Брутфорс 4

Глава 7

Майя заперла дверь, села за столик, который она при заезде стребовала с Вальтона, чтобы ей было где писать письма и думать о вечном. Заниматься этими вещами, лежа на кровати, как в общаге, ей казалось оскорбительным. Начальство поскрипело-поскрипело и впихнуло в комнату конторку с высоким стулом в комплекте. Завхоз ворчал, что лучше б он барышне туалетный столик нашел, но Майя его предложение решительно отвергла. Зеркало у нее в ванной есть.

Первой мыслью Майи было написать Диме о том, что она только что услышала. Затем она представила, как тупо это будет. Стоило тогда подслушивать, чтобы твое письмо тут же прочло начальство и умерло от смеха. Надо было сразу врываться. Но врываться было поздно, тот поезд уже ушел.

Майя отругала себя за ту нерешительность. Не сделаешь дело сразу, оно тебя непременно догонит. Она поставила планшет на подставку, подсоединила к нему физическую клавиатуру, виртуальные она ненавидела, и принялась размышлять руками. Опомнилась она только тогда, когда наразмышляла три страницы текста с нежнейшими воспоминаниями о тех каникулах, когда они с Димкой вместе с толпой других дураков сплавлялись по Волге вместе с горой арбузов. Арбузы и ели. В основном. К концу поездки Майя была худой как весло, потому что тушенка с макаронами закончилась через три дня, и следующие пять они ели только арбузы. А Дима прокачал навыки битвы с дикими свиньями, которые во время ночевок пытались добраться до плота с арбузами или хотя бы до башмаков. Башмаки им тоже казались съедобными.

Волшебное было лето. Сгорели все тогда до черноты и объелись арбузов до потери сознания, Майя потом лет пять арбузов не ела. Хотя классно было плеваться косточками на дальность. Победил Колька из параллельного класса, который признался, что три лета шел к этому результату.

Майя перечитала письмо. Изначально у нее была мысль зашифровать в это послание имя Кулбриса и попросить ребят его найти. В том, что как минимум Риц знает, кто это такой, она не сомневалась. Возможно Вальтон и правда согласится отпустить их в обмен на звезду. Но возникла проблема. Кулбрис никак не зашифровывался. То ли она позабыла школьные навыки наведения тени на плетень, то ли никогда ими не владела, но у нее все время получалась какая-то ерунда. Она даже написала акростих, но там имя Кулбриса торчало как сосна в тундре. Стих она уничтожила и разбросала по письму намеки на знаменитых тезок разработчика, от чего письмо увеличилось еще на страницу и начисто утратило связность.

А потом ее посетила совсем неприятная мысль. Что если у нее получится все зашифровать? Майя попробовала представить хороший вариант, когда Дима все поймет, передаст Рицу, Риц каким-то образом найдет Кулбриса, что само по себе невероятно, и притащит его сюда. А Вальтон скажет: не, не хочу, не позволю. Если так выглядит успех, то как должна выглядеть неудача? Еще хуже. Или Дима ничего не поймет, а Вальтон поймет, либо никто ничего не поймет, и тогда это будет значить, что Майя просто провела сеанс терапевтического письма.

Значит, с этого можно и начать. Она еще раз перечитала письмо, отправила его в корзину (терапия завершена, спасибо большое) и записалась на прием к Атто. Кадровые вопросы логично было обсуждать с ним. А потом пошла собирать по комнатам Василия и Серафима.

— Значит, так, друзья, — сообщила она им, когда они все оказались в Серафимовой комнате. — Вот мой план. Завтра я иду к Атто и обсуждаю расторжение контракта. Узнаю про штрафы, санкции, оцениваю свои силы и прикидываю дальнейшие шаги. Я для себя всё решила и буду вырываться, даже если придется сбросить хвост.

Василий изумился:

— Ты что? Нас же ни за что не отпустят!

— Нас могут отпустить только при фантастическом стечении обстоятельств. Но так вышло, что они ровно так и складываются, а наши внешние друзья помогут нам дособрать эту икебану.

Серафим и Василий вопросительно уставились на нее.

— Откуда, собственно, ноги растут, — пояснила Майя. — Мне удалось сегодня подслушать Вальтона с Атто, и вот что я узнала. Наш дорогой начальник грезит привлечением Кулбриса.

— Не, ну об этом он может грезить сколько угодно!

— И здесь есть небольшой шанс. Кулбрис где-то у нас, на Севере, — Майя посмотрела на парней со значением.

