Борьба за господство

Глава 1 Разведка

Весна в Карелии всегда приходила поздно. Даже в начале мая лес еще дышал холодом, ночи были промозглыми, утренние туманы витали над болотами. Но днем солнце уже прогревало верхушки елей и сосен, в воздухе пахло сосновой корой и свежей травой. По буреломам расползались зеленые островки мха, а на кочках робко пробивались подснежники. Сквозь гулкую тишину слышалось дробное постукивание дятла.

Майор Михаил Каплан шел впереди, как всегда, первым. Высокий, сухощавый, с крепко сжатыми губами. Лицо у него было обветренное, морщинистое, и казалось, что он не улыбается уже много лет. Сзади, пригибаясь к стволам, двигался капитан Волошин — худой, с резкими чертами лица, прищуренными глазами. Он любил рассуждать, даже на заданиях, словно слова помогали ему не сойти с ума. Рядом с ним шагал старший лейтенант Артем Савельев, снайпер, молчаливый и внимательный, казалось, он больше слушал лес, чем товарищей. Замыкал строй сержант Николай Руденко — рослый, плечистый, с добродушной ухмылкой, которая редко сходила с его лица, но совершенно не мешала ему метко стрелять.

Они двигались через бурелом, поваленные ветром деревья, корни, торчащие из земли, заросшие кустарником. Каждый шаг отдавался в спине тяжестью рюкзака и амуниции, каждый вдох напоминал, что весна здесь пахнет не только жизнью, но и гнилью — прелая листва хлюпала под берцами, как мокрый ковер.

— Лес… благодать, — наконец выдохнул Волошин, когда тропа вывела их на сухой пригорок. Он присел, поправляя ремень автомата. — Словно и нет никакого Хронофага.

— Благодать, — хмыкнул Руденко, откидывая со лба мокрую прядь. — Пока не услышишь, как из кустов на тебя прыгун несется.

— Все равно, — не унимался капитан. — Посмотрите вокруг. Птички поют, трава пробивается. Через пару десятков лет и не будет никакого вируса, природа свое возьмет. Мы останемся.

Савельев, шагая сбоку, негромко добавил:

— Не все так просто. Видели зимой? Сколько их околело, но сколько выжило. Оставшиеся стали сильнее и злее, естественный отбор, мля…

Он вспомнил ту картину: заснеженные проселки, на которых торчали из сугробов застывшие тела зараженных. Кожа у них тогда была белесая, словно выточена из льда, глаза выцвели, но красные зрачки все еще тускло тлели в орбитах. Многие так и не пережили холода, без тепла ульев замерзли и околели. Но те, кто уцелел, будто впитали в себя сам мороз, адаптировались, отрастив мощную подкожную прослойку жира.

Каплан остановился и обернулся.

— Думать про природу будете потом. Сейчас тишина и внимание.

Его голос прозвучал негромко, но так твердо, что разговор сам собой оборвался. Разведчики двинулись дальше, ступая осторожнее, стараясь лишний раз не хрустнуть веткой.

Весна оживляла природу, но в этом оживлении чувствовалось что-то лишнее, как будто слишком много тишины, слишком мало звуков. Ни шума техники, ни человеческих голосов. Только птицы и редкий ветер. Иногда на горизонте мелькали серые силуэты старых просек, заросших, брошенных, будто сама земля хотела скрыть следы людей. Руденко, не выдержав, снова нарушил молчание:

— Командир, а если все же?.. Ну вот, если это правда, про новый штамм. Говорят, он быстрее заражает, четыре часа, и ты либо в могиле, либо безмозглый каннибал.

Каплан не ответил сразу. Он шел, всматриваясь в пространство между стволами, будто именно там скрывалась угроза. Опыт подсказывал, что зараженные второй стадии могли незаметно подкрасться в любой момент.

— Вот потому мы и идем, — наконец сказал он. — Чтобы не гадать.

И снова лес заговорил сам: легкий стук дятла, треск веток под ногами. А в этой весенней благодати четверо вооруженных людей в камуфляже выглядели чужаками как будто сама природа еще решала, принять их или нет.

