Борьба за господство

Глава 2 Просто глава

Свой рабочий офис Вадим обустроил в относительно минималистичном стиле, в основном тут лишь самое необходимое вроде рабочего компьютера с выходом в налаженную локальную сеть, армейская радиостанция, холодильник, чайник, микроволновка, на стене висела карта Ленинградской области. Из роскоши лишь кожаный диван и дорогущий персидский ковер на полу, вносивший в обстановку чуточку домашнего уюта. Члены Единства, от альфы до рядовых омег, сохраняли много привычек из прежней жизни, но скорее по инерции. В новом мире зараженным не нужны деньги, не нужна бюрократия, не нужна значительная часть прежних технологий. Доступ к роевому сознанию уменьшал потребность в компьютерах, рациях, прочей электронике.

Без стука и приветствий в кабинет заявился крепкий на вид мужчина лет тридцати. Коротко стриженный, в белом лабораторном халате поверх футболки и джинсов. Никто бы со стороны не сказал, что помолодевший за год иммунолог стал правой рукой предводителя Единства. Они не носили галстуков, пиджаков. Все это было пережитком… Вадим так и вовсе отвык от одежды, которую ему заменила органическая броня вместо кожи. Он со временем оценил удобство: не холодно, не жарко, требований к гигиене минимум, не нужно стричься, бриться.

— Чего звал? — с недовольством начал иммунолог. — Могли и удаленно обсудить вопросы.

Вадим отмахнулся.

— Предпочитаю живые встречи, да и поднять жопу, подняться на пару этажей тебе несложно.

— Короче, — Исаев развалился на диване. — Выкладывай, твое императорское высочество, у меня работы вагон и маленькая тележка… Кто еще сможет нормально протестировать генетические линии на нежелательные мутации?

Через радиотелепатический канал Вадим передал образы, запечатленные внедренным агентом. Взлетная полоса, военно-транспортный самолет «„Геркулес“», из которого выгружали бочки со знаками биологической опасности.

— И?

— Наши инфильтраторы с прошлой недели докладывают о прибытии на аэродром Основателей в Сосновом Бору бортов с химоружием. Что именно за дрянь выяснить не удалось, известно лишь, что это токсины нервно-паралитического действия. Плюс их гарнизон на АЭС усилен раза в полтора за счет подкреплений из Прибалтики.

Исаев слушал, не делая поспешных выводов. Он привык к фактам, к схемам, к тому, что можно положить на чашу весов и взвесить.

— Нервно-паралитические яды, — произнес он наконец. Как ученый, он не выражал эмоций. — Это меняет многое.

— Это меняет все. Как мы и подозревали, Директор ссал нам в уши насчет мира и сотрудничества.

— Это логично, — сказал Исаев. — Значит, ИИ не рассматривал нас в качестве «„человечества“„, которое требуется сохранить, а химоружие — быстрый и чистый инструмент. Большинство инфицированных погибнет, инфраструктура останется нетронутой. “„Перемирие“» было способом выиграть время, подготовиться, получить нужные данные о Хронофаге.

— Можно ли вывести вирусный вектор, чтобы сделал нас устойчивыми к таким газам? — спросил Соколовский напрямую.

Исаев улыбнулся, не от удовольствия, а от предвкушения новой нестандартной задачи.

— Теоретически да. Практически — нужен профиль агента. Не «„нервно-паралитический“» как слово, а конкретные характеристики: молекулярную структуру, механизм действия, летучесть, время жизни в воздухе. Без этого мы действуем вслепую. Если яд действует на холинэстеразу, защиту надо строить одним способом, если он липофилен и аккумулируется в тканях, то другим. Если он быстро испаряется и обладает сверхбыстрым сроком воздействия… ты понял. Нам нужна конкретика.

Вадим слушал и взвешивал риски. Внедренная к Основателям агентура — это не расходный материал, очень сложно подгадать момент для замены оригинального человека на выращенную копию.

