Чэч: Сезон дождей

Глава 10

Ватага Чэча

Цепляясь рукой за всё, что только можно, Угез выбрался из фургона на облучок и перевёл дух. Ходьба по покачивающемуся, пусть и плавно, благодаря отличным рессорам, полу давалась ему ещё с трудом. Отвык за столько лет, а тут ещё деревяшка вместо ноги, на которую приходится с опаской опираться. С ней по земле-то не ходишь, а шкандыбаешь, а уж при такой качке.

Но больше возницу напрягало, не позволяя расслабиться, опасение, что он может неловко грохнуться на виду у мужиков. Не, понятно, что шутить или, того хуже, глумиться никто из них не будет. Даже встать помогут в случае чего, — народ в ватагу подобрался неслучайный, давно друг другу всё доказавший и уважавший близких не только за силу. Вон, парни, хотя на много лет старше Миклуша, слушаются его с полуслова не потому, что он считается названным сыном их пропавшего бугра, а зато, что многое знает и умеет, хотя его опыт в бродяжьем деле всего-то месяца на три побольше будет, оказывается.

Прохладный влажный воздух приятно холодил распаренное в жарком от топящейся печки фургоне лицо. Но хотя внутри уютно и тепло, здесь на облучке, несмотря на прохладу и капли дождя, залетающие под полог, ему было привычнее. «Комфортно», — проговорил про себя возница, смакуя непривычное слово, услышанное как-то в трактире Толстого Жана. Раньше он о таком комфорте и мечтать не мог. Одна тарелка горячей мясной похлёбки чего только стоит, ради которой не надо вставать на привал, искать дрова, потом приготовить, и только часа через два-три поесть. А здесь… Всё на ходу, фургон даже не остановился ни разу.

Понаслаждавшись ещё немного мгновением, недолго, — удара два, вдруг застучавшего быстрее, сердца, Угез смутился, как мальчишка, пойманный подглядывающим за переодевающими соседскими девчонками. Пока он тут кайфует, в кресле за вожжами борется с усталостью и сном Джок.

Как только Агееч громко сообщил всем, что ужин готов: «Извольте жрать, пожалуйста», Полусотник решил закончить истязание молодняка и объявил о завершении пробежки. Молодёжь разразилась тихими воплями благодарности небу. Больше всех усердствовал долговязый, за что и был оставлен Иваном на облучке подменить возницу, пока тот будет ужинать. «Если и радуешься чему-то в рейде, делай это тихо, еле слышно. Усёк?». Угез попытался было возразить, мол, пусть пацаны сначала поедят… Но замолчал, прерванный взглядом Полусотника. Позже, за ужином суровый наставник, шёпотом, чтобы не слышал напарник Джока Гнак, сидящий около печки, пояснил своё решение:

— Он пока, после тренировки, ещё держится, а тут в тепле его совсем разморит. А после этого выходить к тебе на смену, совсем мука будет. Пусть уж сейчас потерпит, а потом сразу спать ляжет.

Эти слова заставили, чуть опешившего, Угеза работать ложкой шустрее. А когда он, доев, пошёл к печке, чтобы помыть за собой тарелку в ведре с водой, мелкий гоблин поинтересовался:

— Добавки? Нет? Тогда оставь тарелку, я сегодня дежурный по кухне, — помою.

— Да я сам могу помыть. — Опешил возница.

— Ещё намоешься, когда твоя очередь дежурить придёт. А если поел, иди лучше Джока смени. А сбитень, как заварится, я тебе сам на облучок принесу, вместе с бутербродами.

Что тут скажешь? В каждой ватаге свой уклад.

— Вставай, парень, смена пришла. Иди отдыхай.

Сонно кивнув, Джок поднялся.

— Пост сдал.

— Пост принял, — ответил Угез, уже не удивляясь почти армейским порядкам, в обычной с виду ватаге бродяг.

— Подтверждаю. — Кивнул Джок. — Спокойной вахты.

— И тебе хорошего отдыха, парень.

— Хоро-ошо. — Плюхнувшись в левое кресло, протянул Угез. — Хорошо!

Как ни комфортно и тепло сейчас было внутри фургона, здесь на облучке было привычнее, а значит, — хорошо. И пусть шальные капельки бушующего ливня, залетают под навес, то дело привычное. Да и широкие поля шляпы хорошо защищают от дождя. А совсем уж шальные капли, попавшие на лицо, и утереть можно, не в первый раз.

Но всё же сначала дело. Глубоко вздохнув сырой бодрящий воздух, Угез мысленно потянулся к Бурому, мерно шагавшему в первой двойке, прислушался к его ощущениям. Матёрый бык мерно передвигал копытами по дороге, не обращая особого внимания ни на дождь, ни на мелкие то и дело попадающиеся лужи под ногами. Угез почувствовал, что несмотря на кажущееся спокойствие, бык регулярно прислушивался к тому, что происходит за, казалось бы, всё поглощающим шумом ливня. Но пока ничего не встревожило вожака маленького стада. А раз не его ничего не тревожит, то и Угезу бояться нечего.

