Заброшенный спорткомплекс был переделан под улей, ряд залов использовались под инкубаторы, один бассейн превратили в большой биореактор. Когда Вадим туда вошел, то увидел вместо воды вязкую жидкость с черным отливом. Дружок стоял у бортика, излучая радостное возбуждение, Исаев выглядел скромнее, но на лице тоже виднелось торжество и гордость, в первую очередь, за себя. Вадим опустил руку в жидкость, вынул пальцы, темная пленка стекла с ладони, запаха стандартной нефти не чувствовалось, скорее — смесь перегоревшего органического материала и метаболитов.
— Нефть что ли? — сухо сказал Вадим. Дружок, и оба радостно кивнули.
— Только не из недр земли, — улыбнулся в привычном оскале суперпрыгун. — А синтезированная ульем.
Исаев шагнул вперед и заговорил так быстро, словно репетировал эту речь:
— Объясню по-человечески, — сказал он. — Мы перепрограммировали монокультуру улья так, чтобы она выполняла функцию ускоренного катагенеза. Проще, то, что природа делала миллионы лет, у нас идет за пару недель.
Вадим скептически посмотрел на оба.
— Из травы и дохлых тушек у вас выходит топливо? Рассказывай по шагам, и без сладких слов.
Исаев кивнул и начал по пунктам:
— Сначала мы загружаем в бассейн измельченную биомассу — дрова, навоз, опавшие листья, сельскохозяйственные остатки, даже трупы. Это дает высокую доступность лигнина и целлюлозы.
Дружок подхватил:
— Механически дробим, делаем паровую обработку при ста градусах, но короткими циклами, чтобы не карбонизировать. Это слабая термогидролизная предобработка, ломаем структуру, чтобы ферменты могли работать.
— Дальше идет энзимная стадия, — добавил Исаев. — В анаэробных зонах вводим смесь ферментов целлюлазы, гемицеллюлазы, лигиназы. Они расщепляют полимеры до олигосахаридов и моносахаридов. Температура реакции держится в районе сорока пяти градусов, важно контролировать кислотность, потому что от этого зависит активность ферментов.
— И сахара идут на корм нашим микробам, — вмешался Дружок. — У нас гибридные штаммы дрожжей и морских талломицетов, которые в условиях избытка углерода и дефицита азота переключаются на накопление липидов и синтез поликетидов. То есть они делают жиры и длинные углеводородные фрагменты.
— Правильно, — подтвердил Исаев. — Эти липиды и поликетиды — прародители тяжелых углеводородов. Но быть биомаслом — одно, а получить энергоемкую фракцию — другое. Внутри реактора идет комплекс реакций: редуктивная дезоксигенация, поликонденсация ароматических фрагментов, формирования нафтеновых циклов.
Вадим ехидно усмехнулся:
— Слышу умные слова, а где же котел, где колонны? Как из этого всего получить что-то, что в бак литься будет?
— Вот тут хитрость, — ответил Исаев. — Мы делаем два шага внутри улья и еще два вне его. В улье формируются тяжелые фракции — густая биоимульсия с высоким содержанием кислородсодержащих групп. Это сырье. Чтобы обработать, есть два пути. Либо классическая дезоксигенация и крекинг на катализаторах, как на НПЗ. Либо гибридная схема: газификация части потока в синтез-газ и применение процесса Фишера-Тропша для получения нужных углеводородов.
— То есть или НПЗ, или метода Фишера-Тропша, — подытожил Дружок. — Но есть промежуточный путь: мы используем биокатализаторы, наноструктурированные посредством Хронофага ферментные комплексы, которые частично проводят дезоксигенацию прямо в реакторе. Это снижает содержание кислорода и несколько повышает энергетическую плотность, но полноценного бензина все равно не выдаст.
— А понятнее можно? — спросил Вадим.
— Мы привязали металлосодержащие кластеры — железо, молибден к карбонизированной матрице, которую продуцируют специальные штаммы грибов. Эти комплексы каталитически ускоряют восстановительные реакции: удаление гидроксильных и карбоксильных групп, дезоксигенация через последовательность дегидратации и восстановления. Это снижает кислородсодержание и дает более нефтеподобную смесь. Но нужен тепловой шаг и давление для окончательной стабилизации.
