Чэч: Сезон дождей

Глава 12

Ватага Чэча

— Подъём!

Басовитый рёв Полусотника заставил Миклуша распахнуть глаза. Опять старый вояка тренировку решил устроить?

«Воякой» Полусотника Чэч называл, ворча, полушёпотом, когда был уверен, что Иван его не слышит. И, как казалось, бывший служивый должен обижаться на такие слова, но пацан сам видел, — дядька Иван лишь в усы довольно усмехается, делая вид, что ничего не слышит. В общем, ничего не понятно, — отец, вроде и ругается, а Полусотнику это нравится. Но когда Миклуш сам так как-то буркнул, тут же схлопотал подзатыльник от Чэча:

— Побольше уважения к старшим, пацан.

Вот и пойми этих стариков… Сам Чэч-то ведь гораздо моложе дядьки Ивана.

— Подъём! — Повторился рёв Полусотника. — Боевая тревога!

«Боевая тревога!» — Эти слова разом сдули сонную одурь из головы мальчишки. «Боевая тревога!» — это серьёзно! Такими словами зря не разбрасываются, а вдруг пошутить захочешь, то столько нарядов отгребёшь, что в следующий раз, если снова возникнет такое желание, сам себе язык прикусишь.

Откинув одеяло, разом схватив висящие для просушки на верёвках штаны, рубаху и портянки, Миклуш свесил ноги, чтобы спрыгнуть и…

«Надо Джока толкнуть! — молнией пронеслась мысль. — Этому долговязому рёв Полусотника нипочём, да ему хоть в колокол над ухом бей, — лишь на другой бок перевернётся. У рудокопа просто завидная способность спать при любом шуме, — фе-но-ми-нальная. Как отец говорил: „Джок эту способность на руднике приобрёл, — привык на шум внимания не обращать“. Зато от любого прикосновения, даже самого лёгкого просыпается».

Только Миклуш изготовиться спрыгнуть с третьего уровня так, чтобы хлопнуть штанами долговязого, спящего на том же уровне, но на противоположных нарах, как Гнак высунулся из-за занавески на втором, закрывающей его постель, одной рукой шлёпнул приятеля, продолжающего дрыхнуть, а второй полностью отдёрнул занавеску. И сиганул вниз. Уже полностью одетый.

«У-у, зелёный, опять опередил. Снова ему очки в зачёт пойдут. И когда только одеться успел? Или так в одежде и спал? Тогда не считается!»

Пацан спрыгнул вниз и, плюхнувшись задом на нижнюю койку, принялся натягивать штаны. Гнак же, уже обувшийся, проскользнул мимо него к мешкам с бронёй. Между двумя этими «мелкими», как подшучивал над ними Джок, постоянно шла негласная борьба за лидерство среди молодёжи.

— Держи! — окрикнул Миклуша зелёный, передавая мешок и тут же следом ещё один. — Этот Джока, а это твой.

И тут же снова протиснулся обратно уже со своим мешком в руках. Ещё на тренировках в посёлке, поглазеть и позубоскалить на которые, сбегалась вся окрестная шпана, Полусотник заставил каждого из них запомнить то место, где он должен одеваться, чтобы не мешать другим.

Накрутить портянки, сунуть ноги в сапоги, натянуть куртку, поверх неё ремень, теперь набедренники, наручи, кирасу. Тут Миклушу потребовалась помощь с ремнями, по регламенту он должен подойти к Ивану или другому старшему, а Джок и Гнак помогали друг другу. Иван быстро затянул ремни. Осталось уточнить, что на голову шлем или шляпа?

— Тебе шляпу, вам шлемы! И выпейте эликсир «Бувов глаз».

— Готов! — первым отрапортовал пацан.

— Ты в гнездо, а вы на правый фланг облучка.

— Вау-ха-ха! Уха-ха-ха! — раздался вдруг со всех сторон многоголосый демонический лай-смех.

— Не успели! — рявкнул разворачивающийся к выходу Полусотник. — По местам! Смотреть в оба!

Забросив за спину арбалет и тул с болтами, Миклуш обезьянкой взлетел по специально для него сделанной лестнице на крышу фургона, не обращая никакого внимания на дождь. А что на него внимание-то обращать? Пацан в своё гнездо и с закрытыми глазами забраться смог бы, что и делал уже ни один раз на тренировках.