— Тогда поступим так, — сказал он. — Я озадачу клонов получить больше сведений. За это время ты со своими умниками подумаешь, дашь заключение, можно ли обеспечить нам универсальную защиту от широкого спектра токсинов. Срок — семьдесят два часа.

— Управимся за сорок восемь, может раньше… Вопрос не терпит промедления.

— Буду ждать.

— А у нас есть ресурсы? — сменил Исаев тему. — Чтобы прижать Основателей в регионе?

Вадим откинулся в кресле.

— Последние полгода мы тоже ворон не считали.

— А конкретнее? Я ж из лаборатории почти не вылезаю, за новостями слабо слежу.

— Подкопили оружия, — ответил Вадим. — Скрытые склады по городу и за его пределами. Восстановили доставшуюся от вояк технику, переделали гражданский транспорт, создали стратегические запасы топлива. Подучили личный состав, теперь у нас не просто толпа омег, а полноценная армия. Зря я что ли переманивал вояк с Кронштадта к нам?

— Я когда последний раз спускался в метро за образцами, заметил, жителей там стало как-то больше. Сильно больше, — заметил иммунолог. — Твоя работа?

— Наш биологический резерв. Дружок наштамповал несколько тысяч новых прыгунов, усиленных броней, наклонировал бюджетные версии развитых. Основатели даже не представляют, какие их сюрпризы ждут.

Исаев задумался.

— Значит, подкрепления из Петрозаводска и Новгорода вызывать не надо?

Вадим качнул головой.

— Скорее им понадобится наша поддержка. Если федералы пойдут в широкомасштабное наступление моим братишкам не поздоровится.

— Что значит «„федералы пойдут в наступление“»? — с заметным удивлением спросил Исаев

— То и значит. Беспилотники стали чаще летать, — начал Соколовский загибать пальцы. — Их разведгруппы пытаются работать в нашем тылу. Три дня назад под Петрозаводском засекли людей с оружием. Отряд из четырех человек расчистил целую деревню от зомбаков, положил стаю развитых. Омеги на месте сначала решили, что это очередные выживальщики выползли из лесов за припасами, и не доложили наверх вовремя. Потом спохватились, осмотрели ту деревню, нашли много гильз от патронов армейского образца, вскрытые сухпайки.

— Во, дела.

— Странник полагает, разведка федералов пошарилась в окрестностях аэродрома, — продолжил Вадим. — Вынюхивали про его авиацию.

— Авиацию⁉ Даже у нас ее нет.

— Поделились ребята Защитника из Новгорода.

— А с нами поделиться не могли? — возмутился Исаев. — Мне не помешает личный вертолет.

— Я не хочу дать Директору ни намека на то, что мы знаем о его планах в отношении нас. Заметная подготовка с нашей стороны заставит их ускориться.

— С одной стороны федералы. С другой Основатели, — развел руками иммунолог. — Все друг друга пытаются убить… Может тогда заведем новых друзей?

— Предлагаешь с федералами подружиться, Артур? — взгляд Вадима переключился на висевшую на стене карту. Мурманск. Там засела чуть ли не четверть прежней российской армии с Северным и Балтийским флотами, туда же зимой умудрились эвакуировать президента с высшим военным руководством из Ямантау. Теперь же те, кто называют себя Вооруженными Силами Севера России, намереваются расширить зону контроля минимум на всю Карелию.

— Дружба — громко сказано, я бы сказал «„найти ситуативного союзника“».

— Эх, рано мы списали со счетов правительство и военных. Наше Единство оказывается зажато между молотом и наковальней. Мысль о договорняках со старой властью мне противна, особенно после их «„зачисток“», но умом я понимаю: мы пока не в той весовой категории.

Исаев кивнул.

— Смотрим шире, есть еще вариант. Необязательно вступать в открытое противостояние по их правилам. И тем, и другим нужна материальная база.

— Конкретнее.