— Ну и что? Хотя подожди, зачем он сюда приперся?

— Никто не знает. Но раз он здесь, почему бы ему сюда не зайти? Он совершенно безумен. С него станется. То пингвинов пасет, то убийство инсценирует. Может, его приколет заехать и сюда. Почему нет?

— Ну ок. Пусть так. И что?

— В общем, у меня к вам один вопрос. Я завтра говорю только о себе или о вас тоже?

Василий с Серафимом вздохнули и переглянулись. Оба думали одну и ту же мысль. У Майи больше шансов вырваться, и Старый университет не такой зубастый, и вон любовь у нее образовалась, а у них что? Но если она вырвется, а они останутся, вот это будет лузерство из лузерств. Такое не пережить. Да и вообще они команда, друг без друга им работалось сильно хуже.

— Я с тобой, — сказал Серафим. — Обсуждай меня тоже.

— И я, — добавил Василий. — Вообще, знаешь что, давай вместе пойдем. Там и обсудим.

— Ок, — согласилась Майя и перебронировала встречу на троих. — Посмотрим, что из этого получится.

— А как ты собираешься искать Кулбриса? — вдруг поинтересовался Серафим. — Если вдруг Атто скажет «да», как мы будем на него охотиться?

— А вот с этим, я надеюсь, нам помогут наши друзья. Но сначала я хочу убедиться, что они будут искать его не зря. Иначе глупо будет.

Администрация сдержала слово и закончила ремонт к пятнадцатому января. Первым вернулся Шанкс и тут же написал в общий чат.

Шанкс:@всем — корпус готов к заселению. Все нормально, кухня работает, прачечная работает, свет есть, вода есть, пылесосы в строю. Кто хочет, может вернуться до окончания каникул. Но столовая пока закрыта, я предупредил

Больеш: Я нашел столовую рядом со станцией. Координаты прилагаю. Там норм, и котлеты можно с собой

Питон: Как котлеты? А компот есть?

Анеуш: А салаты?

Дальше развелся обычный флуд, и я не стал читать. Баклан прочтет, расскажет нам. Главное, что у нас снова есть где жить. Как ни хорошо было у бабушки, но надо было возвращаться к работе. А то все без меня изобретут. Швед писал, что им удалось создать кондиционированную массу, из которой они начали тянуть новую генерацию элементов. И, кажется, дело пошло. Он собирался съездить к родственникам на пару дней, а за главного оставил Каравая. Я поморщился. Сомнительный выбор. С другой стороны, а кто? Лучше б я, но меня на кампусе не было.

Мы заказали билеты на поезд на шестнадцатое и трансфер к нему же на то же число, я отписался в чат, что буду семнадцатого. Швед тут же откликнулся.

Чат Трилобит рефакторинг

Швед: Отлично. Я тоже уже вернусь. Тогда ставлю на семнадцатое общую встречу. Обсудим дела наши скорбные

Риц: Супер

Мавр: Ты про причины разрушения элементов? Так наверняка все знают. Если Риц не знает, я ему расскажу

Риц: Я знаю

Швед: Все равно есть о чем поговорить. И есть кое-что новое, о чем вы еще не знаете

Олич: Оооо!

Ртуть: Ооооо!

Швед: Поокайте тут у меня

Ворон: Аааа!

Каравай: Дураки

И этот чат тоже покрылся флудом. Такие мы идиоты.

Назад мы доехали скучно и без приключений. Коробку для магоснега оставили бабушке, чтобы она осчастливила ей управляющую компанию. Все равно детям от нее будет гораздо больше радости, а мы наигрались. Попрощались, вычистили двор напоследок, погрузились в теплый аэроскутер и уехали в Тверь. Решено было дальше ехать оттуда.

— Какое счастье, что ты такой мажор! — радостно прокомментировал Баклан, вываливаясь из аэроскутера на платформу.

Я скривился:

— Только ради вас.

— И это правильно, — поддержал меня Дима. — О нас надо заботиться. Мы тебе еще пригодимся.

Я заржал.

— Вот прямо сейчас и пригождайтесь. Что мы будем делать в поезде?

— В поезде мы будем рассматривать пейзаж из окна и других пассажиров. А также есть еду.

— Какую еду? — удивился я.

— Я билеты нам с едой заказал, ща принесут, — пообещал Дима.

И действительно не успели мы отъехать от вокзала, как нам принесли хорошенькие самоподогревающиеся лотки с приличной курицей и рисом. Требование кормить всех протеиновыми кубиками Север на внутренние маршруты не распространял.