Разорвав связь, возница открыл глаза и вовремя. Сзади послышался шелест отодвигаемой шторы, отделяющей облучок от внутренней части фургона. Обернувшись, он увидел осторожно, из-за того, что в обеих руках держал большие чашки с парящим сбитнем, выбирающегося наружу Миклуша.

— Не помешаю, дядя Угез? — поинтересовался пацан, протягивая одну чашку вознице.

— Чем? — удивился тот. — Места много, садись, куда вздумаешь. Только я думал, что ты устал, как парни, и после ужина спать завалишься.

— Устал, — согласился Миклуш, — только спать всё равно не хочется, а мне здесь сидеть нравится, — на дорогу смотреть, быков чувствовать.

— Парень, да так тебе все тайны возниц открыться могут. — Улыбнулся Угез. — А это, поверь, для будущего бугра так же важно, как и знание аномалий и монстров, скрывающихся за стеной дождя.

Прозвучало немного напыщенно, но Угез почти слово в слово повторил слова одного из своих старых учителей возничному делу, услышанные ещё тогда, когда сам был чуть старше сидящего напротив пацана. Миклуш аж вскинулся, в его глазах вспыхнули звёздочки, лучащиеся совсем ещё детским любопытством. Подавшись к вознице, он быстро зашептал:

— Дядя Угез, а ты про Приходящих с ливнем знаешь? Расскажешь? А то дед Агееч с дядей Иваном только ругаются и выпороть грозятся. — Шмыгнул носом пацанёнок.

— Миклуш, — возница, тоже подавшийся вперёд, зашептал в ответ, — ты же знаешь, что о таких вещах можно говорить только в трактирах за толстыми стенами? А на улице и, особенно, в пустоши нельзя.

— Знаю. — Вздохнул тот. — Но думал, что это… пред-рас-суд-ки.

— Чего? — Не понял Угез.

— Предрассудки, так отец говорит. Это когда люди верят в то, чего нет.

— Понятно. — Возница улыбнулся, откинулся на мягкую спинку удобного кресла и допил остатки сбитня из чашки. — Не знаю, предрассудки это или нет. Но Приходящие с ливнем действительно существуют. Хотя и сказок с байками про них напридуманно немало.

— Не расскажешь. — Разочарованно сделал свой вывод мальчишка, тоже выпрямляясь в кресле.

Угез задумался, — пацан ему нравился своим желанием узнать новое о секретах пустоши. К тому же неплохо обращался с быками, даже умений несколько нужных было. А это его: «Бугор должен всё уметь…» А почему бы и не рассказать? Его же когда-то вот так же, поздними вечерами, ветераны в дороге наставляли. И, можно смело сказать, Угез стал одним из лучших возниц в этом краю Проклятой пустоши. «Пусть и ущербным. Так это, надеюсь, пока».

— Миклуш, тебе же с быками возиться нравится?

— Да. — Согласно кивнул мальчишка, ещё не понимая, куда клонит возница.

— И быками в дороге управлять приходилось?

— Конечно, они меня, после отца, лучше всех слушаются. Поэтому и управлять доверяют.

— Вот. Можно сказать, что ты уже настоящий возница. А возница чем от обычного бродяги отличается?

Заинтересованный Миклуш, снова подавшийся вперёд, пожал плечами и предположил:

— На облучке сидит, фургоном правит, когда остальные отдыхают.

Угез согласно кивнул:

— Правильно. Это в вашей ватаге мне спальное место внутри фургона выделили. Это потому, что ватага не очень большая и фургон хороший, просторный, рассчитанный на народ с запасом. А в других ватагах или караванах вознице часто внутри фургона места нет. Да, это у вас вон чудо-печка, в дороге готовить можно, а остальным на ночёвку вставать надо, а в дороге сухарями только и давись. Потому часто мы, прямо тут на облучке или под фургоном, спим и едим. А порой, если срочно куда добраться надо, возница может и сутками не спать. Это тяжело. Вот и приходится себя чем-то развлекать. А какие в дороге ночью развлечения? Только разговоры. О чём только не судачат в дороге, порой даже о том, о чём вспоминать-то опасно, как, например, о Приходящих с ливнем. Вспоминать опасно, но интересно же. Вот и нашли пытливые умы способ один, когда и поболтать можно, и нечисть при этом всякую не привлекать.

— И как?