— Партизанская война. Логистика — их самое уязвимое место. Топливо, запчасти, боеприпасы, лекарства, вакцины, все это поставляется и хранится в определенных местах. Нарушая поставки, мы лишаем их способности поддерживать наступление, контролировать территории. Базы, блокпосты Основателей и федералов можно не штурмовать напрямую, их проще окружить и отрезать от снабжения. Мелкие налеты на колонны снабжения, ремонтные площадки, склады. Не искать решающей битвы, а интенсивно подрывать возможности восстановления техники, пополнения запасов БК, продовольствия. Активнее засылать инфильтраторов, устраивать провокации, подрывать доверие между звеньями управления. Информация и дезинформация сыграют нам на руку.

— В теории звучит хорошо, на практике толпа прыгунов с зомбаками мало что способна против крупняка. Мясо закончится быстрее, чем патроны у противника.

— Мы имеем колоссальные преимущества, — возразил иммунолог. — Во-первых, зараженные не зависят от традиционной логистики, мы выносливее и можем обходиться малым. Во-вторых, Петербург полностью наш, в твоем распоряжении сотни тысяч тварей, используем их по новому сценарию. Не ставим целью завоевать новые территории. Ставим задачу — сделать удержание территории затратным для противника. Может потребоваться не один год, но это путь, который снижает риск крупномасштабного поражения наших сил. Постепенно противник истощит свои силы, ресурсы

— В итоге по нам шарахнут ядерной бомбой.

— Помогли ли ядерные удары в Нью-Йорке или Париже остановить формирование ульев, уничтожить зараженных?

— Нет.

— Радиация нам не так страшна, Вадим, а взрыв можно пересидеть в подземных укрытиях.

Вадим редко позволял себе выходить из стен штаба без дела, но сегодня сделал исключение. Настя настояла, мол, короткая прогулка не повредит. Они шли по проспекту, где недавно закончили основные работы по расчистке.

Город за год заметно изменился. Обломки зданий, брошенные машины, кучи мусора и остатков биомассы больше не мешали пройти, часть взорванных мостов через каналы восстановлена. Рабочие отряды месяцами таскали хлам, часть вывезли за пределы города, часть утилизировали на месте. Теперь улица выглядела не как поле боя, а как пространство, относительно пригодное для жизни.

Электричество вернулось в дома. Где-то работали дизельные генераторы за счет истощающихся запасов топлива, где-то наладили прямое снабжение с Ленинградской АЭС или местных ТЭЦ. Уличные фонари горели по вечерам, и горожане постепенно привыкали к свету, которого им так долго не хватало. С водоснабжением было сложнее, но и проблему с ним решили, запустили насосы, починили часть водопровода, сделали новые разводки в уцелевших кварталах. Настя шла рядом, вглядываясь в дома.

— Трудно поверить, год назад здесь была разруха и одни зомби бродили, — сказала она. — Все казалось мертвым.

Вадим кивнул. Он помнил тот город — темный, заросший вирусной биомассой, заваленный грудами мусора и обломками зданий. Теперь этого стало заметно меньше. Биомассу выжигали, вырезали или заставляли прекратить рост посредством телепатических команд, не давая ей захватывать фасады домов и коммуникации. Это была работа постоянная, без конца, но результат стоил усилий, стены строений снова стали узнаваемыми, коммуникации ничего не блокировало.

Вадим с Настей свернули в сторону площади. Там стояли несколько машин — обычные легковушки, восстановленные из старого парка. По дорогам разъезжали маршрутки, грузовики, личные машины. Они стали частью повседневной картины, хотя еще недавно любой работающий мотор воспринимался как чудо.

По тротуарам гуляли люди. Настоящие жители, простые горожане, принявшие омега-штамм. Влюбленные пары, матери с детьми, небольшие группы подростков. Никто не прятался, никто не бежал. Появилось ощущение, что жизнь действительно налаживается.

Зомби, прыгунов, развитых здесь не почти не было. Их отселили на окраины, подальше от восстановленных кварталов. Присутствие мутантов вызывало у людей некоторую тревогу, и Соколовский не хотел лишних проблем. Омеги дружно изображали старую жизнь, словно ничего не произошло — так они справлялись с пережитым кошмаром.