Народу в поезде было немного, не то, что в прошлый раз. И вагон был подороже. Вместо длинных диванов, составленных из трех кресел, нам достались индивидуальные, которые крутились во все стороны. Можно было смотреть в окно, в проход и на соседа. Баклан занял центральное место и мучился выбором с кем поболтать: со мной или с Димой. Уболтал обоих.

За окном было снежно. Поезд неспешно шел в сторону столицы, вернее, казалось, что неспешно. Потому что через час мы приехали в Москву.

Мы только и успели войти в нашу комнату и открыть окно, чтобы проветрить, комната за время нашего отсутствия стала пахнуть почему-то валенками, как пришло истерическое письмо от Олич. Баклан прочитал его, нахмурился и дернул меня за рукав.

— Слушай, Риц, давай к девчонкам сходим. Дим, и ты тоже. С ящиком.

— Что случилось?

— Я не понял ничего. Что-то с Хмарью. И с Киликом, но с ним потом разберемся. Он вроде бы меньше пострадал.

— Пошли, но дай я прочту.

— Она и тебе написала.

Вот я олух! Опять не слежу за письмами. У меня в мессенджере лежала такая же простыня от Олич. Она была довольно сумбурной, но в общих чертах получалось, что с Хмарью вчера произошло примерно то же самое, что со мной при разгрузке данных Приемной комиссии. Сожженные руки. Как? Почему?

Мы побросали в комнате все, кроме Диминого ящика, и рванули в корпус к девчонкам. И застали там вселенскую трагедию. Хмарь лежала лицом к стенке, а Олич сидела на коленях около ее кровати.

— Я ничего не понял, — с ходу объявил я. — С чем вы столкнулись? Что случилось?

— Ты знаешь, что мы сварили общую массу из кондиционированных элементов? — уточнила Олич.

— Ну да.

— Она получилась плотная и при этом эластичная, то есть как базовый материал — супер. Лучше, чем кто-либо из нас может произвести в одно лицо. Даже Гелий это признал. Но при этом оказалась довольно злобной. Шведа не было ни вчера, ни сегодня, при нем с ней работали только те, кто может без направляющих. Оба и Мавр. Остальных он не допустил, потому что сказал, что не может сейчас рассчитать безопасное время. Минута точно да, а вот дольше — непонятно.

— Тааак, — протянул я. Контуры этого безобразия уже начали вырисовываться.

Токсичная субстанция, нежные руки органиков, направляющие, усиливающие воздействия и в одну, и в другую сторону. Идеальный шторм.

— Без него главным остался Каравай. И он прям утром так ласково заявил, что лично он возобновляет работу с массой. Иначе такими темпами мы к следующему году не управимся.

— А вы что-то уже успели сделать?

— То-то и оно, что ничего пока. Там Оба с Мавром обновили две сцепки по новой методе и отправили Гелию на контроль. Это было три дня назад. А! Еще один простой разделитель сделали. Швед его сам слепил в три приема по минуте. Но он совсем примитивный, такого нам больше не надо.

— И что?

— Ну в общем мы поняли, на что намекает Каравай. Что вернешься ты, и вы втроем всё раскидаете. А нам и делать будет нечего.

— И вы повелись?

— А то ж! И поначалу было все неплохо, следили за временем, выяснили, что и две минуты выдерживаем, и пять, да и десять тоже без проблем, а потом Хмарь с Киликом увлеклись. И не смогли вовремя сбросить, потому что эта пакость, которую мы там разбодяжили, она еще и липкая оказалась. Ну и вот. Возили уже к доктору, у Килика одна рука сожжена до локтя, у Хмари — обе. Доктор еще сожалел, что они — не ты, потому что у тебя тогда все за десять минут обратно отросло. Он думает, что это потому что Хмарь с Киликом работали в направляющих, ну и сопротивляемость организма, наверное, поменьше. Ну и никогда неизвестно почему. Ругался на нас ужасно, обещал сдать в поликлинику для опытов, раз мы настолько себя не любим.

Хмарь всхлипнула. Олич остановилась и перевела дыхание. Я уже все понял. Чего я не понял, так это почему Каравай не поставил все эти эксперименты сначала на себе. Почему на всех-то? Зачем его за главного оставили? Задавать эти вопросы было бессмысленно, но убить хотелось. Лучше б он себе руки сжег вместе с головой, сложили бы косточки под елкой, сказали бы, что так и было. Но что произошло, то произошло, и теперь нам надо с этим разбираться. Учитывая, что старые проблемы никуда не делись, и с ними тоже.