Дружок взял на себя цифры и реалии:
— На нынешнем этапе эксперимента выход сырой фракции — сто пятьдесят литров на тонну загруженной массы. Энергетический баланс отрицательный, если не учитывать побочные продукты: метаногенез в верхних слоях дает биогаз, который можно сжечь и дать часть энергии процессу. Стадия предобработки требует тепла, но мы уже внедрили рекуперацию и тепловые обменники, чтобы вернуть часть энергии обратно.
— Сколько точно по времени все занимает? — уточнил Вадим.
— От загрузки до первой откачки двенадцать-пятнадцать дней в текущем режиме. Оптимально — десять. Но это опытная установка. Для промышленного масштаба требуется масштабирование в объемы и оптимизация биокаталитических каскадов.
— И что с безопасностью? — спросил Вадим. — Трупы, органика, бактерии — опасно ли это для окружающих? Вдруг вы перетравите весь город своими опытами, юные химики, едрить вашу бабушку.
— Контроль полон, — ответил Исаев. — Анаэробная среда, строгий биоблок, фильтрация газов через активированный уголь и каталитические ловушки. Патогены под контролем. Мы используем только проверенные штаммы и держим температурно-кинетический профиль так, чтобы патогенные формы не доминировали.
Дружок добавил с явным восторгом:
— Смысл в том, что улей — живой, адаптивный завод. Мы меняем регуляторные гены, заставляем колонии переключать метаболизм. Монокультура учится «„варить“» те ферментные цепочки, которые нам нужны. Это и есть инженерия коллективного рзума. Мы даем команду, улей помнит и повторяет. Главное повторить несколько раз и закрепить процессы, дающие наиболее оптимальный результат.
Вадим молча провел ладонью по поверхности бассейна.
— А масштабы? Сколько надо дров и травы, чтобы заправить, например, танковый взвод?
— Для снабжения небольшого парка техники со средним расходом топлива, — ответил Исаев. — Потребуются сотни тонн биомассы в месяц при текущей эффективности. Но как только мы увеличим выход раз в пять, а это дело времени, требуемые объемы сократятся. Мы думаем о связке: биореакторы по периметру, сбор органики с окрестностей, интеграция с очисткой сточных вод — все это сырье.
Дружок, с видом человека, который уже видит карту будущего, вмешался:
— Мы не рассматриваем это как нефтяную добычу в старом понимании. Это локализованный циклический процесс, от биомассы до топлива, часть энергии уходит на предобработку и так далее. Цикл замкнут, и с течением времени мы сможем уменьшить внешние вводы.
Вадим еще раз посмотрел на черную массу в ладони, потом на довольные физиономии двух «„ученых“».
— Хорошо, — сказал он коротко. — Вы доказали принцип. Но пока это эксперимент.
Исаев скромно улыбнулся:
— Мы над этим работаем. Надо лишь решить вопросы с дезоксигенацией. Я думаю над компактными модулями гидропиролиза, которые можно будет ставить рядом с биореакторами, чтобы обходиться без громоздких НПЗ.
— Значит, вторая часть — это инженерная, — подытожил Дружок. — Мы даем органику, улей делает сырье, дальше технологии Исаева делают его пригодным. И все это — коллективная память улья плюс наша инженерия.
Вадим согласился:
— Ладно. Ждем, когда улей начнет варить не просто смесь говна с дрожжами, а нормальную солярку с бензом. Это хороший шанс, если доведете дело до ума.
Дружок и Исаев переглянулись
— Начинаем масштабирование, — сухо произнес Исаев. — И учтем вопрос энергетики. И еще: надо снизить кислородность продукта биокаталитикой, иначе производство будет слишком затратным.
— Понял, — коротко ответил Вадим.
И обсуждение перешло к деталям по рекуперации, по возможности использования локального биогаза и по подбору катализаторов для следующего этапа.
