Бюро «Канун», или Ужасы Ивота

Глава 8

А этот участок киноленты под названием «Бюро "Канун"» мы начнем с небольшого экскурса в прошлое Старого Ивота. Примерно тридцать лет назад на стекольном заводе произошло ЧП. Причина — алкоголь, последствия — аукаются до сих пор… А случилось следующее: пьяные машинисты протаранили цистерну с фенолформальдегидной смолой. Если кто не знает, эта чертовски опасная субстанция впитывается через кожу, воздействует на мозг, а также культивирует кожные заболевания и что похуже…

Словом, около тридцати лет назад на стекольном заводе Старого Ивота случилась экологическая катастрофа. Разлившуюся смолу тогда обсыпали грунтом, а сам грунт после этого перекрестили, срезали и захоронили.

А теперь вернемся в наше время и взглянем на Кирпичню — отравленный приемник тех последствий. Кирпичня представляет собой вырытый в лесу карьер, залитый водой, на дне которого замаринован тот самый отравленный грунт. Попасть туда можно через улицу Фрунзе — по дорожке с огородами.

Ах, как приятно искупаться в отравленной водичке жарким летом! Что, нет? А вот многие жители Старого Ивота именно так и считают — купаясь там вместе с детьми. Безусловно, это опасное место, но куда более опасным его делает проживающий поблизости человек…

Итак, Кирпичня, летний зной, на бережку запотевают холодные бутылки пива…

В карьере, напоминающем большой пруд, весело плескалась семья Рыхлевых — тучный папа, тучная мама и такая же «облачная» дочка. Они орали и ныряли, омывая свои тела тяжелой и маслянистой водой. Их противные вопли счастья привлекли одного дедка — с холодными глазками и сплюснутыми обиженными губками. Это был Осетр Кокарев — лжец, колдун и дьяволопоклонник.

Осетр вышел из лесной чащи, подкрался к брошенной одежде Рыхлевых и достал из пиджачка две про́клятые иголки. Одну из них он подколол к воротнику мужской рубашки, вторую — к женским шортам. Затем Осетр сделал по неприметному узелку из черных ниток на одежде купающихся.

— Папке — потонуть! Мамке — поболеть! Дочурке — сироткой быть да по темной дорожке пойти! — подленько хихикнул Осетр. — Во славу чертей и их вкусных задниц! — Он осенил себя перевернутым крестным знамением. — Зато меньше орать в лесу будут! А орать здесь могу только я! Ля-ля-ля!

Осетр плюнул в кепку главы семьи Рыхлевых и побрел обратно в чащу — домой.

Да, Осетр Кокарев — редкостный гад. Промышляет он иглами со сглазами, порчей и наговорами. Через них он рассылает несчастья по всему Ивоту, а также — Стари, Бытоши и Дятькову. Да, его черное ремесло очень востребовано — особенно когда дело касается любви, мести или наследства. Иглы для своих бесовских дел он покупает только в похоронных бюро — и только те, которыми для покойников уже что-то шили.

Как он развлекается — вы только что видели. А теперь вы узрите, как он работает…

Осетр вернулся в свою плесневеющую избушку, приготовил душистой гречневой каши с маслом да сахаром и вынес ее в свой жуткий дворик. Возле дров валялась отощавшая собака. Она была на цепи. Осетр подошел к специальной отметке на земле и поставил на нее кашу. Затем он взял топор.

— Вставай, шавка! — пнул Осетр собаку по ребрам. — Нас ждут великие черные дела: тебя — судьба роковая, меня — слава вековая!

Эту четвероногую беспризорницу колдун поймал три дня назад, и все эти дни он морил ее голодом и изводил. Собака очнулась, учуяла запах каши и что было сил рванула к ней. Но цепь удержала ее прямо перед желанной миской. Собака захрипела, заскулила и всё равно потянулась к каше. От давления ошейника на горло ее глаза безумно полезли из орбит, а из пасти повалила пена с кровью. Треклятая миска была всего в паре сантиметров от ее морды, сводя с ума. Животное было в высшей точке исступления, злобы и ненависти.

— А не так сложно, как казалось! — хихикнул Осетр и одним махом отрубил собаке голову.

Голова упала точно в миску и напоследок успела набрать в пасть каши; правда, так и не успев ее проглотить. Осетр наклонился к собачьему телу и воткнулся лицом в место сруба — прямо в пульсирующее, горячее мясо. Там он прочитал богохульное заклинание, а затем выпил столько собачьей крови, сколько хватило дыхания.