Солнце клонилось к закату, когда лес начал редеть, и вскоре разведчики вышли на опушку. В низине, раскинулась деревня — десятка три домов, утонувших в бурьяне. Когда-то здесь, наверное, пахло дымом печей, кипела какая-то жизнь, хотя последние десятилетия народ больше тянулся в города…

Теперь над крышами вилась только туманная дымка, и тишина была такой густой, что уши звенели.

— Вот и петрозаводские окраины, — глухо сказал Волошин, поправляя разгрузку. — Не похоже на живое место.

Но место было не мертвым. По улицам медленно бродили фигуры. На первый взгляд, люди, но стоило присмотреться, и становилось ясно: зараженные.

Кожа у них посерела, будто ее вымочили в пепле. На лицах, шея, спинах руках вздувались опухоли. Суставы перекручены, движения неловкие, дерганые, казалось, что ноги и руки ломаются при каждом шаге, но все равно продолжают двигаться. Красные глаза, отражая свет, сверкали как угли, и даже издалека чувствовалось — они видят иначе, чем человек. Слишком сосредоточенно, слишком цепко.

Некоторые были одеты почти по-человечески: рабочие куртки, резиновые сапоги, у женщины — цветастый платок, не успевший слететь с плеч. Савельев поднес бинокль к глазам и выругался вполголоса.

— Одежда свежая. Они обратились недавно. Недели две, может месяц. Значит, тут новый штамм прошелся.

— Вот дерьмо, — буркнул Руденко. — В лесах заразы нет, а тут прямо гнездо.

Каплан молчал. Он смотрел на эти красные глаза и понимал: это не безмозглые падальщики. Здесь уже был порядок. Чувствовалось, что кто-то держит их под удаленным контролем. И если сведения о «„Страннике“» верны… значит, они пришли не зря.

Тени от деревьев вытянулись, небо становилось фиолетовым. Время шло к ночи.

— Надо решить, где ночуем, — сказал Савельев, опуская бинокль. — Лес безопаснее. В деревне слишком много заразы.

— В лесу? — фыркнул Каплан. — И ждать, пока тварь спрыгнет тебе на голову? Или стая подкрадется в темноте?

— А в доме? — возразил Руденко. — Сожрут, если окружат. Деревня — ловушка.

— Лучше ловушка со стенами, чем голая поляна, — отрезал майор. — Здесь хотя бы есть двери, окна, чердак. А в лесу мы мясо.

Спор повис в воздухе. Волошин, до этого молчавший, сказал тихо, почти примиряюще:

— Командир. Мы будем в доме. Ночь длинная. Кто-то дежурит, кто-то спит. Так хотя бы шансов дожить до утра больше.

Каплан коротко кивнул, решение принято. Группа еще несколько минут наблюдала за деревней, пересчитывая зараженных, прикидывая маршруты. Потом майор сделал знак, и они начали спускаться с опушки в сторону опустевших домиков.

Воздух внизу был тяжелее, будто пахнул смертью. В траве валялись брошенные игрушки, ржавел велосипед, доски от разобранного сарая. Здесь время остановилось, и только медленные шаги зараженных нарушали картину застывшего мира.

Автоматы с глушителями тихо кашлянули. Несколько фигур с простреленными головами упали в траву, даже не успев издать звука. Густая, почти черная кровь вязко растекалась по земле. Савельев снял одного, мелькнувшего в окне заброшенного дома, пуля вошла в глаз, и тело осело на пол. Методом проб и ошибок давно поняли, что если ходока только ранить, он успеет издать сигнал тревоги, вербально и в радиодиапазоне, а простреленный череп — гарантия скрытности.

— Чистим дальше, — приказал Каплан.

Они работали быстро и слаженно, словно связанные роевым сознанием, не хуже тварей. Зараженные падали один за другим. И вот улица перед выбранным домом опустела, разведчики ни разу не промахнулись.

Вечер окончательно вступал в свои права. С запада тянуло прохладой, и первые звезды вспыхнули в безоблачном небе, ночь только начиналась.

Выбрали двухэтажный коттедж на краю деревни. Кирпичный, с выцветшей металлочерепицей, он казался крепче остальных обветшавших домов. Двор зарос крапивой и лопухами, калитка висела на одной петле. На крыльце валялись чьи-то сапоги, словно хозяин снял их в спешке и так и не вернулся.

Каплан поднял руку, разведчики рассыпались по территории. Савельев занял место у забора, прикрывая улицу. Руденко шагнул на крыльцо и тихо толкнул дверь стволом автомата. Она скрипнула, и изнутри потянуло затхлостью.

Внутри было темно. Каплан первым вошел в прихожую, свет фонаря пробежал по обоям, старому ковру и кривому зеркалу, в котором отразилась бледная полоска его лица, скрытого балаклавой. На вешалке еще висела зимняя куртка, в кармане блеснула связка ключей.

— Осмотримся. — коротко сказал он.

Разделились, Руденко пошел направо, Волошин налево. Каплан двинулся к лестнице, держа ствол чуть выше пояса. Дом дышал пустотой. Где-то наверху заскрипела доска, но это был всего лишь ветер.

На кухне Савельев наткнулся на разлагающееся тело. Женщина, лет сорока. Сидела, прислонясь к стене, с пистолетом в руке. На виске дырка от пули, глаза выцвели. На столе перед ней стояла чашка с засохшим чаем и банка варенья, наполовину пустая. Снайпер тихо перекрестился.

— Самоубийство, — сообщил он. — Не захотела обращаться.

Они проверили подвал, пусто. На чердаке лишь старые лыжи и пыльные ящики. Когда убедились, что в доме никого нет, занялись укреплением. Мебель подтащили к окнам, двери подперли тумбочкой, комнату на втором этаже отвели под наблюдательный пост.

Лишь после этого позволили себе снять рюкзаки и немного расслабиться. Сухпайки извлекались бережно, будто это был праздничный ужин. Консервы, галеты, куски прессованного мяса. Запах еды в тишине дома казался слишком ярким, почти дерзким.

Разложив карту на полу, Волошин посветил фонариком и прикинул местонахождение их разведгруппы.

— Если армия решит наступать, пойдут через Карелию. Вопрос, хватит ли сил?

— Хватит, если ударят массой, — сказал Руденко, жуя галету. — Эти твари не армия. Их можно выбить.

Савельев покачал головой:

— Единство не такие уж твари. У них порядок. Командиры. И этот… Странник. Если он здесь, значит, будет сопротивление.

Каплан молчал, глядя на карту. Потом тихо произнес:

— Карелия — ключ. Очистим ее — откроется дорога к Питеру. А там — станция.

Слово «„станция“» прозвучало как заклинание. В условиях постапокалипсиса, где даже керосин был роскошью, работающая АЭС значила больше, чем золото. Электричество — это свет, тепло, надежда.

— А если не получится? — тихо спросил Волошин.

— Тогда смысла идти дальше на юг нет, — жестко сказал Каплан. — И надежды восстановить страну нет.

Повисла тишина. Где-то за окнами протянулся вой — глухой, тоскливый, будто стон потерянной души. Дом вздрогнул от ветра, доски заскрипели. Но стены держали, а внутри было тепло.

Каждый думал о своем: о доме, которого больше нет, о людях, которые превратились в этих чудищ, о будущем, которое еще можно вернуть. Но никто не сказал ни слова.

Майор потушил фонарь и прилег на диван. Ночь предстояла длинная.

Руденко сидел на втором этаже у окна и разглядывал улицу через тепловизионный прицел своей винтовке. Внизу по дому были слышны лишь редкие шаги капитана и тиканье часов в старом буфете, видимо, батарейка не успела сесть окончательно.

Вдруг в эфире прозвучал голос сержанта.

— Засек движение. Развитые, штук шесть тварей… врываются в дома.

Сон как рукой сняло, разведчики бросились к забаррикадированным окнам. Через тепловизионные прицелы и ПНВ улицу было видно почти как днем. Вместо спячки или бесцельного блуждания зомби оживились, стали вылезать из нор, сбиваться в группы. По центральной улице метались проворные фигуры, это были не зараженные первой стадии. Худые, сгорбленные существа врывались в дома по очереди, перепрыгивая заборы и проламывая двери. Кто-то из них шарил по углам, кто-то рыскал по сараям, вынюхивая людей. Действовали по четкой схеме: войти в дом, выйти. Осмотреться, затем в следующий дом.

Каплан следил за перемещениями противника через тепловизионный прицел своего АК-15.

