Бюро «Канун», или Ужасы Ивота

Глава 21

Много чего разбросано по Старому Ивоту — стеклянные шарики, пустые обещания, парочка озер… И если первое озеро прославилось в начале лета всплывшими в нём гробами, то во втором всплывали разве что брюхом к солнышку во время купания. И название тому рафинированному озеру, расположенному на стыке улиц Карла Маркса и Фокина, — Лознянское. О, и не хватайтесь вы с такими лицами за спасательные круги и круги под глазами! В этом озере будут просто стирать. А стирать, как вы знаете, можно что угодно: грязную одежду, ошибку в тетради или даже чью-то жизнь…

Итак, Старый Ивот, озеро Лознянское, над водой носятся ласточки…

Вдоль озера чинно прогуливался сорокапятилетний Эдуард Филимонов — потомственный сварщик, вахтовик и заклинатель перегара. Он наслаждался солнечной погодой и чекушкой водки, употребленной под апельсинчик. Однако прием солнечных ванн неожиданно прервался: ноги мужчины сами по себе остановились, а в его сердце неожиданно закрался безотчетный страх, потеснив тахикардию.

— Да чтобы мне пельмени варить, а не металл! Что это со мной? — удивился Эдуард, ища объяснение своей спонтанной тревоге.

Но вокруг всё было по-прежнему: щебетали птицы, над водной гладью гулял ветер, на мостике женщина стирала белье. Эдуард тут же ощутил потребность переброситься с ней хоть парой словечек.

— Что, дуреха, стиралку сломала? — участливо поинтересовался он. — Хотя это, конечно, по-нашему: ручками-ручками всё делать! Что скажешь, а?

Женщина ничего не ответила, продолжив упорно взаимодействовать с бельем — чем-то его посыпа́ть, полоскать, а затем и отбивать камнем. Эдуарду были видны только ее спина и усердно взмахивавшие руки. Тут он сообразил, что черно-белый сарафан женщины и ее выцветшие волосы были неестественно неподвижны, несмотря на ощутимые порывы ветра. Эдуард перепуганно потянулся к крестику и растерянно обнаружил, что тот пропал.

— Вот же алкаш, божечку потерял!.. — пробормотал он. — Может, приварил куда случайно?..

Женщина между тем вынула из белья чей-то нательный крестик и безразлично зашвырнула его в озеро. Эдуард от изумления приоткрыл рот. Он мог поклясться, что брошенный в воду крестик принадлежал ему!

— Эй, баба! Ты чего это сейчас выкинула, а?! — сердито крикнул Эдуард.

Женщина зловеще замерла. Солнце побито уползло за тучу, стих ветер… И тут сарафан и волосы неизвестной с хлопаньем затрепетали — вопреки погоде и здравому смыслу! А затем женщина снова взялась за белье. Эдуард пригляделся и с ужасом опознал в нём собственную одежду. Неизвестная посыпа́ла ее иголками от елового лапника — того самого, который разбрасывали на похоронах по дороге, чтобы мертвец нашел путь на кладбище. После этого женщина, как оказалось, сполоснув одежду, раздирала ее острым камнем.

— Т-ты, б-баба!.. Сейчас же прекрати!.. Кому говорю! — возмущенно потребовал Эдуард. — П-перестань!.. Эт-то же мои вещи!..

Однако женщина всё равно продолжила увечить его одежду столь странным образом. В ее безразличных движениях читалось нечто пугающее и неотвратимое — сулящее преждевременную кончину.

— Да что же ты делаешь?! — нервно вскрикнул Эдуард.

— Тебе саван! — неожиданно обернулась женщина.

Ее лошадиное лицо просвечивало чернотой, словно под ним жило подземное солнце. Ее же зрачки лучились ядовитой белизной, тогда как сами глазные яблоки были невообразимо черны. Женщина напоминала оживший негатив, исторгнутый из ночного кошмара некоего больного рассудка. Узрев чудовищный лик зла, Эдуард едва не откусил себе язык.

— Сгинь!.. Сгинь, прокля́тая!.. — в страхе попятился он, хватаясь за пустое место, где раньше был крестик.