Настя с интересом посмотрела на детей, которые гоняли мяч на площади. Среди них присутствовали миниатюрные копии Насти, жилистые, покрытые серой кожей с голубыми прожилками, с четырьмя глазами и широкой пастью, полной острых клыков. Второе поколение, родившееся от развитых зараженных, они никогда не были людьми, однако могут сравниться с ними при должном обучении и воспитании. Правда растут детеныши феноменальными темпами, Исаев прогнозировал достижение зрелости к трем годам…

— Если бы не знала, что вокруг происходит, подумала бы, что это обычный город, — тихо сказала она. — Ну, может небольшое землетрясение произошло…

Вадим не ответил сразу, он знал, что лишь иллюзия нормальности.

Вскоре показался рынок, он занимал небольшой прямоугольник между домами. Лотки стояли ровными рядами. Люди выменивали продукты, одежду, всякую бытовую мелочь, переговаривались. Внешне многое выглядело привычно.

Неподалеку стоял караул. Омеги в военной форме контролировали проход к рынку. Они проверяли сумки, вели учет поставок. Среди жителей имелись обычные люди с иммунитетом, кто на свой страх и риск пренебрегал мерами предосторожности.

После первых месяцев многие предпочли уйти под крыло Основателей в восстанавливаемый Ломоносов. Там всем дали еду, кров, работу, медобслуживание. Но некоторые боялись слухов о расправах и предпочли остаться под защитой Единства, Вадим не возражал. Он не считал себя тираном и давал выбор…

На площади работали десятки торговцев. Из продуктов в основном брали консервы, сушенную рыбу, крупы, банки с соленьями. Местные теплицы давали зелень и овощи.

Прошли мимо мастерской. Несколько омег чинили двигатель от старого грузовика. Навыки работы с техникой через роевое сознание легко передавались тем, кто даже стартер от аккумулятора не отличил бы. Это одна из причин, почему город так быстро пришел в порядок. Вадим остановился у старого фонтана, присел на парапет.

— Скоро нашей идиллии конец.

— Почему? — четыре глаза Насти одновременно моргнули.

— На носу война. На севере зашевелились федералы, с запада и юга Основатели.

Настя едва сдержала вспыхнувшие эмоции, отправлять остальному рою сигнал о новой угрозе не стоило. Конечно, омеги ничего не разболтают, но секретность придумали не на ровном месте. К счастью, альфы и субальфы могли после пары дней тренировок закрываться от коллективного сознания. Еще можно намотать на голову металлической фольги…

— Опять… — она крепче сжала руки Вадима. — Я так надеялась вернуть себе нормальный облик, забыть об этом кошмаре навсегда.

— Я тоже, Насть. Хотя без пиписьки уже привык.

— Дурак!

Он улыбнулся, хотя улыбка вышла усталой.

— Если серьезно, — продолжил он. — Выбора нет. Здесь сердце Единства, коль выдержим удар, перейдем в контратаку, шанс на будущее появится.

Настя покачала головой.

— А если нет?

— Тогда Петербург превратится в безжизненные развалины. Но я не собираюсь сдавать его ни федералам, ни Основателям. Ни за что! Исаев предложил вместо открытых столкновений выбрать стратегию партизанской войны…

— С каких пор эта зазнавшаяся рожа в халате — специалист по военным действиям? Кажется, за армию у нас отвечает Стасевич.

— Исаев является хорошим аналитиком. Даром что ему мозг прокачал? Без него у нас не было бы омега-штамма, инфильтраторов, многого другого… Он дал мне много ценных советов.

— Мог бы сам таким же умным стать.

Вадим скривился.

— И поглощать по десять-пятнадцать тысяч калорий в день? Ну нафиг мне такое счастье. Мозг слишком затратная с энергетической точки зрения вещь, Исаев мне сам пару раз плакался, что иногда его угнетает быть суперинтеллектуалом среди десятков тысяч посредственностей… Еще чувство постоянного голода, невозможность нормально расслабиться.

