Борьба за господство

Глава 14 Преступления и наказания

Когда Вадим и Стасевич вошли в здание штаба, размещавшееся в глубине промзоны Петрозаводска, их уже ждали. По приказу был собран весь местный командный состав — от приближенных к Страннику ульевиков до командиров ополчения. Их вывели в актовый зал, где не было стола для заседаний, протоколов или каких-либо бумаг. Здесь все решалось иначе. В центре зала находился органический ретранслятор роя, усиливающий телепатическую связь. Омеги встали полукругом, готовые к синхронизации.

Вадим вышел вперед, постоял несколько секунд, а потом импульс, что-то вроде команды «„внимание всем“». Телепатический зов прошел по залу, в ответ в сознание альфы стала поступать память и события за последнюю неделю. Это были не долгие утомительные допросы и расследования, а прямая сверка информации. Вадим анализировал куски чужих воспоминаний от момента ликвидации Странника, поимки диверсантов ГРУ до своего момента прибытия из Питера.

Картина выстраивалась быстро. Один на посту поленился провести тщательный обыск въезжавших в город «„гостей“», а ведь в потайном отделении внедорожника находился целый арсенал со взрывчаткой, боеприпасами, дронами. Второй забил на подозрительно долгое нахождение чужаков, игнорируя доклады о том, что незараженные явно что-то вынюхивают. Другой старший омега легкомысленно отнесся к мерам предосторожности при публичном выступлении Странника, что ситуация под контролем и проверять прилегавшие к музею здания не нужно. Получался полный бардак и вопиющая халатность на местах.

Стасевич стоял рядом и методично помечал для себя тех, кто допускал просчеты. В конце он сухо произнес:

— Пара десятков человек серьезно выделяются. Их промахи системные, не случайные. Абсолютный непрофессионализм.

Никто не спорил и не пытался оправдываться, спорить с рой-памятью было бессмысленно. Все уже показано и подтверждено. Вадим подвел итог:

— Хорошо. Значит, виновные есть. Дальше решим, что с ними делать.

Он разорвал синхронизацию, и напряжение в зале немного ослабло. Но все понимали, что ничего хорошего ждать не стоит. Вадим окинул зал тяжелым взглядом. Он стоял на сцене, говорил громко, чтобы слышали даже в дальнем углу:

— Ну что, товарищи расп… здяи, — начал он с сухой усмешкой. — Смотрю я на все это и понимаю: Странник, мать его, развел у вас тут свободу, гласность, демократию, за нее и поплатился головой. А демократия в таких условиях — это не власть народа, а власть бардака. Вот теперь с этим бардаком покончено.

Кто-то нервно сглотнул, но Вадим не дал никому вставить слова.

— Пока проблема с федералами не решена, пока ГРУ-шники шастают по нашим тылам, вы все будете ходить строем, как на плацу. И не дай бог мне снова услышать про «„коллективное большинство“»! Большинство у нас одно — Единство. Остальное херня на постном масле.

Он сделал паузу, махнул рукой и добавил, почти весело:

— А за нарушения будут санкции. Самые суровые. В виде скипидарных клизм. Фигура речи, конечно… но, клянусь, если так пойдет дальше, введем в практику буквально.

Несколько человек хмыкнули, но смеха не последовало — всем было ясно, что шутка с долей правды.

— А теперь слушайте внимательно, — голос Вадима стал резче. — Озвучу вслух все, что вы умудрились провалить. Первое — связь. Какого х… я новость о смерти младшего Пророка гуляла целую неделю и только потом дошла до меня? Связисты, вас тут что, для мебели держат? Второе. Контрразведка. Вы сумели взять двух диверсантов живыми, и даже тут облажались. Один из них — майор, независимый после обращения в омегу. И что? Отпустили! Просто отпустили! Это не ошибка, это саботаж на грани предательства.

Он сделал шаг вперед и ткнул пальцем в сторону группы офицеров-ульевиков.

— Третье. Координация при поимке. Бардак! Разные подразделения действовали сами по себе, сигналы не стыковались. В итоге задержание шло дольше, чем положено. Они почти вырвались из города! Хорошо еще, один смышленый пацан додумался прыгуном авто беглецов протаранить. Пацан, бл… ь! Шестнадцати лет, а кадровые офицеры не додумались! Они водку жрали и баб за сиськи трогали!

Вадим шумно выдохнул и продолжил, уже без эмоций, но жестко, с нажимом на каждое слово:

— И последнее. Расхлябанность на местах. Посты расставлены как попало, дисциплина ни о чем, отчетности никакой. У вас тут не санаторий, а военный гарнизон. Любая ваша недоработка стоит жизней. Так больше не будет… С этого дня порядок здесь будет жесткий. Нарушил — отвечаешь. Никаких «„ну я подумал“» или «„мы коллективом решили“». Решает штаб, который возглавит полковник Эдуард Стасевич. Все! Точка, дятлы!