— Видите, мужики? — сказал он, сохраняя хладнокровие. — Зомби были сигнализацией. А эти — черти, посланные Единством.

Волошин стиснул зубы:

— Что делать будем?

— Ждем, как только приблизятся, валим всех.

В кромешной тьме прорезались тусклые голубые вспышки, словно проблесковые маячки машин полиции или скорой помощи. Из соседних дворов мигнули ответные сполохи. Так зараженные общались друг с другом, наряду с звуковыми сигналами и биологическим радио.

— Огонь! — рявкнул Каплан.

Одна из худых фигур ворвалась во двор, перепрыгнув через предусмотрительно запертую калитку. Каплан не думал долго, короткая очередь в верхнюю часть туловища и развитый завалился на землю, голубые фотофоры тут же погасли.

С запозданием раздался приглушенный хлопок с второго этажа.

— Минус один!

По деревне прокатились вопли, не те вялые стоны зомби, а резкие крики развитых, в которых чувствовалась боль и гнев. Развитые, потеряв двоих, отошли назад и тут же выдвинули вперед толпу зараженных первой стадии в качестве живого щита.

— Артем! — крикнул Каплан. — Будь внимателен, развитые могут зайти с фланга, пока стадо отвлекает нас!

Волошин и Руденко поливали свинцом стягивающихся к дому тварей, целясь по головам. Зараженные, несмотря на деформации и опухшие конечности, действовали пугающе быстро, их искореженные тела будто не знали усталости. Навалившись, они снесли забор, быстро преодолели внутренний дворик и обложили дом с трех сторон.

И тогда позади раздался глухой грохот. Каплан успел лишь обернуться и увидел, как из темноты на него несется фигура, источник слабого голубого свечения. Из запястий мутанта вылетает два костяных шипа, один пронесся в паре сантиметров от лица, второй вонзился в подсумок на поясе и был остановлен кевларом противоосколочного комбинезона — от оружия инфицированных тоже спасает.

Если бы шип попал прямо в тело, нейротоксин в течение пары минут прикончил бы Каплана.

Развитый рванулся вперед с удвоенной скоростью. Майор не успевает выстрелить, порождение древнего вируса сбивает его с ног и наваливается всей массой. Четырехглазая тварь попыталась вцепиться в его горло. Когтистые пальцы пытаются исполосовать кожу, но не выходит из-за слоя армированной ткани.

Разведчик левой рукой пытался удержать мутанта, а правой кое-как нащупал в набедренной кобуре пистолет, после чего вытаскивает оружие. Звучит несколько выстрелов в голову. Тварь сразу обмякла, фотофоры погасли.

Но в лицо майора попало много слюны и крови мутанта.

Биологические жидкости оказались в глазах, во рту, носу. На мгновение у Каплана в голове мелькнула паническую мысль: «„А что если мне конец?“» Врожденный иммунитет справлялся с некоторыми штаммами Хронофага, плюс каждый военнослужащий привит адаптивной вакциной, которая защищает при низкой вирусной нагрузке. Тем не менее, стопроцентной защиты не существовало…

Пока командир группы разбирался с развитым, его бойцы отстреливали наседающих инфицированных.

— Ты как, командир? — вбежавший капитан подоспел слишком поздно.

— Порядок.

Тем временем снайпер прикончил еще нескольких развитых, направлявших низших собратьев. Орда потеряла координацию, зомби начали ломиться более беспорядочно, некоторые даже разбегались по сторонам, если в разрушенных вирусом мозгах оставались остатки чувства самосохранения.

Тут же раздался пронзительный вой. Последний из развитых сорвался прочь, растворяясь в переулках.

— Сбежал, проворная сука! — процедил Руденко..

Каплан только рявкнул:

— Добить остальных! Живо!

Твари продолжали лезть, они стонали, хрипели, царапали стены, пытались пробить двери плечами. Автоматные очереди рвали их плоть, нанося несовместимые с жизнь повреждения. Гулкие хлопки глушителей сливались в один непрерывный стук, заглушая стоны раненных ходоков.

Через пару минут во дворе не осталось ни одного живого инфицированного. В воздухе повис тяжелый запах крови и тухлый смрад, который смешивался с весенней сыростью.

