Аттестат зрелости 2

Глава 26 Старые знакомые

— Давай в Бахмачеевку заскочим! — выдала maman. Я хотел отказаться, но, взглянув на неё, передумал.

— Поехали! — решил я.

— Так, я с вами! — тут же «упал на хвоста» Василий Макарович. — Вы ж короткой дорогой поедете, а мне в объезд крюк километров в 10.

— Почему? — удивилась maman. — Насколько я помню, прямой дороги от Кочаров до Бахмачеевки никогда не было. Тут же болото, шмак!

— У него всегда есть прямая дорожка, — хитро улыбнулся лесник.

— Поехали! — скомандовал я, пресекая дальнейшие споры. На выезде из Кочаров я вышел из машины. Прикрыл дверь, чтобы maman не слышала и сказал:

— Откройся мне дорожка-дороженька до деревни Бахмачеевка короткая да гладкая!

Запрыгнул в салон и поехал прямо. Дорога вроде была та же самая, что вела от окраины Коршево. Снег под колесами не наблюдался, только слежавшийся песок. Мы проехали метров триста, пока впереди не появился просвет. Сзади гудел «уазик» лесника, двигавшийся за нами, едва не упираясь в бампер.

— Ой, а как это ты проехал? — удивилась maman, стоило машине выехать из леса. Прямо перед нами метрах в пятидесяти была окраина деревни. Я чуть принял вправо. Василий Макарович обогнал меня, бибикнув на прощанье.

— По болоту что ли? — задумалась maman. — Да, нет, на болоте ни одного дерева не растёт. По лесу? А речка тогда где?

Рядом прыснула Альбинка. Maman пихнула её в бок:

— Хватит смеяться! Объяснили бы лучше!

— Ему лесной хозяин ворожит! — заявила Алька. — Без шуток.

Maman замолчала и отвернулась — обиделась.

— Правда, Нин, — Алька обняла её. — У него леший в друзьях.

— Лесной хозяин! — поправил её я, останавливаясь у дома деда. — Приехали, мэм!

Maman выскочила из машины, бросилась к калитке, побежала к дому.

— С лета здесь не была, — пояснил я. — Пойдём или здесь сидеть будем?

— Пойдем, — вздохнула Алька. — Нин Пална уже просветила про твои тёрки с бабкой.

— Это всё поп местный ей в уши напел, — объяснил я. — Сейчас концерт начнётся.

Мы вышли из машины. Я закрыл двери на ключ. Альбина взяла меня за руку, мы направились к дому. Стоило мне подняться на крыльцо, как дверь распахнулась настежь. На улицу выскочил дед, обнял меня, прижал к себе и возопил:

— Приехал? Молодец! А это кто с тобой?

Он спустился во двор, осторожно взял за руку Альбину, церемонно кивнул ей:

— Здравствуйте! Я — дед Паша.

— Альбина, — Алька даже ухитрилась чуть присесть, отчего у деда открылся рот. Он повернулся ко мне и спросил:

— Невеста?

Я пожал плечами и ответил:

— Пока да.

Альбина ударила меня в спину кулачком.

— Поженимся, — продолжил я, — жена будет.

Алька прыснула. Дед Паша усмехнулся, позвал в дом. Я пропустил его, потом вперед себя пустил Альбину.

Баба Нюша вместе с maman сидели за столом на кухне. Когда мы зашли, она не стала вставать, только медленно, словно нехотя, кивнула на моё «здрасьте» и перевела взгляд на угол, где стояли иконы.

Я всегда был атеистом, несмотря на то, что когда-то меня крестили и вроде даже в соседнем селе. Альбина тоже бросила равнодушный взгляд на иконы и креститься не стала. Баба Нюша вздохнула и нахмурилась.

— Что? — повысил голос дед Паша. — С внуком теперь и здороваться невместно? После того, что напел длиннополый в уши-то?

— Перекрестись! — вдруг потребовала бабушка. Альбина с готовностью перекрестилась. Я, открыв рот, изумленно посмотрел на неё. Моему удивлению не было предела. Ведьма! И спокойно крестится!