Через мгновение мужчина глупо упал. В голове у него зазвенело, сдавило грудь, во рту появился подозрительный еловый привкус.

— Эдик, ты чего? — раздался чей-то озабоченный голос.

Это была соседка, возвращавшаяся из магазина. Она озадаченно стояла прямо над Эдуардом. Тот присел и ахнул: пугающая незнакомка исчезла, оставив на мостике его одежду.

— Где… где она?! — непонимающе спросил Эдуард.

— Кто?

— Та жуткая бабища! Окаянная баба, портившая мою одежду, — где она?!

Соседка нахмурилась:

— Тебя никак «белочка» орешком одарила? То к мостику крадешься, то сам с собой разговариваешь, то спотыкаешься, словно срам на весь горизонт увидел. Горячка у тебя, Эдик. Горячка!

— Ну да, горячка… — ошарашенно согласился Эдуард, ничего толком не понимая.

Он растерянно забрал свои вещи с мостика и в глубокой задумчивости вернулся домой — в широкую и просторную домину. Эдуард тихонько прошмыгнул в ванную и принялся вычищать из одежды еловые иголки. Вскоре он разделся до трусов — сказались усердие, чувство вины и проспиртованные килограммы сала на его теле. Тут к нему заглянула жена — Мила.

— Эдичка! А что это у тебя?.. — изумилась она.

— Вот она, явилась! Милка-хренилка! Кто дверь настежь оставил, а?! — огрызнулся Эдуард, решив всё отрицать. — Собака мою лучшую одежку на дорогу вытащила! И я, кстати, не пил!..

— Да шут с твоей одежкой! С тобой-то что?!

— В смысле?

— Глаза-то залитые разуй! Что это?!

Эдуард оскорбленно проследил за взглядом жены и мелко затрясся, словно принесенный на дискотеку холодец. Его тело покрывали страшные венозные гематомы, напоминавшие следы маленьких копытец. А затем Эдуарда стошнило — омерзительными сгустками из крови и еловых иголок.

— Свят-свят-свят! — перекрестилась Мила и потащила побледневшего мужа в спальню. — С тобой что, в детстве в «съедобное-несъедобное» не играли?! Ты зачем елкой закусывал, бестолочь?! Допрыгался аркаша-алкаша, да? Живо в кровать!

Эдуард растерянно улегся в постель, и его стошнило еще раз — в вовремя подставленный супругой тазик. Неожиданно пятна на его теле начали нестерпимо жечь и чесаться.

— Мил, водички бы, а, — сла́бо попросил Эдуард.

Жена раздраженно вышла. Мужчина моргнул и вдруг обнаружил, что рядом с изголовьем его кровати стояла та самая страшная женщина, повстречавшаяся ему на мостике. В ее синюшных руках был ивовый прутик с бронзовым копытцем на конце.

— Мила!.. Мила, твою мать!.. — истошно заорал Эдуард, вновь хватаясь за пустое место на шее.

В спальню вбежала Мила с кружкой воды:

— Что случилось?! Болит где-то?! Сильно?!

— Она… она здесь!.. — просипел Эдуард и затравленно скосил глаза вбок.

— Кто, любимый?.. Кто здесь?..

— Она! — И Эдуард взглянул на страшную женщину.

— Зови меня — Умертвина! — бездушно рассмеялась та и ткнула его прутиком.

На теле Эдуарда тотчас появилась новая венозная гематома. Он выгнулся дугой и ужасно закричал, расцарапывая это место до крови. Из кровоточащих царапин противоестественно полезли еловые иголки.

Увидев это, Мила едва не грохнулась в обморок. Кошмарное зло, притаившееся у изголовья кровати, было недоступно ее взгляду. Зато она прекрасно видела, как ее супруг с истошными воплями катается по постели. Мила кинулась к телефону и, сбивчиво изъясняясь, вызвала «скорую». Эдуард сразу же затих. Медики прибыли через десять минут. Из-за их спин с любопытством выглядывали соседи.

— Ну что я могу сказать? — задумчиво произнес врач, осмотрев больного. — Нужна госпитализация. Да-с. Собирайтесь.

Умертвина склонила свое жуткое лицо к Эдуарду:

— Н-н-не-е-ет!

