Бюро «Канун», или Ужасы Ивота

Глава 18

В Новом Ивоте есть улица Приморская. Как вы понимаете, приморьем там и не пахнет. Зато там разит скрипучим духом кислых щей, струящимся из детского дома номер «17». В этом казенном учреждении практикуют старомодные взгляды на воспитание сирот и подают лишь проверенные временем блюда — разваренную капусту и кожаный ремень. Это место, где высшим проявлением любви считается подаренная кочанная кочерыжка. Однако на этот раз с проблемой недоедания столкнутся не только дети…

Итак, улица Приморская, детский дом, тихо аукаются пустые животы…

Ночь — но в общей спальне северного крыла никто не спит. И дело не только в голоде, гордо бороздящем детские желудки. Причина бодрствования воспитанников детдома куда интереснее. Это страшилка, которую собирается рассказать Сережка Бусин. Обняв подушки и затаив дыхание, все с интересом уставились на рассказчика.

— Жила-была с двумя чужими детьми одна мамчеха… — гробовым голосом начал Бусин.

— Мачеха! — вредно поправила его пятилетняя Юля по кличке Челепака. — Это неродная мама.

— «Челепак» всяких спросить забыли! — обиделся Бусин. — Жила, значит, с двумя детками одна… мачеха. И была она такая жадная, что отнимала у детей всю еду, которой их угощали!

Ребята возмущенно загалдели. Их можно было понять, ведь они мечтали даже о лишней крупинке сахара в чае.

— И всё, что она отнимала, съедала сама! Только мало ей было! Мало! — Бусин изобразил злую мачеху. — Всё казалось, детки много кушают! И она стала давать им меньше еды. Сперва хлеб к супу забрала! Затем и суп спрятала! Кормила их только чайными пакетиками! А потом закончились и они! И детки от голода… умерли!

Ребята ужаснулись. Те, кто были поменьше, юркнули под одеяла.

— В итоге объелась мачеха — и лопнула! — сказал Бусин. — А за свое плохое поведение превратилась она в вечно голодного призрака, который никак не мог наесться! Мва-ха-ха!

Со всех сторон послышался тихий, но одобрительный гомон.

— Привидения не едят! — сказала Челепака.

— А это — ело, Челепака! — передразнил ее Бусин. — И стала потом мертвая мам… мачеха приставать к тем, кто детей обижает и ворует у них еду! И давай просить: «Накорми меня! Накорми!» И, если не давали ей хоть краюшку хлебушка с солюшкой, — убивала!

Ребята вытаращили глаза и прижались друг к другу.

— А если угощали ее кастрюлей супа, тазиком компота и сладкой булочкой — всё равно убивала! — продолжил Бусин. — Потому что не могла она наесться!

Тут все окончательно расстроились: наесться не мог никто…

— Выше нос, ребзя! — рассмеялся Бусин и вынул из наволочки пакетик с мармеладными змейками. — Зацените, какую вкуснотищу достал!

Все тут же оживились и загалдели, позабыв о тишине и строгих порядках.

— А поделишься?!

— А они вкусные?!

— Ой, а я никогда не пробовал таких!

— Всем по одной «змейке», — важно сказал Бусин. — Но только, чур, едим одновременно! Хорошо? — Он раздал каждому по мармеладке. — Приготовились! На старт, внимание…

Ребята заулыбались. Они занесли «змеек» надо ртами, ожидая команды. Однако дверь в спальню грубо распахнулась и чеканным шагом вошла полненькая воспитательница — Снежана Винтеровна Кочергина. За спиной ее называли дурой, рыбой, ну и просто Кочерга.

— Дисциплина! Режим! Рацион! — перечислила Кочерга, грубо отбирая у ребят «змеек». — А за это, — показала она на лакомство, — неделю без морковки на десерт!

Только одна Челепака успела откусить половину мармеладки. Но Кочерга толстыми пальцами выковыряла у нее изо рта остатки лакомства и глумливо кинула их в корзину для мусора. Девочка беззвучно заплакала.

— А то кариес и запор будут! — злорадно рассмеялась Кочерга, после чего вредно скушала на глазах у ребят пару «змеек» и вышла.

Бусин обнял всхлипывавшую Челепаку. Некоторые из ребят тоже захныкали — но тихо, потому что громко было нельзя.

— Вот бы за ней твоя «мамчеха» пришла! — жалобно сказала Челепака.

— Вот бы, — расстроенно согласился Бусин.

