За эти три предновогодних дня я Альбину видел всего один раз. Да и то, это я к ней зашел вечером после похода в ЦУМ, в районе восьми часов, а не она ко мне, как обычно.
Алька была в плохом настроении, мрачной, невеселой. Дала себя чмокнуть в щечку, но отвечать не стала, отмахнулась.
— Ты чего такая скучная? — я обнял её за талию, попытался привлечь к себе. Она упёрлась мне ладошками в грудь.
— Что-то случилось? — обеспокоился я. Она отмахнулась, пошла на кухню, спросив оттуда:
— Чай будешь?
— Буду, — ответил я.
Моими стараниями объем посуды у неё значительно увеличился. Алька где-то раздобыла обеденный сервиз на 12 персон, потом чайный сервиз. Теперь она заваривала чай в красивом фарфоровом чайнике ленинградской фабрики. Для кофе я ей подарил настоящую старинную медную турку, купленную мной на толкучке.
— Ты можешь мне сказать, что стряслось, а? — продолжал я её пытать.
Альбина села напротив меня, подпёрла подбородок руками. Её глаза были полны слёз. Казалось, ещё мгновение, и она разревется.
— Давай, колись, принцесса! — немного грубовато приказал я. — Если у тебя проблема, будем её решать.
— Мы вчера с Ириной в кафе ходили, — начала она. — Я хотела отметить… Ну, что ты меня выручил. Вот!
Я напрягся. Начало прозвучало достаточно многозначительно.
— Посидели в кафе, — плаксиво продолжила Альбина. — Выпили. Ирка вся никакая, вся в соплях. И молчит, ничего не говорит, не объясняет. Поехали к ней домой. Она там и рассказала. В общем…
Альбина вдруг заревела. От неожиданности я поперхнулся чаем, пролил горячий напиток на грудь, посадив пятна на свитер.
— Блин! Блин! Блин!
Я быстро сорвал свитер с себя.
— Чуть не обжёгся!
— Прости! — Альбина заревела еще громче, вскочила и бросилась мне на спину.
— Ладно, постираешь, — улыбнулся я. — Я-то не умею. Придётся тебе.
Усадил её на колени, прижал к себе.
— Давай дальше, плакса!
— У Ирки жених был с Кавказа, — Альбина вытерла слёзы. — Он здесь розами торговал. Она говорила, замуж её возьмет. Так ухаживал красиво. А потом вдруг бросил её, уехал к себе. А Иринка…
— Беременная что ли? — перебил я.
— Хуже! — всхлипнула Альбина. — У неё сифилис! По всем признакам сифилис.
— И что? — не понял я.
— Как ты не понимаешь? — взвилась она. — Это всё, это клеймо на всю жизнь! Поставят на учёт, в милицию вызовут, на работу сообщат. Замуж не выйдешь! Да еще две недели минимум лежать, лечиться в кожвендиспансере. Ирка чуть не повесилась, когда узнала…
— Откуда она узнала? — удивился я.
— Да в нашей заводской поликлинике первичные анализы сделали, за голову схватились. Теперь ей направление выдали в кожвендиспансер. Идти в обязательном порядке. Иначе сообщают в милицию. Впрочем, в милицию так или иначе сообщат всё равно.
— И всё? — я невольно улыбнулся.
— Что ты смеешься? — взвилась Альбина. — У людей горе…
— Какое, нафиг, горе? — засмеялся я. — Мелкая неприятность, решаемая за пять минут.
Альбина замерла, посмотрела мне в глаза и с робкой надеждой спросила:
— Ты сможешь ей помочь?
— Запросто.
Я не успел ответить, как Альбина вскочила с моих колен, наклонилась, чмокнула меня в губы и закружилась по кухне, благо площадь позволяла.
— Едем к ней! Немедленно!
— С ума сошла, — буркнул я. — Восемь вечера. Она спать ложится. Завтра увидишь её на работе…
— Нет! Она отгулы взяла.
— Ну, домой к ней заедешь…
— Нет! Сейчас. И почему заедешь? Разве ты не будешь её лечить?
— Ладно, — сдался я. — Есть простые карандаши? Неси!
