Боль! Острая, пронзительная! Словно в череп вонзили сотни тонких раскалённых игл. Не в череп, в ухо! Левое!
— Сука!
Рука среагировала быстрее, чем глаза успели открыться. Правая ладонь схватила и сдавила что-то шерстяное, мягкое, податливое. Сдавила. Боль в ухе резко усилилась. А кожу левого плеча тут же разорвали острые и тонкие когти.
Первую подспудную реакцию отбросить это от себя, тут же подавила другая: «Тварь нельзя отпускать! Добить! Нужно добить! Иначе вернётся!» Ладонь начала сжиматься сильнее, послышался сдавленный писк. Крыса⁈
В голове сразу пронеслось все рассказы, слышанные о крысах, как на Земле, так и на Валере. Как обгладывали лица оставленным без присмотра детям или невменяемым алкашам, или как внеранговая тварь могла порвать только-только обрётшего Суть подростка.
Левой рукой схватился за череп грызуна и резко его повернул. Послышался приглушённый хруст и тело, пару раз дёрнувшись, обмякло. С отвращением отбросил тельце в сторону. Боль стрельнула в разорванной зубами крысы мочке левого уха. Рефлекторно чуть было не коснулся его пальцами. Но остановила смрадная вонь.
— Дерьмо!
Ладони реально воняли дерьмом! Видимо, крыса в нём извозилась, а затем уже и я. Рану такими руками трогать нельзя! Не дай бог, какую заразу внесу. И что делать? Мочка уха — такое место, чуть повреди, кровь, как из глубокой раны хлестать будет. Надеюсь, большой кровопотери не будет, но весь измажусь точно.
— Новенький! — послышался откуда-то сверху приглушённый рык. Такой я уже слышал и не раз, но не тут. Орк или волколак? — Эй, новенький! Чего орал?
Я задрал голову и увидел, что в темноте чуть более серый квадрат, перечерченный чёрными линиями, образующими решётку.
— Эй! Чего молчишь? — продолжал кто-то рычать.
— Крыса!
— Убил⁈ — сразу понял о чём речь рычащий.
— Да!.. Шею свернул, — не знаю зачем, уточнил я.
— Молодец! Свой мужик! — послышалось уже довольное рычание.
— Молодой человек, — раздавшийся новый голос был хрипл и гораздо тише, чем предыдущий рык, явно принадлежащий старику, — она вас не поранила?
— Мочку уха порвала. Кровь хлещет как с хряка, а зажать не могу, — руки в дерьме перепачканы.
— Испачканные руки — это плохо, — сокрушённо посетовал старик. — Особенно здесь. Нужно немедленно вымыть, иначе заразу занесёте.
— Да я бы с превеликим удовольствием, только где воду взять?
— Я ему объясню, Проф, не напрягайтесь, — раздался ещё один рокочущий, словно каменный обвал в горах, густой бас, с характерным акцентом, который я тоже уже слышал однажды. — Если ты сейчас смотришь на решётку, то слева от тебя в углу есть труба, а на ней кран. Поверни его и будет тебе счастье. Если наши тюремщики про еду могут и позабыть, то о воде позаботились.
— Понял, благодарю! Го мбеидх круиннехан ду зи лаидир! — как мог, повторил я слова Агееча, когда тот благодарил Сайроса, гнома-торговца у которого мы ночевали в приграничном гарнизоне.
— Хах! Звучит, конечно, как писк квакающего сгурса, но мне ещё никогда не было так приятно услышать родной кхуздул. Откуда знаешь?
— Попил пива в гостях! До горлодёра дело не дошло, — мой учитель был в завязке, а я тогда телосложением не вышел.
— А сейчас, значит, вышел?
— А сейчас не наливают!
Посмеялись немудрёной шутке. Не задумываясь, попробовал кастануть «Светлячок». Не вышло. То ли из-за потери крови, то ли очухаться до конца не успел. Пошёл шарить вслепую.
Труба оказалась именно в том месте, о котором говорил неизвестный гном, в самом углу. Нащупав рукой кран, оказавшийся не травмоопасным сферическим барашком, повернул. Вода полилась тоненькой струйкой, не бог весть что, но руки помыть хватило, главное, не торопиться.
Отдраил ладони до скрипа, но всё равно мне казалось, что запах дерьма в них впитался. Пришлось «отключать» обоняние, чтобы попить воды из ладони, прикасаться губами к крану я не рискнул.