И действительно — вот бы…

Кочерга вернулась в кабинет для дежурств, достала принесенный из дома холодец, густо намазала его хреном и развалилась перед компьютером, намереваясь потешить себя и свой организм фильмом для взрослых. Неожиданно в помещении похолодало, и Кочерга удивленно почувствовала, как ее соски́ защипало от резкого снижения температуры.

— Накорми меня! — вдруг раздался тихий и молящий голос.

В углу кабинета стояла красивая и печальная женщина с пшеничными волосами и в длинном кружевном платье. Ее кожа была словно белейший фарфор, из которого пили мертвые императоры. Кочерга и холодец одновременно вздрогнули. Воспитательницу объял суеверный ужас.

— Ч-что?.. — не поняла Кочерга.

— Ну ты и сало! Всё жрешь и жрешь! — хрипло сказал кто-то. — Скоро рожа треснет! И мне жрать дай!

Кочерга приоткрыла рот. Она готова была поклясться, что незнакомка молчала.

— В-вот, п-пожалуйста!.. — И перепуганная воспитательница подвинула на край стола «змеек».

Фарфоровая женщина жадно схватила мармелад. Однако ее волосы невообразимо выхватили у нее из рук «змеек» и утащили их куда-то в область затылка. Там зловеще зачавкало.

— Накормите же меня, прошу вас!.. — грустно попросила фарфоровая женщина.

— А вы… а вы… — пропищала Кочерга.

— Еще жрать! — злобно прохрипел неизвестный. — Еще! Еще! Еще, дура ты из попкорна!

Кочерга быстро закивала и толкнула незнакомке тарелочку с холодцом. Фарфоровая женщина запустила в него бледные пальцы, и всё повторилось: ее пшеничные локоны счистили холодец с ее же кистей и передали кому-то сзади.

— Что еще есть, жопа? — спросил зловещий голос.

— Эт-то всё! Ч-честно! — пискнула Кочерга.

— Я не могу наесться!.. — пожаловалась незнакомка. — Но я должна… — И она подлетела к воспитательнице.

— Боже-боже-охрана-боже!..

Волосы призрака воткнулись в лицо Кочерги, растянув его, будто вспотевший пластилин. Кочерга завизжала подстреленным поросенком. Фарфоровая женщина повернулась спиной, и воспитательница увидела, что у призрака на затылке был рот — мясистый, вульгарный, с кровоточащими деснами.

— А нажрала-то сколько с чужого, стерва! — хохотнул он и с чавканьем впился в лицо Кочерги.

Предсмертные вопли воспитательницы услышали только дети спальни северного крыла. Их лица озарили улыбки. На Кочергу же наткнулись лишь утром. Жировые запасы ее тела были съедены…

Озорно светило солнышко. К воротам детского дома номер «17» лихо подрулил уазик бюро «Канун», наехав при этом на вялого лебедя из автомобильной покрышки. Лунослав выскочил из-за руля и виновато схватился за лоб.

— Ядрен батон!.. Звони! Звони-звони! — крикнул Булат, выпрыгивая из машины.

— Что?.. К-кому?! — переполошился Лунослав.

— Капитону! Чтобы он тебя от убийства лебедя отмазал! — расхохотался Булат. — Ну хочешь, я вину на себя возьму?

— А… Иди-ка ты в лебединую задницу, Булатка!

Они рассмеялись и посмотрели на детдом. Трехэтажное казенное учреждение напоминало детский концлагерь — по вине забора, украшенного висевшей на пиках куклой, и депрессивного мрачного фасада, на котором вместо каляк-маляк цветными мелками было крупно выведено: «Дисциплина! Режим! Рацион!» Не хватало только: «Арбайтен!» Лунослав нахмурился.

— Матерь божья, прямо детки в клетке, — обескураженно заметил он.

— Потом будешь сопли сахарные по усам зеленым размазывать! — поддразнил его Булат. — Разгружаемся!

Несмотря на то, что они приехали расследовать дело о паранормальном убийстве воспитательницы детдома, они захватили для детей фрукты, восточные сладости и раскраски с фломастерами. Достав коробки с презентами, Лунослав и Булат направились к ступеням парадного входа. А навстречу им уже летела пухленькая и плутоватая директор — Алиса Патрикеевна Медкова.

— О! О! О! Здравствуйте! Добро пожаловать! Полагаю, бюро «Коммун»? — прощебетала она и вздрогнула, увидев на крыше уазика жуткую косу.

— Бюро «Канун», — вежливо поправил ее Лунослав. — Мы от Прохора Питонина, капитана полиции. Тело вашей погибшей сотрудницы… ну-у…

— …обглодали, — подсказал Булат.