— Стойте-стойте! Она не разрешает! Она… она запрещает!

— О ком это вы, батенька? — ласково спросил врач, пряча в руке шприц с успокоительным.

Эдуард обвел всех полоумным взглядом:

— Притворяетесь, гады?! Вы же видите ее, да?.. Да?! Это всё она… она… Это всё она!..

Всем стало его жалко. Ведь Эдуарда, судя по всему, тайком поколачивала жена — мороженым свиным копытом. Все осуждающе посмотрели на покрасневшую Милу.

— Ох, не те сулят тебе спасение, человек! — И Умертвина вновь принялась колоть Эдуарда прутиком.

Мужчина истерично закричал, и все с содроганием узрели, как на его теле сами по себе появляются гематомы, из которых с кровью полезли еловые иголки, словно начинка хвойных прыщей. Всех присутствующих без исключения объял суеверный страх.

— Надо этим ненормальным позвонить — в бюро «Канун»! — вдруг сообразил кто-то.

— Это — нужно, — произнесла Умертвина, прекратив истязать Эдуарда. — Это — дозволяю.

— Что ж ты… кхе-кхе… сразу-то на бюро не указала, гнида?.. — искренне удивился тот.

— И лишить себя этой сладкой прелюдии?

— Звоните!.. Вызовите уже этих сволочей, пока я вас всех к ограде не приварил!.. — торопливо выкрикнул Эдуард.

А затем его снова коснулся ивовый прутик…

Лунослав и Булат находились в городском отделении полиции Ивота, располагавшегося по адресу: Сидоровка «28». Нет, они не были арестованы или вызваны на допрос с применением мыла в полотенце. Они явились добровольно — чтобы попросить своего краснорожего «покровителя и попустителя», капитана полиции Питонина, об услуге. К слову, они почти полностью поправились: Лунослав гнул пальцы, Булат же наконец стал гнуться сам.

— Вот и что мне прикажете с этим делать, а труподелы?! — рявкнул Питонин, швыряя на стол свежие газеты. — Хреновы газетчики выкручивают мне казенные соски́! Сорок три самоубийства за неделю — и все они перечислены в этих туалетных подтирашках! Вашу мать, да в Ивот собрались все кому не лень!

— И кому не лень? — безразлично зевнул Булат.

— Ему! — И Питонин показал на портрет, висевший за его спиной.

— Ядрен батон! Ты серьезно?!

— Завали меня сосна, да, я серьезно! Чего хотели-то? Говорю сразу: трупов из морга не дам!

Лунослав взглянул на прессу, пестревшую заголовками, предрекавшими конец света и рост цен на гречку, и сказал:

— Гм… Влекущий не подчиняется логике или каким-либо законам. Его… Как бы сказать-то?.. О! Его мерилом общим не измерить…

— …пинком подсекшим не унять, — глубокомысленно закончил Булат.

— Да, спасибо. И потому я предлагаю — внимание! — следить за всеми потенциальными самоубийцами.

— Охренел? — уточнил на всякий случай Питонин. — Это за всеми сразу, что ли?!

— Только за теми, на кого заведена карточка с припиской «склонен воткнуть себе вилку в глаз». У вас же есть доступ к таким картотекам?

— Приставляем к психу человека — оба убивают себя, — буркнул Питонин. — Смысл?

— Смысл — успеть сообщить нам!

— Да насрать этой жабе с мешком на таких!

— А если нет? — возразил Лунослав. — Что, если склонные к суициду для него как десерт с вишней?!

Питонин удивленно приоткрыл рот.

— Прямо в мозг ему засандалил, — с ухмылкой вгляделся Булат в полицейского.

— Да, в Канун обычных самоубийств не было! Факт! — сказал Лунослав. — Но это вовсе не означает, что Влекущий не питает слабость к тем, у кого есть предрасположенность к его… к его чертову «хобби»!

— Лунтик слишком долго и витиевато изъясняется, словно за испачканный стульчак прощения просит, — скривился Булат. — Короче, Капитон, нужна «горячая линия», чтобы отслеживать всю самоубийственную муть. И обязательно с заботливой бабой на конце провода! Глядишь, так и мы куда подоспеем.

Питонин задумался.