Установилась гробовая тишина.

— Все, — выдохнул Волошин. — Кончились.

— Кончились? — глухо ответил Каплан. — Тварь сбежала за подкреплением, в следующий раз за нами отправят омег.

— Тогда нужно отходить. Мы раскрыты, задание провалено.

— Нет, — возразил майор. — Вряд ли они сразу поймут, с кем имеют дело… Скорее примут нас за каких-нибудь залетных выживальщиков и пошлют второсортных ополченцев с ружьями разобраться. Мы их тоже завалим, если догонят.

Капитан покачал головой.

— Рискованно, командир. Мы уже достаточно наследили.

— Тут до аэропорта не больше семи километров, часа за два-три дойдем, найдем нормальную позицию и пересидим облаву прям у них под носом… Мы же не против натовцев воюем, большая часть омег Единства — простые гражданские без боевого опыта и нормальной подготовки.

— Тем не менее, в прошлом году они дали Основателям прикурить, значит и о контрдиверсионных мероприятиях имеют представления.

— За счет наглости, внезапности, — парировал Каплан. — Мы поступим также.

Разведчики закрепились в заброшенной даче на окраине леса. Дом был двухэтажный, с обвалившейся верандой и треснувшими стеклами, но крыша держалась. Отсюда открывался хороший обзор на западный сектор бывшего гражданского аэродрома. Ветки сосен прикрывали их позиции, а старый чердак позволял установить наблюдательную точку с минимальным риском быть замеченными.

Сначала они просто сидели и слушали. Весенний лес шумел, птицы тревожно перекликались, но от самого аэродрома доносились другие звуки — низкий рев турбин, металлический скрежет, глухие удары. Объект не пустовал, здесь работали. Савельев первым достал бинокль с ночным видением. Долго всматривался, потом тихо сказал:

— Вижу вертолеты. Ми-17, два штуки. И дальше, за ними, «„тридцать пятые“». Три машины.

Каплан цокнул от досады. Восстановленная армейская авиация в руках зараженных — это уже не просто пугающий факт, это угроза целым колоннам, которые будут наступать по крупным магистралям.

— Думаешь, летают? — спросил Руденко.

— Шум двигателей слышишь? — отозвался Савельев. — Работают. Значит, поднять в воздух могут.

Чуть позже заметили и самолеты. Невысокие силуэты с длинными крыльями стояли на краю полосы. Турбовинтовые — легкие транспортники. Их хвосты были обклеены брезентом, но на фюзеляжах различались свежие заплаты. Зараженные не просто охраняли аэродром. Они умели чинить и поднимать в воздух технику. Волошин покрутил головой, отрываясь от прицела:

— Вот и верь теперь штабным. «„Толпа мутантов“»… Да эти твари держат объект как полноценная часть армии. ПВО выставлено, патрули, техника восстановлена. Мы, выходит, все время недооценивали Единство.

— Недооценивали? — хмуро переспросил Каплан. — Штаб недооценивал, мы знали об этом с зимы. Теперь главное — доказать очевидное.

День прошел в наблюдении. Патрули двигались по периметру. Двое или трое «„солдат“» — зараженных омег. Внешне обычные люди в околовоенной одежде, только слишком ровные движения. Они держали оружие правильно, перемещались грамотно, перекрывали сектора, как обученные военные. С ними шли прыгуны.

Этих спутать было нельзя ни с чем. Тела, напоминающие горилльи, двигались на четвереньках, резко, пружинисто, периодически фотофоры на спине и боках вспыхивали мягким голубым свечением. Суставы неестественно вывернуты, спины выгнуты, головы низко опущены. Морды — уродливая пародия на человеческий череп, угловатые, с вытянутыми челюстями, в которых торчали длинные клыки. Когда они замирали, их дыхание слышалось даже на расстоянии — тяжелое, сиплое.

Один из таких прыгунов остановился и повернул голову к лесу. Мгновение все внутри дачи замерли, пальцы легли на спусковые крючки. Но мутант фыркнул, рванул дальше, нагоняя патруль.

— Вот что значит охрана, — пробормотал Руденко. — К обычным зомбакам можно подойти хоть в упор. Эти учуют раньше, чем увидят.