— Да! Вот мы и прибыли, чтобы…

— …обглодать зло в ответ!

— Булат!

— Лунослав!

— Алиса Патрикеевна! — вставила директор детдома. — Мы же сейчас представлялись, да?

Молодые люди недоуменно посмотрели на нее.

— Ой, скажете тоже — зло! Дети разве что! А это нам? — И Алиса Патрикеевна невинно покосилась на коробки.

— Детям! Это — детям! — с нажимом сказал Булат. — И дети это получат! От меня! Лично!

— Ну что вы! Конечно! Пройдемте, я познакомлю вас с воспитанниками, последними видевшими Кочергу.

— Какую Кочергу? — не понял Лунослав.

— А вы плохой молодой человек! Плохой! — Алиса Патрикеевна игриво шлепнула его по руке. — Нехорошо так о покойной Снежане Винтеровне Кочергиной! Ну, пойдемте!

Лунослав и Булат прошли за странным директором детдома в спальню северного крыла, где час назад с детьми работали психологи и следователи.

— Ну что, детвора! Встречайте праздник живота! — торжественно объявил Булат.

Дети неуверенно заулыбались. Иногда они забывали, каково это — испытывать радость просто так. Они подбежали к гостинцам и с заливистым смехом принялись разбирать их.

— Это всем, сорванцы! — вдруг рявкнула Алиса Патрикеевна, и дети побледнели, побросав угощение. — Ну-ка, цыц! Дисциплина! Режим! Рацион! Унести всё на кухню! Проверить на кишечные палочки! Взвесить! И спрятать до особого распоряжения!

Тут же вбежал усатый завхоз по фамилии Жуйвода и торопливо стал выносить коробки.

— Вы что, ядрен батон, совсем охренели?! — изумился Булат, намереваясь «сорвать» с завхоза его усы.

— На ужин выдадим! — буркнула Алиса Патрикеевна и, вытолкав завхоза с последней коробкой, вышла.

Булат хотел сплюнуть, но вместо этого проглотил слюну. Проглотили слюни и дети, которым так ничего и не досталось.

— Что же делать, а?.. Видимо, придется объявить еще раз… — загадочно произнес Лунослав. — И снова — встречайте праздник живота!

— Але-оп! — И Булат распахнул «косуху».

Из нее посыпались упаковки печенья, шоколада и конфет. Дети с радостным визгом разобрали угощение и расселись по кроватям. Они были счастливы.

— Другое дело, да, братцы? — весело прищурился Булат. — Ну, что у вас тут за зло режим нарушает?

И ребята под веселый хруст и причмокивание рассказали о тете-призраке, убивающей тех, кто у деток еду отбирает. Пожаловались они и на Кочергу, которую после конфискации «змеек» нашли мертвой и обезжиренной.

— И поделом! Лунослав, ты видел?! Директриса как колобок, а ребятня — досточки в заборе! — возмутился Булат.

— Хм-м. Похоже, на еще один оживший слух… Уважаемые дети, а есть ли у ваших страшилок… поставщик?

— А это Бусин ими пугает! А потом всякое страшное-престрашное по Ивоту происходит, — невинно призналась Челепака.

— Вот как!.. — протянул Лунослав.

— Эх ты, Челепака! — укорил Бусин девочку. — К нашему забору иногда приходит странный мальчик — в дурацкой красной бейсболке. Вот он и рассказывает всякие ужастики. А в прошлый раз вообще спросил, не хочу ли я сам какую страшилку придумать. Ненормальный! Ну я и выдумал — про мачеху. Здорово получилось, да?

— Страшилка — огонь: рвет пасти и другие места, — оценил Булат и украдкой спросил у Лунослава: — А разве правильно не «мамчеха»?

— Не «мамчеха», неуч! Словарик тебе подарю! А где найти того… мальчика?

— А чего его искать? Он же школьник Старого Ивота. А школ там: пук — и две!

— Понял, шаман-брат? Пук — и две! И пофиг, что каникулы! — рассмеялся Булат. — Ладно, детвора, пора нам кое-кому ремня всыпать!

Оставив довольных ребят, сотрудники бюро покинули детдом. Впереди их ожидала охота на высокоморальное зло, вступившееся за детей.

Сгущались сумерки и краски. Дьявольский гул стихал. Близилось время отбоя и боя подушками.

