроме него, мог быстрее найти выход из незнакомого замка. Этому врождённому умению не помешал бы и проклятый нигатор магии.

А вот Проф шёл последним, то и дело разбрасывая по сторонам огненно-багровые сферы. Одно из самых первых изученных умений, почти не затрачивало ещё не полностью восстановившиеся силы старика. Сферы самостоятельно находили то, что могло быть пищей для заключенного в них, словно в яйцах, огня и замирали, дожидаясь своего часа. Кронсир Итильский не собирался оставлять целым замок, который, несомненно, в скором времени попытаются вновь занять демоны. Хотят занять, — пусть отстраивают заново. А Кронсир при первой же возможности передаст координаты замка в Тайную стражу Империи.

По крытой галерее они подошли к воротам, ведущим наружу из замка. Стараясь не вляпаться в растерзанные останки стражи, — теневые гончие не упустили ни одного демона, гном и орк распахнули ворота. А там стеной шёл дождь.

— Ну, что, друзья, наш путь лежит на восток! Нас ждут дома! — пафосно произнёс профессор. — Ах да…

Старик обернулся, щёлкнул пальцами, и первым вышел под дождь. А за его спиной разом лопнули сферы и загудело пламя большого пожара, охватывающего демонический замок.