Тут последовали новые подробности.

— А потом пришел Гелий. Он в отличие от доктора не ругался, только погладил Хмарь по голове и сказал, что все образуется. Все восстановится, даже сомневаться не надо, к тому же мы все, в смысле органики, ищем новые способы лабораторной работы, и они непременно найдутся. Да и теоретическая поддержка нам тоже очень нужна, и он будет рад посодействовать на новом поприще.

Хмарь резко села на кровати.

— Но мне все равно только отчисляться! Килик еще может повторить подвиг Гелия и работать только одной рукой, а у меня теперь ни одной нет. И когда восстановится — неизвестно. Копаться с Красиным в архивах я не хочу, лучше сразу удавлюсь. Или пойду мимозы выращивать. Зря ты, Дим, свой ящик принес, нет там у тебя ничего для органиков.

Я сел на край ее кровати в взял за руку.

— Эй… ты подожди отчисляться. И с мимозами погоди. Не надо резких движений. Я что-нибудь придумаю. Обещаю.

— Что ты придумаешь? Протез для органиков? Ахаха! — Хмарь выплюнула из себя нервный смешок. — Чувствую себя такой дурой.

— Слушай, — я нежно погладил ее пальцы. — Когда я тогда тот клубок в Приемной комиссии из рук не выпустил, я был примерно такой же дурак. Мы тут все такие. И никогда не знаешь, что откуда прилетит. Караваю бы морду набить, конечно.

— Все бы вам морды бить! Только об этом и думаете! — возмутилась Олич. — Мавр с Обой тоже хотели. Но он сразу смылся. Типа я не при делах! Каждый сам за себя.

— Ага. А давай теперь Дима подумает, может, можно что-нибудь сделать. Дим, что скажешь?

Дима, который слушал нас вполуха, копаясь в своих инструкциях, поднял голову.

— Ты знаешь, точно такого нет, но давай по тебе противоожоговым пройдемся. Больешу тогда помогло.

— Угу, — с плохо скрываемой надеждой откликнулась Хмарь. — Только у него были внешние повреждения, а у меня внутренние.

— Ну внешние тоже есть, — перевернул я ее ладонь. Ладошка была покрыта мелкими фиолетовыми пятнышками. У Больеша тогда были такие же, только большие. — Хотя бы их уберем, м?

— Давайте.

Хмарь перестала истерить и протянула руки вперед.

— Ща! — Дима вытащил узкую ленту, чего-то покрутил у нее в хвосте, и начал обматывать Хмари обе ладони.

— Подожди, почему ты их связываешь? — заподозрила неладное Олич.

Выглядело и впрямь странно.

— Потому что лента у меня одна, а руки две. И на них хватит, если вместе, — пояснил Дима. — Мы, конечно, можем у вас и полночи сидеть, обрабатывая каждую по очереди, но, думаю, ваш комендант не обрадуется. У вас не Центурион, кстати? Куда его сослали?

— Не, он в другом корпусе, — ответил Баклан. — Там наших нет.

— Хоть одна хорошая новость за сегодня, — отметил Дима.

Дима закончил обматывание и оставил Хмарь с руками, примотанными друг другу.

— Ты теперь как фараон, — сказала Олич. Она устала поддерживать скорбь.

— Ага, — фыркнула Хмарь, — где моя пирамида?

— Только не беги завтра в медпункт проверять, — предупредил Дима. — Дай всему устаканиться. Сейчас у тебя ведь и ладони жжет, и они пройдут, а внутренние повреждения дольше заживают.

— Угу, — согласилась Хмарь. — Знаю. Это как если картошку посадить, а потом каждый день выкапывать, смотреть, не проросла ли она. Одно разочарование.

Она повернулась ко мне.

— Риц, знаешь что, если ты найдешь способ, даже самый странный, чтобы я могла остаться в инкубаторе, я готова всё попробовать.

— Я придумаю что-нибудь хорошее, — улыбнулся я. — Чтобы не ногами. Хотя и это возможно, мне доктор тогда объяснил. Что только наша лень не дает нам развиваться во все стороны. Поищем что-нибудь, чтоб работать удобно было.

— Это у тебя эпичная задача будет, — заметил Баклан, который благодаря Олич уже был в курсе нашей специфики.

— Такая у нас судьба. Не, ну правда. Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать.