Авантюрист поневоле

Глава 5 Добро пожаловать на борт!

Когда Витя поднял глаза и посмотрел в зеркало, его сердце решило взять небольшой отпуск и остановилось, как будто сказало: "Ну всё, с меня хватит." В отражении он увидел лицо совершенно другого человека. Глаза Вити расширились от ужаса, и по его спине побежал холодный пот. Головокружение и ощущение нереальности происходящего охватили его, как будто он оказался в кошмаре, который по всем правилам не должен был случиться именно с ним.

В зеркале, где должна была быть его обычная физиономия, вместо этого сидел на полу камеры какой-то молодой человек, выглядевший, на первый взгляд, вполне обаятельным. Его тёмные, слегка вьющиеся волосы были небрежно уложены, словно они каждый день выбирали: "Сегодня будем игнорировать гравитацию или нет?" Черты лица были острыми, как будто их вырезали по чертежу, где каждый уголок просил добавки. И хотя улыбки на этом лице не было, её можно было почти почувствовать — хитрую, дерзкую, готовую к авантюрам и всем возможным неприятностям. Глаза цвета тёмного янтаря сверкали с таким коварством, что могли бы обмануть даже саму реальность.

Витя уставился на это отражение, чувствуя, как его разум начинает разрываться на части, словно старый ковёр, которому не повезло встретиться с пятой кошкой за неделю. "Кто это? Почему я вижу его, а не себя?" — думал он, и каждая мысль тянула его всё глубже в трясину отчаяния, как будто кто-то дал ему скидку на безысходность. Он не мог поверить в происходящее, его сознание отчаянно пыталось сообразить, что же, чёрт возьми, происходит.

Эмоции перемешались в его голове, как ингредиенты для самого ужасного коктейля: ужас, недоверие, ярость и отчаяние. "Я не он! Я не…" — кричал он про себя, но каждое движение отражения словно подтверждало обратное.

— Это просто кошмар, просто ужасный сон…, — прошептал он, но в этот момент Вите показалось, что его отражение — этот Артур, кем бы он ни был, — не выглядел испуганным. Напротив, он смотрел на Витю с лёгкой, едва заметной ухмылкой, словно говоря: "Ну что, нравится? Я ведь предупреждал."

Тряхнув головой, Витя решил не сдаваться так просто. Он встал на ноги, и его отражение встало вместе с ним, как два партнёра в каком-то зловещем танце. Каждое движение казалось предательством, а каждая мысль — очередной каплей яда, разъедающей его рассудок.

— Кто ты такой? — закричал Витя, обращаясь к своему отражению, но в ответ получил лишь тишину. Артур же смотрел на него своими проницательными глазами, как будто говорил: "Я — это ты. Смирись."

Следующие несколько часов Виктор провёл в состоянии, которое можно описать как «легкая шизофрения с примесью паники». Он сидел на холодном каменном полу камеры, словно сбежавший герой из тюремного романа, изредка бросая взгляды на своё отражение в зеркале. Впрочем, вместо привычного "это я, только с серой кожей и уставшим видом" он видел что-то совершенно чуждое и пугающее. Его разум сопротивлялся логике, упрямо повторяя: "Это просто сон, просто кошмар", хотя явно готовился вот-вот сдаться.

Звуки капающей воды и далекие шаги эхом разносились по коридорам, словно пытаясь создать идеальный саундтрек для ужасающего чувства изоляции. Холод и сырость проникали в каждую клеточку тела, как назойливая реклама, которую невозможно выключить. Всё это усиливало ощущение безысходности, и Виктору оставалось лишь ждать, когда всё это наконец закончится. Хотя, честно говоря, он не был уверен, что вообще доживёт до счастливого финала.

Из этого меланхолического транса его вырвали стражники, появившись столь внезапно, что это было почти невежливо. Они грубо схватили его за руки и потащили по коридорам, не слишком заботясь о том, что его ноги не всегда поспевали за происходящим. Виктор не сопротивлялся. Он был слишком ошеломлён, слишком потерян и — откровенно говоря — слишком измотан, чтобы даже попытаться.

Они провели его через тёмные коридоры, освещённые тусклыми магическими факелами, чьи огоньки напоминали ему о том, что в мире ещё осталось место для загадок и головоломок, но явно не для него. Запах сырости и плесени смешивался с привкусом железа — если бы Тюрин сейчас был на гастрономическом туре, это был бы его худший кошмар.