Осторожно коснувшись уха, почувствовал, что на мочке образовалось корочка из запёкшей крови, остановившее кровотечение. Результат моего не так уж сильно прокаченного телосложения. Начал потихонечку смывать кровь с шеи и плеча. И тут почувствовал его, — ошейник из тонкой и узкой полоски чего-то твёрдого, спрятанного явно в кожаный чехол.
— Бл@ть! — прохрипел я от неожиданности, когда ошейник вдруг начал ощутимо сжиматься, продавливая горло. Быстро убрал пальцы, — сжатие прекратилось. А потом и вовсе ошейник расширился, и я смог снова нормально дышать. Тут меня осенило: интерфейс. Но как я не фокусировался на серой, бывшей неактивной, иконке в виде шестерёнки, интерфейс не разворачивался. Мелькнула догадка. Нехорошая. Но надо было уточнить.
— Мужики, — крикнул я, задрав лицо к серому пятну. — Что это за хрень у меня на шее?
— Душит⁈ — тут же заржал рычащий. — А ты руки не суй!
Я не обиделся, — судя по всему, он здесь давно, от скуки мается, вот и развлекается. Всё равно расскажет, а мне уже, походу, торопиться особо некуда.
— Это негатор Сути, молодой человек… — раздался слабый хрипящий голос старика, названного гномом «Профом» и практически тут же замолчал. Рычащий при первых же словах старика заткнулся. Причём, мне показалось, зажав рот ладонями, очень уж характерный звук был. Боится? Уважает? Не хочет, чтобы старик напрягался, перекрикивая его?
— Он лишает нас возможности использовать умения, — отдышавшись, продолжил старик. — Не советую пытаться его разорвать, — придушит так, что потом полдня дышать через вздох будете. Пробовали.
— Понятно.
Помолчали.
— Новенький? — поняв, что старик продолжать говорить не собирается, снова позвал меня рычащий.
— Тут.
— С тушкой крысы что сделал?
— Ничего. Лежит там, куда откинул. Надо будет в очко скинуть.
— Не вздумай! — казалось, что от возмущённого рёва рычащего, даже прутья решётки задрожали.
— Кристаллы! — осенило меня.
— Да! Сердечная сумка и печень…
— И мозг! Если в печени есть душевник с умением, то в черепе обязательно будет боб на интеллект.
— Ха! Откуда ты такой всё знающий взялся?
— Увы, там меня сейчас нет.
Поухмылялись. Чтобы это понять не надо видеть лица собеседника, достаточно быть с ним на одной волне. А мы явно были.
— Ладно, держи!
Мне на голову что-то упало, нетяжёлое. Рука успела подхватить это что-то, пока оно не упало в густую темноту у пола. Поди его там найди. Найти бы нашёл, но сколько времени потерял? Это что-то оказалось треугольной формы, завязанное в тряпицу. Осколок чего-то с острыми краями. При желании можно использовать как нож.
— Благодарю!
— Должен будешь! — хохотнул рычащий. — Когда выберемся, долг отдашь!
— Согласен!
— Молодой человек, — снова подал голос старик. — Советую, сердце и печень не пластать, а есть целиком. Здесь, иногда, по нескольку дней подряд не кормят, так что какая-то поддержка будет. А если переживаете из-за возможных паразитов, то истощение от недоедания вас доконает раньше, чем они.
— Понял! Мужики, это… Вы только потом никому не рассказывайте, что крыс ради кристаллов бил, — засмеют!
Хохотали все, даже старик.
— А я расскажу! — прогрохотал бас гнома. — Если бочонок тёмного пива не поставишь!
— Когда выберемся, я тебе бочонок гномьего горлодёра поставлю!
— Я тебя услышал!
— Друзья, мои. Я вам по этому случаю ящик лучшего эльфийского вина выставлю!
— Проф, да кому нужен этот компот, да за такие деньги! Представляете, сколько на них горлодёра взять можно⁈
В этот момент раздался грохот и бешеный рёв, тут же отразившийся эхом:
— Чего разорались⁈ Молчать!
Бухание шагов, сопровождавшееся настоящим металлическим перезвоном, приближалось. Он что ко мне идёт? А звук шагов всё приближался. Остановился.
— Эй, старик!
Мне на миг показалось, что от вновь раздавшегося рёва, обрушится потолок.
— Держи свои снадобья! Тут на три дня! Смотри не сожри всё сразу, всё рано раньше ничего не получишь.
— Благодарю.
Я еле услышал совсем тихий и бессильный хрип Профа. Притворяется? Правильно делает. Привалившись к стене, где темнота была более густой, я смотрел на светлый квадрат в потолке камеры. И увидел, здоровенный силуэт, нависший над зарешёченным отверстием.