У неё нашлось всего два карандаша. На один я наложил конструкт «айболит», на другой — «хвост ящерицы».
— Отдашь ей, — проинструктировал я. — Пусть сломает у тебя на глазах. Сама. По очереди. С какого начинать — без разницы. Понятно?
— И всё? — недоверчиво спросила Альбина. — Ой, прости, прости!
Она прижала ладошки друг к другу, поднесла их к губам.
— Знаешь, Тошенька, я ведь забыла, что ты лечить можешь… Представляешь? Вот дурочка-то из переулочка!
— Бери такси, езжай к ней! — посоветовал я. — И сразу обратно. Тоже на такси. Поняла? Деньги есть? Ко мне только зайди, расскажешь, что и как. Хорошо?
Она кивнула, прижимая к груди кулачок с карандашами.
— Только предупреди, пусть сразу не отмечает, — заметил я вдогонку. — Сначала пусть поправится.
Дома maman кругами крутилась вокруг картонных коробок, которые я свалил в своей комнате. Когда пошел к Альбине, я ее предупредил, чтобы не вскрывала, дескать, сюрприз. В одном подарки к новому году лежали, в другом моя новая «обувка».
— Может, покажешь? — наконец не выдержала она. Я раскрыл коробку с обувью.
— Какие классные! — maman ухватила один «Кэмэл», покрутила, разглядывая со всех сторон, восторженно цокнула языком. — Где такие раздобыл?
— Сегодня в «ЦУМе» выкинули, — соврал я. — К новому году…
— А здесь что? — maman схватила другую коробку. Я едва успел её выхватить.
— Мэм, не трогать! Это вам подарки на новый год. Сюрприз будет.
— Ну, ладно, ладно, — maman отошла в сторону, вроде успокоилась, но было видно, как её разбирает любопытство.
— Как твоя подружка? — переключилась maman на Альбину. — Видела её сегодня на работе. Печальная какая-то. У вас всё нормально получилось?
Maman намекнула на моё ночное приключение.
— Да, ма, всё получилось отлично. Это её бывший ухажер со своими друзьями-собутыльниками был. Приехал, забрал её, привёз. Всё великолепно.
— Просто у моей подружки проблемы со своей подружкой, — скаламбурил я. — Небольшие, но неприятные. Давай лучше поговорим, как новый год отмечать будем!
На следующий день я дождался окончания уроков — опять было всего три урока. Накинул куртку, обул сапоги (все пацаны в классе обзавидовались!) и выскочил к телефону-автомату. Опустил «двушку», набрал номер:
— Зинаида Михайловна! Добрый день! Как вы себя чувствуете?
В трубке раздалось гневно-веселое:
— Сволочь! Гад! Я чуть своими золотыми зубами утром не подавилась!
И довольный смех, а потом:
— Спасибо, Антон! Ты сегодня сможешь приехать к нам? Хочу тебе подарок сделать.
— Хорошо, только где-нибудь к часу — половине второго.
— Приезжай, — директор положила трубку.
Я вернулся в школу на классный час. Нина Терентьевна обещала нам сообщить оценки за полугодие и сделать пару объявлений. Сначала, конечно, пошли оценки. Большинство знало их и так. У меня ожидаемо был ’трояк' по химии и еще один — совсем неожиданно — по астрономии. Спорить было бесполезно, я мысленно махнул рукой.
«Пятёрки» ожидаемо были по русскому, литературе, немецкому, биологии и, разумеется, истории и обществоведению. И всем неожиданно, даже Лавруха этому удивилась, сделав акцент, какой, дескать, я молодец, по алгебре и геометрии!
Остальные были «четверки» — НВП, география, физика и физкультура (вот тут было обидно! Лавруха тоже обиделась за меня).
Объявления касались новогодних каникул и (весь класс взревел от восторга и захлопал в ладоши) школьной новогодней завтрашней дискотеки.
— Малевская настаивает, чтобы все были в школьной форме, но я думаю, — сказала Нина Терентьевна, — что на новый год должны все придти нарядными. Ясно?
Она многозначительно оглядела класс. Всем было ясно.