Уселся на сиденье, почувствовав, что мокрое, да и пофиг, схватил короткую верёвку с карабином на конце, надёжно привязанную к тому же сиденью, зацепить карабин за железное кольцо сзади на ремне. Страховка, увидит кто из старших, — порка Миклушиным же ремнём обеспечена. А дальше скинуть со спины арбалет, сунуть левую ногу в стремя, взвести арбалет, наложить болт.

— Я готов! — обязательно отрапортовать. Услышат, не услышат, — отрапортовать должен.

— Вау-ха-ха! Уха-ха-ха! — раздался в ответ с новой силой смех, лай и визг тварей, окруживших фургон. Но самих их в серой пелене ливня, бувов глаз уже действовать начал, ещё не видно.

Вот теперь можно посмотреть, что у старших твориться?

Ох, ё!.. Накосячили старшие! Видимо, Агееч, стоящий на облучке, поначалу решил развернуться, чтобы назад поехать. Но получилось плохо, — фургон встал по диагонали. И хромой возница сейчас пытался быков под уздцы вести.

— Вау-ха-ха! Уха-ха-ха!

«Пусть возятся, — это не моё дело», — одёрнул себя пацан, переводя взгляд на обочину дороги, где должны были вот-вот показаться окружившие фургон твари.

— Агееч, — дошкондыбав до облучка, Угез позвал старика. — Не успеем развернуться, — тут обороняться надо!

Снова принимать решение, от которого зависит жизнь всей ватаги. Старый бугор, когда-то с удовольствием и облегчением передавший эту ответственность своему ученику, только где этот ученичок-то, по привычке дёрнул себя за бороду, но пальцы лишь скользнули по щетинистому подбородку.

— Держим оборону здесь!

— Ту-у-у! — внезапно раздавшийся трубный рёв заставил всех вздрогнуть.

— Ту-у-у! Ту-у-у! — вторили ему ещё два.

— Контакт! — заорал Миклуш, вскидывая арбалет. — Север!

— Не стреляй! — завопил Угез, увидев намерение пацана. — Не стреляй, Миклуш. Это маммонты!

Что стоило пацану вовремя разжать сведённый от страха указательный палец, готовый вот-вот потянуть за скобу спускового механизма, когда увидел выходящих из пелены дождя громадных чудовищ, он не знал. Но смог, не пальнул.

— Мирный! Ми мирный! — послышался плохо понятный крик со спины переднего маммонта, идущего по дороге. — Кодекс! Бродяги! Чтить!

— Не стрелять! — Повторил приказ уже Агееч и тут же крикнул, обращаясь к коротышке: — Кодекс! Чтим!

Ошарашенный увиденным, Миклуш наблюдал, как из темноты выходят три маммонта, здоровенных таких тварины, с длинным щупальцем на морде, достающем почти до самой земли. «А клычищи-то, из пасти торчат больше, чем рога у Бурого! Вот это громадины! Пацанам в посёлке рассказать — ни в жисть не поверят! А что за мужики у них на спинах стоят? На Гнака похожи вроде, только в мехах каких-то. Гоблины, что ли? Точно, гоблины!»

— Мы вас проводить! — снова заорал мужичок-коротышка с загривка переднего маммонта. — Отсюда пять тысяч шагов! От таттов охранять! Кодекс! Чтить!

— Чем будем обязаны? — закричал в ответ Агееч. Тот же кодекс говорил, что оказавший помощь в Пустоши вправе запросить за неё оплату, если сразу не будет это оговорено. Так что, этот момент лучше обсудить заранее.

— Нет обязан! — отрицательно замахал рукой гоблин. — Кодекс! Добро!

— Мы согласны! — единолично принял решение старый бугор и только после этого посмотрел на стоящих рядом мужиков: Иван лишь пожал плечами, а более опытный в бродяжьих делах Угез согласно кивнул.

Маммонт, что стоял посреди дороги, начал разворачиваться. А вот два других, шедших по обочинам чуть позади первого, пошли вперёд, расходясь, беря на себя боковое охранение. «Или конвоирование», — пронеслась шальная догадка в мокрой от пота голове Агееча. Тут гоблин, стоящий на загривке правого маммонта и держащийся одной рукой за специальный поручень площадки, по всей видимости, заменяющей седло, размахнулся и что-то швырнул в темноту пустоши. Спустя мгновение там раздался негромкий «бам» и моргнула бело-голубая вспышка. Тут же к какофонии, из скребущего по нервам воя и потустороннего хохота, добавился многоголосый визг полной боли.

«Всё же охранение, — снова дёрнул подбородок старик. — Наверное, стоит снова бороду отрастить, чего зря кожу полировать-то? А охранение вполне и конвоированием может оказаться, чтобы чего лишнего на пример не увидели. Ну и ладно, меньше знаешь, — крепче спишь».