Осетр вытер лицо, отшвырнул тело собаки и буркнул:

— Ну, чего засел? Выходи и служи своему хозяину, отродье!

Тело собаки запрыгало, и из раны вылезло ужасное окровавленное создание. Это был полуматериальный некрупный дух ненависти — с тельцем человека, лысой головой собаки и красными бусинками глаз.

— Сегодня мой земной путь должен подойти к концу! — сказал Осетр, вглядываясь в злобную морду духа. — Смерть настигнет меня всюду — насильственная, страшная! Поэтому я встречу ее здесь — на своих условиях! И этим условием будешь — ты!

После этих слов Осетр по-злодейски захохотал — громко, с подвываниями, пугающе. Бродивший неподалеку лесник, услышав его жуткий смех, перекрестился и торопливо заковылял куда подальше.

Лунослав и Булат шли в направлении торгового центра «Паркурий», располагавшегося неподалеку от бюро. Последние пару дней Лунослав проходил курс «молодого Булата» — чтобы не быть «тефтелей». В курс входили отжимания, подтягивания и спортивное ориентирование по барам. Помимо этого, еще был спарринг, заключавшийся в раздаче оплеух и «слив». И «слив» у Булата, к слову, завалялось очень и очень много.

— Как мышцы, брат шаман? — бодро спросил Булат.

— А ты как думаешь?! — огрызнулся Лунослав.

— Ноют?

— Ноют! Вот и я ною! И почему больше всего болят ягодицы?!

— Это просто, в них же ягодки растут, — мудро ответил Булат. — Так что береги и тренируй свою цветущую «кадушку», братец! О, пришли.

Они поднялись на второй этаж «Паркурия» и вошли в отдел «Невесомое курение» с саркастичной картинкой здоровых легких. Сотрудники бюро искали Зинку Чегодаеву — Генкину бывшую. И она была прямо перед ними — придирчиво сортировала на прилавке сигареты. Ею оказалась обвисшая брюнетка бальзаковского возраста с нарисованными бровями — как у мультяшного злодея.

— Чего-нибудь желаете, мужчины? — услужливо спросила Зинка. — Травушки-муравушки? Может, сигареток-конфеток? Или, скажем, табачка — для «башмачка»?

— Да, дамочка, желаем, — прищурился Булат. — Нам бы травушки-шепелявушки, сигареток-яйцеклеток и табачка — для грудничка!

Зинка сразу набычилась. Она не любила, когда клиенты были находчивее, чем она.

— Разыграем хорошего и плохого? — шепотом спросил Лунослав у напарника.

— Валяй, — согласился Булат.

— И какой я?

— А ты еще не понял?!

Лунослав агрессивно кивнул, и Булат сообразил, что его товарищ всё-таки ни черта не понял. Но было уже поздно.

— Слышь, овца, базар есть! — презрительно бросил Лунослав.

— Че сказал, утырок кривозубый?! — мгновенно взъелась Зинка.

Лунослав стушевался:

— А ч-что я т-такого с-сказал?..

— Да, действительно — что ты такого сказал? — спросил у него Булат.

Лунослав быстро достал Черномикон и с умным видом принялся изучать его пустые страницы. Булат рассмеялся и повернулся к Зинке.

— Ладно, Зин, хорош. Мы по делу, — сказал он. — Ты зачем Генку со свету сжить решила? Ну употребила ты его и кинула — хрен с тобой! Но убивать-то зачем? Да еще так не по-людски — иголкой сверхъестественной! Взяла бы уж шило, если так приспичило барабан ему пропороть!

— Так он сдох, да?! — обрадовалась Зинка и захлопала в ладоши.

— Брат, ты только посмотри, какие у нас в Ивоте добрые люди живут! — язвительно заметил Булат.

— Геннадий — жив, — сухо сказал Лунослав, захлопывая Черномикон. — А вот ваша преступная жизнь, Зинаида, — мертва!

— О как! Даже «преступная»! — фыркнула та. — И почему же она мертва, кривозубый?

— А на вас теперь тоже сглаз! — соврал Лунослав. — Потому что иголочку вашу мы вам кое-куда подкололи!

— Только вот куда — не запомнили! То ли в трусы гусиные, то ли в бюстгальтер страусиный. Эх, — закручинился Булат.

— Вы не посмели!.. — побледнела Зинка.

— Еще как посмели. Умрешь посиневшей и обделавшейся. Так что гони-ка нам все свои иголки и побрякушки, которыми ты свой потусторонний запор наводишь!