— Его никто не заставлял становиться гением.

— Именно! — Вадим поднял палец вверх. — Поэтому я скептически отношусь к его ницшеанским идеям про сверхразум в каждом человеке. Исаев, захоти он по-настоящему, легко пустил бы пулю мне в башку.

— С чего ты взял?

— Точно не скажу, но полагаю, что зашкаливающее чувство собственной важности, контроль над биохимией и прокачанный мозг позволяют ему просто игнорировать влияние роевого сознания.

— Тогда… он опасен.

— Не опаснее обычного человека. У него превосходный аналитический ум, у меня — контроль над Единством.

— Слушай, — резко сменила тему главная разведчица. — Пойдем Дружка проведаем. Неделю его не видно и не слышно.

— А, пойдем.

Театр имени Аркадия Райкина не пострадал так сильно, как многие здания города. Фасад очистили от наростов биомассы, окна залатали фанерными щитами, внутри же царил удивительный порядок. Именно здесь, в просторном зрительном зале, устроил себе жилье Дружок.

Вадим и Настя вошли через боковой вход. Дверь скрипнула, и они оказались в полутемном коридоре, затем в зрительном зале. Доносились звуки музыки, то была запись — старый джазовый оркестр. Звуки шли из колонок, подключенных к медиасистеме. Проектор на сцене выводил на экран какие-то документальные хроники.

Зал оказался завален книгами. Они лежали стопками, разложенными по углам, часть прямо на креслах. Среди этого хаоса сидел Дружок. Его массивная фигура казалась неуклюжей, лапы больше медвежьих раза в три. Сам он сидел неподвижно, вглядываясь в раскрытую книгу, которую держал перед его мордой один из развитых. Второй развертывал страницы по знаку хозяина.

Вадим остановился у входа и наблюдал. Дружок был так погружен в текст, что не заметил гостей. Настя посмотрела на второго альфу и едва заметно улыбнулась, картину трудно было назвать обыденной.

— Привет, — произнес Вадим негромко. — Что читаешь, братан?

Дружок поднял голову.

— Доккинз. Бог как иллюзия.

Он сделал паузу и неожиданно для Насти и Вадима заговорил уже не так, как раньше, не простыми фразами, а почти как преподаватель.

— Он утверждает, что религия — побочный продукт эволюции. Ошибка разума, вызванная потребностью находить паттерны. Что вера — лишь иллюзия, закрепленная культурой. Но это слишком узко, человеческая эволюция могла породить религиозное мышление, да. Но сама вселенная… Сама вселенная не обязана быть иллюзией.

Вадим усмехнулся.

— Неужели уверовал?

Дружок мотнул массивной головой.

— Нет. Я не верю в мистику. Я не верю в богов с именами и ритуалами. Но почти уверен: за происхождением вселенной стоит разум.

— Серьезно? — изумилась Настя.

Дружок посмотрел на нее, и в его голосе прозвучало что-то похожее на азарт:

— У вас есть время?

Вадим откинулся на спинку кресла.

— Говори. Только смотри, философ, чтоб мы не уснули.

Дружок хрипло засмеялся и продолжил:

— Тогда слушайте. Доккинз пишет, что вера в высшие силы — следствие «„ошибки распознавания образов“». Человек слышит шорох в траве и думает, что это зверь. Ожидает сознание там, где его нет. Так возникла религия, как побочный эффект мозга, — он сделал паузу и мотнул головой. — Возможно, так оно и есть, но это объясняет только религию людей. Это не объясняет саму ткань реальности.

Вадим поднял бровь.

— Хочешь сказать, что вера и вселенная — разные вещи?

— Именно, — Дружок ткнул лапой в сторону экрана, где в этот момент мелькали кадры старого научно-популярного фильма о космосе. — Вот вселенная. Она имеет структуру, законы, математику. Они стабильны, воспроизводимы, универсальны. Любая случайная система с таким уровнем порядка должна объясняться.