— И не дай бог кто-то принесет спиртное, — строго предупредила Лавруха.
Зинаида Михайловна была у себя. Я уже привычно почти бегом через ступеньку поднялся на третий этаж, постучал в дверь, приоткрыл:
— Разрешите?
И тут же был сграбастан в тесные объятия директора-гренадёра.
— Вы меня поломаете, — демонстративно закатив глаза, прохрипел я.— И буду я ходить поломатый, но не сломленный.
Зинаида Михайловна выпустила меня, предварительно расцеловав в обе щеки, усадила за стол, села рядом:
— Представляешь, просыпаюсь утром, а во рту непонятные камешки. Я их в руку выплюнула — зубы!
Она улыбнулась, демонстрируя свои щербины с пробивающимися кончиками новых зубов.
— Гляди! — она счастливо засмеялась. — Сначала я напугалась. Потом вспомнила про твои предупреждения. Встала, а ничего не болит! И похудела на пять килограммов.
— Ну, это только начало, Зинаида Михайловна! — заметил я. — Дальше будет еще интересней. Когда у вас кожа на лице станет гладенькой, как у двадцатилетней девушки.
И незаметно наложил на неё еще «хвост ящерицы».
Зинаида Михайловна сразу посерьезнела:
— Значит, ты, правда, не соврал. Даже не верится.
Она улыбнулась.
— Хорошо, наш уговор остаётся в силе. Если тебе что-то нужно, приходишь ко мне, и я тебе помогаю. Второй вопрос: если вдруг кому-то нужна будет помощь, ты как, сможешь?‥
— Зинаида Михайловна, — я взвешивал каждое слово. — Про меня не стоит никому говорить. Если помощь потребуется близким и проверенным людям, которым можно доверять, то я помогу. Но опять же, цену моей помощи вы знаете.
Она хитро улыбнулась:
— У моей сотрудницы в начале лета в детской травматологии в БСМП дочка лежала со сломанной ногой. Потом вдруг резко, всего за пару дней поправилась, нога зажила за считанные дни. А ей прогнозировали инвалидность на всю жизнь. Не твоих рук дело?
Я развёл руками, улыбнулся:
— Какая разница?
— А Валя Клюквина, мама этой девочки, говорила, что с неё никто денег не брал! — усмехнулась Зинаида Михайловна.
В ответ я пожал плечами.
— Ладно! — она махнула рукой. — Вот!
Вытащила из-под стола два объемных пакета.
— Это тебе вкусняшки на новогодний стол! Держи.
Я ошарашенно посмотрел на пакеты:
— Спасибо, конечно… Очень кстати, но…
Про новогодний стол я вообще как-то даже и не задумывался.
— Что такое? — удивилась директор.
— У вас нет никакой тары? — робко спросил я. — У меня с собой ни сумки, ни авоськи…
Зинаида Михайловна нахмурилась, почесала правую щеку.
— Сейчас!
Она вышла из кабинета и через пару минут принесла объемную старую хозяйственную сумку.
— Держи. Можешь не возвращать. Выкинешь потом.
Сумка была старой, невзрачной, но чистой. Оба пакета уместились в ней.
— Такси вызвать? Хотя… Пойдём!
Зинаида Михайловна проводила меня до первого этажа, ухватила за плечо, перенаправив не на центральный вход-выход, через который я зашел, а к служебному выходу, который вел во двор универмага. У крыльца стоял «Москвич-пирожок». Директор заглянула в кабину, скомандовала:
— Садись!
И добавила водителю:
— Отвезешь, куда скажет, потом возвращайся.
После этого она опять чмокнула меня в обе щеки.
Пока maman не вернулась с работы, я распаковал оба пакета. В каждом было по бутылке коньяка «Белый аист», бутылке шампанского, бутылке венгерского вина, две банки зеленого горошка, по две палки сухой колбасы, банка шпрот, баночка красной икры, банка консервированных крабов, по коробке импортных конфет и большой, тоже импортной шоколадке (я таких даже не видел). И всё это в двух экземплярах. Видимо, директор считала, что один пакет пойдет на стол моей «принцессе». Кстати, вчера она вечером так и не зашла после визита к подружке.