— Хм, а ведь дело говорите, — насупился он. — Хрен с вами! Выбью вам городскую линию для экстренных случаев! Только чтоб эту падлу к ногтю…

Неожиданно у всех троих зазвонили телефоны. Поступили сообщения о паранормальной ситуации в доме Эдуарда Филимонова.

— Идите уже, труподелы, — махнул рукой Питонин, доставая бутылку водки. — А я вам пока попутный ветер организую. Ну и заодно себе чего — за здравие!

Через несколько минут сотрудники бюро уже направлялись к месту происшествия. Их уазик, к гордости Булата, сопровождал эскорт из двух полицейских машин — тот самый «попутный ветер» Питонина.

Перед домом Эдуарда Филимонова собралась толпа. Почти все гадали, из-за чего на самом деле орет бедный мужик. Кто-то винил во всём отравленные подорожники, кто-то — беляши, кто-то — ЖЭК, плюнувший в колодец на улице. Тут к дому подъехал занятный кортеж, и все умолкли. И это было вполне объяснимо, ведь не каждый день доводилось видеть, как патрульные машины сопровождают грязный уазик.

Булат выпрыгнул наружу и зорко всех оглядел. Затем он взял Костяную и пару раз крутанул ею. Коса рассекла воздух и тоненько зазвенела, окончательно перепугав зевак.

— Работает бюро «Канун»! — зычно объявил Булат. — Мы приходим туда, где черти рогами на людских задницах в «крестики-нолики» играют! Мы там, где зло ворует из кастрюли всего одну пельмешку, из-за пропажи которой все потом переругаются! Мы — профессионалы и чертовидцы!

Толпа растерянно зашушукалась.

— Что он сказал?

— Вроде сказал, что мы рогами в зад получим, если он пельменя недосчитается!..

Байки про загадочное бюро ходили самые разные — от клонирования его сотрудников до отравления ими фисташкой Сатаны. А потому все расступились.

— Запор мысли, понос речи?! — шикнул Лунослав на товарища. — Граждане! Никаких рогов в… в седалищные нервы не предвидится! Мы просто изгоним зло!

Толпа снова озадаченно зашушукалась.

— А этот что лопочет?

— Вроде как прогноз погоды какой! Чего-то не предвидится! Только, говорит, зло выгоню!

— Зло?! Иди ты! А куда?

— А кто ж знает? Может, к нам — на улицу!

Толпа ахнула и еще больше подалась в стороны. Особо ретивые даже попадали через лавку.

— Профессионально эту задницу углубил! — засмеялся Булат.

— Спасибо, сенсей! — огрызнулся Лунослав.

Они вместе с полицейскими прошли в просторную спальню Эдуарда. Внутри было душно, многолюдно и тошно. Все ожидали, когда Эдуард отдаст богу душу, а заодно — родственникам наследство. Сам же виновник столь сомнительного торжества лежал на окровавленной кровати. Из него лезли еловые иголки — из глаз, рта, расчесанных гематом и прочих бессолнечных мест. Рядом с ним была Мила. Она осторожно убирала хвою пинцетом.

— Покажись, зло! — потребовал Булат. — Небось, хоровод вокруг «кровоелочки» водишь, да?!

— Ух ты ж, мать моя, твою мать!.. — перепугался Лунослав, заметив страшную женщину, стоявшую у изголовья кровати.

Черномикон в его наплечной сумке радостно затрясся.

— Я — Умертвина, посланница смерти, — безжизненно сообщила страшная женщина.

— Л-Лунослав, посланник бюро «Канун» и б-блюститель паранормального порядка.

— Кого увидел, «б-блюститель»? — осведомился Булат, грызя земляничную печеньку.

— Умертвину, посланницу смерти.

— Хрена себе имечко! С таким только на кладбище работать!

Изможденный Эдуард, услышав, о чём шла речь, завопил:

— Вот! Во-от! И он ее видит, электрод вам всем в зад!

— Вы тоже ее зрите?! — удивился Лунослав.

— Слава богу, не псих! — всхлипнула Мила. — Думала, елок радиоактивных нажрался!

— Гм… Приступим. — И Лунослав проворно вынул Черномикон.