Вадим отступил на шаг назад и махнул рукой:

— Ну что, начнем в качестве награждения раздавать путевки на санаторно-курортное лечение. Первым вызывается капитан Ковальчук.

Из строя вышел высокий мужчина в хитиновой броне, шагнул вперед и встал перед Вадимом. Вид у него был каменный, но глаза и бессознательные сигналы ТКТ выдавали напряжение.

— Вот он, — Вадим обвел рукой зал. — Герой местного разлива. Сын перфоратора, мать твою, прощелкал клювом покушение, отпустил майора ГРУ на все четыре стороны. Теперь у нас где-то по лесам бегает стратегический диверсант, а ты тут стоишь, как будто на доску почета попал.

Он сделал паузу и добавил с чернушной усмешкой:

— Но ничего, рядовой Ковальчук. Ты у нас теперь бригадир ударников труда. Отправишься на Ленинградскую АЭС. Там радиоактивные развалины, там как раз очень востребованы твои таланты. Будешь учиться уран различать на вкус и запах. Сразу видно, человек с тонкой душевной организацией вроде тебя справится.

По залу прокатился нервный смешок, но Вадим резко рявкнул:

— А ну заткнулись, чепушилы полурогие! Тут вам не цирк.

Ковальчук молча кивнул. Ни слова оправдания, ни попытки спорить, просто принял наказание и отошел в сторону.

— Дальше, — сказал Вадим. — Два лейтенанта из местного ополчения. Богодула сюда, и эту мартышку радиоактивную рядом тоже.

Два молодых офицера в синей «„цифре“» Росгвардии шагнули вперед. Один смотрел в пол, другой пытался держать стойку, но губы подрагивали.

— Вот, — Вадим ткнул пальцем в левого. — Богодул и алкаш сраный. Ты молитвы свои будешь читать прямо на развалинах реактора. Может, святым духом перекроешь радиацию. Проведем эксперимент. А ты, мартышка…

Посмотрел Вадим на второго.

— Научишься там наконец работать руками, а не бутылку обнимать. Курорт для вас готов. Трудотерапия. От врожденного раздолбайства лечит лучше любого санатория. Воздух чистый, с изотопами. Отдохнете так, что светиться начнете без фонарика.

Лейтенанты промолчали. У одного побледнело лицо, другой нервно сглотнул. Вадим махнул рукой:

— Встали к остальным. Будете в одной колонне с Ковальчуком. Научитесь работать сообща, обезьяны. Следующая… Марь Иванна, подь сюды.

К проштрафившимся вышла женщина лет пятидесяти. Невысокая, в простой одежде. Она держалась прямо, но в ее взгляде чувствовалось отчаяние: все понимали, что именно она в последние полгода была неформальной главой гражданской администрации Петрозаводска. Советницей Странника, уважаемой среди жителей. Люди тянулись к ней, потому что от нее исходила мягкость и доброжелательность. Даже в роевом сознании ее влияние ощущалось аномально сильным. Сердобольный характер, переданный в общий поток, задавал тон всему городу.

— Ну здравствуй, экзальтированная курица-наседка, — начал он жестко. — Тупенькая, как кирпич, добренькая, как кот Леопольд. Ты решила, что твое «„хотела как лучше“» у нас тут закон? Что твои слезки и жалости перекроют допущенные ошибки?

Марь Иванна заморгала, в глазах блеснули слезы. Она подняла руки, будто хотела оправдаться:

— Я… я старалась… Я хотела, чтобы люди не боялись, чтобы не было паники. Я думала, что если… то все уляжется…

— Твое «„думала“» нас уже довело, — перебил Вадим. — Уляжется оно, млять, только во взорванном поехавшим калькулятором энергоблоке. Там ты и будешь уляживать. Ничего, Марь Иванна, выживешь. Станешь еще одной ударницей ядерного труда, устроите с Ковальчуком на пару социалистическое соревнование. Будешь расчищать завалы, вдохнешь полной грудью свежего изотопа… Глядишь, еще и новый опыт получишь. Может, ионизирующее излучение мутацию подтолкнет и вырастет у тебя между ушей наконец мозг. Настоящий, рабочий. Чтобы думать можно было, а не только слюни на общее сознание пускать.

Марь Иванна разрыдалась уже в полный голос. Но Вадим даже не дрогнул:

— Все! Встала к остальным. Народный любимец теперь будет радовать реактор, а не толпу.

Следующим вышел сержант, тот самый, что лениво проверил машину диверсантов. Он встал в центр, лицо белое, как мел. Вадим смотрел на него пару секунд и сказал сухо, без особых эмоций:

— Сонный клювырыл с отрицательным интеллектом. Ты умудрился проспать диверсантов прямо под носом. Такого полудурка, по уму, надо пустить в улей на корм…

Сержант дернулся, в глазах появился ужас. Вадим продолжил, чуть смягчив голос, но с жесткой насмешкой:

— Но у тебя дети. Сегодня я добрый. Поэтому пока отправка в биореактор отменяется. Отправишься в активную зону ядерного реактора! Главный атомщик как раз жаловался на недостаток смертников… Может, повезет. Вернешься домой с новым оттенком кожи и сможешь детям рассказывать, что папа был на курорте с полным набором радиационных процедур. Если не вернешься… ну, значит, внес свой вклад в дело построения коммунизма.

Сержант сжал губы и молча кивнул.

Следом на сцену вышел еще десяток сержантов и один лейтенант, но с ними Вадим не устраивал сцен. Просто озвучил допущенные ошибки и приказал искупить их. Под конец был вынесен вердикт:

— Так вот, эти чемпионы перед вами завтрашним же рейсом отправляются на Ленинградскую АЭС. Если же подобное повторится впредь, меры воздействия будут совершенно другими — расстрел или отправка в биореактор. Я не шучу. Может, федералы уже формируют колонны для наступления на юг, пока мы лясы точим. Свободны!

От телепатического импульса, куда Вадим вложил максимум раздражения, публика вздрогнула, и начала спешно расходиться.

— Ну ты и устроил им разнос, — подошел к альфе Стасевич. — Я б не смог лучше.

— И не надо. Займись здесь наведением порядка, товарищ полковник.

— Можно к стенке ставить за халатность?

— Только за повторные косяки, — ответил Вадим. — Людей лишних много?

— Я не понимаю, почему они здесь такие расхлябанные. Просто вслушайся в их ментальный фон.

— Я тоже не совсем понимаю, но разберусь.

— Ты тут еще долго пробудешь? — уточнил полковник.

— Дня-три четыре, надо еще аэродром навестить.

Вадим остался в штабе дольше, чем собирался. Он сел в кресло, принадлежавшее Марии Ивановне и впервые за день позволил себе тишину.

Прислушался к ментальному фону города. Ульевые ретрансляторы гудели привычным образом, но общий настрой роя в Петрозаводске отличался от петербургского или новгородского. Здесь витала мягкость, нерешительность, даже излишняя заботливость. Вадим уловил источник — отголоски личности Странника.

Да, тот был копией Вадима. Но копией условной. Он с самого начала пошел другим путем. Вадим был жестким, прямым, с цинизмом, позволяющим держать систему в тонусе. А Странник развил в себе противоположное: мягкость, сердобольность, желание при любых обстоятельствах смягчать удары судьбы. Это передалось через рой всем, кто жил в городе. Люди и омеги чувствовали себя защищенными и потому становились расслабленными.

Вадим вздохнул. Он понимал, что по меркам обычного человека силы Странника были прекрасно организованы. Любой чужак, попади он сюда, был бы поражен порядком, чистотой улиц, стабильностью по меркам постапокалиптического мира. Но по меркам Единства это была расхлябанность. Здесь не хватало дисциплины, не хватало жесткого контроля, и диверсанты этим воспользовались.

Для сравнения он вспомнил Новгород. Там правил Защитник. Полная противоположность Странника. Он превратил трехсоттысячную зону безопасности в военный лагерь. Там ходят строем, и даже дети с десяти лет работают, выполняют посильные задания. Жестко, без сантиментов. Но результат очевиден: Великий Новгород стремительно превращается в центр силы, который скоро может затмить даже Питер.

Вадим стиснул зубы. С одной стороны, он понимал цену гуманности. С другой видел, к чему ведет излишняя мягкость. Странник сделал свой выбор, и теперь город расплачивался за это. А ему, Вадиму, оставалось решать, что делать дальше, чтобы Петрозаводск не превратился в слабое звено в цепи Единства…

Потоки мыслей текли вокруг него, сотни обрывков, тысячи мелких деталей. Но среди них он выхватил нужный канал и обратился напрямую к командиру подразделения беспилотной авиации. Тот сразу почувствовал внимание истинного альфы. Мгновенно съежился, как мышь под взглядом хищника, мысленно приготовился к удару. Вадим успокоил его коротким импульсом:

+Претензий нет.+

Все, что требовалось, авиаторы выполняли исправно — дроны летали, разведданные поступали, связь поддерживалась. Здесь слабых звеньев не было.