— А-а! Так вы те два дурачка из бюро, что со злом письками меряются?! — вдруг сообразила Зинка.

— Бюро «Канун», — процедил Булат и надавил на витрину.

Витрина жалобно треснула, и лежавшие на ней сигареты подпрыгнули.

— Полегче, осел! — разозлилась Зинка. — А то два пальца в задницу вставлю и разорву!

— А давай! — согласился Булат. — Только пальцы сперва помой!

— Игла-а! — напомнил Лунослав.

— Ладно-ладно, касатики, — вредно улыбнулась Зинка. — Только как я отдам то, чего у меня нет? Вы бы еще девственность к свадьбе потребовали! Тут вам Осетр Кокарев нужен.

— Это что еще за рыба? — не понял Булат.

— Рыба — у тебя в штанах! А это — мужик, который всем этим игольным бизнесом заправляет!

— В смысле — сглазом и порчей? — уточнил Лунослав.

— Короче, Кирпичня знаете где? — утомленно спросила Зинка. — Знаете? Дуете туда на карьер, там купаетесь и орете. Без этого Кокарев не появится. Это у него бзик такой — возрастной. — И она недобро прищурилась.

— Врешь ведь, баба! — прищурился в ответ Булат.

— А ты съезди да проверь! Кстати, слыхали байку про мальчика, что по ночам на старом погосте кости обгладывает?

— Не заговаривайте нам зубы, пособница дьявольских дел! Вы у нас на карандаше! — строго предупредил Лунослав. — Если что не так — игла вам сразу в одно место… Сработает она, словом!

— Валите уже, — отмахнулась Зинка. — И Генке передайте, чтобы он подавился своей жилплощадью!

Булат выразительно прижег стерву взглядом. После этого сотрудники бюро вышли на улицу.

— Боже, еще и какой-то мальчик!.. — встревожился Лунослав. — Им-то когда займемся?

— Найдем-найдем мы этого любителя мослов, — успокоил его Булат. — Но сперва давай-ка подсечем нашу «рыбину», пока она весь рыбхоз за жабры не взяла!

И они отправились в бюро за уазиком, чтобы затем заявить свои права на чистый и свободный Ивот — от сглаза, порчи и иного потустороннего непотребства.

Запыленный уазик съехал с улицы Фрунзе и покатил в сторону леса — к Кирпичне. Вскоре показался наполненный водой карьер, и уазик остановился. Лунослав и Булат вылезли из машины. Водная гладь карьера казалась обманчиво спокойной — словно где-то на дне дремал крокодил-переросток. Никого не было.

— Это Кирпичня? — спросил Лунослав. — Странное название, не находишь?

— Чего уж тут странного? — усмехнулся Булат. — Кирпичня — потому что нормальные люди в этом месте должны «кирпичи» класть — себе в штаны! А тут, ядрен батон, понимаешь ли, все купаются и брыз-з-згаются!

— И брыз-з-згаются! — невольно повторил Лунослав. — А что, нельзя?

— А ты что, хочешь, чтобы у тебя на носу сосок вырос? Хотя, возможно, тебе пойдет. Будешь потом через него котят кормить! Хах.

— Если только тех, что останутся после твоего завтрака! — парировал Лунослав, оглядывая карьер.

Булат засмеялся и направился к лесной чаще.

— Ты куда? — не понял Лунослав. — Мы разве не должны какой-то там купательный ритуал провести, чтобы этого Кокарева на ковер вызвать?

— Он тебе что, русалка? — отмахнулся Булат. — Это же просто засранец с большой дороги. К тому же, брат шаман, в этом дерьме купаться нельзя — даже с хозяйственным мылом. Пошли уже! По дороге расскажу про замаринованную под водой ядовитую дрянь, от которой кожа слезает и глаза лопаются.

Лунослав пугливо отпрыгнул от карьера и поспешил за товарищем. Через пару минут, за которые Булат емко и матерно описал экологическую катастрофу, они вышли к плесневеющей избушке Кокарева. Вокруг было подозрительно тихо. Только лесные тени странно покачивались.

— Кажись, тут ловушка. А еще, кажись, у меня на них изжога — прям сверхъестественная! — пожаловался Булат. — Словно…

— Булат! — перебил его Лунослав.

— Чего?

— Ни шагу!

Лунослав показал затрясшимся Черномиконом на землю перед избушкой. Булат вгляделся и присвистнул: и трава, и кочки, и тропинка были усеяны ржавыми иголками, сулившими потустороннюю хворь и заражение крови. Иголки были едва заметны.