Однако Умертвина коснулась ивовым прутиком лба Эдуарда — и глаза мужчины чудовищно полезли из орбит, будто два кровоточащих шарика для пинг-понга.

— Зараза! — буркнул Булат.

Он напрыгнул на завопившего Эдуарда и «козой» из указательного и среднего пальцев вдавил глазные яблоки мужчины обратно. При этом Булат продолжал невозмутимо кушать печенье. Присутствующие замерли, боясь неосторожным движением показать, что они тут. Вид сотрудника бюро, наслаждавшегося выпечкой в столь омерзительной ситуации, впечатлил и напугал их. Некоторых — до легкого загрязнения исподнего.

— Ты ведь разумное зло, не так ли? — обратился Лунослав к посланнице смерти, после чего положил Черномикон на пол и оттолкнул его ногой. — Чего ты хочешь?

— Заключить сделку, — могильным голосом произнесла Умертвина, убирая прутик от Эдуарда. — Я — прихожу, ты — изгоняешь! Стою у ног — спасешь любого! Найдешь у изголовья — человек мой! С меня — смерть, с тебя — избавление! Будешь спасать — станешь славу стяжать! Хитрость применишь — и приблизишь конец!

— Это что-то из загробного рэпа? — растерялся Лунослав.

Булат между тем стал непринужденно выталкивать людей из спальни.

— Что там у вас за базар, а? — спросил он.

— Сделку предлагает.

— О! Посрамить нас хочет! И как сделка? Выгодная хоть?

— Какая еще, к хренам собачьим, выгодная?! — проорал очнувшийся Эдуард. — Чудовище же сказало: тот, у кого стою в изголовье, — труп! А она тут, дебилы, и стоит!

— Поняли, дебилы? — спросил у всех Булат. — Она тут и стоит! Ну?.. Валите уже отсюда!

Все с облегчением бросились прочь. В итоге в спальне остались наши герои, нервничавшие полицейские, Мила и, конечно же, Эдуард, у которого не было выбора. В окна спальни тотчас вперились десятки глаз с улицы.

— Да, брат, сделка выгодная, — наконец выдавил Лунослав.

— Та-ак, взгляд побитой собаки, хвостик крендельком, — перечислил Булат, оглядывая товарища. — Бедолагу не спасти, угадал?

Лунослав многозначительно промолчал.

— Как же… как же так, мужики?! — не понял Эдуард. — Да я же… я же вас за это башками к батарее приварю! Недоумки! Я жить хочу!..

— А возьми-ка взамен вот этого — Булата! — внезапно предложил Лунослав.

Эдуард так удивился, что разжевал скопившиеся во рту еловые иголки. Мила с облегчением заголосила. Люди за окнами загалдели. Булат же флегматично достал новую печеньку.

— Ну, дрищ-колдун! Если я стану срать хвоей — будет тебе из нее освежитель! — пригрозил он.

Умертвина коварно прищурилась:

— Отдаешь чертовидца-собрата? Согласна!

У Лунослава от волнения пересохло в горле. А не ошибался ли он?..

— Булат, займи место Эдуарда, — мрачно сказал Лунослав.

Толпа снаружи зашушукалась.

— Спокойно, народ! — расслабленно произнес Булат. — Я на всё готов, лишь бы у вас все пельмени в кастрюле были!

Он подошел к кровати больного, и Умертвина приставила ивовый прутик с копытцем к его лбу. Булат хмыкнул, ощутив холодок, и спихнул мужчину на пол, после чего занял его окровавленное место. Эдуард был освобожден от прокля́тых чар. Булат, в свою очередь, почувствовал, что не может самостоятельно покинуть кровать. А затем у всех на глазах его одежда стала портиться. То Умертвина принялась втирать в нее похоронные иголки лапника.

— Да что за напасть-то на «косуху»?! — возмутился Булат, отхаркивая кровь с хвоей.

— Господа полицейские! Зафиксируйте, пожалуйста, кровать, пока мой коллега будет испускать дух, — попросил Лунослав. — Надеюсь, вы в точности сделаете то, о чём я вас попрошу, — и сейчас, и после!

Хоть и был дан полицейским строгий наказ содействовать прихотям бюро, но всё же усомнились они в правильности происходящего.