— Но ведь порядок — результат естественного отбора, развития.

Дружок покачал головой.

— Естественный отбор работает внутри вселенной, но он не объясняет, почему сама вселенная имеет такие параметры, которые допускают существование жизни. Почему константы именно такие. Почему гравитация, электромагнетизм, взаимодействие частиц — все в узком диапазоне. Случайность? Может быть, но есть шанс, что и не совсем случайность…

Вадим усмехнулся.

— Ты сейчас рассуждаешь, как профессор физики.

Дружок проигнорировал издевку. Его голос стал увереннее:

— Еще информация… Все, что мы видим, можно описать как поток информации. Молекулы ДНК — носители кода. Клетка — механизм чтения и исполнения программы. В квантовой механике тоже работает понятие информации. Она сохраняется, даже когда энергия и материя меняют форму. Это похоже на систему, которую кто-то выстроил.

— То есть ты думаешь, что мир создан кем-то?

— Я думаю, что вселенная несет признаки замысла, — уточнил Дружок. — Не обязательно бога из мифов. Но чего-то, что похоже на интеллект. На разум, способный строить системы.

Вадим хмыкнул.

— Опасная дорожка, философ. Мы тут не для того, чтобы искать творца. У нас на сегодняшний день другие задачи.

— Верно, — согласился Дружок. — Но понимание основ дает силу. Если я понимаю, что мир устроен не случайно, значит, в нем есть смысл. А если есть смысл, значит, и наше существование — часть замысла.

В зале повисла тишина, нарушаемая только звуком динамиков и шелестом страниц, которые перелистывал развитый без особого понимания, для чего это нужно, просто исполнял приказ альфы. Настя смотрела на него, моргнула всеми четырьмя глазами.

— Но как ты можешь быть уверен, что это не самообман? Что ты не ищешь смысл там, где его нет?

Дружок посмотрел прямо ей в глаза и ответил:

— Потому что сама математика мира кричит о том, что случайность слишком удобна. Есть еще один аргумент — Хронофаг. Этот вирус создал меня, вылепил из куска биомассы, вложил набор инстинктов. Но сам по себе Хронофаг не сделал меня разумным. Разум пришел позже.

Он наклонил морду к Вадиму.

— Ты стал моим творцом. Ты дал мне форму. Ты показал буквы, слова, смысл. Ты научил меня тому, что значит «„друг“„. Что значит “„добро“». Без тебя я был бы зверем. Как тот предводитель орды, которого мы осенью прикончили. Он тоже был создан Хронофагом и биологически от меня не отличался, но остался животным. А я стал другим, благодаря тебе.

Вадим вздохнул.

— Слишком много чести, Дружок. Я просто показал дорогу.

— Ты сделал больше, — не согласился мутант. — Ты стал для меня тем, кем я стал бы считать «„творца“». Не абсолютного, а локального. Я знаю, что сам вирус не был высшим замыслом, он довольно хаотичен. Но ты придал хаосу структуру, из куска биомассы я стал личностью.

Настя слушала молча. В ее лице мелькнуло напряжение. Она понимала: то, что говорит Дружок, выходит за рамки простых рассуждений. Это уже философия, близкая к вере. Дружок помолчал и добавил:

— И теперь я тоже в каком-то смысле стал творцом. Я могу создавать в биоконструкторе вещи, которые едва вообразимы. Могу соединять формы, экспериментировать. Для меня открылась сила, которая раньше была только у природы. Я могу придумывать и когда я делаю это, я понимаю, что чувствовал ты, когда показывал мне алфавит.

Вадим усмехнулся.

— Значит, ты сравниваешь себя со мной?

— Нет, — ответил Дружок серьезно. — Я говорю, что творение всегда порождает новое. Ты создал меня, я создаю дальше. И так же вселенная может быть результатом чьего-то акта творения. Как цепочка. Как наследие.