— Эй, новенький! Я сейчас решётку открою, попробуешь выбраться?
Я решил промолчать.
— Не слышу! Я же вижу, что ты, вон, к стене прижался. Отвечай.
— Нет.
— Не слышу! –рявкнул тот, словно пендоский сержант в низкобюджетном фильме.
— Нет!
— Трус…
Меня аж передёрнуло. Но промолчал. Стиснув зубы, проглотил, почти вырвавшееся: «А ты спустись сюда!» Этот громила, походу, только этого и ждёт. Подраться-то и я не против. Хочется выплеснуть накопившуюся злость. Но, что я сделаю этому трёхстворчатому без своих умений? Пару раз в морду дам и в пузо заряжу? А результат? Грушей поработаю? Отметелит он меня и всё, чего добьюсь?
— Ладно, — раздалось разочарованное сверху. — Открываю решётку. Лови тюфяк и одежду. Хоть муди прикроешь, а то крысы отгрызут.
Раздался металлический скрежет, и решётка, перекрывающая выход, отодвинулась в сторону. Сверху упал скрученный спиралью матрас и стопка одежды. Я решил, что подберу их только после того, как надсмотрщик уйдёт. Снова раздался скрежет, и решётка перекрыла окно в потолке.
— Насчёт жратвы! — снова заревел громила. — До обеда ещё два часа, но я ухожу на три дня, так что вы пролетели!
— Господин главный надсмотрщик, — снова раздался тихий голос старика. — Прошу вас, сделайте свет чуть ярче, а то боюсь, я со своими слепыми глазами не смогу разделить лекарства правильно. Будьте так добры, господин главный надсмотрщик.
Сверху слышалось недовольное сопение. Пару минут громила молча пыхтел, яростно почёсывая себя во всех местах, где-то только доставал. Видимо, тем самым стимулируя мыслительный процесс. Интересно, кто такой этот Проф, если даже тупой тюремщик размышляет над его словами?
— Ладно! — проревели сверху и свет, тут же ставший значительно сильнее, ударил по привыкшим к темноте глазам.
Громила потопал к выходу.
— Не скучайте! — захохотал он и с треском захлопнул дверь.
Повисла тишина. Я стоял всё также, привалившись к стене, ожидая, когда глаза вновь привыкнут к темноте. Теперь главное — не смотреть наверх, иначе снова ничего видеть не буду.
— Спасибо, Проф, — послышался голос рычащего. — Не придётся в темноте глаза ломать, потроша тушки крыс. С едой-то мы пролетели.
Значит, всё-таки это орк. Оборотни по своей природе обладают ночным зрением.
— Интересно, и часто тут так? — пробормотал я про себя, отлипая от стены и нагибаясь, чтобы подобрать тюфяк, набитый непонятно чем, такой он был комковатый. Спать на нём будет ещё то удовольствие. Но, надеюсь, всё же лучше, чем на тех же булыжниках, вмурованных в пол и образующих что-то типа лежанки. Разложив матрас, отправился за одеждой и вздрогнул, когда наступил на холодный, кажущийся склизким крысиный хвост. Сдержал мат, чуть было не сорвавшийся с языка, — плохо это на еду ругаться, даже если она на ощупь противна. Даже не хочу представлять, каковы сырое сердце и печень на вкус. Есть-то всё равно придётся, если не хочу обессилить с голоду. Обессилить, — лишить себя шанса побега.
Так и потянулось моё пребывание в демонском зиндане. Рычащий действительно оказался орком, бродягой, вместе со своей ватагой нанятым Профом для охраны раскопок древнего города где-то в Пустоши. Проф действительно был профессором в каком-то имперском университете с труднопроизносимым названием. А гном в составе своей бригады был нанят ещё в империи для проведения раскопок. Выбор профессора был понятен, кто лучше гномов раскопает землю, да ещё в естественной пещере? Они занимались раскопками уже почти год, когда участились нападения тварей и нежити. Народа для защиты раскопок уже не хватало. Тогда Проф с помощью амулета связался со знакомым торговцем, живущим в одном из посёлков бродяг, чтобы тот нанял ещё одну ватагу. Торговец пожелание выполнил. Вот только через неделю после прибытия новой ватаги на лагерь исследователей напали демоны. Этих троих оглушили. Очнулись они уже тут, каждый в своём персональном зиндане. Что случилось с остальными разумными, они не знают и как не пытались разговорить надсмотрщика, не сумели.
— А торговца случаем не Яковом зовут?
— Откуда вы знаете, молодой человек? — удивился Проф.