Она спокойно посмотрела на меня, мол, спрашивая, чему я так удивился? Я пожал плечами и промолчал. Баба Нюша повторила:

— А ты?

— А я не буду, — ответил я. — Что от этого изменится, перекрещусь я или нет? Я всё равно в бога не верю. И от того, что перекрещусь, верить не стану. Ладно, — я махнул рукой. — Я в машине подожду!

Я развернулся и пошел на улицу. Однако выйти я не успел. Дед нагнал меня, цепко ухватил за плечо.

— Пока я здесь живу, для моего внука всегда место за столом в доме найдётся!

И потащил меня обратно. Затащил на кухню, усадил прямо в одежде за стол, причём под образа.

— Если тебе не нравится мой внук, можешь уматывать в Коршево и там жить! — заявил он, обращаясь к бабушке, делая акцент на слове «мой». Бабушка встала, кивнула и направилась в комнату.

— Мам! Пап! — maman вскочила и бросилась за ней. — Ну, что ж вы за люди-то такие?

Она захлопнула за собой дверь, а дед зло усмехнулся и сказал:

— Бабка на неделе в церковь ходила. Опять ей этот поп что-то про тебя наговорил. И тут вы приезжаете… Вот такие дела, внучек.

Он невесело улыбнулся, а потом спросил:

— Ну, а ты-то как живешь? Гляжу, машиной обзавелись? Нинка писала, квартиру ей дали двухкомнатную да в центре?

— Да, — согласился я. — Купили вот машину. Я на права выучился. Скоро экзамены. Квартиру получили, мебелью обставили. К экзаменам готовлюсь… У отца сын родился, — добавил я потише.

Про купленный дом в Кочарах я умолчал. На всякий случай. Альбина сидела рядом молча, не встревая в наш разговор.

— Жалко, что ты за рулём, — заметил дед и потянулся к холодильнику. Он достал оттуда бутылку мутной жидкости.

— А то большой ведь уже. Тяпнули бы вместе, — он хитро подмигнул мне.

— Не, — я покачал головой. — Я не пью. Только шампанское на новый год выпил и всё. А у тебя настойка-то осталась твоя? Которая натурпродукт?

— Осталась! — кивнул дед.

— Налей ей, — я указал на Альбину. — Ей можно. И с кем тяпнуть есть!

Я встал, потянулся.

— Пойду проветрюсь, дед! — я тронул деда за плечо. В магическом зрении я никаких проблем со здоровьем у деда не выявил. Да и не такой уж он и дед был — выглядел лет на 50—55. Вон как ловко с крыльца соскочил. А раньше ковылял еле-еле.

Я зашел в терраску. Зимой это помещение не отапливалось. Да и чему там отапливаться? Оно, во-первых, совсем не утепленное, одни доски на каркасе. Во-вторых, здесь никто зимой-то и не жил.

— Трифон! — вполголоса позвал я. — Трифон!

Из-под кровати показалась голова в старой цигейковой шапке.

— Ну, наконец-то! — сказал домовой. — Я уж думал, совсем про меня забыл молодой хозяин.

Он вылез, степенно подошел ко мне, протянул руку и поклонился.

— Здравствуй, молодой хозяин!

Я присел, обнял его:

— Здорово, Трифон! Ну, как ты?

— Я ничего, живу, хлеб жую…

— Ой! — я сунул руку в карман, вытащил конфету «Гулливер», специально приготовленную для него. — Держи, гостинчик для тебя!

— Благодарствую! — он ухватил конфету, сунул в карман, потом вдруг принюхался.

— Ты что? — удивился я.

— Запах знакомый, — задумчиво ответил домовой. — Свояком пахнет.

— Каким свояком? — не понял я.

— Ну, нашим братом, домовым! — пояснил он и уселся на кровати рядом со мной.

— Так это, — я улыбнулся. — Я ж в Кочарах был. Дом у меня теперь там. Вот я домового-то себе и позвал. Соседи уехали, дом бросили. А я его к себе позвал. И банника тоже. Домового Авдей Евсеевич зовут, а банника Федулом.

— Ой, — сказал Трифон и вздохнул.

— Что такое?