Настя тихо сказала:

— Значит, ты считаешь, что так устроено все? Что всегда кто-то создает следующего?

— Возможно, — кивнул Дружок. — И именно это делает мысль о случайности слабой. Потому что на моем примере я вижу: из хаоса не рождается смысл сам по себе. Смысл всегда кто-то вкладывает.

Он снова посмотрел на Вадима.

— Ты сделал это для меня, просто потому что мог и потому что тебе было интересно. Почему нельзя предположить, что кто-то сделал это для вселенной? Есть и другие доводы. Те, что вы вряд ли поймете до конца, но послушайте.

Вадим кивнул. Настины глаза моргнули вразнобой.

— Энтропия, — продолжил суперпрыгун. — Второй закон термодинамики. Все стремится к хаосу. Но почему в молодой вселенной, сразу после Большого Взрыва, уровень энтропии был аномально низким? Такой порядок — невероятная редкость. Случайность? Слишком мала вероятность, это больше похоже на начальное условие, заданное кем-то. Сознание. Никто толком не понимает, как нейронная сеть мозга порождает субъективный опыт. Химия и электричество описывают процессы, но не объясняют, как возникает «„я“». Может быть, сознание — фундаментальная часть реальности. А если это так, тогда наш разум — не ошибка, а часть общей конструкции. В таком контексте становится логично, что со временем материя эволюционирует до появления самосознания и начнет познавать себя.

Настя нахмурилась.

— Хочешь сказать, что мы — отражение чужого разума? Или как?

— Не отражение, а продолжение, — поправил Дружок. — Как узор на ткани. Мы лишь фрагменты чего-то большего.

Вадим усмехнулся, но без насмешки.

— А может, ты просто перечитал книг, и у тебя поехала крыша.

Дружок ухмыльнулся в ответ.

— Может быть. Но факт остается фактом, случайности не объясняют того, что я вижу. Даже мое собственное существование это подтверждает… Я мог остаться зверем. Но вирус, ты, книги, биоконструктор — все сложилось так, что я теперь рассуждаю о вещах, которые когда-то казались мне невозможными. Значит, и мир мог сложиться не случайно.

Вадим посмотрел на него внимательно. Потом встал, прошелся между рядами кресел. Его лицо стало серьезным.

— Ладно, философ. Оставим вселенную в покое. У нас есть дела более приземленные.

Дружок насторожился, уловив сосредоточенный биосигнал.

— О чем ты?

Вадим остановился у сцены и обернулся.

— О новой войне с Основателями и, возможно, с федералами. Отдых закончен, Завтра утром я созову совещание. Мы объявим полную мобилизацию всего личного состава и всех имеющихся ресурсов. У нас больше нет времени на иллюзии.

Дружок приказал развитому отложить книгу в сторону.

— Если завтра война, — сказал он, — Я готов. Могу собрать орду и повести ее в атаку. Мы можем ударить первыми.

Вадим поднял ладонь.

— Не спеши, здесь нельзя действовать в лоб.

Настя обернулась к нему.

— Но если они первыми начнут…

— Именно поэтому, — перебил Вадим. — Основатели — наша первостепенная проблема. Они рядом, у них ресурсы и развернутая армия. С федералами пока ничего толком не ясно. Они суетятся на севере, шлют разведку, запускают дроны. Но прямой линии фронта нет. Если мы начнем подготовку к наступлению, выложим все карты. Основатели увидят сосредоточение наших сил, поймут масштабы и жахнут, ни о чем не думая. Перетравят значительную часть наших отравляющими газами.

Дружок тяжело выдохнул, но не спорил.

— Значит, ждем?

— Ждем, — подтвердил Вадим. — Но это не значит, что сидим без дела. Подготовку, безусловно, начнем, но скрытную, без спешки. В противостоянии с суперазвитым ИИ нельзя допускать ошибок.

Настя тихо спросила:

— А если федералы ударят одновременно с Основателями?

— Тогда будет худший сценарий, — сказал Вадим. — Но и к нему мы должны быть готовы.