И я рассказал о том, как в середине лета этот самый Яков пытался нанять нашу ватагу.
— Я тогда отказался, а ватага меня поддержала. Очень уж всё походило на подставу. Но, видимо, судьбе всё же угодно, чтобы встретились.
— Тут мне вам нечего возразить, молодой человек…
— … Только рыпнись, только дай мне повод! — рычит членорог на вылезшего из своего зиндана орка.
Снова скрежет отодвигаемой решётки. Теперь той, что закрывала лаз в камеру гнома.
— Вылезай! — грохочет приказ надсмотрщика.
Что происходит-то, а? Не в силах больше сидеть на своём тюфяке, я поднялся на ноги и встал под решёткой. Металлический перезвон приближающихся шагов. Похоже, сейчас узнаю…
Ватага Чэча
Как только огни, горящие над надвратной башней посёлка бродяг, пропали в темноте за пеленой дождя, и фургон окружила самая настоящая ночь, Угеза, сидящего на удобном сидение облучка, охватила лёгкая эйфория. До самого этого момента он где-то в глубине души отказывался верить в происходящее, опасаясь того, что бродяги вдруг заявят, — такой убогий им не подходит. А теперь всё, — огней башни, охраняющей ворота в посёлок не видать, и никто, хоть немного чтущий кодекс, его уже назад не отправит.
А то, что вокруг темнота… Так, у Угеза, как у любого урождённого погонщика, есть умение, позволяющее видеть в темноте. Конкретно у него — «Бычий глаз», отличное умение, не требовавшее активации и не тратившее ману. Вот такой подарок Сути. Да и вожак быков, Бурый, зверюга опытный, дорогу чувствует хорошо и ни за что сам, без команды, на обочину не свернёт и молодым не даст.
Погонщик довольно потянулся, словно просыпаясь от многолетнего сна и пытаясь ощутить окружающее его пространство. Первое и, наверное, самое важное, что он почувствовал, — быки, а точнее исходящее от них спокойствие. Уже дальше услышал мерный стук капель по крыше фургона, потрескивание огня в печке, стоящей в фургоне…
Печка! Печка в фургоне! Для погонщика, больше десятка лет водившего фургоны в пустоши, знание того, что в фургоне может быть печка, — откровение! И сейчас, развалившись на безумно удобном сиденье, на таком хоть всю ночь сиди, задницу не отсидишь, Угез с удовольствием вдыхал запах дыма, смешанный с ароматом самого настоящего бродяжьего сбитня, того самого с травами и мёдом. Сколько Угез его уже не пил?
Тут погонщик услышал шаги внутри фургона, направляющиеся точно в его сторону, на облучок. Чьи они определить ещё не мог и потому подобрался, сел ровнее.
— Как здесь? — отодвинув ткань, закрывавшую вход, наружу выглянул Полусотник, на голову которого почему-то был надет шлем.
— Всё нормально, быки ничего подозрительного не чуют, идут спокойно. Да и что сейчас, в сезон дождей, близ посёлка угрожать может? Вот километров через сорок — пятьдесят могут попадаться аномалии. Да и то быки их издали почуют, предупредят. А тут пока всё тихо, можете спать укладываться спокойно.
— Э-э, нет. Спать нам ещё рано, потренируемся немного, — Полусотник обернулся и рявкнул вполголоса. — Одеваемся по-боевому и на пробежку.
— Кстати, Угез, а ты сейчас с каким оружием работать можешь? — вновь повернувшись к погонщику, поинтересовался Иван.
— Работать?.. Ну-у, у меня есть нож, топор, вот здесь арбалет, взведённый на всякий случай, выстрелить сумею.
— Угез, я не спрашиваю, что у тебя есть. Чем работать можешь?
— Да нормально ничем, сам же видишь, — погонщик приподнял правую руку с протезом.
— Это даже хорошо, что ничем. Значит, переучивать не придётся. Завтра начнём занятия. Если хочешь в ватаге остаться, — привыкай, — Полусотник снова обернулся назад. — Эй, ну где вы там? А готовы? Гнак с Джоком налево, мы с Миклушем направо. Пока просто бежим до приказа.
Угез смотрел, как молодые бродяги, не говоря ни слова, попрыгали с облучка и побежали рядом с фургоном. Такого он ещё не видел, чтобы ночью, в дождь, место того, чтобы завернуться в одеяло и дрыхнуть, бежать рядом с фургоном? И ладно, если какая угроза была, так всё в округе спокойно. А ещё этот Полусотник грозился с ним оружейным боем заниматься… Дела…