Получив от Питонина матерное благословение и дубликаты ключей от детдома, Лунослав и Булат тайно расположились в сарайчике учреждения. С собой они захватили чайно-бутербродный набор для засад и весь свой арсенал. Да, выглядело это жутко и несуразно. Особенно попытки Булата нарезать колбасу при помощи Костяной. Ручка косы то и дело что-нибудь задевала.

— Булат, вот на кой хрен тебе здесь коса? — спросил Лунослав, которого так и подмывало рубануть по колбасе колуном. — И детей распугаешь, и колбасным духом их расстроишь!

— Сегодня — расстрою, а завтра — хоть тридцать палок сырокопченой привезу, — отмахнулся Булат. — Зато у тебя топор и книжка — прям олицетворение уверенности — в трех слоях туалетной бумаги! А если ты еще и зубами клацнешь…

— Их-то стоматолог поправит! А вот твои желтые глаза только под морковными жопками прятать!

— Че ляпнул, дрищ?!

— Что слышал, чубастый! О!.. Смотри!

— Ты… Хрена себе!

Они приникли к окошку, из которого просматривались все помещения со взрослыми, и увидели, как в кабинет директора вошли Алиса Патрикеевна и Жуйвода. В руках у них были коробки, привезенные днем сотрудниками бюро для детей.

Достав бутылочку коньяка, директор и завхоз выпили и брезгливо полезли в гостинцы. Через миг Алиса Патрикеевна оголила дутую грудь, и Жуйвода глумливо оставил на ней автограф фломастером. Затем они снова выпили и, словно салфетками, вытерлись раскрасками. После этого в ход пошел крупный банан, который они со смехом примерили к неприличным местам друг друга.

Булат принялся снимать происходящее непотребство на телефон. И вовремя! Потому что Алиса Патрикеевна и Жуйвода занялись отвисшим сексом прямо на гостинцах, давя задницами апельсины и волосатые киви.

— Аморальные бабуины! — вскипел Лунослав. — Сейчас ворвусь к ним и… и…

— …и свечку подержишь, да? — рассмеялся Булат. — Ядрен батон! Ты зацени, кто к ним явился!

Над усиленно пыхтевшими директором и завхозом возникла зловещая фарфоровая женщина.

— Как же я голодна!.. — страдальчески произнесла она.

— Ну-ка, живо разлепились, пельмени! — рявкнул ее жуткий рот на затылке.

— Ой, мамочки! — истошно проорала Алиса Патрикеевна и звонкой оплеухой скинула с себя завхоза.

— Совсем, что ли, с катушек слетела, корова?! — возмутился Жуйвода.

И тут он увидел жуткого призрака. После этого завхоз поник — и головой, и другим местом. С его голой задницы обреченно упал раздавленный апельсин.

— Да, губа коровья, вконец ополоумела? — глумливо уточнил рот. — Стыдно так жирно и неаппетитно трястись!

— Накормите меня, пожалуйста!.. — взмолилась фарфоровая женщина.

— И побыстрее, сраные мешки с костями!

— Не проверка! Не проверка! Слава богу!.. — с облегчением пробормотала Алиса Патрикеевна.

Она дернула застывшего завхоза, и они, потряхивая срамными местами, принялись передавать призраку всё, что можно было съесть или что вкусно пахло. Отдали даже клубничный презерватив. Фарфоровая женщина с рычанием набросилась на выклянченное угощение — и ее пугающие волосы вновь стали воровать у нее еду.

Лунослав и Булат выскочили из сарая и, к собственному удивлению, о-о-очень медленно пошли ко входу в здание.

— Булат! — нервно позвал Лунослав.

— Ну?

— Надо поспешить, нет? Люди в опасности!

— Эти толстожопые трахолюбы объедали детей! Детей! Тут уж, брат шаман, извини — лень напала!

— У их жизней тоже есть какая-то ценность!..

— Ага, как у жира после липосакции! Хрен с тобой, погнали.

Они неохотно ворвались в кабинет директора. Представшая перед ними картина была вишенкой на торте их гнева. Фарфоровая женщина ртом-грубияном вытягивала жирное мясо из щеки вопившего завхоза. Алиса Патрикеевна истерично мотала головой и отмахивалась собственными трусиками. По всему кабинету пугающе колосились волосы голодного призрака, напоминая зловещую пшеничную паутину.

— Бюро «Канун», детка! — И Булат ткнул рукояткой косы призраку прямо в печальный глаз.

Фарфоровая женщина по-детски заскулила от боли, и ее локоны выронили завхоза.

— Ну что, прелюбодеи? Прелюбодействуете на детских харчах, а?! — затем упрекнул Булат работников детдома.

