Разочарование, вот что я видела в глазах Харальда. А самое неприятное, что он был разочарован во мне, — это я ощутила очень остро. А ещё меня это задело. И на душе стало тяжело, словно я предавала его.
Но почему, ведь нас на самом деле ничего не связывало?
Э, нет, уже связывало. Общее дело, общая цель, общее желание. И зародившиеся чувства.
Я оказалась неравнодушна к чарам этого красивого, уверенного в себе мужчины. В нём было всё так, как я любила, и почти не было того, что раздражало. Он не кичился своей силой, положением, мужской привлекательностью. Хотя в академии были те, кто, узнав, чья я невеста, пытались уколоть и даже лицемерно сочувствовали такому перспективному жениху.
Неужели и его чувства были настолько глубоки, что его так зацепило моё недоверие? А почему бы и нет? Я сама совсем недавно смотрела в его душу, вернее, туда, куда он пустил меня. Как и я.
Так почему же я всё ещё не доверяла своему жениху, не раз показавшего своё отношение ко мне, не раз спасавшего меня?
А ведь он был похож на отца. И его поведение, характер, его отношение к жизни. Не в этом ли причина?
Себе врать было бесполезно. Тогда, в пятнадцать, уход обоих родителей, а после и их смерть я посчитала предательством.
Харальд не отпускал мой взгляд, и я ответила со всей откровенностью:
— Родители, отец. Я верила им, считала, что они всегда будут со мной: заботиться, любить. Я думала, что поступлю в академию, и в первый год родители будут гордо смотреть на меня, когда меня отметят как одну из лучших. Что практику мы выберем вместе, такую, как я хочу. А когда я получу диплом, они будут рядом, слушать речь ректора и гордиться мной. Что мама подскажет про парней, и на каникулах будет слушать, кто мне нравится, а кто нет. Что отец прислушается к моим желаниям, и замуж я выйду по любви.
— Это эгоизм, Эмма, ты уже выросла. Это нормально для подростка, но ты и сама уже понимаешь, что в жизни не происходит всё только так, как мы хотим. И как это вообще связано со мной?
Я хмыкнула, понимая, как наивны были мои давние мечты, как сильно ранило меня то, что случилось со мной и с моей семьёй.
— Как связано? Ну смотри, сейчас ты здесь, со мной и Роком. Но почему ты здесь? Ведь ты сам признался, из-за кольца и медальона. Кстати, вынуждена разочаровать: кольца слишком похожи, дяде хватило ума переплавить его из родового артефакта. И какое из них настоящее, я узнаю, став совершеннолетней.
Харальд пожал плечами и выдал вроде как равнодушно:
— А ты никогда не задумывалась, почему ты не чувствуешь артефакты рода, как должно? Ладно дядя, побочная линия. Твой отец старший, это его артефакты, а ты прямая наследница. А ты помнишь, какой возраст ещё сто лет назад считался совершеннолетним? Что было критерием?
Я заморгала, пытаясь понять, к чему был этот вопрос. Равнодушием я не обманывалась, магия внутри Харальда пыталась минимизировать потери. Прекратив думать, почему жених задал именно этот вопрос, попыталась вспомнить.
— Когда родовая сила полностью активизируется, когда проявится дар и сила стабилизируется.
— И когда это произошло у тебя?
— Хм. — Признаваться в том, что моя магия уже была стабильна перед побегом? И я провела все нужные ритуалы. Значит, и род Бъёрнов обманывала, ведь я должна была им сообщить. В таком случае они могли меня забрать под свою опеку, что бы и сделали, я уверена. Пришлось признаваться: — Мне только исполнилось семнадцать, и моя сила уже стабилизировалось. Когда наследница остаётся без реальной поддержки старшего в роду, а у меня и главы рода, часто сила и дар пытаются защитить носителя, просыпаясь и формируясь раньше.
Харальд же спокойно кивнул:
— От такой тихони, как ты, Эмма, другого и не следовало ожидать. Вот только ты не учла ещё кое-чего. Почему ты не чувствуешь, какой из перстней настоящий? Ведь ты, получается, первый претендент на главенство рода. Дядя тебе не соперник, однозначно, значит, ты должна чувствовать настоящий. Попробуй ещё раз. Сожми их, каждый в своей ладони, закрой глаза, обратись к силе рода.
Я видела, что Харальду самому было важно понять причину. А я была в полной растерянности. Неужели был ещё кто-то в роду, кто мог претендовать на главенство? Кто-то мог забрать себе лагуну, которую уже закрепил за основным родом мой отец. Он для этого и пошёл в ту самую экспедицию, чтобы у нас были средства дальше осваивать скрытые земли в лагуне.
Успокоилась, понимая, насколько важно сейчас собраться. Сосредоточилась, выпуская силу. Я чувствовала её, как и напряжение, сковавшее всё тело.
Открыла глаза, посмотрела на жениха и тихим, мертвенным голосом ответила на его вопрошающий взгляд:
— Ничего. Я не могу, Харальд, просто не чувствую, будто кто-то закрывает мне эту возможность. Значит, глава уже выбран, и это не я.
Посмотрела на перстни, разозлилась, желая выкинуть их прочь! Но быстро пришла в себя, понимая, что один из них, это реликвия рода. А протянула руку Харальду, в желании отдать, избавиться от обоих перстней.
— Пусть тот, кто и является главой, разбирается. Ему не составит труда понять.
Я заметила странный взгляд, брошенный на меня Харальдом. Он спросил и был так серьёзен:
— Неужели у тебя никаких догадок, Эмма? Я думал, это очевидно.
Не желая разгадывать ребусы, сильно устав за этот день, я хотела предложить уже просто заснуть, когда услышала шокирующие меня слова. Слова, которые переворачивали всё в этом мире. Всё для меня.
— А почему ты не подумала, что признанный глава всё ещё жив, Эмма?
Моё молчание, ступор, и тишина ночного леса.
Я не сразу нашлась с ответом, поначалу до конца понимая, что только что услышала. Это ведь было невозможно, ведь так?
— Ты шутишь, Харальд? Не стоит, это слишком жестоко. Давать надежду… А ведь за экспедицией отправляли спасателей, это я точно помню. Ко мне приходили двое из королевской службы. Нет, это просто невозможно…
А сердце застучало сильнее, схватившись за призрачную, но надежду. А вдруг?