Наконец, стражники вывели Виктора на открытую площадку, где яркий солнечный свет больно резанул по глазам. Он зажмурился, а когда снова открыл их, то оказался перед зрелищем, которое ни за что не смог бы придумать сам, даже если бы ему заплатили сверхурочные за воображение.

Перед ним возвышался корабль, который выглядел так, будто его спроектировал человек с богатой фантазией и сомнительным чувством меры. Внешне это было нечто среднее между парусником и звездолётом, как если бы кто-то задумался: "А что, если взять классический линкор и добавить ему немного магии и способность летать?". Результат оказался удивительно массивным, как будто корабль не мог определиться, хочет ли он бороздить морские просторы или покорять космос, и решил делать всё сразу.

Корпус судна был создан с явным уважением к традициям древних ремесленников, любящих инкрустацию и вычурные резные узоры. На первый взгляд, казалось, что это мастерски обработанное дерево, но присмотревшись, Виктор заметил, что материал был магически усилен, и уж точно это было не просто дерево, а нечто большее, возможно, из легендарных магических лесов, которые существовали в иных измерениях. Это был корабль, который словно перешагнул через века, взяв с собой лучшее от каждого периода.

Магические паруса, не подвластные законам физики, мягко светились голубым сиянием и колыхались на ветру, как огромные крылья мифического существа, которое вроде бы собиралось взлететь, но всё ещё сомневалось, стоит ли это делать прямо сейчас или подождать более подходящего момента. Каждая ткань парусов была прошита магическими нитями, которые излучали тонкий, почти невидимый свет, словно поддерживали не только парус, но и саму реальность вокруг корабля.

На палубе виднелись массивные турели и орудия, которые казались одновременно и грозными, и слегка неуместными, как музейные экспонаты, случайно попавшие в эпицентр битвы. Турели были украшены древними рунами, из которых исходила энергия, словно они сами были готовы стрелять, только стоит кому-то дать приказ. Виктор невольно подумал, что эти орудия, вероятно, могли бы с лёгкостью превратить врагов в пыль, но также могли бы украсить собой зал какой-нибудь древней галереи.

Стражники и матросы сновали по палубе, как муравьи, спешащие укрепить муравейник перед бурей. Они проверяли всё: от креплений канатов до магических механизмов, которые были вмонтированы в корпус корабля, словно магия и технологии здесь стали единым целым. Сложные магические символы, вырезанные на парусах и корпусе, переливались всеми цветами радуги, как будто это были не просто узоры, а настоящие заклинания, встроенные в структуру корабля, поддерживающие его существование и, возможно, даже дающие ему свою волю.

Виктор стоял, поражённый величием и странностью этого судна, его мысли с трудом складывались в картину, которая выглядела одновременно невероятной и пугающей. Это был не просто сон, не игра воображения. Это был реальный мир, но не его реальность. "Я в другом мире," — осознание пришло к нему, как молния, попавшая в дерево. Волнение и страх боролись за первенство в его сердце.

Стражники подтолкнули его вперёд, заставив подняться по скрипящему трапу. Доски под ногами протестующе хрустели, добавляя ещё один штрих к этой слишком реальной сцене. Виктор чувствовал, как его сердце сжимается от страха, но вместе с этим начинало пробуждаться странное чувство любопытства. Может быть, эта реальность и не была его, но в ней было что-то, что звало его вперёд, заставляя шагать навстречу неизвестному, словно приглашение к путешествию, от которого невозможно отказаться.

***

Капитан Гаррик "Красный" лежал на полу камеры и предавался размышлениям, которые не привели бы его к свободе, но уж точно могли помочь спланировать идеальный барный марафон после побега. Он представлял, как сначала заглянет в «Пьяную Русалку» и расправится с парой кружек рома, а потом уже двинется в «Весёлую Сирену» за элем и бесплатными орешками. Важно не перепутать очередность.

Гаррик был человеком, которому жизнь то и дело бросала вызовы — чаще всего в форме неприятностей. Рыжие волосы, которые были настолько огненными, что могли конкурировать с его плащом, и сам плащ — потрёпанный, красный и абсолютно не подлежащий замене. «Кто же в здравом уме откажется от такого стильного тряпья?» — любил повторять Гаррик, когда кто-то предлагал ему сменить гардероб. На его шее висел медальон с черепом — символ пиратского величия и, возможно, его источника чуть-чуть неуместного, но неизменно присутствующего чувства юмора.