— Эти падлы детскими вкусняшками — гланды чесали и задницы сластили! — незамедлительно наябедничал чудовищный рот.

— А это еще кто?! — вытаращился Лунослав.

— Там вторая пасть, идиоты! — крикнул Жуйвода.

— Так и вы в две пасти жрали! — сурово заметил Булат.

— А вы… вы нас спасите!.. А мы вас потом отблагодарим!.. По-всякому!.. — страстно прошептала Алиса Патрикеевна и лизнула Лунославу руку.

— Блин, меня сейчас стошнит!.. — честно признался тот.

Булат тем временем широким взмахом Костяной отсек безобразничавшие волосы фарфоровой женщины. Обрезки ее локонов тотчас вспыхнули и сгорели.

— Я ведь голодна! — обиженно вскричала фарфоровая женщина.

— Да, крестьяшка с косой, к тебе претензий нет! — поддержал ее рот.

— Еще б! — фыркнул Булат и саданул призрака во второй глаз.

— Вот же падла! Иди и подерись со мной рот в рот, как спасатель на пляже! — донеслось с затылка призрака.

— Граждане попиратели детских прав! Вы — уволитесь! — быстро сказал Лунослав директору и завхозу. — И заберете свою жировую банду с собой! Детям напоследок организуете стол с яствами и подарки!

— С чем? — не поняла Алиса Патрикеевна.

— Со жрачкой, овца! — подсказал рот.

— Устроим-устроим!

— Тогда и я всё устрою, — проворчал Булат.

И он стал непринужденно гонять призрака по кабинету. Только доставалось почему-то голым директору и завхозу — в основном по сраму. Орали люди, возмущался рот-грубиян, канючил призрак, улыбался Лунослав. Всё было естественно, гармонично и поучительно.

Но вот Алиса Патрикеевна и Жуйвода собрали достаточно тумаков на свои кефирообразные телеса, и Булат рассек призрака Костяной. Фарфоровая женщина театрально вскрикнула и осела белыми хлопьями, похожими на потустороннюю перхоть. Дольше всего держался ее рот на затылке, пытавшийся из последних сил дотянуться языком до вкусного завхоза.

За всем этим наблюдал Черномикон, коварно затаившись в наплечной сумке Лунослава. Он чувствовал, что его нынешний владелец следит за ним, готовясь применить ужасный колун. Поэтому жуткий фолиант схитрил. Из его корешка выскользнуло красное щупальце и через дырку в сумке — незаметно и без вспышки — поглотило суть фарфоровой женщины — ее издыхающий рот. Появился следующий черный лист…

— Ну всё, злу — каюк! Осталась только крайняя плоть зла человеческого. — И Булат выразительно махнул Костяной перед сморщенным пахом завхоза.

— Я сниму побои, а заодно с вас — последнюю одежду! Буду жаловаться! По судам-тудам вас затаскаю! — нагло заявил Жуйвода, которому было не привыкать ставить на место всяких выскочек из комиссий.

Лунослав схватил валявшийся презерватив и впихнул его завхозу прямиком в рот. Булат одобрительно присвистнул.

— Не имей тех, кто меньше, и тебя не поимеют взрослые, усек?! — сердито прошипел Лунослав. — Пожалуешься — когда «клубничный шарик» надуешь! А пока «тудам-судам» с тобой в камере делать будут!

— Мы уволимся-уволимся! — елейно произнесла Алиса Патрикеевна и будто невзначай коснулась своей обнаженной груди. — Но мы ведь и договориться можем…

Булат безразлично пожал на прощание ее грудь, словно руку:

— Спасибо, воздержимся. — И он мечтательно протянул: — Эх, какие подробности ждут Капитона!

— И даже с видео! — вредно добавил Лунослав. — Надо бы музыку на него наложить!

— Ага, вяло-ритмичную! Ха!

После этого наши герои отправились обратно в бюро, чтобы на следующий день вернуться — с гостинцами и подарками для детей, которых они решили взять под свою опеку…

Доводилось ли вам срываться на своего ребенка? Было ли вам потом стыдно за это? Возможно, у каждого родителя найдется подобный шкафчик с детским скелетом. Не в буквальном смысле, конечно. И вот вопрос: что именно вызвало ваш стыд — любовь к чаду или страх морального осуждения? Впрочем, это не важно… Ведь речь идет о тех, чей гнев не способны унять ни уголовное наказание, ни горячие слезы дитя. Для этих людей не жалко никакого зла…

Если же вы один из них, зарубите себе на носу: за это вас настигнет зло, порожденное вашими же поступками… или детьми…