— Хренасе, — по привычке еле слышно ругнулся сидящий в гнезде Миклуш, не сводящий глаз с гоблина, второй раз швырнувшего что-то такое, испустившее целый клубок молний. — Это даже покруче, чем у Чэча будет.

Ругаться в голос пацану запрещали старшие, жёстко наказавшие за каждое выскочившее бранное слово. Надо сказать, что попадало не только ему, но и Гнаку с Джоком, если те забывались и матерились в разговоре со стариками. «Но почему? — возмутился как-то Миклуш, на что Чэч спокойно ответил: — При пацанах можешь ругаться, хоть узлом язык завязывая. А вот при старших или девчонках — не смей. Ты вот слышал, чтобы, разговаривая с тобой, я хоть раз нехорошо ругнулся? Даже и Полусотник, когда тебе пеняет, и то слова подбирает. Вот и ты следи». Миклуш и следил, кому хочется с грузом на спине гуськом вокруг фургона круги наворачивать? Но почувствовать себя взрослым хотелось ещё больше, вот и ругался так, чтобы самому еле слышно было.

Раздавшиеся команды Агееча заставили его прислушаться к творящемуся на облучке.

— Угез, выводи быков обратно. Молодёжь…

«Это он Гнаку с Джоком», — сообразил пацан.

— … в фургон давайте, нечего под дождём мокнуть. Броню пока не снимать, печку раскочегарить. Быстро приготовьте похлёбку пожирней да сбитня побольше, — нам ещё мужиков горячим угощать-отдариваться. Не подведите.

— Сделаем, — коротко заверил более шустрый Гнак, ответивший сразу за двоих. Джоку осталось только кивнуть.

— Миклуш…

«Только не в фургон! Только не сейчас!»

— В гнезде пока посиди, за округой последи…

«Да!» — захотелось крикнуть мальчугану, но, стараясь поступать как взрослый, промолчал.

— … Джок тебе сейчас плащ даст.

«Да, не надо», — вновь захотелось брякнуть Миклушу, но вовремя прикусил язык, — за это могут и совсем в фургон прогнать, за Агеечем не заржавеет.

Так и ехали. Впереди вроде и неспешно, но довольно быстро шагал маммонт. Угезу приходилось постоянно подгонять быков, заодно и успокаивать. Всё же шныряющие где-то за пеленой ливня твари, рогатых нервировали. Бурый ещё ничего, привыкший уже, а вот молодые то и дело встревоженно фыркали, а то и замычать в голос норовили, на честный бой тварей вызывая. Вот и приходилось вознице то ментальной силой, то вожжами их в чувство приводить.

Два других маммонта шагали прямо по пустоши. Они, то немного отставали, чтобы отогнать подбирающихся к фургону шакалов или, как их назвал гоблин, таттов. Которых, кстати, пока так никто из бродяг и не увидел. То нагоняли и шли почти вровень.

— Я только байки о них и слышал, — негромко, но так, чтобы слышали не только Угез с Полусотником, но и парни, выглядывающие из-за занавески, отделяющей облучок от фургона, да и, нахохлившийся, словно мелкая пичуга, Миклуш. — Обычно они кочуют по тундре, которая ещё дальше на север, чем леса баронства Вестар.

— Что за тундра такая? — любопытный Гнак аж голову высунул из-за занавески.

— Говорю же, — хмыкнул старик, — только байки слышал. Каким из них верить, каким нет, — сам не знаю. Будто там в сезон дождей камни с неба падают, белого цвета, маленькие такие, чуть толще волоса. Если на землю такой камешек упадёт, то лежит вместе с другими, многометровым слоем, тундру эту покрывая, а если на руку без перчатки или там лицо, — в водяную капельку превращается. И сезон дождей этот называется так же, как Чэч его называет: «Зима». Когда он в первый раз это слово сказал, если бы не знал, что наш бугор блудный, иномирянин, подумал бы, что тундровик. А зима эта длится, как у нас сезон охоты. Да, ещё летом там солнце за горизонт не садится, так по кругу и бегает. А зимой его несколько месяцев и не видать совсем, и не из-за того, что небо тучи закрывают, — не поднимается над горизонтом. Несколько месяцев ночь, темнота сплошная, только звёзды и светят.

— Да, брехня… — не выдержал Джок. — Как быть-то такое может?