Пока Вадим наблюдал, Исаев взял слово и начал излагать результат в той манере, к которой привыкли все вокруг — сухой, техничной и приправленной точной терминологией.
Вадим уже собрался уходить, но Дружок, как обычно, не унимался:
— Подожди, Вадим, это еще не все. У нас есть кое-что… покруче, чем бионефть.
— Опять твои сказки про эльфов? — скептически буркнул Вадим, но взгляд задержался на Исаеве. Тот стоял слишком спокойно, будто только и ждал этого момента.
— Нет, — улыбнулся Артур. — Сейчас ты увидишь демонстрацию первого в мире боевого мага! Я не шучу.
Он активировал внутренний канал и послал импульс:
+Геннадьич, шевели батонами! Начальство ждет.+
Через минуту дверь скрипнула, и в помещение вошел ульевой воин с грубоватым лицом сорокалетнего мужика. На его хитиновом панцире были темные прожженные пятна от белого фосфора, которые применяли Оносватели, а в зубах торчала самокрутка.
— Извиняюсь, товарищ Пророк, курил, задумался, — буркнул он, заметив Вадима.
— Давайте быстрее, — отмахнулся тот. — Мне через час ехать Ломоносов, времени в обрез.
Исаев заговорил.
— Геннадьич до пандемии работал в Институте физики плазмы. Занимался шаровыми молниями, исследовал их природу и условия устойчивости. Благодаря его опыту мы смогли совместить биоконструктор с плазмохимическими процессами.
— А проще? — перебил Вадим.
— Проще так, — вмешался Дружок, предвкушая нечто необычное.
Геннадьич вытянул руку вперед. Между его пальцев сначала проскочили крошечные синеватые искры, почти мгновенно в ладони возник распухший бело-голубой сияющий шарик. Стоило чуть ослабить хватку и плазмоид улетел вперед, с треском врезался в стену, штукатурка оплавилась, по бетону поползли темные разводы. В зале пахнуло озоном и гарью.
Вадим сначала замер, потом несколько раз моргнул и выдавил:
— Э-э… что за магия?
Геннадьич пожал плечами
— Не магия. Физика, приправленная биологией.
— Как вам удалось? — сдавленно проговорил Вадим, негромко и почти с уважением. Исаев, откашлявшись, продолжил лекцию:
— Начнем с источника энергии, В теле Геннадьяча мы создали локализованный электрический накопитель, не «„батарею“» в привычном смысле, а сеть ионных слоев и упруго-диэлектрических белковых матриц, способных быстро аккумулировать заряд и так же быстро его отдать. Это похоже на суперконденсатор, но биогенной природы: протеиновые структуры и ионные каналы нацелены на временное хранение заряда, пока система не решит выпустить его.
Дружок добавил, подпрыгивая от нетерпения:
— Эта сеть связана с внешней оболочкой ульевого воина, участками хитиноподобной кожи и модифицированными нервными ганглиями. Нервная система дает команду, метаболические пути накапливают локальный потенциал, и биоконтур выстреливает плазмоид.
— Затем, — вмешался Исаев. — Идет фазовая стабилизация. Плазма — это ионы и электроны, чтобы она существовала компактно, нужен механизм удержания. Мы добились этого комбинацией нескольких факторов: локальный магнитный момент, создаваемый упорядоченными ионными токами; градиенты давления внутри тончайшего плазменного кармана, и микроскопические ядра — наночастицы карбонизированной матрицы, которые служат центрами инициации и конденсации. Эти элементы совместно формируют кратковременную, но достаточно устойчивую сферу.
— Все вместе это похоже на миниатюрный плазмотрон, — пояснил Дружок. — Но плазма не рождается сама по себе, нужна подготовка тканей — опорная биоструктура, усиленные ионные каналы, быстрые перекачки электролитов и белковые диэлектрики, которые выдерживают высокие градиенты поля.
Вадим нахмурился:
— Насколько надежна и безопасна система?