— Может, священника позвать?.. — неуверенно предложил один из них.

— Выполняйте, служивые! — нетерпеливо гаркнул Булат, ощущая, как под его кожей мерзко поползли еловые иголки.

Полицейские послушно вцепились в кровать и вопросительно взглянули на Лунослава.

Тот собрался с духом и крикнул:

— А теперь — на сто восемьдесят градусов ее!

Полицейские натужно крякнули и мгновенно развернули кровать так, как им было велено. В результате этого нехитрого действия посланница смерти оказалась в ногах Булата, потеряв свою смертоносную позицию у изголовья.

— «Сделка мертвая — мертвые правила! Что мертво — живое не возьмет!» — выкрикнул Лунослав на чуждом языке, обойдясь, к собственному удивлению, без Черномикона.

Воздух словно стух, и из провалов в пространстве выскользнули заскорузлые цепи со светящимися рунами, приковав посланницу смерти к изножью кровати. После этого «страшную женщину» увидели абсолютно все — даже те, у кого была катаракта. Полицейские с матюгами бросились врассыпную, выхватывая оружие. Со стороны палисадника послышались дикие вопли.

— Говорил же, существует! — ликующе проорал Эдуард и, схватив жену в охапку, выбежал с ней из дома.

Булат с кашлем скатился с кровати, подобрал Костяную и самодовольно распрямился — весь в чужих сгустках крови и хвое. Стало очевидно, что Умертвина больше не могла причинить ему летального вреда.

— Гляди-ка, как я и представлял — пастушка с прутиком! — обрадовался Булат, вскидывая косу.

Умертвина дернула цепи — и зловеще улыбнулась.

— Оговорки о том, что я не могу крутить ложе, — не было! — победно заявил Лунослав.

— Плут и лжец! Мы заключили сделку, чертовидец! И ты будешь выполнять ее условия — если не сейчас, то позже! — злобно сказала посланница смерти. — Иначе — сляжешь сам!

И в этот горько-сладкий момент триумфа Черномикон раскрылся — и снял заклятие, удерживающее Умертвину. Цепи истлели, и посланница смерти добровольно влетела в жуткий фолиант, дав себя поглотить. Спальню озарила черная вспышка.

— Это что за хрень сейчас была?.. — нахмурился Булат.

Лунослав осторожно подобрал Черномикон и проверил его. Лицо молодого человека ошеломленно вытянулось.

— Остался всего один свободный лист!.. — прошептал Лунослав. — Похоже, мы на финишной прямой. Последней пищей фолианта должен стать Влекущий!..

— Давно пора, брат шаман, — кивнул Булат. — Кстати, как ты без Черномикона тетю с прутиком-то заколдунил, а?

— Кажется… кажется, я теперь сам могу подобрать нужные слова!..

— Хрена!

— Да…

Лунослав и Булат вышли наружу. Завидев сотрудников бюро, участвовавших в жутких и сверхъестественных событиях, все почтительно расступились. Никто не знал, что с ними делать: то ли чествовать, то ли тащить на костер.

Внезапно к молодым людям с поцелуями и объятиями бросились счастливые Эдуард и Мила. Вся улица сразу же ликующе заорала, включая бледных полицейских. Булат на словах вручил всем метафорический пельмень, вырванный с боем у зла, и они с Лунославом отправились в бюро — искать способ одолеть Влекущего. Ведь проказница судьба сплелась в тугие узлы, оставив нашим героям врага, поражение которого означало неминуемый конец всего…

Задумывался ли кто-нибудь из вас о том, как бы он хотел встретить свой смертный час? Так или иначе, каждый сталкивался с подобной пугающей мыслью. Кто-то боится боли — и потому хочет уйти во сне. Некоторые в последних секундах видят себя этакими героями — побеждающими, превозмогающими, но умирающими. Есть и те, кто хочет почить в окружении внуков, правнуков и праправнуков — словом, в прорве родственников, обступивших кровать старого и мудрого предка.

Однако во всех этих мрачных мечтаниях не стоит забывать нечто поистине важное: именно смерть определяет то, какую жизнь человек прожил. Подумайте об этом…