— Молод ещё слова старшего брехнёй называть, — проворчал Иван, но не зло, так, для порядка. Было видно, что бывший вояка сам не очень-то верит словам старика.

— А я и сам не знаю: брехня это или нет. Вот так же, как и вы сейчас, — Агееч кивнул в сторону парней, — слушал у полночного костра и изумлялся. Ещё говорят, что там каждый себя чувствует великаном. Тундра эта лесом густо покрыта, ни дорог тебе, ни прогалин, разве что болота. Только вот лес этот — смех смехом, самые высокие деревья не выше колена, а так в основном по лодыжку, грибы и ягодники порой даже выше. А так деревья самые настоящие, из тех, что мы в Вестарском баронстве видели, пока этих демонических тварей искали.

— Да, ладно… — Это уже Иван не выдержал, пытаясь представить настоящий лес, высотой не выше щиколотки.

— А теперь представь, — хмыкнул довольный старик, — что по лесу этому бродят стадами вот такие маммонты. А ещё, говорят, зверь дивный есть, — единорог. Размерами он маммонту уступает и сильно, но если он в тундре встретятся, то маммонт этот вежливо в сторону отойдёт. Единорога не просто так назвали, у маммонта вон на морде хобот, а у того толстый рог, чуть ли не в полтора метра длинной, да и силой он не обделён. Так что помощнее наших проводников будет. Только вот он совсем дикий, неприручаемый. Если маммонта мелким поймать да вырастить, они вон как наши быки будут. А того хоть маленьким, хоть большим — не приручишь, бесполезно. И народ в той тундре разный живёт. Есть гоблины, орки, люди, говорят, даже великаны-огры встречаются. Ну и тварей разных полным-полно. Так что жизнь в той тундре порой веселее нашей течёт.

Ш-ш-ш… Раздалось яростное шипение из фургона.

— Ой, — хором вскрикнули парни и шустро скрылись внутри, только занавеска заколыхалась, пока не получили очередной нагоняй от старших за то, что вода из котелков убежала.

Где-то через час Угез увидел, как бредущий впереди маммонт остановился и начал разворачиваться. Натянул вожжи и возница, пусть и старался пользоваться ими редко. Но сейчас случай был особый. Быки послушно остановились, хотя молодые и зафыркали подозрительно при приближении гиганта.

— Пять тысяч шагов, — заговорил громким голосом гоблин, одетый в меха, как только маммонт поравнялся с облучком. — Татты отстали, ушли вслед за стадом. Договор исполнен, мы уходить.

— Договор исполнен, — вставший Агееч произнёс ритуальную фразу, подтверждая, что всё верно. — Спасибо тебе, бродяга.

— Нет бродяга, — возразил гоблин и ткнул себя кулаком в грудь. — Охотник, кочевник, но кодекс чтить, — добро помнить.

— Спасибо, охотник, — тут же поправился старик. — Позволь тебя и твоих людей накормить горячей похлёбкой, жирной, с мясом. Пока ехали за вами, приготовили. Под таким ливнем всё же лучше на сытый желудок.

— Похлёбка? Горячий? — удивился гоблин. — Спасибо буду.

— Тогда зови своих мужиков, накормим.

Гоблинов усадили на скамейки в фургоне, прямо напротив жарко натопленной печки, сунули в руки тарелки, оплетённые тонкой лозой, чтобы руки не обжигало, полные густой наваристой похлёбки. Один из охотников, увидевший Гнака, черпающего половником варево, что-то у него спросил на непонятном языке. Зелёный лишь пожал плечами.

— Не понимаю.

— Эх, — вздохнул старший охотник, — народ один, — язык разный. Давно разошлись дороги.

Ели охотники жадно, быстро. Было видно, что горячим давно не ужинали.

— Вы же вроде в тундре всегда кочевали, — осторожно начал Агееч, когда после второй добавки, гоблины ели жадно и от предложенного не отказывались, раздали кружки со сбитнем. — Что заставило с обжитых мест уйти, если не секрет, конечно?

— Нет секрет, — отхлебнув ароматного напитка, ответил старший их охотников. — В тундра тварей много стало и демонов. Очень много. Жить тяжело, кочевать негде. Кто-то там остался, земли защищать. А наше племя маленькое, сил мало, решили в пустоши новый дом искать…

Дорогие читатели, прошу вас высказаться в комментариях, как вам третий том?

Да, не забывайте оценивать, подписываться. Мне это важно, пусть небольшой, но шажок к заветной мечте: серебряному фениксу.

Надеюсь, скоро увидимся в следующей главе.