+Работаете хорошо,+ мысленно добавил Вадим. +Но мне нужны свежие сведения по северному направлению.+

Поток информации полился сразу, четко и по порядку. Мелкие группы федералов двигались на юг. Не колоннами, не в открытую, а тихо, рассредоточено, маленькими отрядами. В районе Полярных Зорей они постепенно собирались в кулак. Пока еще не ударили, но концентрация сил становилась все заметнее.

Для Вадима это был сигнал. Наступление ВССР на юг становилось вопросом недель, возможно даже дней.

Его главная проблема заключалась в отсутствии доступа к спутниковой разведке. Единство работало с тем, что имело: дроны, вылазки разведгрупп, внедряемую агентуру. Но пробраться в штабы федералов пока не удалось. Те уже научились выявлять омег — ставили ловушки, проводили проверки, вылавливали всех подозреваемых. В таких условиях почти любая попытка внедрения заканчивалась провалом, нужны полноценные инфильтраторы…

«„Ох, как бы мне сейчас пригодился этот ГРУ-шный майор… “»

Вадим чувствовал давление. Малейшая ошибка в оценке сроков стоила бы дорого. Если он просчитается и наступление начнется внезапно, у северных рубежей не окажется достаточно сил, чтобы задержать удар. А в отличие от федералов, у Единства не было нормальной армии в четверть миллиона бойцов с ядерным оружием, флотом, авиацией.

Он продолжал сидеть в темноте кабинета, слушая тихое гудение ретранслятора. Мысли были собраны и сосредоточены: решения надо было принимать быстро. Но внутри оставалось ощущение тревоги, не паники, а осознания того, что противник уже дышит в затылок, и у него осталось критически мало времени на реагирование.

Вадим переключил внимание с беспилотников на другую нить. Где-то в глубине города находился один из пленных диверсантов — сержант Николай Руденко. В отличие от своего командира, майора Каплана, тот полностью принял установки Единства. Его мысли текли мягко, без сопротивления, словно растворялись в роевом фоне.

Вадим связался с ним напрямую. Импульс прошел через ретрансляторы, и вот уже в голове раздался покорный голос:

+Я здесь. Готов ответить.+

Вадим не тратил времени.

+Давай еще раз. Что ты знаешь о сроках наступления ВССР? Что ваши командиры говорили о направлениях главного удара?+

Сержант послушно начал вспоминать. Обрывки разговоров, слова офицеров, слухи между бойцами. Все он выкладывал честно, не пытаясь что-то скрыть. Упоминались Полярные Зори, подготовка к переброске артиллерии, слухи о том, что штаб торопит командиров, чтобы успеть до конца июня.

Вадим слушал, не перебивая. С каждой минутой понимал: информация полезная, но слишком общая, ничего нового. Это взгляд снизу. Солдат слышал обрывки, но не знал деталей.

Он резко отрезал поток мыслей и на миг сжал зубы. Сержант был добросовестен, но от него толку было мало. Настоящая ценность была у Каплана. Тот, будучи майором, общался напрямую с заместителем командующего ВССР. Там могли быть конкретные сроки, реальные планы, ориентиры по силам и задачам.

«„Черт. Отпустили самого нужного. Я точно этого Ковальчука с Марь Иванной в пыль радиоактивную сотру… “»

Эта мысль зазвенела особенно горько. Коллективное большинство решило, что изгнание будет худшим наказанием для майора. Но стратегически это было равносильно тому, что отпустили источник информации ценой и заготовку для нормального инфильтратора.

Вадим разорвал контакт с Руденко, но осадок остался.

Петрозаводск в любом случае станет первой линией обороны. Значит, нужно было срочно усиливать рубежи.

Через обычный радиоканал Вадим отправил в Великий Новгород детальный запрос. В сообщении было ясно указано: требуются подкрепления, тяжелая техника, артиллерия и средства ПВО. Без них удержать северное направление будет невозможно. Особенно если федералы решат задействовать авиацию или крупные механизированные части.

Ответ пришел быстро. Защитник, командующий Новгородом, привычно ворчал и жаловался жалобы на дефицит топлива. Запасы подходили к концу, и даже при максимальной экономии в следующем году придется переводить большую часть войск на пешее передвижение. Логистика и снабжение худо-бедно держались на имеющихся запасах горючки, добыча нефти фактически умерла вместе с цивилизацией, а доступа к нормальным месторождениям у Единства пока не было.

Вадим выслушал это и передал заверение, что вскоре даст технологию синтеза топлива. Разработка уже шла, и ее результаты можно будет применить на практике. Кроме того, в качестве дополнительного аргумента он сообщил, что в ближайшее время появятся феи и плазменное вооружение, которое можно вырастить кому угодно.

На том разговор завершился. Вадим понимал, что Новгород не горел желанием делиться ресурсами, но выбора у них не будет. Если Петрозаводск падет, последствия ударят по всем. А значит, придется поддержать.