Исаев пожал плечами:
— Мы связали запуск процесса с конкретными моторными паттернами и с биохимическим «„паролем“». Это делает случайные выстрелы маловероятными. Кроме того, есть физические лимиты, плазмоид ограничен размерами, довольно коротким периодом стабильности магнитного поля и емкостью органических конденсаторов.
— Перспективы применения широки, — взял Дружок эстафету. — Помимо дополнения к стандартному вооружению данный биомодуль можно использовать в качестве освещения, сварки, резки по металлу, зарядки механических устройств.
Вадим одобрительно кивнул:
— Тут вы меня по-настоящему удивили ребята. Хочу себе такую же игрушку, а потом вырастить их прыгунам и развитым… Какая дальность выстрела, насколько маны хватает?
— На…
Суперпрыгун не дал Исаеву сказать, нагло перебив:
— Пока пятьдесят метров, при полной емкости накопителя хватит на десять-двенадцать выстрелов, потом нужно ждать около суток для метаболической перезарядки.
Вадим сидел в своем кабинете, когда по роевому сознанию пробежала сухая мысль Стасевича.
+Нашли проблему. В Пушкине — банда. Бывшие уголовники. Держат около двух десятков людей. Мужчины как рабочая сила, женщины — рабыни. Жестокость запредельная.+
Вадим нахмурился.
— И давно вы это «„нашли“»? — сказал он вслух
+Полгода как. Они сидели тихо, никак не проявляли себя. Мы считали, что это обособленная группа выживших. Ни налетов, ни выхода за пределы Пушкина.+
— Полгода! У нас боком стая шакалов держит в подвале людей, а вы «„считали“»?
+Могу отправить штурмовую группу хоть сейчпс.
Вадим поднялся, потом он неожиданно спокойно сказал:
— Не надо. Я сам разберусь, надо размяться… достало сидеть на жопе ровно. Побуду супергероем, иначе нафига мне суперсилы?
Он отослал короткий телепатический импульс в сторону одного из ульев-ретрансляторов. В ответ в сознании нескольких десятков ульевых воинов из отрядов быстрого реагирования вспыхнули образы: подготовка, броня, оружие, маршрут.
+Готовить штурмовую группу. Веду сам.+
Первым отозвался Дружок. Его ментальный голос прорезал сеть, словно рычание огромного зверя:
+Ты что, с ума сошел⁉ Не смей! Альфе нельзя пачкаться в уличной грязи. Я поведу отряд сам!+
За ним почти сразу влезла Настя, ее эмоции били горячими волнами:
+Вадим, не рискуй! Мы справимся. Не тебе идти на разборку с бандой!+
Исаев подключился с раздраженным, почти язвительным холодом:
+Потрясающе. У нас на носу война с федералами, а наш Пророк собрался разминаться на уголовниках. Ты головой ударился, блаженный?+
Последним прорезался голос Стасевича:
+Это противоречит уставу. Альфе запрещено лично участвовать в локальных зачистках. Я возьму своих людей и ликвидирую проблему, если это так важно.+
Вадим стиснул зубы.
— Чего⁉ Полковник, ты там обкурился запрещать мне что-то?
+Если Пророк делает что-то, что может нанести вред ему самому, мой долг его остановить. Мы сраные куклы. Если потребуется, я тебя на замок посажу, Вадим… Ты слишком важен для нас, без твоей направляющей воли народ будет растерян, моральный дух сильно упадет.+
— Да чтоб вас всех… — пробормотал он вслух. — Долбанный коллективный разум, ничего от вас не утаишь.
Он оборвал канал и на миг остался в тишине своего кабинета. Только старые часы на стене тикали, будто отсчитывали время до его решения. В дверь тут же постучали:
— Командир, «„Тигр“» подогнали. Штурмовой отряд ждет приказа.
Вадим снял висевший на стенке АК-15, перекинул ремень через плечо.
— Поехали.
Собравшаяся перед Домом Советов колонна, дождавшисб альфу, тронулась. Сначала «„Тигр“» с Вадимом во главе, за ним два грузовика, кузова забиты ульевыми воинами, сидящими неподвижно, будто высеченные из серого камня. Их тела были укрыты органическим панцирем, в трещинах которого мерцали голубоватые фотофоры — сигнал роя. Замыкал колонну БТР-82А с турелью, повернутой вбок.