— Авдей Евсеич — суровый домовик! — ответил Трифон. — Обстоятельный. Порядок любит. Он из стариков, ему в обед пятьсот лет, не меньше!

Я засмеялся.

— Жихарь-то как?

— Дядька Жихарь нормально, — отмахнулся домовой. — У себя сидит. На улицу не ходит, лета ждёт.

— Пойдём к нему, поздороваемся? — предложил я.

— А пойдём! — согласился домовой. Он превратился на моих глазах в серого кота, встал у двери. Стоило мне её раскрыть, как он выскочил вперед. За дверью, оказывается стояла Альбина. Она ойкнула и отскочила.

— Подожди меня дома, — крикнул я ей. — Я сейчас вернусь!

Жихарь тоже обрадовался моему появлению. А когда я протянул ему «гулливерку», так вообще смутился.

Новостей особых в деревне не было. Дед с бабкой живы-здоровы. Благодаря моим «процедурам» забыли и про сердце, и про суставы, и прочий ревматизм.

С наступлением холодов жизнь в деревне, в том числе среди местной нечисти, замерла. Домовые с банниками пустующих домов и бань улеглись в спячку. Так что новостями Жихарь и рад бы поделиться, но не мог.

— Скоро Еремеич проснется, — добавил он. — Весна на носу.

Узнав, что я летом планирую переселиться в Кочары, даже построил дом, Жихарь обрадовался. Тут же влез в разговор Трифон:

— Он Авдея Евсеича к себе забрал. И Федула тоже.

Жихарь задумался, покачал головой:

— Авдей Евсеич — домовой серьезный, — заметил банник. — Он даже постарше меня будет. Он, пожалуй, волхвов даже помнит. Федул, тот хороший, добрый. Передай ему привет от Жихаря.

— А Авдей Евсеичу от Трифона! — снова влез в разговор Трифон. — Он меня тоже помнит. Нас с дядечкой Жихарем дед Паша с Кочаров привез!

Я рассказал про ведьму Цветану, поселившуюся по соседству, про свою то ли подружку, то ли невесту Альбину, которая намеревается идти к Цветане в ученицы.

— Цветана — белая ведьма, — заметил Жихарь. — Это хорошо. Была б черная, не жить вам там спокойно…

— А какая разница? — удивился я.

— Белая — это больше знахарка, добрая, она веды знает, людям помогает и часто просто так. Природа у неё такая. И сила от природы. Черная ведьма, наоборот, силу из людей вытягивает. И помогать просто так она никому не будет. Чужая боль ей в радость. Говорят, что белые ведьмы от берегинь пошли, а черные от мары. Правда или нет, не знаю, врать не буду.

— Почему ж тогда она оборотня хотела извести? — удивился я.

— Может, от безысходности, — Жихарь по-человечески пожал плечами. — А может, от того, что он оборотень. Оборотни почти всегда беду людям приносили. Такие, как Селифан, редкость. Ножом ведь можно и убить, а можно и чирей вскрыть. Так? Так и везде. И белая ведьма может убить, а чёрная при своём интересе и врачевать способна.

— А Селифану сколько лет? — вслух подумал я.

— Он здесь с войны живёт, — ответил Трифон.

— А до войны где-то в Белоруссии жил, — добавил Жихарь. — Вроде партизанил даже.

— Видно, колдун с оборотнем поняли, что Цветана — белая ведьма, — задумчиво сказал я. — Вот они и приезжали ко мне, чтоб я с неё блокировку магии снял.

В дверь бани постучали. Трифон и Жихарь сразу исчезли, словно растворились в воздухе. В баню заглянула Альбина.

— Ты чего здесь? — веселым голосом поинтересовалась она. Я вдохнул поглубже. От неё пахло вином. Всё-таки последовала моему совету, пропустила стаканчик.

— Поехали, — позвала Альбина. — Нин Пална уже собралась, ждёт.

Maman стояла с дедом Пашей у крыльца, держа в руках объемистую сумку. Дед подошел ко мне, обнял, хлопнул по спине.

— Приезжай, не забывай! — сказал он.

Баба Нюша нас провожать не вышла.