— Потому и не лезем, — сказал Каплан. — Наша задача — наблюдать. Мы не штурмовая группа, держим дистанцию, не выдаем себя.

К вечеру они уже знали: патрули проходят каждые полтора часа, иногда чаще. На углах аэродрома виднелись огневые точки. Не импровизированные, а по всем правилам военного дела: мешки с грунтом, секторный обстрел, перекрытые подходы. В одной из таких точек Савельев заметил крупнокалиберный пулемет. Каплан озвучил очевидный факт:

— Аэродром полностью функционален, это не руины. Здесь есть порядок, дисциплина и управление. Держимся. Еще сутки-полтора. Не суемся ближе, нужно собрать больше сведений.

— Коптер запускаем? — уточнил снайпер.

— Нет, слишком рискованно.

Ветер стих, и шум леса ушел в тень, словно сам природа избегала близости к этому месту. Только гул работающих агрегатов и периодический лязг металла напоминали, что там, за колючкой и огневыми точками, продолжается жизнь.

В тепловизорах белыми силуэтами мелькали патрули, иногда проступали темные туши вертолетов и самолетов. Иногда в небе пролетали дроны — легкие, с длинными крыльями. Они двигались бесшумно, иногда зависали над лесом, потом снова уводили курс к базе.

Савельев тихо выругался:

— У них БПЛА работают лучше, чем у половины армий мира. Мы едва пару «„Орланов“» можем поднять, а эти уроды клепают, будто конвейер у них стоит.

Каплан не ответил. Он смотрел на полоску огней по периметру и думал о другом. О том, проявятся ли симптомы Хронофага или нет. О том, что когда-то Единство казалось мелкой сектой, локальным кошмаром Петербурга. Тогда в штабе считали, что мутанты перегрызутся с Основателями и исчезнут вместе. Но этого не произошло.

Зимой из Великого Новгорода пришли слухи. Тамошняя зона безопасности трещала по швам — Хронофаг косил людей сотнями, каждый день кто-то умирал или обращался в монстра. И тогда появился он — мутант, назвавший себя Пророком. С ним были омеги, такие же зараженные, но сохранившие разум и навыки. Они поставили ультиматум: принять иной штамм вируса и забыть про страх смерти. Не будет зараженных, не будет вымирания — будет «„Единство“».

Новгород принял сделку. Командование сдалось, большая часть населения подверглась добровольному заражению, сотням несогласных позволили мирно уйти в другое место, и целая зона с двумястами тысячам жителей и сотней тысяч беженцев мирно ушла под контроль Пророка. С того дня стало ясно, что речь идет не о бродячих мутантах. Это была сила с планом. Каплан тихо вздохнул, поправив ремень автомата.

— Мы кровью умоемся, воюя с ними, — сказал он вслух, но больше себе, чем остальным. — А это полноценная армия с идеологией.

Никто не ответил. Все продолжали смотреть в темноту. Только где-то вдали, ближе к полосе, прошел еще один патруль. Прыгун двигался неровно, подпрыгивал и резко останавливался, нюхая воздух. Казалось, вот-вот он обернется и уставится прямо в сторону леса, где лежали разведчики. Но нет. Тварь опять фыркнула и ушла за своим хозяином.

Каплан посмотрел в сторону Петрозаводска. тоже всплыл новый Пророк. Еще одна зона, проглоченная зараженными. Еще один кусок территории, который превращался в оплот Единства. И если слухи о четвертом таком лидере под Пензой правдивы, значит, речь идет о целой сети. О системной угрозе.

«„А мы сидим на крыше полуразваленной дачи и до сих пор пытаемся подтвердить то, что и так давно известно.“»

Но вслух он произнес другое:

— Пишем все. Каждое движение, каждую машину, каждый патруль. Пусть потом не говорят, что мы не предупреждали.

Наступивший после нелегкой ночи день, казалось, тянулся бесконечно. Холодный туман спустился с ближайших озер, окутал деревья и вполз даже на крышу, где расположился отряд. В теплаке мир был странным — расплывчатые контуры, редкие всполохи тепла, звуки приглушенные, как будто сами деревья боялись лишнего шороха.