Двигатели ревели глухо, разрезая тишину пригородов. Весенний вечер опускался на улицы, сквозь кроны старых лип пробивался золотой свет заходящего солнца, а впереди начиналась дорога в Пушкин, ныне полузаброшенный город-призрак.
Вадим сидел рядом с водителем, смотрел вперед сквозь закопченное лобовое стекло и думал о прошлом.
Он лично участвовал в серьезном замесе почти год назад, в штурме Кудровского анклава. Там все было иначе. Тогда еще не существовало ни четкой дисциплины, ни выстроенной армии. Зараженные действовали как дикая орда, и в тот день кровь лилась рекой. Вадим тогда лично направлял первую волну мутантов в бой, чувствовал, как люди орут в панике, как их рвут на части ходоки и прыгуны.
Кудрово дралось ожесточенно, особенно из-за Палыча — старого отставного военного, который сумел сплотить гражданских и бывших ментов в подобие армии. Он видимо мечтал построить свое княжество, задавить любых конкурентов. Ради этого начал войну и обрек многих своих на смерть.
Вадим тогда знатно потоптался по анклаву. Зараженные напирали как лавина, Конг в секунды проломил стены внешнего периметра, прыгуны переворачивали бронетехнику, а он сам, с автоматом в руках, вырезал остатки обороняющихся, а Палыча выкинул из окна. После того боя прошло меньше года, но, казалось, целая жизнь.
Сейчас все изменилось. Выжившие из Кудрово давно влились в ряды Единства, стали частью роя. О Палыче уже никто всерьез не обсуждал, лишь изредка вспоминали, и то без интереса. Тот человек исчез в прошлом, как и его война.
А теперь на очереди Пушкин. Город, в котором выжившие не создавали крупных анклавов. Одна из групп тихо сидит, пряча рабов в подвалах, насилуют и издеваются, и полгода никто не знал об их маленьком секрете. Вадим сжал кулаки, представляя, как будет расправляться с бандитами. Он испытывал абсолютную ненависть относился к этой категории нелюдей, разумы влившихся в Единство хранили множество воспоминаний о причиненных зверствах. Изнасилования, грабежи, убийства — самые незначительные из их деяний, поэтому основную массу потерявших человеческий облик мразей Вадим приказывал вешать или скармливать прыгунам, оставшихся «„счастливчиков“» отдавали на опыты живодерам Исаева. Протестировать новый штамм, опробовать новый биомодуль самое то…
«„Вот и разминка. Ублюдки, думающие, что конец света дал им право быть хозяевами жизни. Слишком долго жили в тени. Пора воздать им по заслугам.“»
Позади в кузовах ульевые воины, уловив телепатический импульс от альфы, не шелохнулись. БТР на хвосте слегка прибавил оборотов, наводчик-оператор проверял механизмы вращения башни.
В Пушкин не было привычной разрухи, как в Питере и других населенных пунктах, улицы выглядели пустынными. Электричество отсутствовало, как и костры, разжигаемые выжившими.
Патрули Единства в городе появлялись от случая к случаю. Большинство людей перебрались в Питер еще осенью и зимой, приняв омега-штамм. Пушкин опустел, превратился в пустую оболочку — пустые дома, заросшие дворы, машины, ржавеющие прямо на перекрестках.
Редкие зараженные, которых группа замечала в переулках, даже не пытались нападать. Они были связаны с роем через радиотелепатические ретрансляторы, расставленные по окраинам. Без команды они не шевелились, выполняли роль пассивных наблюдателей. Иногда мимо пробегал мутант-разведчик — обтянутая серой кожей фигура, двигающаяся рывками, слишком быстро для обычного человека. Эти служили глазами и ушами роя на заброшенных территориях.
Но здесь, в центре, царила тишина. Только в районе бывшего торгового центра поднимался столб черного дыма, на крыше готовили еду.