— Ядрен батон! Вот ведь гад подлый! Тут же ни пройти, ни даже присесть, чтобы посрать по-человечески! — возмутился Булат и крикнул: — Э, Осетр-батька! Выплывай-ка давай! Будем из тебя уху делать! А хождение по иглам себе оставь, йог недоделанный!

Воротина забора отворилась, и наружу вышел Осетр Кокарев. У него было отличное настроение, отчего его сплюснутые губки шевелились как маленькие змейки.

— А, чертовидцы! — умилился колдун. — Хотел на днях порешить вас в теплых постельках, а тут нате — сами пожаловали! Знал ведь, что кто-то по мою душу припрется, но не знал, что такие молокососы, как вы!

— Ты — чертова каналья! — сердито сказал Лунослав. — Развел тут аморальную и противоестественную деятельность! Игольный бизнес устроил! Сложи иглы — или будешь поглощен! — И он сурово продемонстрировал Черномикон.

— О, серьезная и опасная у вас вещица, ребятки! — мерзко хихикнул Осетр. — Не желаете ли с ней расстаться? Так сказать, не подобру — не поздорову!

— Что ты знаешь про наш «блокнотик», вредный дед? — спросил Булат и направился к колдуну, аккуратно выбирая место, куда ступить.

— Уж побольше, чем эта ваша Дама С Кабачком — Сосулина!

— Булат! Погоди! — крикнул Лунослав, пытаясь разобраться в сложной последовательности судорог Черномикона. — Здесь… здесь не только иглы!..

— Ишь! — восхитился Осетр. — Фас!

Из земли вылетел затаившийся дух ненависти. Он был очень голоден, а все, кто хоть немного ощущали сытость, — были ему противны. Поэтому он стремительно ухватил Булата жуткой пастью за плечо и швырнул его на про́клятые иглы. Те пробили «косуху» сотрудника бюро, впились в его тело и загнулись там рыболовными крючками. По жилам Булата заструились зло и заражение. Кокарев захохотал.

— Наших бьют! — прохрипел Булат и попытался встать, однако иглы были словно вмурованы в землю и траву. — Не, блин, так «косуху» порву!.. — И он удивленно харкнул кровью.

— М-матерь б-божья! — оторопел Лунослав при виде парящего окровавленного человеческого тельца с лысой собачьей головой. — Брат Б-Булат?..

— Курс молодого меня, помнишь?! А уж я помогу… как смогу… Вдруг чего в карманах полезного завалялось…

Дух ненависти зловеще завис перед Лунославом. Он не боялся ни Черномикона, ни человека, что его держал. Он просто выбирал место для укуса — где повкуснее. Лунослав замер, седалищным нервом чувствуя — одно движение, и в него вцепятся.

— О, я четко вижу, что ваши судьбы тесно переплетены со всем этим — с Черномиконом, Влекущим! — глумливо заметил Осетр, наслаждаясь беспомощностью двух молодых людей.

— Иди-ка сюда, дружок! На! — Булат свистом подозвал духа ненависти, показав ему остаток земляничного печенья, завалявшегося в кармане. — Иди угостись! Хозяин-то тебя, небось, в черном теле держит, да? Отощал, бедняга! Ну, иди!

К удивлению Осетра, дух ненависти подлетел к Булату и взял у него печенье — жадно, но бережно и благодарно.

— Ты сдурела, что ли, псица?! — опешил колдун.

— Курс молодого Булата! — внезапно проорал Лунослав и швырнул в дедка Черномикон.

Фолиант ударил Осетра в лоб, отчего тот на миг окосел. Лунослав, стиснув зубы, подбежал к колдуну прямо по иглам, пнул его с разбега ногой в пах, а затем — боднул головой. Осетр закатил глаза и обмяк, словно расползавшаяся кучка навоза.

— Ай да я! Ай да бабкин внук! Какого бойца вырастил! — просипел Булат, поглаживая духа ненависти по загривку. — А теперь, дрищ-колдун, прочитай уже что-нибудь, пока мне «дружок» руку не отхватил! Читай, ядрен батон!

Дух ненависти тем временем разрывался между своей дьявольской природой и добротой, что проявил к нему этот человек.

— Да-да!.. Сейчас, брат Булат!.. — опомнился Лунослав и, подобрав Черномикон, торопливо пробубнил: — «Верность — собачья, злоба — кусачья! Кровь невинных и провинившихся прольется во славу хозяина древнего! Преданность — за плоть ненавистную! Сладость — за горечь посмертную!»