— А сейчас расскажу и даже покажу. Но перед этим сделай вот что: ты сейчас иди вовнутрь фургона, там на моих нарах сума небольшая лежит. Открой её, и свёрток из тёмной ткани увидишь, в неё секрет тот и завёрнут. Возьми, да сюда принеси, — а я уж тебе здесь всё покажу да расскажу. — Угез протянул пацану свою кружку. — Заодно ещё сбитня налей. Агееч его таким вкусным делает, что я ещё ни разу в пустоши такой не пил.

— Я быстро, — пообещал Миклуш, схватив кружку и вскакивая с кресла.

«А почему и нет?» — мелькнула мысль в голове Угеза, с улыбкой смотрящего вслед пацану, которого как ветром сдуло. — «Может быть, моё время пришло наставником стать? Секретов-то своего дела знаю много: чему-то меня учили, что-то подсмотрел, что-то само открылось, чем-то Суть одарила. И если получится передать знания пацану, который непросто мечтает стать бугром бродяг, как многие его сверстники, живущие в пустоши, а буквально, как губка, впитывает науку выживания, моё уважение мужикам, как-то смогли в него это желание вложить, то ждёт его почёт не только от бродяг-охотников, но и от возниц. А это…»

Очень многие бугры, водящие ватаги по пустоши, выросли из простых бродяг, зачастую с самого юного возраста постигая науку выживания. И бугры знали чаяния и трудности жизни обычных бродяг. А вот возницы всегда стояли особняком. Хотя хороший, опытный возница умным бугром ценился, как два, а то и три обычных бродяги, проведших в рейдах не один сезон. Но это редко. Очень редко. Фургон, а тем более отдельного опытного возницу могла себе позволить не каждая ватага. Фургон — это статус, показатель удачи, сопутствующей бугру этой ватаги. Он может выбирать места для рейда, а не охотится там, куда дойдёт, зачастую всего в нескольких десятках километрах от посёлка, где и других-то желающих полно. А если фургона два, а то и три. То бродяги из этих ватаг порой за сезон дождей пропить свою долю в добыче не могли, как ни старались. И такое бывало.

Но фургоны — это всегда проблемы. Оси, колёса, — всё это часто ломалось на бездорожье и требовало быстрой замены. А ещё быки, которых обязательно надо было накормить-обиходить. Все эти заботы ложились на плечи возницы. И, если бугор изначально не озаботился всеми этими будущими проблемами, ватага теряла и вскорости, и в мобильности, а значит, и в добыче. И, не дай Суть, если вдруг фургон ломался вдали от дома в конце сезона, — на плечах много добычи не унесёшь, тут бы самому до начала дождей добраться…

— Вот. — Миклуш протянул свёрток и чашку, полную горячего ароматного сбитня.

— Спасибо. — Угез поставил чашку на специальную полочку, прибитую сбоку кресла, удобно. — Слушай.

Дождавшись, когда пацан усядется в кресло и чуть подавшись вперёд поинтересовался:

— Миклуш, как ты думаешь, кто лучший друг возницы?

— Это же легко. — пацан довольно улыбнулся. — Конечно, быки. Они и везут, и об опасности предупредить могут, если их слушать. Отец говорил, что быки — друзья каждого бродяги. Его самого бык от стаи шакалов в пустоши спас, когда он сюда из своего мира попал.

Удивлённый возница лишь покивал, — интересный мужик этот, бугор Чэч. Угез был с ним ещё не знаком, но уже проникся уважением. Да и всё больше становится понятным, почему ватага сорвалась с места, как только появился шанс найти своего бугра.

Кстати, о поиске… Возница почувствовал, как быки пошли тише. Подняв правую руку, он показал пацану, что просит его немного помолчать, а сам мысленно потянулся к Бурому. Если кто и поделится с ним, что происходит, так это вожак.

Быки ленились. Нет, они не сильно-то устали, просто ночь, дождь, возница не понукает. Да и отвыкли малость от дороги, несколько недель простояв в хлеву. Вот и начали потихоньку скорость сбавлять. А куда им торопиться?

«Бурый, — мысленно позвал Угез, даже не думая прикасаться к вожжам, — А ну, быстрее копытами переставляй, старый. Ты же не устал ещё, да в таком ритме ты способен всю ночь бежать. А после утренней кормёжки и ещё весь день. Не ленись».

И надо же, вожак, мотнув рогатой головой, увеличил скорость, потянув за собой и молодняк. Те, пусть нехотя, но подчинились. Фургон снова набрал скорость. Угез же продолжал ещё какое-то время сидеть с закрытыми глазами, прислушиваясь к округе, пытаясь понять, что происходит за мерным шумом дождя. Ничего тревожащего не обнаружил, да и быки спокойные, а уж они-то опасность, получше всякого умелого возницы чувствуют.

Открыв глаза, Угез увидел восхищение на лице пацана, отчего на израненной душе возницы стало сразу как-то теплее.

— Дядя Угез, ты же просто попросил Бурого бежать быстрее, да? И он послушал и других за собой потащил. Вот бы мне так научиться! А то ни Бурый, ни эти меня совсем не слушаются.