+Забаррикадировали первый этаж изнутри, +доложил через роевую сеть разведчик, которого Вадим отправил вперед. +Окна завалены мебелью, входы перекрыты. На крыше дежурят двое, вооружены охотничьими «„Сайгами“». Внутри до четырех десятков человек, часть — пленники.
Вадим сидел в «„Тигре“», глядя на серый силуэт ТЦ. Некогда он был ярким, с вывесками, магазинами, парковкой, где кипела жизнь. Теперь фасад был закопчен, стекла выбиты, входы заварены железом, завалены мусором.
Ульевые воины выстроились цепью, когтистые пальцы сжимали автоматы и ПП.
БТР занял позицию на перекрестке, ствол 30-миллиметровой пушки повернулся к фасаду. Грузовики остановились по бокам, перекрывая проезды. Вадим вышел из «„Тигра“». Вечерний воздух пах гарью и сыростью. Он поднял взгляд на черный силуэт ТЦ. В груди разгоралось то самое чувство, которое он не испытывал давно — предвкушение боя.
«„Анклав Палыча я ломал с целой армией троглодитов. А этих шакалов сам вычищу малыми силами. “»
Он поднял руку, и по роевому каналу прошел импульс:
+Готовность первая. Цель — зачистка. Живыми вывести только пленных.+
В эфире тут же отозвались голоса воинов. Ни лишних моций, ни сомнений, только сухое подтверждение приказа.
С крыши ТЦ донеслось крикливое:
— Эй! Вы че за фраера⁈ Че за хрень происходит, сука⁉
Вадим ответил:
— Мы из Единства. Выходите по одному с поднятыми руками или возьмем здание штурмом. Нас больше, мы лучше вооружены и у нас есть БТР, разберем здание по кирпичику…
Ответили не сразу, было видно, аргументы альфы бандиты восприняли всерьез.
— Погодите! Сейчас главного позову!
Через пару минут на крыше появились еще две фигуры. Олин из них с выраженным акцентом, свидетельствующим о принадлежности к какой-то из кавказских национальностей, протянул:
— Э-э, господа мутанты, мы тихо сидим, никого не трогаем. Оставьте нас в покое.
— Слышь, дядя, — с раздражением сказал Вадим. — Мы знаем про то, что вы держите у себя рабов и как обращаетесь с ними. Я на своей территории этого не потерплю.
— Э-э, слюшай, брат. Какие рабы? Мы виживаем как можем, вашего Единства нам не нужно. Вы ж сами рассказываете, что насильно никого не тащите к себе.
— Как там тебя звать?
— Гурам я, — с чуть дрожащим голосом ответил авторитет. Коллективная память сразу выдала сведения про грузинского «„вора в законе“» по кличке Повар, за любовь к готовке. Кое-кто из омег лично сталкивался с ОПГ этого деятеля, занимавшегося подпольными казино, ресторанным бизнесом и крышеванием проституции, помнил его голос. — А ты?
— Тот, кого зовут Пророком.
Бандиты взволнованно переглянулись, начали шептаться.
— Тогда давай поговорим как нормальные люди…
— Бандитов я за людей не считаю, — чуть ли не сплюнул Вадим. — Единственный ваш шанс — в течение пяти минут освободить пленников и выйти сюда с поднятыми руками. Вольница закончилась, Гурам. Мы наводим порядок.
— Не… так дело не пойдет…
Торговаться с отбросами Соколовский не собирался. Не говоря больше ни слова, альфа вскинул автомат и выпустил очередь по собравшимся на крыше бандитам. Один из них завалился, как подкошенный, остальные залегли. Тут же начались вести огонь на подавление ульевые воины.
Пули врезались в стены торгового центра, выбивая стекла, уродуя фасад.
— Вперед! — гулко рявкнул Вадим, и по роевому каналу пошел четкий приказ.
БТР-82А, взревев двигателем, рванул прямо к главному входу. Стальной нос врезался в забаррикадированные двери, ломая металлические конструкции, будто картон. Баррикада с грохотом развалилась, сдержать натиск ходоков она еще могла, но не пятнадцатитонную машину.