Духа ненависти подняло в воздух и несколько раз невообразимо вывернуло наизнанку и обратно. Затем его отпустило. После этого дух ненависти подлетел к Лунославу, лизнул ему руку — и с кровожадным чавканьем впился в горло Осетра. Дедок очнулся и заорал, пытаясь скинуть с себя чудовище, которое сам и породил.

— Фу! Нельзя это грызть! Это — дрянь, кака! Фу! Назад! Назад, кому сказал! — крикнул растерявшийся Лунослав.

Однако дух ненависти был целиком поглощен местью и горловыми хрящиками.

— У-у, чертова недособака! — И Лунослав огрел увлекшегося духа Черномиконом.

К удивлению сотрудников бюро, дух ненависти по-собачьи взвизгнул и превратился в крупную черную жемчужину.

— О как! Видать, сам себе погибель состряпал! — пробулькал Осетр. — Не обманулся я в вас, ребятки! Не обманулся! Только ни хрена у вас не выгорит, гаденыши! И тебе, паренек с Черномиконом, не одолеть Влекущего — кукловода самоубийц Кануна!

А затем Осетр Кокарев умер — вредным, непрощенным и расстроенным.

— Что… что ты сказал?! — Лунослав вцепился в бездыханного дедка и затряс его. — Что за Влекущий?! Кто это?! Где найти его?! Куда он делся?! Ты… ты… гад чертов!

— Лунтик, — тихо позвал Булат.

— Что?!

— Помоги, брат…

— Черт возьми! Прости, Булат! — И Лунослав кинулся на помощь к товарищу.

Он осторожно помог Булату подняться — вместе с грязными иглами, торчащими в его спине. После смерти колдуна они легко выскользнули из почвы, но не из тела молодого человека.

— Какой диагноз, док? Гипс и кроватка? Или гранит и оградка? — спросил Булат. — Ядрен батон… Чувствую себя так, словно паленой водки выпил — где-то с полведра…

— Вечерком нормальной ведро выдуем! — И Лунослав со злостью вскинул Черномикон.

Пугающий фолиант распознал его гнев и растерянность и сделал всё сам. На обложке Черномикона возник чернильный вихрь, в котором затем исчезли все иглы — даже со спины Булата — с кровью и шматочками мяса. После этого вихрь исчез, полыхнув на прощание синим пеплом. Больше про́клятых игл не существовало. Булат заорал от боли и схватился за кровоточащую спину.

— Хрена себе! — охнул он.

— Хрена себе, — согласился Лунослав.

— Блин, а как-то полегче нельзя было эти швейные принадлежности из меня выдирать?! Всю шкуру попортил!

— Ну извини! — съязвил Лунослав. — Я с кактусами работать не обучен!

— М-да… Ноги-то свои видел?

Лунослав посмотрел вниз и едва не упал в обморок: в его сандалиях противно хлюпала кровь — после геройского рывка по иглам. Лунослав зажмурился, чтобы не видеть этого ужаса, на ощупь подобрал черную жемчужину и отдал ее Булату.

— От щедрот? — прищурился тот. — С чего вдруг?

Лунослав вздохнул:

— Это же у тебя всегда печеньки найдутся. К тому же этот дьявольский полупёс-получеловек тебя и до Черномикона признал. Только скрой его куда подальше — как косу!

— Назову — Алый! Эх, красота! — Булат поцеловал черную жемчужину и спрятал ее в нагрудный карман. — А слово слышал, что колдун против нас брякнул? Как его? А! Чертовидцы! Как по мне, звучит круто и стильно! Мне нравится!

— А мне — нет! — возразил Лунослав.

— Почему?

— Потому что я еще ни одного черта не видел!

— А ведь верно, брат шаман. Верно. Ну что, погнали зализывать раны?

И они, поддерживая друг друга плечами и безобидными колкостями, побрели назад к уазику. Впереди их ожидала увлекательная дезинфекция водкой — ног, спины и ротовой полости…

А теперь вопрос на засыпку: можно ли быть хорошим человеком и при этом творить зло? Возможно, кто-то возразит и скажет, что так не бывает. Отнюдь. Иначе как объяснить ситуацию, когда папа приводит своего ребенка поплавать над захоронениями ядовитых веществ? Безусловно, это плохой поступок. Возможно, он совершен из лучших побуждений. Но кому из нас так или иначе не доводилось бывать на месте этого глупца? Возможно, нам всем есть чего стыдиться. А возможно, нам всем стоит поплавать в местах, где мы захоронили свою совесть…