— Научишься, — пообещал удивлённый услышанным возница. — Какие ещё твои годы. А я смотрю, ты настоящий волшебник? Чувствуешь, как другие свои умения применяют.

— Не хочу быть волшебником! — в запале почти крикнул Миклуш, снизив голос почти до шёпота.

— Почему? — вытаращился на него Угез, не ожидавший такого ответа.

— Не, — принялся объяснять пацан, — молниями кидаться или телепортироваться в сторону мне нравится! Ещё бы научиться, как отец, в тени прятаться и теневые тропы открывать. Только все говорят, чтобы настоящим волшебником стать, — это надо сначала в закрытой школе четыре года отучиться, а потом ещё пять лет в университете каком-то… А это в империю ехать куда-то. А я не хочу! Хочу тут, с ватагой, с отцом, дедом Агеечем и дядей Иваном! А волшебником и здесь можно стать, как дядя Яков, например…

Тут Миклуш, поняв, что сболтнул лишнего, замолчал, отвернувшись в сторону. Понял это и Угез, но с расспросами лезть не стал, — у каждой ватаги свои секреты, а порой и такие, что постороннему человеку лучше и не знать. А Угез пока такой посторонний и есть, пусть в ватагу приняли, но на испытательный срок.

Немного помолчали, думая каждый о своём. Потом возница разом вспомнил и об остывающем сбитне, и о своём обещании рассказать про Приходящих с ливнем…

— Ну слушай, — отхлебнув горячего напитка, начал Угез свой рассказ.

Быки не только фургон тянуть или бродягу от нападения тварей защитить могут, они и от бестелесных духов, невидимых обычным глазом, оберегают. Тем почему-то бычья шерсть не по нраву, избегают к ней приближаться. Как и кто это дело просёк, теперь уже никто и не помнит. Но знания об амулетах, духов отгоняющих, остались. И каждый возница, любящий своё дело, такие амулеты себе из бычей шерсти делает. Чтобы, например, долгой ночной дорогой о тех же Приходящих с ливнем со спокойной душой посудачить.

Угез развернул свёрток и показал верёвочный комочек.

— Держи. — Протянул возница клубок пацану. — Разворачивай.

Миклуш быстро всё сделал и увидел, что верёвка, завязанная обоими концами, образует круг, внутри которого были навязаны ещё куски, образуя структуру, напоминавшую сеть или паутину.

— А ты не шутишь надо мной, дядя Угез? — скептически рассматривая верёвочную конструкцию, поинтересовался пацан. — Я же взрослый, чтобы во всякую ерунду верить.

— Нисколько, — сделав немного обиженное лицо, ответил возница, еле сдерживая смех. — Ты можешь мне верить или нет, но рассказывать тебе что-то дальше буду, только когда разложишь оберег в кресле и сам на него задницей усядешься. Я и сам так сделаю.

Поднявшись с кресла, Угез разложил свой оберег на кресле, и подавая пример, уселся на него. А потом с улыбкой наблюдал, как пацан повторил его действия.

— Так просто? — Всё ещё сомневался Миклуш. — И никакого заклинания говорить не надо?

— Да, так просто, — ответил возница, прихлёбывая сбитень. — Ну, что слушать будешь?

— Да.

Народ, проживающий в пустоши или около границы «Приходящими с ливнем» кого только не называл, ведь все твари, активные в сезон дождей, вызывали у разумных страх. Обычные и привычные кто в спячку впадал, кто откочёвывал южнее, где дождь, по слухам, не так сильно льёт. Оставшиеся же очень были вредными и для разумных опасными. Как, например, вампир, несколько лет назад принёсший много бед жителям его, Угеза, посёлка. Но вампира-то выследить и убить можно. Но бывало, что с наступлением сезона дождей, жителей посёлков одолевала другая напасть…

Сколько времени прошло во время рассказа, возница, давно уже столько ни с кем не разговаривавший, не заметил. Прервался же он, увидев, что пацан, убаюканный рассказом и шумом ливня, уже вовсю клевал носом.

— Миклуш. — Потормошил он пацана за плечо.

— А? Я слушаю, дядя Угез, слушаю.

— Иди спать, пацан, завтра дорасскажу.

Неохотно Миклуш кивнул, соглашаясь и поднявшись с кресла, поплёлся в фургон спать. Возница, чуть подождав, тоже поднялся. Он решил налить себе горячего сбитня, котелок с которым, стоял на всё ещё тёплой печке. Вернувшись на облучок, поставив чашку на полочку, он потянулся за оберегом, лежавшим в кресле пацана. И замер. Пацан так задницей елозил, что верёвочная сеть наполовину свисала с кресла?

— Да, нет… Он, когда вставал, чтобы спать отправиться, оберег и стянул нечаянно. Наверное…