Под аэродромом жизнь кипела. Стычка с зараженными дала о себе знать, патрули усилились, теперь каждые пятнадцать минут по периметру проходили группы омег с прыгунами. Они двигались быстро и дисциплинированно. Не толпа зараженных, а выученные дозорные, которые понимали, что ищут.

— Как по уставу, — пробормотал Руденко, глядя в прицел. — Чисто как наши наряды, только эти еще и четвероногих тварей таскают с собой.

— Наши бы через час перекур устроили, пока командир не видит, — хмыкнул Савельев. — А эти не устают.

Каплан молча наблюдал за огневыми точками. Между ними курсировали вооруженные бойцы, на взлетном поле мелькали легкие броневики — гражданские внедорожники, обшитые листами импровизированной брони и пулеметными турелями. Все это было сделано с пониманием дела, не наспех.

Мысли возвращались к Пророкам. Каплан знал: удерживать власть им было просто. Биорадиотелепатия давала полный контроль над зараженными. Омеги, прошедшие перепрошивку, не сомневались и не колебались, служили фанатично, с полной памятью и навыками прежней жизни. Фактически это были офицеры новой армии.

Именно это пугало. Если в Новгороде они подчинили целую зону, если в Петрозаводске история повторилась, значит, система работает. Она может размножаться и расширяться. И никакая суровая зима или голод уже не станут барьером, раз холодный сезон пережили.

— Смотри, Миш, — шепнул Волошин. — «„Крокодил“» пошел.

По полосе медленно выкатывался Ми-35. Машина явно готовилась к вылету. Вскоре к нему подвезли топливную цистерну, зараженные в потрепанном камуфляже разных расцветок возились у баков. Вскоре загудели двигатели вертушки, скорость вращения винтов увеличивалась.

— Да они их действительно в воздух поднимают, — едва слышно сказал Савельев. — Млять, кто бы мог подумать…

Каплан сделал себе в памяти заметку: «„Ми-35 — запуск, техобслуживание, присутствие омег на обслуживании, охрана усилена“». Такие приемы позволяли лучше запоминать увиденное, фиксировать наиболее важные детали.

Затем майоры всмотрелся в даль за периметром снова мелькали прыгуны. Они уходили дальше обычного, прочесывали местность.

— Везет, пока нас не засекли, — пробормотал майор. — Еще сутки надо продержаться

Но сам он понимал: если хотя бы одна из тварей выйдет на их след, уйти будет не просто.

Вечером в небо поднялись очередные дроны. Небольшие, но с явным размахом крыла больше двух метров, они уходили в высоту, набирали курс и исчезали в облаках. Каждые двадцать минут поднимали новые. Диспетчерская вышка активно работала.

— Дроны у них на постоянном цикле, — констатировал Савельев.

Каплан коротко кивнул, но промолчал. В этот момент от полосы оторвался Ми-17. Машина сделала над аэродромом круг и пошла на малой высоте в сторону Петрозаводска, осуществляла транспортировку какого-то грузка.

Руденко, оторвавшись от прицела, нахмурился.

— Я тут вспоминаю… слушал как-то выступление наших ученых по радио. Там говорили про роевое сознание. Мол, это не просто сигналы. Они память могут передавать. Опыт. Понимаете?

Все трое повернулись к нему.

— Ты хочешь сказать, уточнил Савельев. — Что им не нужны инженеры? Достаточно одного, и опыт уйдет дальше?

— Вот именно, — кивнул Руденко. — Нет дефицита специалистов. Омег перепрошивают, и он получает доступ к коллективным знаниям. Кто-то один разобрался с двигателем, значит, через пару дней целая сеть зараженных поблизости знает, как его чинить.

Каплан оторвался от тепловизора. Его лицо было мрачным.

— Тогда у нас проблемы конкретные. В долгосрочной перспективе это означает одно: Единство может победить.

Он сказал это без пафоса. Спокойно, но в словах звучала тяжесть. Секунду все молчали, слушая гул с аэродрома. Казалось, даже старый дом вокруг прижал плечи, будто сам понимал сказанное.

— И тут штабные ошибаются, — наконец произнес Волошин. — Полагая, что можно покончить с ними, устранив альфу.

— Не покончим, — резко ответил Каплан. — Эти ребята уже не толпа и чем дальше, тем сильнее она будет.