+Дым внутрь!+короткая мысль от Вадима, и ульевые штурмовики метнули гранаты. С их инфракрасным зрением ориентироваться в темных задымленных помещениях не проблема.
Первый этаж оказался пустым. Бандиты ушли наверх, готовились встретить вторую волну. На неработающих эскалаторах нагроможден хлам, перегородки из мебели и мешков с цементом.
— На второй! — Вадим шагнул первым, за ним двинулись двое ульевых. Выброшенный в кровь адреналин до предела обострил восприятие, чувства, разогнал сердце до ста пятидесяти ударов в минуту.
Очереди хлестнули сверху. Пули и картечь врезались в броню. Вадим подставился намеренно, картечь с «„Сайги“» и пули от АК ударили в грудь, но хитиновый панцирь альфы держал все. Тупая боль гудела под кожей, но это были не травмы, лишь напоминание, что он жив.
Ульевые воины получали куда больше. Пули иногда пробивали органический панцирь, но не насквозь. Бойцы шли вперед, даже с пробитыми грудными пластинами. Их живучесть была выше, чем у любого человека в броне пятого класса.
— Да подавите вы их уже! — рявкнул Вадим, и ульевые усилили натиск. Автоматы кашляли короткими очередями, гранаты взрывались среди завалов мебели. Линия обороны была прорвана, и воины пошли вверх, карабкаясь прямо по эскалатору через завалы, под пулями.
Бандиты оборонялись до последнего. Один выпрыгнул из-за баррикады с двуствольным ружьем и тут же рухнул, срезанный очередью. Другой пытался бросить гранату, но не успел, пуля разорвала ему плечо, граната выпала и рванула прямо под ногами обороняющихся.
Через пару минут все было кончено. Второй этаж зачищен, третий пал еще быстрее — ульевые воины давили числом и скоростью, отрезая пути отхода.
Когда стрельба стиха, семеро бандитов лежали мертвыми, еще четверых, включая Гурама, вытащили живыми, но в крови и синяках. Их били прикладами, таща вниз. Ненависть альфы передавалась остальным. На складе нашли толпу из трех десятков женщин и детей. Забитые, осунувшиеся от недоедания лица, пустые глаза. Вадим поспешил их успокоить:
— Ваше заточение окончилось. Хотите отомстить?
Пауза. И тут одна молодая девушка выкрикнула срывающимся голосом:
— Скормите их прыгунам! Они над нами издевались, насиловали!
Гурам завизжал, что все это ложь, что они «„кормили, защищали, заботились“». Но его трясущийся голос тонул в общем гуле недовольства. Вадим посмотрел на толпу и сказал:
— Лучше повесить. Как собак.
На парковке перед торговым центром выбрали несколько деревьев, к ним привели четверых оставшихся в живых бандитов, включая Гурама. Они были связаны по рукам, никто кто не сопротивлялся: сил у них уже не оставалось
Веревки перекинули через толстые ветви. Один конец затянули на шеях, второй закрепили за буксировочные крюки грузовика. Все сделали быстро, без лишних слов и подготовок.
— Поднять, — коротко приказал Вадим.
Водитель тронулся вперед. Веревки натянулись, тела дернулись и повисли. Процесс занял несколько минуты. Бандиты задыхались, бились в корчах, затем затихли.
Женщины и дети, освобожденные из подвала, стояли рядом и наблюдали. Некоторые плакали, кто-то просто молча смотрел. В роевом канале не было споров, все единогласно поддержали решение. Таких людей нельзя было оставлять в живых, их не считали достойными стать частью роя или даже пойти на корм мутантам.
После казни ульевые воины выставили охрану по периметру, оказывать первую помощь пленникам, раздавать еду. Тут же составлялись списки спасенных и их будущее распределение, коллективный разум работал лучше любой бюрократической машины, не хуже электронных информационных систем.
Вадим некоторое время стоял на месте и смотрел на повешенных. Для него это была обычная мера — устранение угрозы и наведение порядка.
«„А что? Неплохо вечер провел. Развеялся и дело полезное сделал.“»