Гаррик был капитаном «Мёртвого Галеона» и предводителем пиратской банды «Кровавый Парус». Впрочем, в настоящий момент ему и нескольким его товарищам приходилось делить камеру в тюремном трюме транспортного корабля межмирового флота Гильдии Героев. «Эй, ребята, кто-нибудь помнит, за что нас в этот раз поймали? Было что-то эпичное или просто не повезло?» — лениво поинтересовался Гаррик у своих сокамерников.

Штурман Лира, прозванная «Чёрной Вдовой», сидела рядом, старательно игнорируя всё происходящее. Высокая, стройная, с длинными чёрными волосами, заплетёнными в косу, и взглядом, способным заморозить океан, она сверкала изумрудными глазами в сторону шумных товарищей, играющих в кости.

В углу камеры гремели кости — это боцман Гром и канонир Рэкс решали, кому сегодня улыбнётся фортуна. Гром, огромный великан из Норландии, скалился, когда выигрывал, и хмурился, когда проигрывал, что приводило к серьёзным структурным изменениям в камере, например, к падению светильников. «Я же говорил, что удача на моей стороне!» — радостно кричал он, подняв руки к потолку. Рэкс, напротив, был маленьким, юрким и с неистощимым запасом сарказма. «Гром, может, ты не замечаешь, но твоя 'удача' — это просто моя ловкость,» — ухмылялся он, подмигивая Лире, которая глубоко вздыхала в ответ.

Тюремный трюм корабля напоминал странную смесь между зоопарком и адом, где вместо зверей содержались самые отпетые злодеи всех миров. Стены из крепкого металла были укреплены магическими рунами, которые мерцали тусклым синим светом, словно пытались добавить немного мрачности, но на деле выглядели так, будто дизайнер решил «воткнуть что-то блестящее для настроения».

В соседней камере сидел гоблин по имени Скользкий Сник, известный своими талантами в мелких кражах и саркастических замечаниях. Небольшой, зелёный и крайне довольный собой, он мечтал о том, как украдёт у стражников ключи. «Ну хоть для разминки,» — думал он, хихикая про себя.

В другой камере обитал массивный орк, покрытый татуировками, которые светились в полумраке. Он мрачно смотрел на мир из своего угла, а его мускулы перекатывались под кожей, как будто спорили между собой. Он рисовал магические символы на полу, надеясь разрушить свои оковы.

Ещё дальше, за стальными дверьми, находилась женщина с пламенными волосами, одетая в рваное платье, украшенное магическими амулетами. Её ярко-красные глаза сверкали, пока она бормотала что-то на древнем языке, призывая демонов. «Ну же, Баал, хоть разок помоги по-быстрому...»

Через несколько камер от неё находился двухголовый тролль, который никак не мог решить, как именно сбежать: подкупить стражников или применить грубую силу. Его громкие споры сами с собой заполняли трюм. «Я говорю, шоколадные монеты не сработают!» — «А я говорю, что шоколад любят все!»

По коридорам трюма бродили стражники, их доспехи звенели при каждом шаге, как колокольчики. Они внимательно следили за каждым заключённым, зная, что упущение может закончиться катастрофой. «Только бы этот гоблин снова не начал свои шуточки...»

Тюремный трюм был как маленький подземный город, полный негодяев и злодеев, и всё это под одной крышей. Звуки разговоров, перешёптываний и странных мелодий разносились эхом по камерам. В одной из них пара рогатых демонов вели философские дебаты о природе свободы. «Свобода — это иллюзия, особенно когда ты заперт в клетке!» — «А я говорю, что свобода — это состояние души!»

— Ну что, капитан, — лениво протянул Гром, бросая кости, — какую таверну первым делом ограбим, когда отсюда выберемся?

— Да хоть «Пьяную Русалку», — зевнул Гаррик, потягиваясь на своём неудобном тюремном ложе. — Там такие креветки подают, что можно потерять язык. А за креветками — пиво, чтобы этот самый язык обратно найти.

Лира, сидевшая в углу камеры, не выдержала и тихо проворчала:

— Мне всё это не нравится.

— Всё идёт по плану, Лира, — успокаивающе ответил Гаррик, хотя в его голосе уже слышался лёгкий оттенок сомнения.

— По плану? — фыркнула она, сверкнув зелёными глазами. — Тогда почему у нас лишняя остановка? Должно было быть три, а не четыре!

— Ну и что, — пожал плечами Гаррик. — Это же Герои, у них понятие «план» растяжимое, как резинка на старых штанах. Главное — не сбиваться с курса. Потерпи ещё немного, и мы на свободе. Или, на худой конец, в таверне.

— Или в могиле, — Лира не успокаивалась. — У меня плохое предчувствие, капитан.

— Да прекрати, — раздражённо буркнул Гаррик. — Мало мне этих вечных шумов и тряски, так ты ещё на нервы капаешь.

Но в этот момент шумы и тряска прекратились сами собой. Тюремный трюм погрузился в странную, зловещую тишину, как будто все его обитатели внезапно вспомнили, что забыли выключить духовку.

Лира вскочила и, сжав губы, подошла к решётке. Заглянув в коридор, она едва удержалась от ругательства. Солнечная Стража, сияющая в своих золотых доспехах, шагала к ним, и лучи света, отражённые от их брони, освещали стены трюма. Но не они были причиной всеобщего молчания.

— Капитан! — Лира обернулась к Гаррику. Тот неохотно поднялся и подошёл к ней, вяло потирая глаза.

— Что? — лениво спросил он, но тут же замер, увидев, кого сопровождала стража.

— Сожри меня Кракен, — выдохнул Гаррик, его глаза округлились от удивления. — Это же Изворот! Мы точно трупы!

Когда Виктора ввели в трюм, он почувствовал себя словно актёром, внезапно оказавшимся на сцене зловещего театра, где каждая реплика была уже давно написана — только вот сценария ему никто не дал. Взгляды заключённых упали на него, как тяжёлая, пыльная вуаль, от чего ему стало ещё холоднее. Сначала он не понимал, почему всё вокруг затихло, будто кто-то выключил звук на пульте управления. Но вскоре, когда глаза привыкли к полумраку, он заметил, что все обитатели тюремного трюма уставились на него, как на главную звезду спектакля — только вот роли в этом спектакле они исполняли без репетиций и дублей.

Никто не произнёс ни слова, но напряжение в воздухе было таким густым, что его можно было резать ножом и подавать на завтрак с чёрствым хлебом. Виктор чувствовал, будто оказался в центре мрачной пьесы, где все вокруг ждали, когда он начнёт свою роль. Проблема была в том, что его реплики он так и не выучил.

Когда массивная дверь камеры с болезненным скрежетом закрылась за ним, Виктор невольно вздрогнул. Этот мрачный и холодный трюм словно прошептал ему: «Добро пожаловать, наслаждайся своим пребыванием». Заключённые смотрели на него с таким пристальным вниманием, что даже вежливое «Здравствуйте» могло бы стать началом чего-то весьма неприятного. Слабый свет магических рун, проникающий через решётки, создавал атмосферу, где каждая тень казалась живой, зловеще подмигивая, словно собиралась пожаловаться на свою тяжёлую судьбу.

Из глубин трюма доносились приглушённые перешёптывания и таинственные звуки. Заключённые, изнурённые долгим заточением, переговаривались, как будто были частью какого-то заговора. Каждый из них поглядывал на Виктора, как на возможного спасителя или, что вероятнее, на очередную жертву судьбы. В их глазах отражались легенды об Артуре Извороте — имени, которое давно превратилось в миф. А теперь перед ними стоял человек, которого они приняли за него. Напряжение в трюме достигло такой степени, что даже заколдованное стекло могло бы лопнуть от одного неверного взгляда.

Единственной, кто сохраняла молчание и не участвовала в общем шёпоте, была рыжеволосая девушка с повязкой на глазу. Она сидела в углу, погружённая в свои мысли, лишь изредка бросая взгляд на Виктора.

— Это не к добру, — прошипела Лира, обращаясь к своему капитану, но Гаррик лишь отмахнулся. Его мозг усиленно работал, и спустя несколько минут он наконец ухмыльнулся, обратившись к Лире: — Всё идёт как нельзя лучше. Теперь никто не подумает на нас. Все будут считать, что это сделал он!